— Тебе же нельзя еще! Давай лучше булочки достанем.
Лёша отодвинул брата, но тот уже победно потрясал коробкой с бело-голубой этикеткой "Баунти".
— Мы погреем! И у меня температуры нет! И давно! Можно-о-о же-е, если не холодное! — просительно ныл мелкий, не теряя времени вывалив батончики в крышку коробки от пирожных.
— Сейчас я булочки ванильные разогрею, — Лёша вскрыл прозрачный пакет и положил замороженные комочки теста в пожарно-красный обтекаемый прибор с парой прорезей спереди. Оля вытянула шею, не удержавшись от любопытства, и под заструившийся сладковатый парок разглядела четыре вертикальных прорези сверху.
— Это тостер. Хлеб и булочки можно прямо замороженными греть, — пояснил Лёша, заглядывая в большой холодильник. — Может тебе сыра, колбасы или яблок дать?
— Нет-нет, я не хочу есть. А вы, наверное, любите готовить, — вежливо ввернула Оля тщательно придуманную фразу.
— Мы? Да у нас никто толком и не умеет! — рассмеялся тот в ответ.
— Ты умеешь! — гордо встрял Вадя.
— Ага. Разогреть полуфабрикат, сделать пирожки из готового теста и закинуть продукты в мультиварку.
— У тебя вкусно получается! — возмутился младший.
— Ага, если сравнивать с родителями. Не, вот бабушка у нас и правда хорошо готовит, — пояснил Лёшка.
— Светлана Петровна?
— Не-не, папина мама. Я, когда маленький был, чаще у нее жил, чем дома. И уезжал непременно с полным рюкзаком пирожков. Вот она завтра приедет и у нас будет полный холодильник домашних вкусностей.
Оля, покрутив перед собой тарелку, с сомнением осмотрела предложенную сладкую парочку. Шоколадная скорлупка райского наслаждения протаяла со стороны горячей булочки и кокосовое мороженое стремительно впитывалось в бочок выпечки. Она отломила ложкой промокший кусочек и отправила в рот. Занятный вкус получился, такой своеобразный "горячий бутерброд".
Заметивший её манипуляции Вадя тут же собезьянничал по-своему, покатав булочку сверху по мороженому и измазав бока в шоколадной глазури. Конечно, пальцы и мордочка поросенка при первом же укусе оказались в сладких коричневых разводах. Лёшка вздохнул:
— Позорище. Доедай и иди умывайся.
— Зато вкусно и мороженое теплое! — ответил мелкий, подобрал мякишем молочную лужу, запихнул за щеку оставшиеся полбулки и шустро облизал пальцы.
— Он не всегда такой. Просто нервничает, хочет показать всё и сразу, — извинился Лёша, когда за мелким закрылась дверь ванной.
Удивившись про себя, что из-за её присутствия кто-то может нервничать, Оля кивнула и после небольшой паузы на поиск подходящих слов, ответила:
— Наверное, он больше всего хотел похвастаться Унькой?
— Ну да, — хмыкнул он, — это его любимое развлечение, пугать всех гостей своей змеёй.
— Не такая уж она и страшная. Даже симпатичная, — уже легко добавила она. — Если знать, что не кусается.
— Глаза надо разуть! А то пятнышек не видят и давай визжать! — возмутился протискивающийся за Олиным стулом вернувшийся Вадя.
— Обошел бы нормально!
— Так быстрее, — пояснил подлезший под столом мелкий и, усевшись на своё место, уставился преданным взглядом на Олю. — А давай я тебе про машинки расскажу?
— А давай в другой раз как-нибудь? А то мне домой надо, завтра занятия никто не отменял, — с огорченным видом ответила она, вставая.
— Как? Уже? Ну, вот... так мало... так ты ещё придёшь, да? Машинки посмотреть?
— Не знаю, Вадимка, там видно будет. Сессия же скоро.
— Ну и что? А после экзаменов? Лёшка всегда отдыхает! А у меня каникулы будут, вот!
— Правда, я не знаю пока. Давай не будем загадывать!
— Не, ты уже обещала! Один раз машинки смотреть! Я запомнил!
