Соперницы дружны в сражениях, таков залог успешности луарцев. Кеш горда и понятлива, Пел тоже — разумное предложение она приняла с неожиданной благодарностью, не желая лишний раз связываться с хаосом — это состояние вызывало подсознательное неприятие у поборницы законов. Пел имела определенный успех с чарами, но ее забирал ужас когда дело касалось непосредственно хаоса, ведь он противопоставлялся правильности плетений! Она могла установить связь, волосяную против якорного каната Кеш... Ее слабость принимали — у Кеш схожая фобия к некротической энергии, с горем пополам из-под палки и психического прессинга.
— На сем и порешим, баста, — завершил дискуссию Толь, щедро хмельным движением плеская ей в кубок.
Обновленный организм шутя справлялся с лошадиными дозами алкоголя — сыграть пьянь Пел ничего не стоило, кроме жара в борющемся за трезвость нутре.
Сказать оказалось проще, чем сделать. Пелагея шла в тумане, послушно и бездумно выполняя все указания — все усилия сводились к концентрации на собственной маскировке и отождествлению себя с эльфийским снобом, шествующим мимо сезонной грязи.
Что, как, почему — все мимо нее. Сколько поворотов, сколько ушей, кос и бород, сколько остановок случилось в пути — все мимо нее. Она послушный болванчик, искусная марионетка. Войти в образ, погрузиться в него с головой — это не прихоть, а суровая необходимость. Толь стал для нее внутренним голосом, ее собственным мышлением. Пелагея должна была одновременно играть Шоюэфэльсая и себя, ведь это нонсенс церемониться с загипнотизированными! Пусть тумаки доставались Кеш, но и она, ее миловидное личико, подвергалась грубым приставаниям со стороны похотливых тифлингов.
Пелагея не видела абсолютно никакой чести в представлении какому-то там командору, жаждущему сделать кое-чего неприятное возмутителям спокойствия, заставившим его серьезно понервничать, а ведь нервные клетки не восстанавливаются!!! Откуда эта фраза и почему приклеилась? Все мимо Пелагеи, она сама концентрация, ее земное воплощение. Смотреть прямо и чванливо, брезгливо и подобострастно со скрытым ядовитым кинжалом за полами плаща. Где-то с ненавистью. Вести себя сообразно ожиданиям, как неустанно твердит внутренний голос. Вести себя совершенно безразлично к упоминанию жертвенного ритуала, на котором все четверо загипнотизированных добровольно расстанутся с жизнью, предварительно подарив свою суть ему, командующему, в качестве платы за учиненное веселье на его территории. Пелагея пропускала мимо весь лившийся бред, предельно сосредоточившись на образе Шоюэфэльсая, бесстрастно смотрящего на то, как ее разоблачают вместе со всеми остальными, приковывая к алтарям.
Мрачный готический зал с диссонирующей ассиметричной обстановкой и клубами хаотично перемещающейся под подпираемыми кривыми колоннами ребристыми потолками тьмы — во всем здании угадывался оскверненный храм. Окровавленные алтари тумбами из чернильно-черного камня с мерцающими багровым прожилками, будто артериями неведомого существа с бьющимся где-то внутри сердцем. Пентаграмма на испещренном резкими символами некогда прекрасном каменном полу. В вершине управляемый Солеаном правнук Шоюэфэльсая, которому обещано превращение в настоящего эльфа, а в центре сам монструозный командор, рогатый дьявол под три метра. Пелагея истово старалась не обращать внимания на это крылатое чудище в багряно-черной чешуе, как одеждой украшенной эльфийской мифриловой кольчугой с обильной красно-золотой филигранью и поясом из блестяще-черных драконьих пластин, использующихся и в ножнах для докрасна раскаленных фламбергов, живо извивающихся лавовых полос в руках. Смотрелось жутко величественно и смертельно подавляюще.
Тьма обволакивала живые друзы кристаллов, мечась между ультрафиолетовыми и всеми остальными — Пелагея, пока культисты в черных хламидах с глубокими капюшонами заунывно вели речитатив, уловила порядок движения. От фиолетовых кристаллов к огненно-красному, голубому под электрик и радужному, рождаясь в обсидианово-черных, расположенных в ключевых местах искривленного символа адовой Бездны.
