Вот с такими мыслями он и тащился по санному пути от Новгорода до Овлы, останавливаясь на роздых сначала в Кореле, а потом в Озёрске. Но если в Кореле только отдохнули, то уже в Озёрске князь принялся вникать в дела своего наместничества.
Разговор с Жеряпой шёл в большой комнате бывшего орденского замка. Не смотря на тёплый день и жарко горевший костер в камине, в зале было холодно. Промерзшие за зиму толстые стены не успели прогреться за лето, как уже вновь мороз сковал землю. Да и темновато было комнате — несколько узких окон, забранных слюдой, пропускали мало света, потому посередине стола высился тяжелый серебряный подсвечник с четырьмя зажженными восковыми свечами. Озёрский воевода не любил тот смрад, что издавали сальные свечи. Впрочем, как и сам Андрей.
Тяжелый стол, покрытый скатертью, был заставлен яствами и напитками. Наместник и воевода сидели на резных креслах с высокими спинками, принадлежавших раньше, как и большинство мебели в замке, рыцарям.
— Боже, и как они живут в этих каменных мешках? — пожаловался Жеряпа, когда первый бокал вина был осушен, а блюдо с жареным кабанчиком наполовину опустело.
— Так и живут, — пожал плечами Андрей. — Дело привычки. Отстрой двор на посаде, да и живи себе в привычных условиях. В замке же, чем меньше дерева, тем лучше.
— Это не помешало нам взять его.
— Дело случая. Проиграй мы битву выборгскому наместнику, всё было бы по-другому.
— Кстати, как он? До нас дошли слухи, что Эрикссон попросился на службу к государю.
— Было такое. Принят и обласкан, чем спас свою голову от плахи.
— С чего это?
— Думаешь, Кристиан его пощадил бы? Поверь, датский король тот ещё правитель. Послал бы под топор палача и дело с концом.
— Что ж, коли так, то да...
Андрей отпил из чаши морса и обтёр ладонью короткую бородку.
— Как себя шведы ведут? Не задирают?
— Да куда там. Была одна ватажка на трёх стругах, да и ту побили. Ныне вот, на торжище приехали. Торгуют с местными, что по привычке свой скудный уклад по зимнику свезли. Препятствий не чиним и сверх положенного не берём.
— Ой ли, — хитро прищурился Андрей. — Никогда не поверю, чтобы мытарь руку в мошну не пустил. Все люди грешны, главное, чью правду воевода стережёт. Ты, Леонтий, тем, кто сверх всякой меры берёт, руки руби сразу. Торгового человека обидишь, он в другой раз не приедет, а от того и казне убыток. Место у тебя тут ходовое, так что спрос велик будет.
Леонтий Жеряпа в ответ только хмыкнул. А то он не знает. И то, что людишки из Руссо-Балта первые наместничьи докладчики тоже ведает. Потому своё, конечно, берёт, но в меру, о чём и дьячкам напоминал постоянно. Правда нынешний торг, по словам редких уцелевших старожилов, был худоват, но всё же свежеотстроенные лавки и амбары полнились от привоза основных товаров финской землицы: железных криц, выкованных из болотной руды, смолы, сливочного масла, рыбы и льна. Видать не всех лесовиков загонные отряды отыскали по лету. Впрочем, теперь это только на руку воеводе было. Потому как за всем этим прикатили в Озёрск купцы из Выборга. Те, конечно, кто посмелее были. Сами на обмен привезли соль, сукно и зерно. Так что жизнь в воеводстве потихоньку налаживалась.
Сам Жеряпа тоже не сидел сиднем. Родом он был из тех молодых и бедных аристократов, что добиться богатств могли только службой. Да только скудноват был Василий Иванович на дачи. Ну а коли нет пока богатого надела, то почему бы не попытать счастья на иной стезе. Тем более стоял у него пример перед глазами. Молодой-то Барбашин ведь не с землицы разбогател. Так чем же Жеряпа хуже? Тем более лес, как оказалось, товар ходовой, а его в округе столько, что руки сами чешутся смолокурню поставить. И пильню. Благо лесной товар не только шведам нужен, а отсюда и до Невского Устья дорога наезжена. Да и наместник, прознав про его затеи, лишь один запрет прислал: шведам круглого леса не продавать. Только доски и брус, а из отходов лучше поташ варить. Заодно и его шведам продавать можно. В первый год, конечно, доходов больших ждать не стоило, но ведь и он тут не на одно лето поставлен.