Оля беспомощно посмотрела на Лёшу, но тот только с улыбкой развел руками:
— По сути, ты пообещала.
— Ладно, крючкотворы. Я постараюсь, — отозвалась она, не сдерживая растягивающиеся в ответной улыбке губы. Страхи спрятали иголки, недовольным бурчанием напоминая о своем существовании, и слова стали всплывать сами, не заставляя разыскивать себя в глубинах памяти.
...
— Ладно, идите уже! — критически оглядев одевшихся старших, отпустил их Вадя. — Лёль, не забудь, я приду в субботу! Ты обещала вкусненькое! У меня только один свободный день! Вот и уйду, а то я вечно маме с бабушкой мешаю, будто убудет у них от кусочка съеденного теста или начинки...
— Да-да, я помню... — дезориентированная скороговоркой напутствия, Оля ляпнула в ответ первый попавшийся вопрос, — а почему? Не мешать?
— Ну, ты как маленькая! Они же готовить будут! У меня, между прочим, день рождения! Восемь лет один раз в жизни бывает! Вот!
— Ой, это конечно! Извини, забыла, Лёша говорил. Но разве он в субботу?
— Нет, в пятницу, но надо же приготовиться! В воскресенье еще ребята из школы придут! Ну, кто переболел, половину не пускают родители.
— А я, кстати, тоже хочу к тебе в гости. Мне надо поговорить с Эдом. Серьезно! — заявил Лёша. Но на её вопросительный взгляд только отрицательно качнул головой. — Это мужской разговор. Надеюсь, он будет дома? Не беспокойся, я ничего ему не сделаю. Только кое-что уточню...
Оля обеспокоенно потерла ладошки, — не хотелось бы ей, чтобы кто-то что бы то ни было уточнял у неё с таким выражением лица... ну да ладно, с эльфом бесполезно разборки устраивать — ей ли не знать! С другой стороны, ей тоже надо поговорить — с Лёшки причитается несколько ответов на не самые приятные вопросы, а уж у неё дома ему от них точно отвертеться не получится.
...
Несколько метров от подъезда Лёшка шёл чуть впереди, прокладывая тропинку в свежевыпавшем снегу, а дойдя до тротуара подставил локоть, за который Оля после некоторых колебаний уцепилась. Хотелось встать прямо тут в позу "руки в боки" и уже разобраться со всеми проблемами, наконец-то! Но не время и не место...
— Ты молодец! Выдержала проверку Вадькой! — неожиданно похвалил он её.
— Проверку? — Оля остановилась, словно споткнувшись, и ошалело помотала головой. Как-то в таком ракурсе ей это приглашение в гости не представлялось.
— Ну... я это так называю... — протянул Лёша, досадуя на вылетевшие без должной проверки слова.
У Оли взыграли язвительность и обида, так и подмывало спросить... и она не удержалась:
— И часто ты устраиваешь подобные проверки? И зачем?
— Нет, я... Ну. Неточно выразился. Нет. Не часто. Не устраиваю вообще. То есть — это первый раз. Вернее. Когда приходят к нам в гости знакомые, тут и выясняется — кто может с ним общаться, а кто — нет. Вот как-то так.
Он немного помолчал, выкручиваясь из неудачно ляпнутых слов, да также напрямик и продолжил:
— Ты можешь, и это здорово! Шкет же редкая зараза, в самом деле, — нет, ей не показалось, в голосе Лёши чётко слышались горделивые нотки. — Он ещё мелким совсем запоминал вопросы, при ответах на которые взрослые краснеют, и невинным тоном задавал всем встречным, особенно девушкам. Любит произвести впечатление, паразит. Но если с ним сюсюкать или напротив свысока игнорировать, то он из вредности и опозорить может так, что надолго отбивает желание с ним и со мной заодно встречаться. Так, ё..лки, и не дает ни с кем нормально общаться.
Оля понимала, что это неправильно, что она не имеет на это никакого права, но в мыслях она все же ревниво отметила это "не дает общаться". И уголки губ сами поползли вверх в довольной улыбке.