Ритуал двигался к своей кульминации. Бешеный аритмичный танец огненного дьявола, смотри на него Пелагея, лишил бы ее разума. Дисгармоничные вскрики ведьм шадар-кай, вставших жиденьким кругом в вершинах звезды с чертовой дюжиной лучей, сводили с ума — они кривлялись в подобии танца, пытаясь в своих просторных одеждах со сложным узором походить на облака пульсирующей тьмы, зажигающей кристаллы на потолке. По периметру по сложным траекториям летали бехолдеры, периодически стреляющие жуткими глазами по живым друзам кристаллов, как бы заставляя их втягивать в себя тьму, в муках рожая неррасов, кристаллических гуманоидов, потусторонне хрустящих и скрежещущих. Бехолдеры палили по ним до тех пор, пока те не раскалывались от призматически расщепляющихся в них смертоносных лучей или не обретали усеянную звездными искрами ауру тьмы, видимую в обычном спектре. Протяжный звон вплетался в общую какофонию до момента появления четвертого носителя Тьмы. К этому моменту вся атмосфера зала напоминала вязкий кисейный туман с яркими пятнами на потолке и призрачными тенями на полу.
Находящаяся на пьедестале пентаграмма слепила, Пелагея, не будь тисков воли Солеана, давно сбежала бы по ступеням, разверзшимся за спинами ее и пар культистов у остальных четырех алтарей. Девушке казалось, что она стоит на первородной тьме, а в какой-то момент просто-напросто подвешена и пристально изучаема неведомым взором из ниоткуда. Монокристалл пьедестала сковал нечто непостижимое уму-разуму, являясь источником хмари и ее потребителем одновременно.
Пелагея испытывала двойной натиск — второй со стороны алтаря, на котором корчилась вместе со всеми тюсами. Они "открыли" свое кровное родство, пройдя унизительную процедуру чтения ложной памяти о тяготах совместного пути, начиная с побега из Пек-Блэ. Причудливый выверт судьбы, породивший в проклятых землях четырех полубожеств, чьи сердца гонят источающую магию кровь людей, эльфов и драконов. Для одних это шанс получить разведданные из святая святых дварфского мегаполиса, для других обзавестись преданным деду эльфом-магом непредставимого потенциала, способного стать родоначальником поистине могущественного клана, для третьих это целых четыре источника, один из которых ярко выраженный некромантический. Солеановское сердце драколича, помещенное в грудь ее псевдотела (замаскированного эльфийского пленника), причиняло самые сильные страдания — натянутые струны клановых уз дрожали от зеркальных корч. Мягко выражаясь, Пелагее было насрать на подстроившиеся и спрятавшиеся под плетение ритуала их клановые связи — добровольная пытка ломала ее будто неправильно сросшуюся кость.
Тюсы верили Солеану и терпели. Терпели. Терпели!!!
Солеан
Боль отдавалась во мне стуком четырех родных сердец и пятого сердечка, мимикрировавшего в правнука Шоюэфэльсая.
Кульминация неизбежно сорвет все маски — слишком крутые силы задействованы.
Я расстался с планами поглотить чужое море силы — подавлюсь. Не всякую информацию и энергию можно безопасно съесть в отведенные сроки, и пропускной способности полученного из божественного трупа сердечника недостаточно для трапезы в отпущенные временные рамки, если желаю сохранить тюсов. Клан против развития куэо Сорбео путем внедрения многоступенчатого духовного трансформатора?
Начальное восхищение сменилось нешуточной тревогой — я колебался!.. Поглотив четыре доверившихся мне души, уподоблюсь вампирам и всяким там вечно голодным пожирателям без чести и совести, гонимых всеми... Божественный лич, если я верно разобрался, переполнен рвущейся наружу энергией, им самим генерируемой в непредставимых (для простых смертных) объемах. Кто бы мог представить — сотворить из божественной сущности нежить!? При том поработить ее сковывающим волю планарным кристаллом и доить, доить, доить, эксплуатируя и в хвост, и в гриву!
Циник? Порой да. Сейчас я в ужасе от сотворенного с... каким-никаким, но по праву одним из моих младших братьев по происхождению и роду занятий. Мда, как сухо и печально. Я хотел освободить его Зерно Духа, однако взрыв наоборот сильнее привяжет его и породит могущественного Бога, владеющего Хаосом первородной Тьмы — страшное сочетание. Я мнил себя падальщиком да жестоко обманулся, лицезря истинных виртуозов. Знали б эльфы, кого пытаются надуть!
Что же делать?
Эпилог
Солеан
Раскаяние... искуплю делом.
