— Габриэля запереть. Сариила не выпускать и отстранить от дел, чтобы ни одна бумага к нему не попала. Я скоро вернусь. — демон вспыхнул черным огнем, завертелся смерчем и в одно мгновение растворился в пространстве.
Ждать новых докладов просто не имело смысла. Несмотря на вражду, Дагон никогда не преувеличивал и не преуменьшал опасности. Форт Гацебла, возведенный на перекрестке четырех основных дорог врана, давно являлся символом. Люди в древних летописях называли выбранное место Домом зарождения зла. Злые ветры, превращающиеся в бури и тайфуны, выходили из северных дверей. Огонь земной и небесный воспламенялся в южных. Каменная сила титаном вздыбливалась в восточных. Смертоносная вода вытекала из западных. Естественно, что никому не нужно было объяснять — обладанием данным местом позволяет управлять мирами. Но лишь Сейшаату была ведома и другая тайна: форт стоял на магическом разломе, на ране хаоса, загнанного в ловушку. И боги хаоса, четыре первых сына древнего дракона, получили дары от отца именно здесь. Кхорн сеял насильственную смерть. Дагон владел судьбой и магией. Нургл управлял болезнями и страданиями. Ланшор увлекал в пучину похоти.
Уничтожение крепости могло повлечь за собой падение магической державы, и простое восстание теперь обрело конкретные черты — кто-то заранее продумал план.
Форт Гацебла, как можно было разглядеть в тумане, сейчас действительно окружали освобожденные рабы, которые готовились к нападению, сооружая деревянные башни. Красные стены и раньше видели жадных до власти путешественников, возомнивших, что безнаказанно войдут внутрь. Только теперь двери, плотно закрытые, хранили молчание до поры до времени, набираясь сил для удара. Одной тьме известно, как среагирует Дом, если открыть магические замки одновременно.
Зеленые глаза с вертикальным зрачком искали намека, следа, присутствия... Конечно, не так просто пробиться через туман, который и не туман вовсе, а — Сейшаат еще сильнее задохнулся от ярости — ЯД! Действующий наоборот, убивающий темных сынов. Значит, дело действительно не в жалких людишках, а в тех, кто ими управляет, кто укрывается под масками простых смертных.
— Отец, — касание магией судьбы, и вот из темноты появился Дагон. Как всегда надменный и как всегда холодный. — Что скажешь, отец?
Слышится ли насмешка в маге или лишь кажется?
— Мой сын знает толк в ядах, — жалящая усмешка. — Ему лучше знать, не так ли?
— Если ты так желаешь. А ты желаешь, отец? — черный сын черного родителя начал ходить вокруг, как когда-то Змий в зале. — Ты унизил меня в прошлый раз за мое тщеславие. Теперь не тебе ли преподал урок раб, что должен умолять взять его и владеть?
— Преподал, любезный мой сын. Прав.
— А не ты ли учил меня кодексу граанов, которые безраздельно владеют пойманными и купленными сати?
— Несомненно, Дагон.
— Ты хочешь, чтобы я тебе помогал? Я еще твой сын? — черные глаза мага превратились в две бездны. — Или ты продашь меня за постельную куклу?
Демон задумался. Плоть от плоти стояла перед ним, выжидая. Да, нет никого мерзостнее дьявола, управляющего судьбами и рвущего их нити. Но... стоит ли Габриэль сына?
— Я отдам его тебе... — короткое согласие. — Как только мы разделаемся с мятежными беглецами. Клянусь.
И маг согласно кивнул, чтобы на мгновение отодвинуть для повелителя врана туман и показать, что среди рабов алеют крыльями серафимы, прилетевшие из приата... Осталось лишь призвать остальных граанов, чтобы убивать, чтобы кровь черным жертвоприношением вернула силу вечному и всесильному врану.
Демоны — они ненавидят друг друга и не подпускают ближе расстояния клинка. Но объединяют силы ради великого ледяного хаоса, и возводят хвалу себе... И возносят хулу на материальный мир.
