Надо напророчить рыцарю победу, — решил он. — Но обставить ее возможность такими условиями, чтобы в случае поражения всем было понятно: рыцарь погиб только потому, что не послушался Мудреца, поступил вопреки его советам. Если рыцарю повезет и он победит, то все должны знать, что это произошло только благодаря советам Мудреца. После хорошего пророчества, в таком важном деле, как битва с драконом, имя мое будет у всех на устах, слава моя затмит всех нахальных и полоумных старцев, нагло выдающих себя за Мудрецов и Предсказателей. И жители Геликса с ликованием встретят мое возвращение.
Так оно и будет, — окончательно определился Кныпш и пожалел, что не может сейчас выступить перед толпой. Вместо толпы пред ним стоял глупый ученик с широко открытым ртом. И все же, предчувствуя свое славное будущее, Кныпш молчать не стал. Он поправил подушку набитую козлиной шерстью и гордо выпрямился в кресле.
— Радуйся, тупица, скоро я вернусь в Геликс, — сообщил он Тихоне. — Народ оценит мою мудрость и примет меня с распростертыми объятиями. И все свои надежды на будущее он свяжет с моим именем. Я ушел из Геликса гонимый подлыми врагами, но вернусь в город с гордо поднятой головой. Народ поймет что я, и только я, достоин управлять этим славным городом. Он изберет меня бургомистром.
Когда Кныпш начинал говорить о своем предназначении, он делал это так горячо и убедительно, что сам начинал верить в то, о чем говорит.
— Я уволю из канцелярии всех взяточников-эльфов, а хитрозадых гномов вышибу в Неокс, и пусть они там обманывают друг друга. Я прикажу высечь Плешивую Дылду и повесить его на площади Тридцати Трех Монахов Мучеников. Потом отменю смертную казнь. Все будут радоваться, прославлять мои ум и доброту. Воры и жулики перестанут воровать и обманывать, богатые раздадут свое имущество бедным. Своих врагов и врагов Геликса я изгоню из города, без права возвращения.
Кныпш взмахнул рукой, показывая, как он будет изгонять из города своих врагов и несколько раз дернул ногой, подтверждая, что он еще и пнет каждого врага, вышибая его за городские ворота.
Кныпша прорывало не впервые. Тихоня привык к его словоизвержениям и не верил ни единому слову. Но роль ученика, восторгающегося своим учителем, парнишка выполнял усердно: он, не отрываясь, глядел на учителя и делал вид, что восхищается каждым его словом.
"Главное, — считал он, — чтобы Кныпш не передумал и уговорил рыцаря вернуться в город".
— Я въеду в город на белом коне, — объявил Кныпш. — Народ будет ликовать, и устилать дорогу цветами, а ты удостоишься чести идти у стремени моего коня. Все мальчишки Геликса станут тебе завидовать.
"Сам ты белый конь с ослиными ушами", — мысленно обругал Тихоня благодетеля.
— О, мой мудрый учитель, ты даже не представляешь себе, как я счастлив, — заявил он.
— Правильно, будь достоин своего учителя, — Кныпш снова задрал голову и оттопырил нижнюю губу. — А сейчас удались. Я буду думать. Когда придет время, я позову тебя.
Глава двадцать седьмая.
Кныпш не торопился. Калант, хоть он и рыцарь, все равно должен терпеливо ждать, пока Мудрец соизволит выйти. Выступая в балагане, Кныпш хорошо понял, как важно держать публику в ожидании и надежде. И не только публику. Плешивая Дылда, чтобы показать работникам балагана насколько он важнее их, по часу заставлял ожидать тех, кто приходил к нему с какой-нибудь пустяшной просьбой, прежде чем впустить в конуру, которую он называл своим кабинетом. Рыцаря надо хорошо выдержать, а потом предстать перед ним загадочным и мудрым. Кныпш с сожалением подумал, что за время общения с тупыми поселянами, он все упростил. До чего славными были времена, когда он работал Мудрецом в балагане. О его выходе возвещали звонкие трубы, и все затихало. Он выходил окутанный тайной, мудрый, в балахоне, покрытом разноцветными блестками. В каждом слове его была скрыта тайна, и в каждом движении его была скрыта тайна. Его слушали, затаив дыхание. Что и говорить — балаган самая хорошая школа для тех, кто хочет возвыситься.