Сумрак суть грань, равновесие. Изменчиво мое мерило, к сожалению или к счастью, но... Страдаю ли угрызениями совести за подлость? Как только выберу путь личного обогащения — признаться, моей утробе все равно, переварит и здешнюю жуткую смесь, не даром ведь последствия гибели одного бога я устранял когда-то, жертвуя другими. Допустим, я разведу тьму божественным светом, гм, схарчив одного из местных божеств, например, богиню плодородия или водителя бурь, ошивающегося рядом. Не факт, что мне хватит для очередного перерождения, но стоит только посметь, как Чиэшмиалтэль Кацуэн сол Вадабор станет врагом номер один, стражи из ордена Семилунья по стелларитам играючи выследят меня — уверен в их возможностях поиска, подозреваю, ради этого стелларит пустят в расход, получив компас (куэо Сенс обладает внушительными возможностями, но отданные камни я перестал чувствовать сразу, как только расстался — такими делал, однако, нельзя сбрасывать со счетов чужие знания и умения, вполне хватит остаточного следа, указывающего на след, сам я пока совершить подобное не способен).
Выбор предопределен. Форс-мажорные обстоятельства мной учтены.
В расход обладателя дорогущей палки со стелларитом и древесиной мэллорна, смоченной в крови и сросшейся с ее источником, драконьей лапкой, и ее саму целиком в топку. Пелагея перестала двоиться, заняв свое место, а я растворил захваченного, хех, в мой собственный аналог гендзюцу пленника вместе с правнуком и сердцем лича, ударив львиной долей полученной энергией, пропущенной через куэо Пси, по дьяволу, представляющему в этом мире многослойный демонический план, один из миров которого присосался к, гм, заграничному соседу. Жаль, организатора вспугнул, так и не поняв, кто стоял в тени и руководил сей шаражкой. Жаль, дьявол оказался слишком уязвим и не ожидал стремительной атаки с моей стороны — неожиданно для своих умер, нарушив ход ритуала. Часть его силы пропустил через куэо Рэй, взломав саркофаг Мертвеца, часть отправил с посылкой к соседям по все еще действующему каналу.
Пришла пора сбросить оковы с тюсов, сделать их полубогами, апостолами Магии. Волшебники и чародеи — теперь вот к ним примешался друидизм от эльфа, колдовство и шаманизм от могучего демона, а так же жречество и псионика от клана в моем лице. Занять место ведущего? Да, я без перехода в центр фигуры изнутри перехватил управление ритуалом в одной из просчитанных точек, добившись благ для своих и для себя — в смысле, получил композитную оболочку, в которой лишь стражи ордена Семилунья во мне опознают черты, характерные для демиурга, ну и по портрету, ибо менять внешность не собирался. Плоть от плоти мира сего и звездный кристалл, смешать и спрясть надежный покров, позволяющий не бояться применять куэо, когда они предпочтительнее инфэо.
Память демона, память архидрумага, память Мертвого — лакомые куски в топку, как ни жаль жертвовать знаниями. Разведсеть из бехолдеров ту да же — они исполнили роль, завладев вниманием присных демона ямы — мне хватило, чтобы завершить трансформу и смотать удочки, бросив проклятые земли самостоятельно разбираться со своим "оживающим" проклятьем, подхватившим оброненные бразды правления сим храмовым комплексом, сердцем мегаполиса, густо населенного шадар-кай и тифлингами, воюющими с маячащими под боком эльфами и дварфами. Только вампиров и не хватает, хе-хе. Где они, кстати?
Какие только мысли не роились у меня в голове в ту роковую секунду, фатальную для многих. Вдруг мертвый бог ожил. Вдруг энергетический приемник потряс "грязный" взрыв, и сила мертвого бога, призвавшего свое к себе, причудливой диффузией вдруг соединила границы двух миров, объединив мегаполис с демонической крепостью. Вдруг пленные демоны вырвались из губительного заточения, слабые и сильные, они все ринулись мстить, когда утолили первый голод. Вдруг миг назад покинутый домик на берегу озера лишился всей магии. Вдруг огненный бич балора, лорда демона одного из слоев Бездны, в одном из близлежащих миров рассек пленного эльфа, игрушку, не пожелавшую становиться предателем — он почувствовал беду, случившуюся с его оплотом, более страшную, чем регулярные пропажи слуг, он учуял запах исконного врага, исчадия ада баатезу, он ощутил иссушение, постигшее питающий его Источник.
