— Понятно. А мы изменить можем только в своём домене, так как не можем вмешиваться в чужие дела, — я вздохнула. Это ж каким надо было быть недальновидным и легкоуправляемым, чтобы согласиться на подобное. Тридцать Пятому хорошо было — подписал не глядя, а остальным Императорам расхлёбывать.
— Задача минимум на несколько лет: изменить систему налогообложения так чтобы лендлорд не могли самовольничать. А для этого, опять-таки, нужны деньги, — я негромко рассуждала вслух, не предполагаю, что советники примут эти слова за распоряжение к действию
— Деньгами мы с Крисом можем... — несколько неуверенно начал говорить де Граф, но я его перебила.
— Никаких можем! — для верности ещё стукнула кулаком по столу. — Кен де Граф, у вас самого кредиторы едва в двери не стучаться. Кен де Вен, я так понимаю, это вас тоже касается?
Судя по смущённо виноватым лицам, про Криса я угадала. Эти два красавца не просто тянули на себе управление империей, но и существенно поддерживали финансово чтобы она окончательно не развалилась.
— С финансами попробуем обойтись своими силами. Земли закладывать не будем, кредиты брать тоже нельзя — берёшь чужие и на время, а отдаёшь свои и навсегда. Насколько я помню, в сокровищнице до сих пор валяется куча подарков на коронацию. Больше половины из них можно безболезненно продать. Вряд ли кто из дарителей опознает очередной бутылёк духов или какое-нибудь колечко и станет возмущаться их продажей. Можно ещё устроить лотерею, — я хищно улыбнулась, вспомнив про Великого Махинатора и его четыре сотни относительно честных способов отъёма денег у населения. Наглеть не будем, финансовые пирамиды пусть останутся нетронутыми. Но есть много других вариантов.
— Это ещё что за зверь? — Эрик оторвался от листка бумаги, куда начал записывать идеи и предложения. Раньше этой секретарской работой занимался Крис, но, по понятным причинам, сейчас письменность не его конёк.
— Как бы объяснить понятней. Крис, вы вроде как лошадьми занимаетесь?
— Да, основной поставщик Императорского двора, — осторожно ответил де Вен.
— Сколько одна Ваша лошадь стоит?
— От полусотни золотых и выше.
— А сколько человек захочет приобрести скажем по десять?
— Вы хотите распродать конюшню?!
— Нет, что вы. Одной-двух достаточно. Я хочу получить раз в пять больше их реальной стоимости. Продаём, скажем, двадцать билетов по десять золотых каждый, потом случайным образом выбираем один из них, владелец билета получит лошадь, а остальным не так обидно потерять десятку. Можно среди них также разыграть что-нибудь недорогое. Надо только найти человека и способ кинуть жребий так чтобы никто не засомневался, что выбор случайный. А если кто последует нашему примеру и станет проводить собственные лотереи, тому выписать налог так, чтобы это было невыгодно. Естественно, разыгрывать можно что угодно, как и менять соотношение цены билета к стоимости лотерейного товара.
— Хмм... А я бы рискнул десятью монетами за шанс получить императорского коня, — подал голос Эрик.
— Так, вопрос с финансами временно отложим. Где у нас самые активные бунтовщики обосновались?
Совещание продлилось до позднего вечера, и через три дня, армия, едва успев немного отдохнуть, двинулась в проблемные районы.
Глава 26.
— Пожалуй, я пойду спать, — с трудом подавив зевок, я отошла от небольшого костра. — Спокойной ночи, господа.
— Спокойно ночи, тено. С вашего позволения, мы ещё немного посидим, — откликнулся Крис. Эрик согласно кивнул и подкинул в огонь ветку.
Империя начала приходить в себя после войны, подавления бунтов и множественных перестановок в прореженном дворянстве. Второе гнездо заговора всё же раскрыли, и несколько родов лишились земель и титулов.