— Они с нетерпением ждут тебя, учитель, — доложил Тихоня.
Кныпш не торопился. Он желал понять, производит ли его вид должное впечатление. Мудрец уставился в потолок пещеры, выпятил толстые губы, сурово нахмурил брови и поднял правую руку ко лбу...
— Да, — сказал ученик, который понял чего добивается Кныпш. — Ты величественен как сам святой Фестоний.
— Ты, как всегда, говоришь глупости, — осадил его довольный Кныпш. — Я просто верный последователь святого. Иди и объяви, что я скоро выйду. Сделай это неспешно, торжественно и, главное, громко.
Когда Тихоня вернулся, Кныпш подождал еще немного, потом медленно двинулся к выходу из пещеры. Он появился перед отрядом Каланта босой, в белом балахоне, подпоясанном простой веревкой. Шаги его были неторопливыми, каждый из них величественен, взгляд устремлен куда-то в дали, неведомые простым смертным.
Члены отряда по разному отнеслись к выходу Мудреца.
— У-у-х... — нарушил тишину Бахаррак. Варвар явно хотел сказать что-то нелестное в адрес Кныпша, но удержался. — Разрази меня гром!
Маг с интересом разглядывал местного Мудреца. В Геликсе он знал несколько представителей этой профессии, и все они были жуликами, даже не особенно умными. Одного из них, который возомнил о себе и неуважительно отозвался о магах, пришлось, как следует, проучить.
Буркст насторожился. Здешний Мудрец вырядился под святого Фестония, а это попахивало ересью, а Альдарион не скрывал своего презрения. Но Калант смотрел на Мудреца как завороженный, явно ожидая от него чудесных откровений.
Сделав с десяток шагов, Кныпш остановился. Справа, на полшага сзади, почтительно застыл Тихоня. Слева заняла место коза Гельма.
— Приветствую вас путники! — Кныпш поднял правую руку как будто для благословения, но тут же медленно опустил ее. — Я ждал вас. И желаю вам удачи во всех помыслах ваших, и делах ваших.
— Приветствуем и мы тебя, Мудрец, — ответил Калант. — Мы также желаем тебе всяческого благополучия. Не можем ли мы совершить какой-нибудь подвиг, чтобы защитить тебя или избавить тебя от врагов?
— У меня не может быть врагов, — губы Кныпша растянулись в многозначительной улыбке.
— Не осчастливишь ли ты нас пожеланием, что надо где-то уничтожить мерзкое чудовище или восстановить справедливость?
— В краях, где я живу, царят мир и благополучие, — сообщил Мудрец.
— Не укажешь ли ты нам вдову, или сироту, которым надо помочь? — продолжал Калант.
— Благодарю тебя, благородный рыцарь. Здешние вдовы и сироты находятся под моим покровительством.
Убедившись, что Мудрец и все, обитающие от него поблизости, не нуждаются в защите и восстановлении справедливости, Калант перешел к делу:
— Скажи, Мудрец, что ждет нас впереди?
Кныпш медлил с ответом. Он долго и пристально вглядывался в лицо рыцаря. Это был хорошо отработанный в балагане прием. Прищурив глаза и несколько раз кивнув, он дал понять, что увидел все, что надо и отвел взгляд от Каланта, устремив его куда-то вдаль. Все должны были понять, что он смотрит сейчас в неведомое никому пространство, всматривается в будущее и видит там то, что недоступно никому другому. Разглядев в будущем все, что его интересовало, Мудрец обернулся к гостю.
— Щедрый побеждает скупого, — сказал он медленно, выделяя каждое слово. — Друзья — твоя опора, благородный рыцарь, а меч и копье — надежда! — продолжил он в том же духе... — У всего сущего есть начало и конец...
Кныпш хорошо усвоил, что пророчество надо выдавать по частям, мелкими долями. Тогда слушатели пытаются найти глубокий смысл в каждой фразе, будь она хоть самой простой, в каждом слове, будь оно хоть самым дурацким. Пусть они и подумают, к чему он сейчас сказал о щедрости. О начале и конце тоже неплохо получилось.
