Выбивать пращников у нелюдей, легионеры не торопились, понимая: перебить их, когда закончатся камни, не проблема. То ли дело иные йети со щитами и железным оружием в лапах, а были вооружены и облачены в доспехи, кто во что горазд — наконец устремились на сшибку с двадцатью тысячью легионеров, ощетинившихся сариссами и рогатинами, не забывших про тяжёлые пилумы.
Первый залп дали принципы, и в образовавшиеся прорехи в построении орд нелюдей устремились триарии. Строй подле принципов сомкнула ауксилия, пока триарии бились с морфами насмерть.
— Ну что там? Как битва? Кто побеждает — мы или морфы? — ничего не видел "младшенький".
Тараний опекал его точно малое дитя, не позволяя высунуть даже носа из-под щитов, послуживших ему прекрасной защитой от булыжников — морфы сумели докинуть даже до них.
— Терпение, сир, — не переставая, убеждал Тараний, — и будете вознаграждены! А все мы! Битвы не выигрываются в считанные мгновения, иной раз длятся не один день!
Единственное, на что мог реагировать Иб-ба-Рих — трубные сигналы, подаваемые легионерам. Например, сейчас играли отступление.
Не выдержав натиск орд нелюдей, триарии отступили на прежние позиции, выдавливая ауксилию. Прикрывая их, ауксилиты обрушили на головы многочисленных орав йети лёгкие пилумы, упреждая прорыв боевых порядков легионов Армады.
И снова в легионах затеяли перестановку: ауксилию сменили гастаты с велитами, также обстреляли морфов, укрытые рядами триариев и принципов, продолжавших стоять на смерть, сдерживая навал космато-лохматых орд злобных йети — изрядно подсократили их численность, а нелюдям и дальше хоть бы хны.
— А теперь, трибун? — еле расслышал Тараний пронзительно-вопросительный глас "младшенького".
— И теперь ничего нового и интересного! Мы пока держимся, сир! А дальше... Кто знает, что будет дальше! Но лично бы я пошёл в прорыв — самое время ударить всадниками, и вывести легионы из окружения!
— Командуй, Тараний!
— Не могу, сир, без приказа от полководца!
— К хирду, Лапия! Нашёл мне полководца! Лапоть он, а не легат! Отныне я командую! — заорал престолонаследник.
Тараний глянул на декуриона: командир когорты всадников, не скрывая своих эмоций, был смущён проигрываемым побоищем.
— Я сделаю это, сир! Вы будете спасены, чего бы то ни стоило мне и вашей Армии, — уверил Тараний Иб-ба-Риха.
Новоявленный трибун добрался до Лапия.
— Полководец!
— Слушаю тебя, трибун.
— Сир! Его надлежит спасти — вывести из окружения, устроив прорыв! Дайте мне всадников с ауксилией — и обещаю: приведу сюда легионы Гвардии!
— Ауксилию не дам, и не проси, трибун!
— А всадников, полководец?
— Они твои, трибун! И только они!
— Я не подведу тебя, Лапий!
Собрав в кулак для удара манипулы ауксилии и когорты гастат, полководец наказал подготовиться к прорыву. Разомкнув плотные ряды, принципы с триариями выпустили их, и вслед за ауксилией с гастатами, сминая морфов, в южном направлении устремились когортой всадники,
Тараний держал рыска Иб-ба-Риха рукой за поводья подле своего, они мчались прочь без оглядки, не обращая внимания, как ради них двоих гибли десятками, сотнями и тысячами легионеры.
За окружение орд нелюдей прорвалось что-то около двух манипулов всадников, тогда как иные полегли, и часть гастат с ауксилией. Прорыв, устроенный для престолонаследника, стоил Северной Армии потери легиона, иные ещё держались, вновь сомкнув плотно ряды, укрываясь щитами с копьями.
— Вы спасены, сир, — ликовал Тараний.
Зато Иб-ба-Рих сердился, лишившись целой армии "солдатиков" — подле него брела жалкая полутысяча всадников. Но даже им вновь пришлось вступить в бой, едва они нарвались на иные орды морфов, шествующие в направлении Северина.
