Артелайл опустилась в кресло напротив. Кислые мины гостей, на которые необходимо было отвечать вежливостью и сочувствием не предвещали ничего хорошего.

— Это кошмарно... Эти, простите мне, Кикарос, мой нелестный отзыв о мастерах, пройдохи... Они стали поставлять станки на острова! Это грядет безработицей и разорением! Кошмар.

— Пожалуйста, проясните ситуацию для тех, кто не обладает даром видеть грядущее, как я.

Леннарт осекся, но быстро под присмотром старшего родственника собрал себя в руки и начал излагать проблему.

— Мы приобрели текстильные мануфактуры Торгелиса. Я хотел вдохнуть в эти отсталые цеха жизнь и заплатил за это целое состояние. И теперь я узнаю, что коротышки заломили цены на новые станки и, что невозможно, вопреки договоренностям собираются поставлять станки на Жемчужные Острова! Это дикость! Просто неуважение!

— Да, я предвидела Ваши слова, и даже просила моего доброго друга уточнить по своим каналам подробности, чтобы успеть к этому разговору. Кикарос, Вам слово. Вам удалось ведь кое-что разузнать?

— Да, хранительница. Как это не прискорбно для нас, они в своем праве. Они договорились поставлять станки только на наши мануфактуры, пока ими владеет наследник Торгелиса. Это была даже не клятва, а просто обещание за какие-то очень большие заслуги. Так или иначе — заключенная сделка это обещание аннулировала. Таков закон нашего народа, я с этим ничего не могу поделать.

Ренгус сумел сохранить невозмутимое лицо, а вот его родственник буквально готов был взорваться. Впрочем, одного взгляда старшего хватило, чтобы тот усилием воли подавил рвущееся наружу возмущение.

— Неужели, Артелайл, Вы не могли бы использовать свое влияние на наших подгорных друзей? Вы ведь понимаете...

— Отлично понимаю, Ренгус, но не могу ничего сделать. Во-первых, если я надавлю на коротышек, это не к месту обострит наши отношения с ними. И еще поставит под вопрос налаживающиеся отношения с островами, которых у нас не было уже очень давно. Я обещала Хелькасе, законной правительнице, свое содействие, чтобы она могла укрепить свою власть. Во-вторых, коротышки не пойдут на такой шаг, даже если я попрошу лично. Только не сейчас. А вот обидеться — легко могут.

Печальная улыбка на лице Артелайл всячески говорила собеседникам, что ей на самом деле жаль. Кикарос же решил прояснить ситуацию.

— У них зуб на Вас, Леннарт. Лично. Мне пришлось тащить из них детали клещами. Припоминают какого-то Амноса, с которым Вы как-то не хорошо обошлись в прошлом. Деталей не раскрывают даже мне. Обижены на Вас лично они крепко. Такое и через десяток лет не забудется. Это единственное что я смог разузнать.

Леннарт грязно выругался себе под нос, за что заработал не предвещающий ничего хорошего взгляд родственника.

Почему коротышек все уважают — это не столько за мастерство и смекалку, сколько за поражающую сплоченность. Обида, нанесенная одному из них, всегда может всплыть совершенно внезапно спустя годы. Как, например, сейчас. И всплывет она исключительно тогда, когда выгодно это будет коротышкам, а загладить вину будет уже очень и очень поздно.

— Если острова запустят производство, то это конец. Закрывать придется половину... Если не больше. Это... конец...

Артелайл покачала головой. В то, что сейчас говорил Аркарстер, она не верила. Раньше без дара она бы не обошлась, но теперь у нее был Евклид. И он специально для нее посчитал, что обороты мануфактур снизятся в самом худшем случае на двадцать два с половиной процента, а в лучшем случае изменений не последует вообще никаких.

