Загорье было сложно не любить. Если наладить связь, можно было узреть чудную картину: как оно лезет отовсюду как тесто из квашни и душевными, проникновенными голосами глумится над обидчиками.

— Светлые источники достойны лучшего! — говорил добрый человек в красном. — Кто их заполучил, тот и лучший.

Каким-то образом им удалось вырубить передатчик Северной коалиции, и те были вынуждены выслушивать такие издевательства молча.

Загорье поступило очень умно. Подождало, пока Северная коалиция сама себе поставит подножку, а потом начало действовать. Нападение на Аринди станет для коалиции политическим самоубийством. Я, как светлый магистр, гарантирую это.

Техники одновременно повернули переключатели, и, разорвав помехи, в эфир вновь выбилась статичная картинка. В черной комнате за черным столом, подсвеченные золотым светом, напротив друг друга сидели два чучела в плащах из перьев; одно в позолоченной маске вороны, другое — в маске совы. Чучела казались оплывшими и сидели на стульях косо. Как будто ребенок играл в чаепитие, а потом бросил игрушки. Или же мясо и жилы, скрепляющие кости, уже истлели.

— Этих уберите, — с досадой приказал Нэттэйдж. — Бесполезные.

Картинка с ощутимым щелчком погасла, и в эфир под бравурную музыку наконец влетело Загорье.

Кружка Нэттэйджа дрогнула, едва не выплеснув содержимое. За спиной типичного загорского культиста в красном во всю стену висел флаг Аринди. И последующие мгновения зрители в молчании слушали, как типичный загорский культист на чистейшем всеобщем выражает обеспокоенность судьбой южного берега, порицает захватчиков и выражает сочувствие пострадавшей Аринди.

— Последний бастион стабильности пал под натиском хаоса. На что можно теперь опереться? На что положиться? — печально вопросил я. — Хотя они все равно слишком далеко, чтобы мы могли осудить их за оскорбление государственной символики.

Загорцы старались, но герб Аринди висел вверх ногами.

Бринвен сопроводила меня до Нэтара и до самого порога веранды, где мы обычно завтракали с Нэттэйджем, чтобы показать, что ему не удалось внести среди светлых раскол. Возможно, стоило притвориться, но я не видел необходимости и не хотел усложнять.

Нэттэйдж колдовал над чашками с кофе, пытаясь вычертить узор на пенке, и смотрел на нас со снисходительным дружелюбием.

— Проверка на лояльность, — не смутился он. — Даже не благодарите. Это мой долг.

Его наглость вызывала уважение. Был его демарш попыткой меня ослабить? Местью за возвышение Джиллиана? Если бы светлые не обратились сразу ко мне, план бы сработал. Нэттэйдж привык к своей власти и к тому, что раз за разом ему спускают все выходки. У меня не было возможности на него повлиять, разве что позволить Шеннейру разрушить Нэтар. Я смотрел в как всегда невыразительный эмпатический фон и видел, как в сумрачной глубине движутся тени.

— Семья Аджент передает вам благодарность за заботу, — у кофе была приятная горечь и привкус сливок и мяты, и еще неведомо каких пряностей. Внутренняя служба самоотверженно прикрывала Аджентов все это время, позволяя им безопасно находиться в замковой долине, но я был бы благодарен сильнее, если бы внутренняя служба занималась еще хоть чем-то помимо этого.

— Из уважения к памяти Юлии я не посмел бы причинить им вред, — Нэттэйдж заботливо придвинул мне блюдо с десертами и продолжил выкладывать поверх кофейной пенки хилые тельца креветок. Рядом истекали паром красные вареные раки, политые сгущенным молоком. — Но откройте мне тайну, магистр. Кто же все-таки второй родитель Юны Элкайт?