К стенам столицы северной диктатории пробился один-единственный манипул всадников из Северной Армии Армады Тирана, тогда как четыре легиона остались в тундре и гибли, окружённые бесчисленными полчищами нелюдей.
* * *
Тундра. Земли морфов.
Пешее ополчение дрогнуло, отступая за уже три укреплённых лагеря — Детрий установил свою часть обоза на некотором удалении от двух иных на флангах корпуса, преграждал путь к отступлению дезертирам колоннами.
И немудрено, что "лапотники" побежали, а и наёмники не устояли — морфы бросили цепных чудовищ в битву с ними.
— Логры... — разнёсся по полю брани многоголосый ор пешей рати.
Атрий прирос к подзорной трубе, изучая ходячие нагромождения. Цепные гиганты нелюдей в передних рядах были "закованы" в железяки, кои йети навешали на них спереди в качестве защиты подобно чешуйчатым доспехам — наказал заманить их на укреплённый лагерь Детрия и расстрелять амазонками из-за стен иных укреплённых лагерей на флангах с тыла.
Не тут-то было — морфы прежде заставили цепных гигантов таранить обозы Гектрия и Октавия.
Осыпая монстров градом стрел в упор, амазонкам не удалось остановить логров. Добравшись беспрепятственно до защитников, чудовища принялись крушить каменными глыбами составленные возы, разбивая крепостные стены.
Выдержав паузу, и заставив логров увязнуть там, Атрий спустил на них уцелевших к этому моменты битвы турагов.
Почти из шестидесяти боевых монстров корпуса после предпринятой Атрием контратаки на логров, выжило чуть более дюжины. Но и заклятым врагам досталось, больше они не подпускали логров близко к укреплённым лагерям, заставляя чудищ метать в защитников с дистанции каменные глыбы.
Живые ходячие механизмы смерти нелюдей впечатляли, единственным их уязвимым местом являлись очи, но были прикрыты подобием масок с забралами из металлических сеток.
— Не выбьем их, они выбьют нас из укреплений, — осознал Атрий.
Да внести перелом в битву не мог — ратиться в открытом поле командору было некем. Остатки когорт Гектрия и Октавия укрылись за возами, куда также забрались наёмники с ополченцами, и больше мешали гвардейцам держать оборону, нежели помогали им.
От Октавия с донесением явился посыльный — амазонка на серанге доставила Атрию пренеприятное известие: ещё немного и правый фланг союзной армии будет сметён, а когорта уничтожена.
Вводить резерв — когорту Детрия — Атрия не торопился. Несколько колонн гвардейцев с амазонками не внесут необходимого перелома в битву, тогда как нелюдей здесь больше сотни тысяч, и численность их орд не уменьшалась, а напротив возрастала. Корпус Атрия оказался на направлении главного удара йети, рвущихся через тундру к Северину.
Не успела до Октавия домчаться его воительница, к Атрию примчалась иная от Гектрия. Зря, командор видел всё сам, следя за уже проигранной баталией в подзорную трубу. И она умчалась с наказом к гранд-командиру корпуса отводить остатки сил к лагерю Детрия для последней решающей сшибки в сражении с нелюдями.
Добравшись во второй раз до укреплённых лагерей на флангах людей у заболоченных участков, логры сокрушили дубинами возы, и всех, кто не успел оттуда отойти, атаковали морфы.
Взгляд Атрия в последний раз устремился на всадников герцога. Сдерживая морфов в болотных топях, Ромуальд не позволяя им ударить с фланга в тыл союзной рати. Командор видел: ещё один навал, и Ромуальд повернёт с всадниками к Северину, и даже амазонками на серангах, Атрию не удержать их от повального бегства. А больше не сомневался: уже никто и ничто не остановит то, что вот-вот произойдёт, и нелюди рано или поздно дойдут до столицы северной диктатории, громя по дороге кордоны с малочисленными гарнизонами.