Леннарт давно получал сверхприбыли, в то время как его работники жили немногим лучше рабов. И это надо было исправлять, пока этим не воспользовался Ядовитый. Артелайл в очередной раз могла лишь отметить удивительную прозорливость мага пустыни, который с присущей ему скрупулезностью изучал общественное мнение по самым пустяковым вопросам, чтобы понять, где именно может появиться недовольство властью хранительницы, которое можно будет использовать. И как это не прискорбно было признавать — рабочая среда была одной из самых проблемных.

До того, как Артелайл стала полноправной хранительницей, на мануфактурах даже расплачивались особенными деньгами, которые можно было тратить только в магазине при мануфактуре по очень "справедливым" ценам. И, разумеется, когда хранительница обязала своим указом отказаться от этой системы, признав ее незаконной, были недовольные. Но это было лучше, чем бунт, который готов был вспыхнуть в любой момент. Лишь чудом ей удалось тогда убедить нужных людей и не допустить катастрофы.

Артелайл собралась с силами и оборвала фальшивые причитания, добавив в свой голос стали.

— Очень хорошо, что Вы пришли с этим вопросом ко мне, Леннарт, так как ситуация на Ваших мануфактурах оставляет желать лучшего. Я сделала для Вас несколько набросков того будущего, что может Вас ждать. Нам с Вами необходимо всеми силами его избежать. К сожалению, у меня не было времени ни на цвет, ни на многие детали... Но, я надеюсь, это будет наглядно.

Леннарт не ожидал такого поворота и больше на автомате взял стопку листов и уставился на картину. Наверное, это было тяжело видеть себя и свою любовницу, о которой не знал, как ему казалось, никто, мертвыми. В собственном доме.

— Законы запрещают хранительнице вмешиваться в то, как Вы организуете быт рабочих при мануфактурах, и до этого момента у меня не было повода менять это радикально. Против такого решения выступили бы не только Вы. Но если Вы продолжите все в таком духе — это то, что вас ждет уже через месяц. У вас много путей, но большинство приведет Вас именно сюда. Листайте!

Остальные зарисовки были не радостнее. Увидеть родных и друзей, растерзанных толпой, себя. Пускай это будет лишь карандашный набросок, это все равно тяжело. Особенно когда в этих мелких набросках ты видишь детали, которые не мог знать никто: то ожерелье на шее любовницы, ты ведь не подарил даже его ей, только купил. А вон тот перстень, что упал с опрокинутого столика и который почему-то никто не взял...

Артелайл любила рисовать. Это занятие позволяло ей отвлечься от тяжелых государственных дел и страшных видений будущего. Чаще всего она это делала в самые тяжелые минуты, когда на душе было тяжелее всего. Она еще в раннем детстве заметила, что если когда рисуешь вложить в дело все то, что ты чувствуешь, эти чувства словно бы перейдут в полотно, и отголосок этих чувств ощутит любой, кто посмотрит на эту картину. Конечно, Леннарт не знал, что рисовала она ее больше под впечатлением от книги, нежели от того, что увидела в своих ставших столь недалекими видениях. Пожалуй, в этот раз она даже перестаралась, так как лицо Леннарта, который совершенно не умел скрывать того, что чувствовал, на глазах растеряло краски, и стало мертвенно бледным.

Ренгус остался невозмутим, но только внешне. Некоторые зарисовки и его выбили из колеи, заставив скомкать весь заранее продуманный сценарий разыгрываемой перед хранительницей пьесы и начать импровизировать. А импровизация в моменты, когда тобой овладел страх за собственную судьбу, редко бывает удачной.

— Это... Немыслимо! Мне потребуется помощь, армия! Я готов...

— Вы готовы ради пары лишних монет устроить мне бунт, который при должном таланте управленца со стороны его лидера может перерасти в полноценную гражданскую войну. Я думаю, мне не надо говорить, что против нас сейчас действует кто-то, кому это очень и очень выгодно. И многотысячные жертвы будут всецело на Ваших, пускай и мертвых к тому времени, руках. Скажите мне честно, это то, чего Вы хотите?