Он попытался спросить это как бы между делом, но даже сам не верил, что удалось. И продолжил с тем болезненным интересом, с которым расковыривают поджившую рану:

— Никогда не поверю, что им был кто-то обычный! Только не говорите мне, что это Ишенга. Я даже завидовать не стану, светлый магистр... светлый магистр — совсем иная категория... Или это Юрий? — сам себе возразил он. — По поведению девочка — вылитый Юрий Элкайт. Да, Юрий всегда был умнее, чем Олвиш. Всегда поддерживает, всегда рядом. Всегда знает, когда стоит промолчать. Но я понимаю, почему вы придерживаете информацию. Мы-то с вами широко мыслящие люди, но общество может не понять... Второго родителя упоминать абсолютно необязательно. Имени Юлии достаточно. Всегда достаточно.

Выслушивать это было неловко. Как подглядывать в замочную скважину.

— С чего вы взяли, что Юна — дочь Юлии?

Эмоции Нэттэйджа взорвались непониманием, потом — ошеломлением и странной обидой. Но он был умным человеком и быстро подхватил брошенную задачу:

— Так зачем вы устроили этот смехотворный карнавал с ложными данными и попыткой скрыть ее лицо? Сразу было понятно, что вы что-то скрываете, кого вы скрываете! Разве не ради этой чудной игры с Олвишем и его долгом и виной? Выродок не мог умереть, пока у рода Элкайт нет наследника, и не мог жить, смотря в глаза ребенка от своей убитой сестры!

Я продолжал мешать кофе в чашке, умиротворенно глядя на дождь:

— Понятия не имею, о чем вы. На Островах есть такая славная традиция — отгоняет злых духов. И меня не касается личная жизнь моих магов, и вас касаться не должна. Кстати, благодарю, очень вкусно.

Когда от людей что-то скрывают, люди считают, что в сокрытом есть что скрывать. Быть Юной Элкайт полезно, быть Юной Аджент безопаснее. Это будет решать она, и я не собирался никому облегчать задачу.

Теперь Нэттэйдж тоже смотрел в сторону, нахмурившись и перебирая в мыслях варианты. Сама Юна не была ему интересна, и помощь Аджентам была широким жестом в вечность. Для той, которую Нэттэйдж не постарался забыть.

Вся эта история с Элкайт начала меня утомлять. Казалось бы, участников немного, но ощущение гнилой трясины не пропадало.

— Говорят, что ваше сотрудничество с Милем разладилось, — Нэттэйдж вернул былое благодушие и теперь вновь заботливо глядел на меня.

— Миль занят.

Миль не простил мне, что я потащил его в Заарней. Пусть я выполнил обещание, и он не пострадал. Это не беда: скоро у Миля найдутся другие поводы.

Над землей пронесся низкий пронзительный гул. В городе взвыла тревожная сирена и тотчас же смолкла. Ветер поднял в воздух мелкий сор и листья; волны беспорядочно бились о набережную, и я впервые увидел, как вся вода до волновых башен вскипает белой пеной.

Дождевая пелена подступила к башням вплотную. Там что-то было, или чего-то там не было, но пересечь защитную границу оно не могло.

Потом пришел свет. Тени вытянулись и приобрели резкость; и дома, и листва деревьев потеряли краски, сияя белым. Свет шел с моря, с низкой точки над горизонтом, но туман вовсе не был светел.

Наушники, которые я носил не снимая, издали пронзительный писк. Нэттэйдж страдальчески схватился за голову:

— Да шуганите это!

Волновые башни подняли дополнительные щиты, и несколько боевых заклинаний, запущенных с берега, раскрылись в тумане сверкающими зонтиками. При увеличении яркости многие темные заклинания уходили в темно-фиолетовый.

Визг в наушниках стих, оставив шипение помех, и я продолжил есть пудинг. То, что было, или то, чего не было, меняло данные локаторов и закручивало водовороты в океане, но берег был под защитой.

А еще дальше, за дождевой пеленой и горизонтом, горели сотрясающие землю и море шентагарские маяки. Они для нас не опасны. Они не умеют плавать и никогда не доберутся сюда.