Сменив подзорную трубу на клинок, и укрывшись щитом, Атрий встал рядом с Детрием и Гектрием, еле державшимся на ногах, а вот Октавий не вернулся из битвы.
— Гвардия навсегда! — вырвалось у Атрия из груди.
Боевым клич командора подхватили все уцелевшие к данному моменту битвы гвардейцы с амазонками.
Ополченцы с наёмниками просто молча взирали, как на них накатывают новые орды морфов с лограми, возвышающимися, над ними подобно рифам в бушующем море.
— Нелюди...
* * *
Горы. Ущелье близ плато.
— Вожак, — предстал лазутчик перед шакалом. — Приматы покинули оплот в горах и отступили на равнину!
— То всё что ты видел, гончий? — Рыку требовалась подбородная информация о том, ради чего они забрались в вотчину горных морфов, и пока что серьёзно столкнулись с людьми, а не со здешними нелюдями — те бродили в беспорядке, натыкаясь на шакалов, и гончие быстро кончали с ними, иной раз пытали, вызнавая необходимые сведения.
Сопоставив прежние сведения с вновь полученными, Рык пришёл к выводу: люди устроили схрон оружия в логове диких логров.
— Ты сам видел, как приматы затаскивали туда огнебои и громобои? — зарычал Рык на лазутчика.
— Да, — прорычал гончий в ответ. — Даю голову на отсечение, вожак!
— Ты первым войдёшь в логово логров, шакал!
— С превеликой радостью, вожак! — взвыл презрительно гончий, поднимая стаю.
Рык двинул вслед за гончими, отметив ещё одну характерную особенность про себя: там, где протекали реки огненной лавы, вырываясь из недр вулкана, образовались прекрасные тропы, пролегающие сквозь горы. Передвигаться по ним было столь же легко, как и по степным тропкам в Пустоши, где сейчас гибли их сородичи вплоть до разлома под ударами Восточной Армии Кесаря.
Едва шакалы овладеют оружием низкорослых приматов, предпочитающих обитать ранее под землёй, люди поплатятся собственными жизнями за все прегрешения против них, — не сомневался Рык.
На это и был расчёт у Шаки: он станет её кобелём, а она ему — сукой, и обзаведутся собственной стаей, которой не будет равной среди иных псов, претендующих на безоговорочную власть в землях Пустоши. Вожаки не простят Шаке, что она позволила приматам безнаказанно убивать сородичей стаями близ разлома.
Рык также не сомневался: подомнёт сию суку под себя — заполучив огнебои с громобоями, Шака признает его власть над собой — соответственно он получит в своё распоряжение всякого пса и шакала; лично возглавит их, и поведёт мстить приматам, вырезая поголовно всё население Окраин от северного и до южного края, пока не упрётся во внутренние границы Треклятой Империи с поясом башен смерти, где поговаривали: обитают жуткие чудовища.
Дикие логры, посаженые приматами на цепи, оказали гончим достойное сопротивление, но силы заведомо были на стороне шакалов. Лишая логров зрения, они перебили их поодиночке — пировали, когда на место побоища к ним пожаловал Рык, убедившись лишний раз: с гончими даже шакалам не по пути. Но пока не стремился избавляться от них. Как лазутчики — они незаменимы.
— Это и есть те самые огнебои? — прорычал громогласно Рык.
В нос шакала ударил едкий запах пороха, непереносимый псами. Рык фыркнул, сморщившись.
Как пользоваться огнебоями, псы не ведали, но не сомневались: обязательно узнают. А непременно выпытают у тех из приматов, кто умел ратиться с ним в руках.
И вновь гончие получили от Рыка непростое задание — добыть пару приматов, ушедших недавно на равнину к землям Пустоши на восход. А сам, не желая рисковать добытым арсеналом, проложил свой путь назад в степи через застывшие реки лавы, используя в качестве троп, удобно подходящих шакалам для стремительного и безостановочного набега.
Пара смен тьмы на свет, — не сомневался Рык, — и опрокинет воинствующих приматов в разлом; сам двинет бесчисленные стаи псов в набег на земли заклятого врага.