...Ворваться в дом, сшибая двери, пройти до конца бесконечных комнат.
— Сариил! — не вопль, а злобный рык. — Прячешься, мой великий жрец. Ну, где же ты? Где? — дракон, весь в крови людей, остановился посреди гостиной, еще хранящей аромат вишневых садов, где белоснежный цвет застилает голубые небеса неимоверным дурманом. Где трава пьянит рассудок. Где...
— Сариил! Ты достал меня играть в прятки. Ты провинился. Ты ответишь. И если сейчас я не увижу твоих прелестных глаз...
— Простите, мой повелитель, — Суул, появившийся за спиной, деликатно кашлянул и прервал речь Змия. — Вы же сами приказали... Э, ну, вы приказали, чтобы сати подвесили.
Резкий оборот хищной морды. Змеина кожа переливающаяся золотом.
— Что приказал?
— Вы сказали, что веренетесь скоро и приказали подвесить Сариила за его неповиновение.
— Повтори еще раз, чтобы я лучше слышал... — граана начало от чего-то трясти.
— Вы явились в дом очень разгневанным, вы швырнули вашего сати Габриэля на пол. Юноша был в крови. Без сознания. Вы еще пнули его ногой быстро пошли наверх, читая письма. Потом остановились...
Суул замолчал, пугаясь выражения на морде дракона, чья тень шевелилась змеями.
— Говори дальше.
— Такие приступы случались и раньше, мой господин. Но вы ведь всегда контролировали гнев. — слуга виновато вздохнул. — Я пытался вас остановить. Я делал все, что мог.
— Достаточно ли ты делал? — почти приступ лихорадки, всплеск сознания. Когти, рвущие плоть. Вопль. Падение тела. — Я пошел к Микаэлю? — мрачный вопрос.
— Да. — Суул вяло кивнул. — Этот сати вообще мало вам доставлял неприятностей, но вы сказали, что из-за него лишились любимого.
— Лишился? — поднять подбородок выше, восстановить человеческий образ.
— Микаэль не сопротивлялся. Смерть была легкой...
Да, когти сразу порвали сонную артерию. Бедный мальчик умер мгновенно. Демон закрыл глаза, одновременно сладострастно упиваясь видением смерти и страшась продолжения рассказа.
— Я пытался привести Габриэля в чувство. Было много ран, кровоподтеков. Пульс еще прощупывался. Пришлось затащить ангела на диван. Именно тогда в холле появился ваш сати Сариил. Вы помните?
— Нет, — Змий свел брови, ногти впились в ладони.
— Вы говорили про предстоящий Совет наверху лестницы с Ланшором. То есть отменяли встречу и намеревались немедленно отправиться в путь. — Суул говорил спокойно, размеренно, словно рассказывал о чем-то будничном.
— А Сариил?
— Жрец был внизу. Пытался со мной привести мальчика в чувство, плакал. Вернее, я не видел слез, но у него было такое лицо, словно его наизнанку вывернули. — Сариил сказал, что внутренности разорваны и... Что это сделали вы.
— Я? — вопрос скорее внутрь, чем наружу. Да, ярость появилась еще там, в поезде. Она проросла в драконе, как только он коснулся Габриэля. И лишала рассудка.
Зеленые глаза осматривали комнату, ни на чем не останавливаясь, потому что предметы пугали очевидностью присутствия.
Агнц, милый мой малыш, я не мог испытывать к тебе ярости. Я не презираю тебя, не желаю тебе смерти. Я люблю.Я любил тебя всегда... А это значит...
— Вы слышите, повелитель? Вы слышите? — Суул поддержал покачивающегося дракона от падения. — Вы спустились с лестницы и вздернули жреца. Вы приказали мне...
— Не повторяй больше, я понял. Где Габриэль и Сариил? — холодное спокойствие, под которым булькает лава.
Суул достал из кармана ключ.