Высказавшись, Мудрец снова обратил взор в неведомую даль, покрытую тайной для всех, кроме него. После хорошей паузы он снова заговорил.
— В полдень ни одно облачко не закроет огненный диск. Тень небесной кометы не упадет на землю. Твердая рука остановит тьму!
И замолчал. Дал гостям время убедиться, что они никогда не поймут, какое отношение имеют облака и тень кометы к битве с драконом.
— Западный ветер принесет прохладу и изгонит черных демонов...
Кныпш уставился на Каланта, стараясь подчеркнуть, что ему, и только ему, предназначены эти слова. Убедившись, что рыцарь не имеет представления кто такие черные демоны и почему их изгоняет западный ветер, Кныпш завершил свое пророчество еще одной приметой:
— Черный Ворон пролетит с запада на восток, — сообщив об этом неординарном событии, Мудрец долго всматривался в небо, как бы наблюдая полет Черного Ворона, отправляющегося на восток. Наконец, убедившись, что птица улетела туда, куда следует, он поднял обе руки и провозгласил:
— В этот час случится неизбежное...
Кныпш замолчал. Губы его сжались, веки опустились. Он тяжело дышал, явно пытаясь что-то преодолеть, что-то понять... В эти мгновения он, кажется, был где-то очень далеко.
Остальные тоже молчали, ждали, что еще сообщит Мудрец. Потому что, пока, из его пророчества никто ничего толком не понял.
А Кныпш, наконец, кажется, что-то преодолел, что-то понял. Он очнулся, широко открыл глаза, развел руки и громко, так, что его можно было хорошо услышать на другом конце поляны, изрек;
— Грянет великая битва! Сила против силы! Свет против тьмы! И победитель восторжествует!
"Жулик, — окончательно убедился Мичигран. — И не из самых ловких. Охмуряет темных поселян. Знавал я в Геликсе более ловких Мудрецов".
"Надо рассказать об этом мошеннике брату-регистратору, — решил Буркст. — Пусть с ним разберутся".
"Он же так ничего и не сказал! — сообразил Бахаррак. — До за такое предсказание надо выдрать ему бороду и уши обрезать".
Альдарион тоже остался недоволен. " Зарвался Мудрец, — осудил он Кныпша. — Зарвался. За такой окорок, да еще головку сыра, мог бы выдать рыцарю самое хорошее предсказание".
И только Калант остался доволен пророчеством. Он усвоил главное: "Победитель восторжествует!". Рыцарь не мог себе представить, что победителем может оказаться кто-то другой. Значит, Мудрец, который видит будущее, понял, что победит он, Калант Сокрушитель Троллей.
— Больше я ничего не вижу, — устало сообщил Кныпш. — Остальное — ваша забота, да поможет вам святой драконоборец, дважды рожденный Фестоний.
— Старик, да ты же ничего толком не предсказал, разрази тебя гром! — возмутился Бахаррак, которому не меньше других хотелось, чтобы Калант добился успеха в предстоящей битве. — Ты прямо скажи, что рыцарю надо сделать, чтобы побить дракона?!
Кныпш молчал, будто и не слышал варвара.
— Рыцарь, да стукни ты его разок копьем по башке, — посоветовал Бахаррак. Он бы и сам стукнул, но не хотел связываться с Мудрецом. — Пусть скажет все, как следует, разрази его гром!
— Я сообщил все, что открыли мне сумеречные дали, — Кныпш, даже, но посмотрел на варвара. — Остальное находится за завесой непроницаемой тайны, и не может быть открыто даже нам, Мудрецам.
— Я велю своему рабу, и он палкой выбьет из вредного старика, разрази его гром, все, что нам нужно, — предложил назир.
Но благородный рыцарь был простодушен и доверчив.
— Зачем ты так говоришь, Бахаррак, — укорил он варвара. — Мы благодарны тебе мудрый старец, и если тебя кто-то несправедливо обидит, прибегни к нашей помощи. Каждый из нашего отряда грудью встанет на твою защиту. А если мы будем далеко, позови на помощь храброго Бахаррака и он уничтожит всех твоих врагов.
— Чтобы я защищал этого жирного паразита!...— возмутился Бахаррак. — Богиня Шазурр Кровожадная, Беспощадная и прекрасная в гневе своем, самого меня сожрет, если я хоть пальцем шевельну, чтобы его защитить.