Глаза хранительницы блестели и, словно, смотрели глубоко в душу. Смотря в эти глаза, которые видят грядущее невозможно соврать. И прямо сейчас перед глазами аристократа в прах обращался слух, что будущее покрылось дымкой для хранительницы. Нет, ее взор все так же остр, если не острее. Режет, как ножом одним только взглядом, стерва.

— Хранительница, это далекие события неужели... Неужели Вы все так видите?

— Кто-то дал Вам повод в этом сомневаться? — жестко спросила хранительница.

— Нет, ни в коем случае...

Голос Артелайл был настолько пропитан сталью и не терпел возражений, что даже Ренгус невольно осекся. Хотя у него и было что на это ответить. Он надеялся на то, что нападение и постоянные покушения сломают хранительницу. Что постоянная бдительность и ожидание опасности подточат ее нервы и сломают волю. И проблема Леннарта была на самом деле лишь пробным камнем, чтобы узнать в каком состоянии находится хранительница.

И что в итоге? Хранительница не только не сломалась, она стала лишь еще прочнее, словно заклятая сталь коротышек. И как бы он не хотел услышать сегодня обратное, ее дар был все еще ней. Провидица знала все исходы наперед, с ней было бесполезно спорить.

А вот Леннарт оказался дураком, если его готовы были убить собственные рабочие. Должно быть, дела у этого скряги даже хуже, чем ему казалось. Этим предстояло заняться лично, чтобы не допустить катастрофы.

— В таком случае слушайте внимательно. Я уже позаботилась о том, как этого избежать. Я договорилась с Хелькасой, и части рабочих помогут переехать и обустроиться на островах. У них там не хватает людей, особенно умеющих обращаться со станками, которые им поставят.

Это снизит напряженность в перенаселенных районах, Вам же я скажу, кого именно туда лучше отправить, чтобы здесь не осталось тех, кто поднимет мятеж в любом случае и кто был бы способен повести за собой толпу.

— Вы хотите оставить их без возможных лидеров! — обрадовался Леннарт — Но почему бы их просто не бросить...

— Позвольте мне напомнить, что даже Иллюна не вправе наказывать за то, чего человек еще не совершил, хотя ей, как известно, ведомы все исходы. Даже те, что скрыты от меня. На островах от них не будет вреда, а я выполню обещание помочь Хелькасе. И не вздумайте попробовать как-то их наказать, если не хотите, разумеется, закончить, как изображено на рисунке номер три.

— Да, Хранительница, простите, — Леннарт поежился, как нашкодивший ученик под строгим взглядом учительницы. Голос Артелайл, казалось, причинял физическую боль, — Я сделаю все так, как Вы пожелаете.

Руки Леннарта мелко дрожали, все еще машинально листая наброски. Страх за собственную жизнь не давал ему чего-то возразить.

— Это в наших с Вами интересах. Мне совершенно не нужен бунт на ровном месте. Для страны сейчас и так не слишком спокойное время, а Вы, я думаю, не горите желанием ближайшие полгода расстаться с жизнью. Как и Вы, Ренгус. Сожалею, но Вам в случае бунта тоже достанется, ибо гнев народа будет обращен против всего рода Аркастеров. Я очень надеюсь на то, что Вы поможете Ленарту разобраться с этой проблемой.

— Разумеется, — по-военному четко согласился Ренгус и кивнул. В отличие от слабохарактерного родственника, которого страх парализовал, как удав кролика, для него это был лишь повод собраться и действовать быстро и жестко. И в первую очередь убедиться, что опасность для него самого отсутствует — Какой срок, Вы говорите? Полгода?

— Да. Дальше я не смотрела, слишком много возможных путей.

— Вы говорили об угрозе извне. Нет ли среди рабочей среды уже подстрекателей?

— Разумеется, есть. И то, что Вы видите на этих картинах — в их интересах.