— Я не мог ослушаться приказа, — оправдался он и опустил голову, все равно ожидая наказания. Но темный лорд мало обратил внимания на подобострастие Суула. Гораздо сильнее теперь его волновало несколько вопросов, каждый из которых находился в разных областях мировоззрения. С одной стороны, почему гнев возник раньше прибытия на вокзал, ведь Змий ничего не знал о мятеже? С другой, и это заставляло сердца изливаться кровью, в каком состоянии теперь оба ангела? С третьей, обещание Дагону. И с четвертой, яд...
— Габриэль тоже там, надеюсь... — констатировал темный лорд, забирая у мелкого дьявола ключ.
Суул икнул, опустил плечи. В комнате непривычно потемнело от надвигающейся грозы.
— Ну, чего молчишь?
— Повелитель, вероятно, прослушал... — заикание, откашливание и отступление подальше. — Габриэль был при смерти.
— То есть? Как при смерти? — Змия затрясло.
— Ваш сати умер... У меня на руках, а Сариил... Он умолял оставить мальчика рядом в темнице, пока вас не будет...
Дракон сорвался с места. Он бежал, не помня себя, он почти вихрем пересек замок. И дождем с градом ворвался в тюрьму, в которую отправил жреца с... Тем, что должно остаться от Габриэля, от его милого, беззащитного малыша.
Свет. Яркий круг света в каменном мешке без окон. На полу лежит крылатый юноша, обагренный яростью. Белые волосы его изгибами утерянного счастья разметались по камням, руки обнимают грудь. Ноги согнуты в коленях, словно кто-то только что держал несчастного в объятиях. Тишина. Ни стона, ни плача.
Я хотел тебя убить? Нет-нет, мой малыш. Я летал с тобой в небесах. Твои крылья... Я так любил твои белые крылья и твое алое сердечко. Почему произошел приступ?
Змий переступил порог нерешительно, попытался дышать, но воздуха не хватало. Оторвать бы взгляд от Габриэля... Хоть на секунду.
Лед. Холоднее зимы кожа юного сати. Светится снегом. Светится? Дракон прищурился — не может быть! Сати таял на полу, как сугроб на солнце, превращаясь в студенистую жидкость.
Змий резко огляделся: Сариил — здесь же и не пахнет жрецом.
Чуткий нос уловил ускользающий запах, аромат нити, ведущей из врана.
Ах, вот значит как! Вот и ответ на первый вопрос 'про гнев'. Алая ярость опять заволокла глаза — подделка! Отражение Габриэля.
Значит, по жесткому? Значит, мои милые сати, вы решили сбежать?
36
Множество миров, как соты, как сплетения нитей в ткани, существуют одновременно в одном времени и иногда даже в одной реальности, различаясь лишь местом наслоения и часом происходящего. Лаэр, столица государства слимов, названный в честь матери-гермафродита, располагался в нескольких днях от срединного мира, что по человеческим меркам — около десяти парсек. Обитатели благодатной богатой земли не нуждались, практически все слимы вели волшебный образ жизни. Имели роскошные дома на побережье и уютные квартиры в столице. Встречались, общались, изредка размножались...
Среди слимов не существовало понятие брака как такового и по той причине, что слимки считали самцов недоразвитыми особями и даже существовал закон, по которому они признавались практически недееспособными, то есть ограниченными в правах и свободах, как иногда признаются умалишенные. Расы с определенным разделением пола слимы воспринимали как претендентов на рабство, а чаще — как выведенный в лабораторных условиях низший сорт. Таких легко контролировать, говаривали слимские политики. Их можно разделять: самочки в один загон, самцы — в другой. Другое дело, если хозяева забросили созданную расу, как это случилось с родом людей, чья цель — пропитание господ и хранение информации. Тут уж события поворачиваются не в пользу лиц, вложивших средства. Тут начинает действовать закон неуправляемого размножения, система ширится, пухнет до пределов, установленных заранее и по законам физики, не имея дальнейшей возможности распространения, уничтожает сама себя. А слимам никак не помешает лишнее пространство для грандиозных проектов. И во имя себя, и во имя врана. Да и разрешение на охоту в срединном мире никто не отменял. Лицензия на отлов особей, наиболее подходящих для секс-услуг, позволяет выбирать с претензией. И владелец получает немалые дивиденды.