Мы же устроили себе небольшие каникулы дней на десять. И уже четвёртый день предавались блаженному ничегонеделанию на берегу лесного озера близ минерального источника. Зрение постепенно возвращалось к де Вену, и он уже мог видеть шагов на десять, пусть и расплывчато. Источник, по заверению целителей, мог помочь, поэтому отдыхали не близ столицы, а забрались на восток, всего в сутках-полутора от границы со степняками-кочевниками.
Небольшой уютный двухэтажный домик охраняли. Отдых-отдыхом, а безопасность нужна. Хотя ещё три года назад охрана была бы намного меньше и более формальной.
Приветливо кивнув гвардейцам, я поднялась наверх в свою комнату. Сквозняк из открытого окна парусом надул лёгкие занавески. С неудовольствием закрыла окно. Наверно, слуги днём проветривали, да забыли. Не люблю, когда в моей комнате кто-то бывает без меня, надо будет утром сказать, чтобы не убирались.
Поёжившись, комната успела выстыть, я переоделась в мягкую фланелевую пижаму и нырнула под одеяло. Место здесь и впрямь целебное, такого умиротворения давно не чувствовала. Даже куда-то ушла, почти не напоминая о себе тянущая тоска в груди на месте изъятой части души Первого.
Я почти заснула, когда на лицо вдруг опустилась чья-то рука, зажимая рот. Шею больно кольнуло. Попытки вырваться стремительно слабели, мышцы отказывались повиноваться. "Яд мортаны", — промелькнуло в голове. Действует почти мгновенно, парализуя, но не убивая. При этом жертва остаётся в сознании. На людях эффект длится от двенадцати часов до суток. Удобное средство для похищения. Второй укол сделан уже в руку, вгоняя сознание в расслабленный ступор. Желание спать стало просто невыносимым, но то ли с дозировкой ошиблись, то ли ещё по какой причине, но сон не шёл.
Незнакомец подтвердил мысль о похищении. Убедившись, что я не двигаюсь, он несколько минут простоял у окна глядя вниз, выжидая, пока пройдёт стража. Затем перекинул меня через плечо и быстро и ловко спустился на землю. Неподалёку в кустах ждала лошадь. Будто мешок с картошкой похититель положил меня перед седлом и погнал животное быстрым аллюром, не заботясь об удобстве похищенного. Когда голова начала раскалываться от прилившей крови, наконец, подействовало снотворное.
Очнулась от резкой сильной вони. Инстинктивно отшатнулась и открыла глаза. Мужчина в кожаной маске, полностью закрывающей лицо, положил на столик тряпочку, что держал у моего носа. Я огляделась. Тело, хоть и заторможено, но подчинилось. Неужели прошло полсуток?
Подвал, где мы находились, недавно был продуктовым. Большие бочки для вина не убрали, хотя продукты вынесли полностью. Об их изначальном присутствии говорил стойкий запах копчёностей и солений, не успевший выветриться. Полки вдоль одной из стены, которую могла видеть в неярком свете масляной лампы, тоже больше подходили для хранения разнообразных сыров-крынок-варений, чем для книг или лекарских склянок, или других вещей. Даже крюки в потолке, и те, судя по количеству и расположению, предназначались для мирных колбас, хотя и выглядели способными удержать коровью тушу.
— Ну что же, начнём, — произнёс мужчина в маске, дав мне время осмотреться. На нём, кроме плотных штанов и кожаного фартука ничего не было, и мохнатое брюшко без намёка на пресс, вызвало отвращение. Мужчина плотно охватил руками мою голову, не давая вырваться, и вперился бледно-голубыми глазами в меня. Голова заболела, отдавая в затылок точно также, как при попытках де Старли воздействовать в армии. Только давление намного сильнее. Через минуту мужчина убрал руки, голова сразу же прошла.
— Вы были правы, господин, — обратился он к кому-то, находящемуся в тени позади меня. — Чрезвычайно высокая сопротивляемость, если не иммунитет к ментальному воздействию.