— А ещё я тебе, Леонтий, — продолжил между тем Андрей, — группу розмыслов оставлю. По весне дашь им охрану, и пусть в окрестностях полезные руды ищут. Коли найдут, отдавай на откуп желающим, чай сам знаешь, как государь о том печётся. И, главное, крепость крепи. Шведы обязательно тебя на зуб попробуют. Годика так через два. Наряд для стен я тебе привёз. Шесть пушек добрых. И людишек привечай.
— С этим проблемы. Земли плодордной мало, а желающих тут поселиться ещё меньше.
— Потому и говорю, привечай. Я там десять семей привёз — размести. И да, им на вспомоществование из наместничной казны три рубля без резы на пять лет выдано. Коли соберуться отъехать раньше — пусть вернут.
— Три рубля, — присвистнул Леонтий. — Не многовато ли?
— В самый раз, чтобы крепким хозяином стать. А там, глядишь, и сами уезжать незахотят. Нам эту землицу обиходить надобно, а без людишек этому не бывать.
На том разговор и закончили. А поутру начали объезд окрестностей, дабы наглядно представлять, что и как тут твориться. Что сказать: более-менее обжитыми были несколько вёрст от крепости, а потом начиналась дремучая тайга, среди которой скрывались от людских глаз небольшие поселения финов. И так будет ещё очень долгое время, потому как развивать собирались для начала лишь те места, по которым проходил древний новгородский путь. А уж потом, используя их как базу, начать расширяться вглубь. А пока что затерянными поселениями пусть займутся миссионеры. Это куда достойней, чем в монастырях поклоны бить.
Путь до Овлы по заснеженным финским лесам занял не одну неделю, люди за это время успели изрядно выдохнуться, зато Андрей наметил себе пару мест, где необходимо было со временем поставить остроги, дабы начать формировать вокруг них центры владения этой землёй, расширяя цивилизаторскую деятельность.
Сама же Овла встретила их ярким солнцем и морозцем. Городок буквально утопал в снегу, а устье реки промёрзло настолько, что по нему можно было без опаски ездить даже на гружёных санях. Дом воеводы, как и временные пристанища для переселенцев, был давно готов и Андрей с удовольствием попарился с дороги в баньке, а потом блаженно растянулся на чистой перине. Все насущные заботы были отложены на следующий день.
Зато с утра в просторной тесовой горнице наместничьего дома, с малыми слюдяными оконцами, за дубовым Т-образным столом, покрытым красной, с золотыми узорочьями скатертью, на которой сложены были разнообразные бумаги и пергаменты, расселся весь управленческий аппарат нового наместничества. Старики и вновь прибывшие с интересом рассматривали друг друга, пытаясь с первого взгляда определить, смогут ли ужиться, сработаться вместе.
Впрочем, долго играться в молчаливые гляделки Андрей им не дал.
— Ну что, честные мужи, работы у нас много, а времени мало. Потому начнём, помолясь.
Совещание было посвящено сразу множеству вопросов дальнейшего существования Овлы. Первым из которых был перенос поселения с правого берега Оулы на левый. Точнее, закладки нового, по примеру ещё не родившегося шведского короля Карла, основавшего в иной истории Улеаборг именно таким способом. Это позволяло разом решить все проблемы планировки и обороны, перенеся жилые кварталы ближе к крепости. Которая, как раз и стала вторым вопросом.