Эфла после внезапного бегства выбранного ею ангела не спала почти всю ночь в надежде, что назавтра успокоится. За рабочими встречами и делами днем она даже ненадолго отвлеклась и уже почти достигла прежнего, расчетливого умиротворения. Но потом, за обедом в дорогом ресторане в отдельном номере с вызванным для ублажения худеньким мальчиком-человеком, в голову опять вернулся настырный образ раба Квонкса. И Эфла набрала номер слима, которого знала уже почти сто лет, обеспечивала крышей и вела общие расчеты.
— Квонкс, привет, — премьер-министр отставила в сторону узкую чашу с желтоватым кисло-сладким умпато, готовившимся из икры и водорослей ядовитых рыб, и знаком приказала проститутке продолжать вылизывать ее возбужденный, уже налившийся буграми и удлинившийся изогнутый член. Мальчик с ошейником на шее активно втянул головку слимки, но та была слишком возбуждена мыслями и предстоящими расспросами.
— Так вы нашли его? Нет? Ищете еще. Ах, Квонкс, город не так велик. Не думаю, что такой красивый ангел мог уйти далеко. Выставили информацию и данные? А откуда они у тебя? — Черные вытянутые глаза Эфлы приобрели агатовый оттенок, коже потемнела до темно-фиолетовой. — Понятно. Значит, собственность Сейшаата... — долгий озадаченный хмык. — И что ты намерен делать, Квонкс, если повелитель врана заявится в контору? Лишить меня процентов? — слимка никак не могла успокоиться и злилась все сильнее, мешая нижнее удовольствие с верхним негодованием. — Знаешь, тебе жить со мной дальше... Ты понимаешь? А если понимаешь, — острый коготь указал на член расслабившемуся рабу, — то ищи поактивнее. Я дам тебе средства и возможности. И ангелочек должен быть у меня. Я заплачу за него. Сколько? Не вопрос. Я хочу его в собственность. Ты понял? Отлично.
Эфла отключила связь, выдохнула через мембраны, кожа ее посветлела,
Да, она добьется и получит этого маленького крылатого, выжившего после войны. Память воссоздала картинки прежних ночей с такими же, как этот. Но теперь слимку грела мысль о постоянном пользовании. Тем более, что она давно искала. А у других подруг давно есть замечательные коллекции. Уже вымуштрованные и удовлетворяющие их потребности.
— Пошел... Пошел... Не нравится... — Эфла оттолкнула присланного раба. — Передай хозяину, чтобы порол тебя чаще. И потолще вибраторы вставлял. — Полное неудовольствие. И от обеда, и от перспектив. Слимка тяжело поднялась, размышляя над тем, почему мог отказаться правитель врана от такого сладенького ангелочка. По словам Квонкса, скорее всего темный лорд решил проучить непокорного раба... Великолепно, будет очень занимательно, если мальчишка станет рыпаться. А теперь он точно попадет в лапки Эфлы — уж она расстарается.
Последующие несколько дней высокопоставленная хищница ждала новостей. Буквально жила тем, что сделает с юношей в первую ночь. Ее подогревало и то, что заказываемые на ночь проститутки не удовлетворяли полностью запросов.
Ангел принадлежал дракону. На его запястьях сохранились печати. Может, Сейшаат и потребует обратно собственность, но и слимы не из простых смертных. И будет время замести следы.
Внутренний звонок в кабинете заставил Эфлу вздрогнуть. До заседания оставалось около тридцати минут. Вероятно, секретарь решил о чем-то предупредить.
— Я ведь сказала не беспокоить, — шипящим низким голосом буркнула слимка, продолжавшая плыть на волнах эротических фантазий.
— Я знаю, госпожа, — молодой слим старался не раздражать начальницу. — Но к вам посетитель.
— Пусть приходит завтра. Сегодня не тот день.
Как же надоели вечные недовольные, выпрашивающие себе отдельных привилегий.