Ему ничего не ответили, я только услышала шелест одежды и удаляющиеся шаги. Мужчина молча и легко, несмотря на сопротивление, уложил меня ничком на лавку и привязал. Опыт в подобном почувствовала сразу — верёвки нигде не давили, но возможности двигаться лишали полностью.
— Кто вы? Что вам надо? — спрашивала я, не получая ответа. Мужчина только вздохнул и срезал ткань пижамы, оголяя спину.
— Если вам нужны деньги, скажите, сколько?
Я не унималась. В такую задницу ещё не попадала. Стало жутко и страшно, когда разглядела инструменты, лежащие на столике. Набор юного хирурга. Нет, с учётом обстановки, скорее, пыточный набор.
— Если вам надо что узнать, спросите, вдруг и не секрет вовсе! — я сделала ещё одну попытку обратиться к мужчине, но он проигнорировал и её. Да что им нужно-то? Жертвоприношение бессмысленно — Властелин мёртв, души Первого у меня уже нет, деньги не интересуют, вопросы не задают.
Мужчина тем временем спокойно и деловито рисовал что-то на моей спине, часто опуская кисточку в склянку с густой матово-перламутровой субстанцией. Кожу в месте её нанесения начинало печь, как от свежего горчичника. Всё это время я разными способами пыталась разговорить мужчину и узнать, что же ему надо, но он полностью меня игнорировал. Отложив в сторону наполовину опустевшую склянку, он взялся за скальпель.
— Нет, не надо, пожалуйста! — не то, чтобы боялась боли, многочисленные травмы и ранения, полученные в армии и при сражении с Властелином, показали, что можно многое вытерпеть. Не хотелось быть игрушкой в руках маньяка-садиста.
Первый же надрез на спине вызвал дикий крик. Казалось, он был сделан не скальпелем, а раскалённым прутом. Сколько это продолжалось, не могу даже предположить. Спина просто горела.
— Что вам от меня надо? — хриплым от криков голосом снова спросила, когда скальпель, был отложен в сторону.
— Всего лишь правда, — наконец, соизволил ответить мучитель. — Сколько свечей горит?
Я сфокусировала взгляд на столике, где появился подсвечник.
— Три.
— Неправда, их пять.
Я снова посмотрела на подсвечник. При всём желании воткнуть туда пять свечей не получится.
— Но их всего три!
— Правда в том, что их пять, — настойчиво повторил мужчина. — Признайте правду, и боль уйдёт.
— Три! — сама не знаю, почему, но согласиться с ним и сказать "пять" я не могла. Казалось, признай я его мнение, и что-то непоправимо изменится.
— Полежи пока, подумай, — мужчина ушёл, оставив меня наедине с болью и свечами. Я сосредоточилась на спине, внушая себе "боли нет, порезов нет", как научил армейский целитель, пока ехали по безмагической территории при полном отсутствии лекарств и обезболивающих. Самовнушение помогало, постепенно становилось легче.
— Так сколько свечей горит? — неожиданно вернулся мучитель.
— Три! — буду упорствовать до последнего.
Со звоном на столик упали, брошенные невидимой из тени рукой, металлические кольца. Мужчина брезгливо взял одно из них, что побольше, и нехотя раскрыл.
— Может, её того... — спросил он в темноту, куда я даже повернуться посмотреть не могла. — Девки после этого шёлковые становятся.
— Мне надо согнуть, а не сломать, — ответил низкий голос с хрипотцой и повелительными интонациями. Голос показался знакомым, но где и когда слышала, вспомнить мешала так и не утихшая боль.
— Как скажете, господин.
Металл ошейником сомкнулся на шее. Два других кольца оказались браслетами, занявшими места на запястьях. Мне показалось, что меня слегка придушили. Стало трудно дышать, мысли спутались и начали ходить по кругу. Попытки сосредоточиться на чём-то одном терпели сокрушительные неудачи. Я уставилась на грубые браслеты. Чем-то похожи на те кандалы, что так давно сняли с Криса после нападения на монастырь. Вон и кольца для цепей есть. И туплю также.