— Хулиган, да? — Она скатала снежок и запустила в дерево, попав в стоящую машину, тут же залившуюся трелью сигнализации. Сделав независимую мордашку, Оля прихватила Лёшкин локоть и потащила его мимо, продолжая "светскую" беседу на тон громче, чтобы перекричать машину. — А со мной вроде нормально общается. Или мне так кажется?
— А ты ему понравилась, стесняешься, но не врешь, он сам мне так сказал. Так что ты прошла экзамен у самого страшного члена моей семьи.
— Да? А зачем бы мне проходить этот экзамен? — заставила себя сказать "с наездом" Оля. Но интонацию вызова скомкал сорвавшийся в конце голосок. Она, густо заалев, спряталась, наклонившись за охапкой пушистого снега для нового снаряда.
— Тебе... я хочу спросить... то есть сказать... В общем, для меня это совершенно замечательно! Я прямо счастлив, что тебя от него не придется прятать!
Лёша заглянул под её капюшон и потянулся поцеловать. Оля растерялась, неловко подставив щеку, и смутилась, ткнувшись лбом в его плечо, боясь выдать себя колотящимся зайцем сердцем. Шелковистая ткань пуховика приятно холодила разгоряченную кожу, ладошка сама скользнула в Лёшкину ладонь, которая оказалась в ...кармане, и вполне уютно там устроилась.
Они бы так и стояли посреди улицы, не зная, как выразить бушующую внутри сумятицу чувств и желаний. Лёша нашелся первым, собравшись с духом и решив расставить по местам все сегодняшние недоразумения.
— Ты точно не выгораживала Вадьку? Он тебе и правда ничего не рассказывал про меня и Катю?
Ответом ему послужило только отрицательное перекатывание головы по его плечу. И, конечно, он не догадался, что от его слов Олино радужно-теплое ощущение развеялось как небыль и глаза предательски защипало. "Это от мороза", — уговаривала себя она, тут же неприлично шмыгнув носом и напоследок пройдясь щекой по ткани — запомнить ощущение...
— Извини, пожалуйста, за Вадькины приколы, но он рано или поздно потащил бы тебя с Унькой знакомиться. Лучше уж так, сразу...
"Извини... не за Вадю и не за ужика надо извиняться..." — подумала Оля, отрываясь от плеча и, не глядя на Лёшу, делая шаг вперед. Ладошка рванулась из кармана, но её не выпустили, мягко удержав.
— Не за что. Унька симпатичный. — Оля промолчала о том, какие извинения хотела бы услышать. Как и о своем любопытстве — послушать бы про неких девушек, которых Вадька пугал по утрам. Всё же никакого права на удовлетворение этих вопросов она не имела. Впрочем, и выталкивать из себя слова снова стало сложно.
Лёшка помолчал, помялся и, только войдя в метро, собрался с силами пояснить:
— У меня была девушка, Катя. Они с Вадькой не ладили, постоянно воевали. Родители в прошлом мае уехали в отпуск на две недели, — редкий случай, когда их отпустили одновременно. И мы с Вадькой жили одни.
Увидев её сочувствующий взгляд — всё-таки одному с непоседой, наверное, трудно справиться, с протестующими нотками в голосе пояснил:
— Ты не думай, они нас не бросили, есть же еще бабушки и дедушки, но нам и вдвоем нормально. Да его даже маленького часто оставляли на меня, я уже привык. Сейчас совсем просто — пока я в институте, он на продленке, никаких проблем. Ну, почти никаких...
Он переждал объявление следующей станции, подозрительным взглядом изучил единственного вошедшего пассажира и, вздохнув, все-таки продолжил.
— Все бы хорошо, но Катя решила пожить с нами. Я-то радовался, а вот мелкий... Нет, сперва он вел себя почти паинькой, только постоянно устраивал проверки. Собственно, такие же, как и тебе...
— Это какие же? — от удивления у Оли прорезался потерянный голос.
— Ты не заметила? — грустно переспросил Лёша, едва коснувшись её подбородка костяшками пальцев, торчащими из лубка, и заглядывая в распахнувшиеся навстречу глаза. Другая рука жила своей жизнью, не выпуская из плена её ладошку и они так и молчали, читая каждый что-то своё, важное, в глазах друг друга, и качаясь в такт поезду. Объявили станцию и торможение вжало их плечи в торцовую дверь вагона. Оля потупилась и помотала головой, возвращаясь к ответу на его вопрос. Нет, она действительно не представляла, о чём он говорит.