— За что вы поступили так с Эршенгалем?

— А зачем вы усиливаете Шеннейра? — вопросом на вопрос ответил Нэттэйдж. — Вы ездите с ним по городам и делаете вид, что вы заодно, и люди верят в то, что Шеннейр поменялся, верят в хорошего Шеннейра. Если мы выживем в этой войне, армия приобретет невиданную ранее силу. Часть темной гильдии устала от войны и своего магистра, и Шеннейр дал им передышку. Но потом...

Панцирь хрустнул, брызнув соком; Нэттэйдж пожирал раков, помогая себе руками. Потом промокнул губы салфеткой:

— Я делаю это ради вас. И ради нашей страны. Не верите ли вы, что Эршенгаль выступит против своего господина? Он станет верной опорой режима. Он ведь так хорошо исполняет приказы.

Пожалуй, он мог бы оправдаться абсолютно за все. И Эршенгаль не сможет выступить против Шеннейра. Я знал это.

— А Джиллиан? Мне не хотелось бы вас укорять, магистр, но после всего, что он сделал?.. Вы дали ему власть! Вы светлый маг, Тсо Кэрэа Рейни, и вы для них всегда останетесь низшим существом, с которым не нужно считаться.

— Так почему я должен верить вам?

Нэттэйдж выглядел так, словно я окончательно его расстроил:

— Я исключительно за мирное сосуществование всех граждан Аринди. Чем я заслужил такое враждебное отношение, Кэрэа Рейни? Я все время пытаюсь помочь, а вы все время отталкиваете мою руку.

Союз против Шеннейра. Поддержи Нэтар, и Нэтар поддержит тебя. Вот только я был светлым — светлым, который для темных всегда останется низшим существом.

— Я прибыл сюда не для того, чтобы поддерживать одного темного мага против другого.

Кажется, Нэтттэйджу хотелось сказать "очень жаль".

Головокружение настигло меня через несколько шагов. Пол ушел из-под ног, и я навалился на перила веранды.

— Вам нехорошо? — Нэттэйдж мгновенно оказался рядом и подхватил под локоть. Я растерянно скользнул взглядом по столу, по пустой чашке.

...низшим существом, которое не должно расстраивать тем, что выходит из-под контроля.

Универсальное противоядие, что выдавал мне Миль, лишало еду вкуса. Но я не принимал его уже очень давно.

Я чувствовал, как иду следом за Нэттэйджем. Тело ощущалось непослушным и чужим; я словно видел все со стороны, и мысли скользили по поверхности как разноцветные рыбки.

Разноцветные рыбки играют над рифом, сетью из злата их ловит солнце...

— Светлому магистру требуется отдых...

Да. Мне так нужно отдохнуть.

Твердая поверхность под спиной; щелкнувшие на руках и ногах держатели; датчики и приборы, отмечающие мое состояние; неразличимые голоса и лампа, брызжущая светом прямо в глаза. Я цеплялся за каждую мелочь, но проваливался, проваливался все глубже.

— Светлый магистр просто сгорает на работе. Как друг, я должен помочь. Разделить полномочия... ответственность... — Нэттэйдж аккуратно взял меня за руку и прицепил очередной датчик. В его эмоциях не было ни капли враждебности. Темный смотрел на меня с гордостью — как на хорошее оружие, которое больше не будет направлено против него.

Свет вырубился разом. Нэттэйдж издал нечленораздельное восклицание, и резервные цепи подключились с недовольным гулом. Но я уже успел вцепиться в реальность и удержаться. Достаточно, чтобы прошептать:

— Остановите это.

Я знал, что он не может остановиться. У него был только один шанс.

Нэттэйдж церемонно поклонился:

— Вам не будет причинен вред, светлый магистр. Но вы выбрали неверную сторону. Очень жаль.

Так буднично, так просто. Как все неисправимые ошибки. На старом шлеме Алина в руках у Нэттэйджа — новые белые детали, работа Лоэрина. Светлый магистр-марионетка — слишком ценный трофей.