* * *
Предгорье. Окрестности тундры.
Я взирал на построение дружины и ни мог не нарадоваться. Ещё бы — всё настоящее — стрелки, латники, лучники и всадники. Немного, но сила грозная, если учесть, как мы двигались.
Впереди дружины шли колонной в сотню морфы в латах, ведомые Удур-Ага, за ними сотня стрельцов под командованием Ёр-Унна, следом две колонны лучников из морфов, за ними сотня гренадёров, и замыкали вновь сотней латников всё те же морфы под предводительством иного вожака, а я, возглавлял один из двух отрядов всадников, иной по левую сторону от дружины — Крат. С неба нас прикрывали стаей на дракхах валькирии Киринэ. И к нам не просто приблизится, враг будет замечен много раньше и, я надеялся: уничтожен.
С одной стороны мне очень хотелось проверить дружину в деле, а с иной — понимал, какой трагедией может обернуться для нас любая стычка. Морфы изредка ходили по тундре оравами, а в последнее время всё чаще попадались ордами.
Сигналом к беспокойству нам послужило резкое пикирование одной из амазонок камнем вниз.
— За нами идут... — выдала она, не позволив дракху приземлиться — удерживала в воздухе на лету.
— Морфы? — уточнил я.
— Нет, псы!
— Ах, они — собаки!
— Там, среди них, даже не шакалы...
— Гончие?
— Коцаные выродки! — подтвердила валькирия. — Каковы будут распоряжения?
— Не показывать и виду, что мы знаем о них, — заставил я и дальше следить валькирий за нашими неожиданными преследователями, ожидая: за нами погонятся морфы. А тут эти псы! Одно слово — собаки! Ну и как говориться: собаке — собачья смерть!
Всё равно нас, наёмников, рано или поздно отправят ратиться с ними, после того, как мы разберёмся тут с морфами — горными, за счёт равнинных.
Обскакав лично всех атаманов-мастеров и вожаков, я предупредил их и бригадиров о псах. Надо было видеть, как перекосило морды у морфов при одном упоминании о наших преследователях.
Яр-Гонн предложил мне пойти на хитрость.
— Ты хочешь разделить силы дружины на два отряда?
— Да!
— И что мы будем с этого иметь?
— Заманим псов в западню и устроим на них облаву!
— Хм, — заставил он призадуматься меня серьёзно. Да чего тут думать мне, Чудаку, когда сам был обязан догадаться, как вожак дружины. Но поступил по-своему — без чудачеств с моей стороны не обошлось. А без них мне никак и никуда, ведь я ж Чудак! Вот и решил напомнить всем об этом лишний раз — и соратникам, и врагам.
Сначала от дружины отделились всадники со мной, а затем распалась и основная часть пешей дружины на две.
— Собаки! Псы! — заворчали наёмники и всадники Крата подле меня, ожидая с нетерпением сигнала о вступлении с ними в схватку, а я тем временем следил за передвижениями гончих в подзорную трубу, и меня самого подрывало нажать на курок и подстрелить одну из злобных зверюг.
Что собой представляли шакалы, мы уже знали, столкнувшись с ними в подземельях гномов. Теперь же нам противостояли гончие, и я больше не сомневался: ни одной твари из них не уйти здесь от нас. Вдруг уяснил: они обнаружили нас.
Над моей головой заверещал хищный птах, спущенный с лапы гончего, восседавшего верхом на неком подобии захра.
Гончие раскрыли меня, и я подал сигнал, сподобившись на выстрел. Да промахнулся.
— Стерва! — обозвал я птаха гончего.
Крылатая тварь оказалась прыткой — накинулась на меня.
— Получи, — добавил я ей из пистоля. Но она всё равно добралась до меня, шаркнув когтями по шлему, застряла ими в бармице, защищающей мне шею — по-прежнему стремилась достать, да я ударом пистоля по клюву сбил её наземь и затоптал ногами.
Даже тогда тварь огрызалась и клевалась.