— Он тебя смущал, набивался в гости, задавал дурацкие вопросы...
Мысленно перебрав месяц знакомства с Вадей, она не могла с ним не согласиться. И все-таки сомневалась, — шкода всегда был абсолютно непосредственным, никакой игры она не заметила.
— Вадька же ребёнок, они многие ведут себя так, нет? Разве он нарочно? Я не сильна в детях...
Получилось как-то двусмысленно и она опять покраснела, уставившись на кулиску его капюшона. Выдранное из ткани металлическое колечко висело на утягивающем капюшон шнуре, вместо того, чтобы его прятать в ткани.
— Что там? — Смешно скосил он глаза.
— Порвалось. — Она потянула за шнурок, чтобы показать Лёше.
— А, точно, защемил дверью машины и дернул. Все забываю пришить.
Они вышли на переход и на эскалаторе, вынужденный выпустить ладошку, он притянул её к себе за локоть, запрокинув голову и внимательно, снизу вверх вглядываясь в её реакцию, продолжил:
— Вадька, конечно, умный, но не расчетливый монстр, ничего он не просчитывает. Просто он кое в чем виноват, вот и пытается... реабилитироваться.
Оля молчала, и как бы Лёше не хотелось услышать, что она и так все понимает и ни на что не сердится, надежды на это не было никакой. Пришлось ему собрать разбегающиеся мысли и рассказывать дальше. Оставалось всего две остановки, а он твердо намеревался закончить все объяснения сегодня.
— Так уж получилось, что мелкий все время крутился около нас. А весной он развернул настоящую холодную войну, — его каверзы становились все злее, так что через неделю, как раз после явления его с Унькой в спальню, Катя обиделась и ушла. Это было в воскресенье и я уехал с утра к клиенту, вот и не отследил. Я её понимаю, сам бы испугался. Кому понравится будильник из ползающей по тебе змеи?
— Прямо так и отпустил змею? — ахнула Оля, не ожидавшая такой жестокости.
— Нет, держал в руке, но позволил ей свеситься. А змеиные "поцелуи" поутру — это, согласись, уже чересчур!
— Соглашусь, так и заикой оставить можно, — передернула она плечами, — мне Унька понравился, но... не настолько...
— Понимаешь, мы планировали... — Лёша перевел дух и все-таки решил закончить сразу с неприятной темой. Хватит уже недоговаривать и оставлять на потом. — Планировали пожениться летом, но вот с Вадимом они не поладили. Сперва вроде нормально общались, пока он в школу не пошел. А осенью начались проблемы — она с ним сюсюкала, как с маленьким. Он же этого не любит, считает подлизываниями, да и взрослым уже стал — школьник.
Серьезность последнего высказывания заставила уголки её губ дрогнуть в улыбке, да и прошлое время этого "планировали" заставляли глупое сердце замирать от надежды. Люди же и расстаются? Но могут и помириться — если всё было настолько серьезно, что дошло до штампа...
— Ты понимаешь, он же мальчик! Видела, у него даже ужик — мужик! — с жаром выдохнул Лёшка, требовательно высматривая её реакцию.
— Но это не повод распускать змей...
— Нет, конечно. Наоборот, это повод змей, язык и руки не распускать. Это я ему уже вдолбил. Но надо понимать, что у него тоже было, есть и будет своё мнение. Ему необходимо принимать решения и чтобы кто-то их, эти его мнения и решения, слушал, пусть не выполнял, но общался.
— Из-за этого весь сыр-бор? — огорчилась Оля, и даже не стала прятать грустные нотки в голосе. — Так вы еще помиритесь!
Уж во что, а в то, что на чужом горе своего счастья не построишь, она свято верила.
— Не совсем. Когда она не слушала его, я думал это нормально, ведь поговорить он может и со мной, а она советуется со старшими, его мнение не учитывается... и Вадьку это не устраивало. Я же ей обычно уступал, родители не вмешивались, вот мелкий и стал по мелочи вредить...