Я сражался за каждую частичку своего разума, за разноцветных рыбок, за мозаику с черным контуром Маро, за теней, которых не было здесь, за всех, с кем меня связали нити. Они должны были успеть.

...И когда никто не пришел на помощь вовремя, я понял простую вещь. Никто и не собирался.

Глава 10. Светлый маг в стране теней

Низкий деревянный барак почернел от времени. Слуховые окошки под потолком совсем не давали света, и внутри было темно и тесно. Душно от пахучих трав на полу, от трав, что постоянно жгли снаружи. Дым резал глаза, разъедал горло.

Глава местной власти вышел вслед за мной.

— Все, — сказал я.

Он задержался, прислушиваясь к тому, что было за закрытой дверью, но все же опустил засов.

В густом тумане терялись склоны гор, деревянные дома, резные столбы, отвращающие зло, не отвратившие зло. Поселение Змеиное было большим.

Говорят, если увидишь змею с двумя головами, всю жизнь будешь счастлив. Их никто не видел.

Поселение Змеиное было большим — в основном это значило, что роли очага заражения ему не избежать.

Тревожные флажки когда-то были красными, но давно уже выцвели, и потому мы вешали розовые. Еще у нас были белые флажки — то есть серые. Красиво. В прошлом карантинном бараке — трое из пятнадцати. В этом — ни одного. Никого не спасти, так тоже бывает.

Снопы подсушенной травы уже лежали у стен. Стояли канистры с горючей жидкостью. Помощники принесли факелы, но гнилое дерево гореть не хотело. Мы ждали.

Болезнь расползалась от старых врат, как и всегда. Шла по долинам, по перевалам, по тропам, просачивалась сквозь землю, била из-под камней холодными родниками. И вспыхивала там, где вероятности чертили пик на графике. Мощные машины могли бы ее высчитать. Во всем этом не было ничего необычного. Хора всегда одинакова. Туман, дождь, серая обыденность.

Больных свозили в отдельные бараки, дожидались, пока все, кто внутри умрут, а потом сжигали. Я их не лечил, я не умел. Я отделял тех, кого можно было вылечить.

Люди, которые стояли рядом, не смотрели на меня. Они зря прислушивались; они не могли ничего услышать — я всегда делаю свою работу хорошо. Они не были слепы и подозревали, что я связан с магией, но уже достаточно лет прошло с тех пор, как темные прочесали Хору мелким гребнем, увезли всех, кто был связан с магией, и больше не вернули обратно.

Я снял маску, потом перчатки, и кинул в огонь.

Скоро мне придется уйти отсюда — у меня есть рекомендательные письма к другим людям. Порой я передавал данные, срочные или секретные, из отдаленных земель в другие отдаленные земли, но чаще имел дело с разной темной мутью. Мутью, которую всегда выносят на поверхность смутные времена.

Но люди, которых я видел в последний раз, в последний раз видели солнце. Я мог быть счастлив.

* * *

Четыре года спустя. Аринди

Оборачиваясь назад, я вижу, что прожил уже достаточно, чтобы составить собственное жизнеописание и передать накопленный опыт потомкам. Мне есть, что сказать тем, кто ступит на этот неверный путь.

"Не считай себя самым умным", например.

Или "темные магистры не такие тупые, как кажутся". Но мало ли в Аринди людей, погоревших на хитрых планах. Это традиция, а я следую традициям.

Я помнил, как дверь в секретную комнату срывают с петель, блеск боевых проклятий — помнил, как умирают защитники, как штурмовая группа врывается внутрь, неразборчивые крики, искаженное гневом лицо Шеннейра.

Нэттэйдж рискнет. Я знал это. Нэттэйдж хитер и изворотлив, но он все еще молодой высший, на которого в одночасье свалилась большая власть. И ему не перечат, и ему все прощают, и Нэттэйдж поймал звезду и зарвался. Решил, что стал сильным.