Ни Ренгус, ни Леннарт не подали виду, что внешняя угроза их волнует.

— Хорошо, — Леннарт заговорил, хотя голос его все еще предательски дрожал, — я постараюсь улучшить условия для рабочих, но это повысит цены... Сможем ли мы конкурировать? Острова тогда нас могут раздавить более низкими ценами!

— Мы уже проходили это два века назад, когда крестьян пытались закрепить за землей и превратить в рабов. Тогда не было рядом хранительницы, чтобы сказать, во что это выльется. Мне напомнить Вам уроки истории и хлебный бунт?

— Нет, я...

— Вот и не повторяйте ошибок прошлого. А я переговорю с Хелькасой, чтобы конкуренция была честная, можете не сомневаться. Ваша прибыль в интересах казны, которая получает с нее налоги, не забывайте об этом. Здесь я на Вашей стороне. Но это самое большое, что я могу сделать.

Артелайл честно считала, что без этих денег казна вполне себе обойдется. Особенно учитывая то, как хорошо Аркастеры умели уходить от “лишних” налогов.

— Спасибо и на том, Хранительница.

— Я пришлю Вам, Ренгус, всю детальную информацию о том, что необходимо сделать ближайшие дни. Возможно, придется еще раз встретиться, обсудить детали и согласовать наши действия. Многое пока еще лишь в моих видениях, а не на бумаге. И я жду Ваших предложений.

После обязательного в таких случаях обмена любезностями, Аркастеры ушли, бросив на прощание ненавидящий взгляд на своего ушлого родственничка Керальта. Тот достойно выдержал его и ответил не менее ненавидящим взглядом, считая свой повод для ненависти намного важнее.

— Я могу идти, Хранительница? — осведомился Керальт, стоило двери закрыться.

— Да, Керальт. Спасибо. Но прежде чем уйдешь, не мог бы ты прокомментировать сказанное здесь?

Аристократ пожал плечами и хмыкнул.

— Леннарт удавится за каждую монету. Даже любовницу себе подыскал не столько красивую, сколько неприхотливую, на которую не надо тратиться. Болтушку, правда, жуткую — о ней уже все знают, включая его жену. Если честно — я не знаю, что он будет делать в сложившейся ситуации.

— Шкуру-то он свою ценит? — осведомился Кикарос.

— Колодец его знает. Иногда мне казалось, что жадность в Леннарте сильнее даже здравого смысла. Вам виднее, хранительница. А вот Ренгус осторожен, особенно если учуял угрозу для себя. С Леннарта не слезет, пока тот не исполнит все в точности, чтобы его эта буря не коснулась, но и трижды проверит, не блеф ли то, что ему тут сказали. Ведь это не блеф?

— Если бы это было блефом, стали бы мы на них терять время, да тебя отвлекать? — хмыкнул Кикарос, заговорщически подмигнул аристократу.

— Благодарю, Керальт. Можешь идти.

Керальт вышел, а Артелайл облегченно вздохнула.

— Не люблю врать, — пожала плечами она.

— Странная черта для политика, — улыбнулся коротышка, — но я тебя обрадую, ты не соврала. Ни в одном пункте, чтоб мне в шахту свалиться — кто бы ни распускал слухи о том, что ты ослепла, и не видишь грядущего, теперь заткнется и постарается найти более весомые доказательства, чем пустой треп на базарной площади в полдень. Ты только что доказала обратное.

— Но я же не видела будущего, так?

— То, что рабочие взбунтуются рано или поздно — не надо быть провидцем, чтобы предсказать такое. Мы лишь наглядно показали, что может быть. И Ядовитый был бы идиотом, если бы туда не направил парочку своих людей для разогрева толпы. Как когда-то сказал Женя, еще до всей этой истории с колодцем — “Уж поверьте, на каждую пьяную толпу матросов найдется свой Ленин на броневичке”.