Сейчас она была наспех отремонтирована, но по весне намечалась её грандиозная переделка, причём не абы как, а по самой современной методике, которая и в Европе-то только-только начала появляться. Андрей, конечно, архитектором не был, но что такое бастионная система знал неплохо. И даже если до весны его люди так и не отыщут в закатных странах архитектора-умельца, строить собирался только так. Потому как незачем тратить деньги, строя крепость, которая устарела ещё до закладки первого камня. Тем более что в помощь государеву розмыслу для постройки крепости придавались и его люди, те, кто будут потом строить для него. А уж им-то ненужный опыт точно был без надобности. Кстати, залежи строительного камня уже были отысканы, и не где-нибудь за тридевять земель, а на вполне допустимом расстоянии на одном из притоков Оулы. Выход камня там был небольшой, но для нужд крепости его хватало. Для всего остального можно было использовать кирпич, благо пласт годной для него глины тоже уже отыскали, а благодаря заботам Бажена, поставили и первые печи для обжига. Ну, а на первых порах можно было обойтись и привычным как русским, так и шведам деревом, благо деревянное строительство стоило не сильно дорого.
Но главным вопросом было всё же не строительство, а местное самоуправление. Потому как в круг его забот входила львиная часть проблем по управлению городом: благоустройство улиц и дорог, управление общественными зданиями и страховыми запасами городских житниц, контроль за участием горожан в военных действиях при осаде или же в государевом походе, распределение между уличанами налогового бремени и, наверно самое животрепещущее, контроль за тем, чтобы посадская земля не выбывала из тягла. Причём роль его росла, и в последние годы в пользу горожан даже начали изымать у наместников часть дел, связанных с судебными, военно-оборонительными и финансовыми функциями. То есть задолго до реформ Ивана Грозного в строе управления городской жизнью наметились значительные перемены, которые первым русским царём были затем просто закреплены законодательно.
А поскольку Овла была городом новозаложенным, то Андрей хотел, воспользовавшись моментом, объединить не только уже существующие правовые нормы, но и зарождающиеся то тут, то там по Руси новые веяния, дабы создать из них городской устав, предвосхитивший собой ивановские реформы. И для этого он даже собрал этакую "аналитическую группу", состоящую из купцов, дьяков и тех посадских, кого овловские уличане уже избрали старшими. Сам же он присутствовал при этом и как наместник, и как представитель знатного сословия.
Пока что выходило не очень, ибо каждое сословие тянуло одеяло на себя, но потихоньку среди словесного хлама стали проявляться очертания будущего уложения. Особо старался при этом Бажен, неожиданно для себя официально ставший городовым приказчиком, хотя функции последнего и исполнял всё это время. Неожиданно, потому как, согласно всех уложений, должность эту мог оправлять либо местный дворянин, либо местный сын боярский, а Бажен был из купеческого люда. Но Андрею на данном этапе вовсе не нужен был никакой варяг в управлении, ведь городовой приказчик обладал существенными властными и управленческими полномочиями, в том числе выходящими за пределы городской черты, хотя и подчинялся при этом верховной власти. Ну а дабы хоть как-то соблюсти приличия, взял и произвёл мужика в личные дворяне (предварительно обговорив с ним все условия), после чего и утвердил в должности.
Не менее щепетильным вопросом был и городской суд.
Тут тоже было над чем подумать. Так до принятия Судебника 1550 года порядок назначения судных мужей в законодательстве определен не был и проводился по принципу "так всегда было". И это в новом уставе должно было быть исправлено. Судьи должны были быть не только "честными", но и знающими, сдавшими этакий экзамен по положению Судебника, несколько экземпляров которого было привезено среди другого имущества с собой.
Кроме того в новом уставе сразу же вводились цензовые ограничения для занятия должностей: социальная принадлежность, имущественный ценз и ценз грамотности. Подпускать к управлению условных кухарок Андрей, вдоволь насмотревшийся на подобное в своё время, не собирался. В конце концов, Ленин утверждал, что каждая кухарка может управлять, если её ОБУЧИТЬ. Вот только вторую часть великой фразы в его времени как-то подзабыли. Зато Андрей помнил, и помнил хорошо.
Ну и главным вопросом уже для него было разделение функций наместника и города, дабы по максимуму избежать столкновения интересов и при этом не забыть, что наместник "кормится" вовсе не из казны. И при этом не стоило забывать, что на смену Андрею рано или поздно придёт кто-то другой, привыкший жить поборами и рассматривающий наместничью должность лишь как средство накопления.