— Тут пять огней горят, — произнёс садист.
Я медленно перевела взгляд на подсвечник. Несколько раз пересчитала. Пять никак не выходило.
— Три... — слова давались с трудом. Это же надо одновременно и думать, и говорить.
— Оставь нас, — повелительно приказал голос из темноты. Мужчина молча поклонился и ушёл. Голос начал настойчиво и терпеливо о чём-то вещать. Что именно говорил, не понимала, не могла сосредоточиться на словах, и просто слушала голос. Через какое-то время он замолчал. Свечи оплавились примерно на четверть. В моём состоянии смотреть на огоньки было легко и приятно, в голове образовалась звенящая пустота.
— Так сколько свечей горят? — вопрос вывел из тупого созерцания.
— Три.
— Правда в том, что их пять. Как только вы это примите, всё разрешится и вернётся на свои места.
Голос замолчал окончательно — я услышала, как его обладатель ушёл. И чего они со своими свечами пристали?
Мучитель вернулся, когда свечи почти догорели. Получив всё тот же ответ про их количество, он поставил в подсвечники новые, а меня подвесил за руки на колбасный крюк под потолком. К горящей спине добавилась боль в запястьях и плечах — ноги едва доставали до пола. В ход пошла плётка, умело и больно покрывая не тронутые скальпельным художеством участки спины.
Я орала, теряла сознание, прихода в себя от ведра ледяной воды, и всё продолжалось по кругу. Несколько раз приходил Голос. Наконец, до меня дошло, о чём он вещал.
— Вас все обманывают. Всё ваше окружение вас только используют в своих целях. Что вы о них знаете, о их прошлом, желаниях? Перейдите под мою руку, не буду врать, тоже буду использовать, но честно. Без разговоров за спиной. Вас же не допускают до серьёзных дел, и даже не говорят о них. Признайте мою правду, и будем вместе править. Честно, без увёрток и умолчаний. Просто примите. Боль тоже уйдёт. Вы же хотите этого? Избавиться от боли? И чтобы вас уважали и не скрывали правды? Просто скажите, сколько действительно горит свечей. Их же пять.
В разных вариациях эта речь звучала много раз. Были ещё рассказы о разных неприглядных поступках в прошлом среди моего близкого окружения, но подробности в голове не держались.
Не знаю, сколько длилась эта безумная пытка. Меня иногда снимали, поили бульоном, давали чуть отдохнуть и оправиться. Тело давно висело безвольной куклой. Я уже не кричала, только вздрагивала от ударов, которые теперь покрывали всю спину, но упрямо сорванным голосом и пересохшими губами шептала "три" в ответ на неизменный вопрос.
— Обнови печать и сделай что-нибудь с руками. Если там шрамы останутся, нехорошо будет.
Я еле разобрала приказ Голоса. Палач, повинуясь, уложил меня на лавку как в первый день. И также кисточкой что-то рисовал. Но на этот раз было намного больнее — перламутровая субстанция наносилась не на кожу, а на открытые раны. Запястья, ободранные верёвкой и кандальными браслетами, палач обработал какой-то мазью и перевязал.
— Ну, что? — вернулся Голос.
— Готово, — отозвался мужчина. — В первый раз вижу такое упрямство или силу духа. Но, мне кажется, осталось недолго.
— Тогда чего медлишь? Продолжай! Времени мало.
На этот раз мучитель связал руки сзади в локтях и подвесил в таком виде. Казалось, я услышала хруст рвущихся связок в плечах и скрип вырванных суставов. Вырвавшийся крик, несмотря на давно сорванный голос, оглушил. Палач куда-то ушёл, и мне оставалось тупо пялиться на свечи и пытаться подсчитать их количество. Единственное отвлечение от реальности. Огоньки то гасли, то зажигались. Постоянно прыгали, кружились и двоились, а то и троились. При всём желании сказать, сколько их на самом деле, казалось невозможным.