Уверенный в покровительстве Каланта, Мудрец по-прежнему не обращал внимания на варвара.
— Благодарю тебя рыцарь за добрые намерения, — величественно склонил голову Кныпш. — Я пошлю с вами своего ученика, он проводит вас до дороги, что ведет в поселение, которое платит дань дракону. Жители его укажут вам дорогу к чудовищу.
Еще раз, поклонившись рыцарю, Кныпш повернулся и удалился в пещеру. Тихоня последовал за ним. Гельма осталась у порога.
— Ты запомнил все, что я сказал? — спросил Кныпш ученика.
— Учитель, я запомнил все, что ты сказал, и все понял. Но если черный ворон не пролетит с запада на восток, победит рыцарь дракона или нет?
— Ты глуп, — осадил Кныпш ученика, — и не пытайся понять мое пророчество. Я предсказал рыцарю Каланту, что если он последует всем моим указаниям, то он победит дракона, покроет славой себя, и весь свой род, до десятого колена. Если же отступит хоть от одного из них, то погибнет. Понял?
— Понял. А его спутники?
— Не приставай ко мне с глупыми вопросами, — рассердился Кныпш. — Тебя это не касается. Проводи отряд рыцаря до дороги в Нуидыру, затем вместе с Гельмой побываешь в двух других поселениях. Расскажешь там о рыцарях, которые приезжают ко мне за советами и о том, что я предсказал Каланту. И учти, вслед за этим рыцарем последуют другие. Так что, ты уже сейчас можешь сообщить поселянам о многих рыцарях, что нуждаются в моих пророчествах и приносящих мне щедрые дары.
— Удачи тебе рыцарь и победы над драконом, разрази его гром! — совершенно искренне пожелал Каланту Бахаррак.
— И тебе удачи, Бахаррак. Вылечишь руку, найди меня, и мы с тобой сойдемся в кулачном бою, — предложил рыцарь.
— Непременно найду, разрази тебя гром! — опять же искренне обещал варвар.
"Ты только дракона убей, а тогда уж я тебя непременно найду, клянусь богиней Шазурр Кровавой, Свирепой и прекрасной в гневе своем, — мысленно продолжил он. — И сделаю тебя рабом. Ни у кого из варваров нет рыцаря-раба. А у меня будет. Тебя я сделаю рабом, принцессу рабыней, а магу отрублю голову. Сам отрублю, Древогрызу не дам. И монаху отрублю, и эльфу тоже. Вот сколько их набралось: Тихоне и козе тоже надо головы отрубить..."
— Так я пошел...
И Бахаррак, не оглядываясь, направился в чащу, чтобы выйти на дорогу, которая вела к поляне, где он оставил обоз под охраной Худрага и молодых воинов. Там должна собраться Орда. Где же еще собираться, разрази ее гром, если не возле обоза. Верный раб Катык, придерживая длинный меч, побрел за Бахарраком.
Воины жевали полусырое, обожженное на костре, мясо и, не отрываясь, смотрели на Крроба. Они впервые видели варвара, который встретился с кхеммами-оборотнями, и остался после этого живым.
Нос у Крроба распух и стал похож на небрежно выпеченную в золе лепешку, левая щека в глубоких царапинах, правый глаз заплыл, губы разбиты. Дышал он осторожно и после каждого глубокого вдоха морщился от боли в боку. Но Крроб старался сидеть прямо, надменно задрав голову, и смотрел на соплеменников взглядом усталого героя: гордо и покровительственно. Он теперь был не просто варваром, а воином, о подвиге которого будут рассказывать в каждой Орде, в каждом племени. Все понимали это, и Крробу, хотя он и не был назиром, дали самый большой и самый вкусный кусок: мосол, покрытый толстым слоем мяса и жира, бедренную кость оленя. Крроб держал ее в правой руке, как боевую булаву назира, как символ власти. Держал, но не ел. Не до еды ему было сейчас. Он купался в лучах славы и умножал эту славу рассказом о своих подвигах. Говорил Крроб неторопливо. Давал варварам возможность оценить каждое свое слово, восхититься и позавидовать подвигу, который он совершил.