В общем, законотворческой работы было непочатый край и одним совещанием тут явно не обойдётся. А ведь были ещё и другие вопросы. К примеру, железо. Работать с местной землёй деревянным инструментом было то ещё удовольствие. А ведь в округе болот и озёр было с избытком, и руды в них для местных нужд вполне хватало. Качество её, конечно, было паршивое, но при доменной выплавке это уже не имело такого большого значения. Правда и выбрать эти "залежи" можно было довольно быстро, но к тому времени Андрей надеялся-таки отыскать нормальные железнорудные отложения и начать эксплуатировать уже их.
И таких вопросов было немало...
А дни летели.
Холопы, пленники и те из посадских, кто хотел заработать, занимались рубкой леса, готовя брёвна к весеннему строительству. Да лес этот был всё же сырой, хоть и срублен был по холоду до начала сокодвижения, но несколько лет постройки из него простоят, а больше Андрею было и не надо.
Кроме того люди занимались и помощью сельскому хозяйству, развозя по полям подсохший торф.
О том, что торф являлся не только топливом, но и удобрением, Андрей вспомнил случайно, но записать, как всегда, не забыл. И вспомнил, когда выяснил, что местные окрестности им оказались весьма богаты. Правда, добыть торф и доставить его на место стало целой эпопей, но благо с последним караваном прибыли и свободные руки, которые и бросили на торфозаготовку. Впрочем, Андрей отчего-то был уверен, что с нынешними технологиями что заготовки, что просушки у него был полный жвах, отчего брать получалось меньше, чем было возможно. А может он просто себя уже накручивал? Тут разобраться можно было лишь пригласив специалиста, а где в этом времени были спецы по торфу? Да всё в тех же Нидерландах. Так что с походом в Антверпен Малому затягивать не стоило.
Потом, пусть и с опозданием, до его слуха дошли вести из Польши.
Теперь, когда у магистра появились лишние деньги, события резко свернули с накатанной колеи. В этот раз Висла не удержала германских наемников, и переправа через неё всё же произошла. Поляки смогли взять свою долю, изрядно обескровив врага, но всё же были сбиты с позиций, и перед объеденённой армией Ордена открылась прямая дорога на Гданьск. Но, увы, как и в прошлый раз, дела не позволили магистру сразу отбыть к армии, и темп наступления был потерян. Хотя Гданьску досталось куда больше, чем в иной истории. Осада города шла не пару дней, а полный месяц, и разрушений от обстрела с Епископской Горки было куда больше. Досталось не только зданиям, но и кораблям. К тому же городу пришлось пережить самый настоящий штурм, правда, так и не принёсший успеха рыцарям.
Потом, как и в иной истории, деньги у магистра вновь окончились, и армия бесславно отошла к Оливе, так и не взяв Гданьска. Но эта осада неожиданно сыграла на руку Великому княжеству Литовскому. Паны-рада которого были, конечно, теми ещё выжигами, но всё же мыслили по большей мере вполне себе по-государственному. Уже поняв, что сил отбить в ближайшие годы Полоцк и Витебск у них не будет, они обратили внимание на старые чаяния княжества. Неманский торговый путь и рыцарский Мемель. По Неману в Гданьск и Кенигсберг ежегодно вывозили лес, скот и сельскохозяйственные продукты. Вот только устье реки находилось под рукой Ордена, построившего на нём свои замки Рагнит и Тильзит. Да, княжество уже не раз просило поляков помочь ему с захватом столь нужных земель, но те всё как-то не желали усиливать младшего пратнёра по унии. Однако сейчас, пользуясь тем, что осада жемчужины Польши неожиданно затянулась, а сам король при этом намертво застрял в Быдгоще, литвинское посольство решило предложить свою помощь в борьбе с опостылевшими крыжаками. Однако поляки не были бы поляками, если б сразу согласились на предлагаемые условия. Конечно, в конце концов, Сигизмунду хоть и с большим трудом, но удалось уговорить своих своенравных подданых, однако те согласились уступить литвинам лишь те города, которые были бы взяты ими на меч. А с этим-то у великого княжества в последнее время было как-то не очень. Однако за такой кус уже можно было позвенеть клинками, а потому, едва зимняя стужа сковала землю, литовское воинство выступило в поход...
