Она осталась одна. И Витя остался тоже — один на один с тварью. В которую даже, дурак, отказывается верить, хотя она его чуть не убила. И что ей теперь делать? Хотя... Если демон или дух, или кто он там — вырвался из квартиры, значит здесь его влияния больше нет и она может...
Например, включить свет. Щелкнув выключателем в коридоре, она убедилась в этом, даже заслонив рукой лицо от внезапно яркого света. Вытащив свой мобильник, она, совершенно не удивившись, увидела, что сеть опять ловит. Заглянув в глазок, она ничего там не увидела. Тусклого света лампочки у лифта уже не было. Но и звуков, криков, ударов — она тоже не слышала. Если Витя догадался что происходит — он успел убежать вниз, спуститься во двор, а там уже круглосуточный магазин в доме напротив. Вряд ли тварь будет нападать при других людях...
Но что делать ей? Точнее — а что она вообще может сделать?
Она прошла на кухню, задумчиво закусывая губу. Включив свет, она села на диван, включив и радио. Пусть играет, потому что эта тишина ей очень не нравится. Уперев взгляд в стену напротив, она достала из-под сидения забытую Серым пачку сигарет, из-за которых все и началось. Раньше она хотела их ему отдать, бросив прямо в лицо, и состроив презрительную мину, чтобы показать ему все, что о нем думает. Но вот покойникам сигареты точно не нужны, насколько она могла знать. Особенно висящим в соседней комнате под потолком.
Вытянув одну цигарку из упаковки, она прикурила от свечи. Нет, она никогда не курила, только в школе пару раз баловалась, как и все, за углом слева от крыльца. И ей тогда не понравилась эта глупость. Но чего уже терять? Возможно, ей придется умереть через несколько минут или часов. Так вот она и плюнет этим дымом теперь в рожу не Серому, так Борису Михайловичу, который...
Она представила, как представительный владелец квартиры заходит на кухню, и морщит свой породистый нос, приговаривая: 'ладно, кровь мы отскребем, с ментами договоримся, призрака загоним обратно в комнату... Но курить-то тут было зачем? Я же говорил!'. Ксана засмеялась, залившись одновременно кашлем — курить она все же не умела, и дым наждаком прошелся по глотке.
Да, точно, так и будет. А еще говорят, что перед смертной казнью дают выкурить последнюю сигарету. Она не знала точно, скорее всего, это какая-то легенда, но да уж гулять, так гулять.
Откашливаясь после каждой затяжки, она оглянулась было в поисках пепельницы, но потом плюнула на это. А зачем, собственно? Чтобы Борису было не нужно еще и пепел убирать с... пола, например? И она с неким садистским удовольствием стряхнула кончиком ногтя столбик серой массы под ноги. Вот тебе!
Хотя до чего все это глупо. Что она вообще может сделать, все же? А, может быть, действительно позвонить владельцу квартиры, а?
Осоловело посмотрев на экранчик телефона, она еще немного поколебалась, ощущая как перед глазами слегка плывет картинка — вертолеты, понимаешь. Наверное, не надо так глубоко затягиваться сигаретой...
Решительно нажав пальцем на строку в адресной книге 'Владелец квартиры', она приложила трубку к уху, и резко вдохнула дым в легкие, сдержав кашель.
Длинные гудки раздавались около минуты, но она ждала, планомерно докуривая свою сигарету. Как раз когда Ксана с некоторым отвращением вжала бычок в столешницу, варварски туша его, слегка наслаждаясь воплем женщины-хозяйки внутри нее, протестующей против такого ужаса, как в телефоне раздался щелчок и сонный голос прохрипел:
— Чего надо?
— Ой, Борис Михайлович, я вас разбудила? Поздно позвонила, да? — Срывающимся от нахлынувшейся злобы голосом, спросила она, закуривая следующую сигарету. — А я думала, что вам не спится, бывает же такое, знаете ли. Все думаете, не заходил ли кто в вашу драгоценную комнатку...
— Что? — Совсем другим, злым и бодрым голосом выдал ей в ответ тот.
— Нет-нет, вы уж меня не перебивайте, а то мало ли что будет. Позвоню я в полицию, да расскажу, что вы тут людей убиваете. Они же не поверят, что это демон, или брат ваш покойный... Хрен его знает кто, но какая разница?
— Да что ты мелешь, девчонка! — Злобно бросил Борис.
— А вот то, что вам квартирку-то долго отмывать от кровищи. И соседям объяснять, что ж тут такое творится... Цену следующим квартирантам еще больше снизить придется, из-за плохой репутации у хаты, правда?
— Значит так, я кладу трубку и вызываю полицию. — Ровно отвечает он. — Ты звонишь мне с угрозами, и, кстати, диктофон я уже включил.
— Да пожалуйста. Я не уверена, что доживу до рассвета, так что мне все равно. И, знаете, я вот сейчас курю прямо на вашей кухоньке. Этого ведь тоже нельзя делать?
Залившись смесью кашля и смеха, Ксана сама нажала отбой, не слушая ответа.
Ну вот и все. Хотя бы разозлила этого урода напоследок. А теперь... теперь она пойдет искать ответы, пока здесь нет демона. Прямо в эту проклятую и чертовскую комнату.
* * *
Виктор бежал. Он так не бегал со сдачи нормативов по физкультуре. Да что там, он тогда еле плелся по сравнению с той скоростью, которую он показывал сейчас. Прыгая сломя голову по ступенькам, он мчался вниз. За его спиной одна за другой вспыхивала нестерпимым светом и гасла, перегорев, очередная лампочка на потолках лестничных пролетов.
Он не знал что это. Маньяк, скорее всего, — но ему было неважно. Главное — убежать отсюда, во двор, куда-нибудь подальше, к людям. И позвонить всем кому угодно — хоть родителям, он был уже готов сдаться, наплевав на свой образ 'взрослого мужчины'. Как можно дальше от этой проклятой квартиры!
Виктора занесло, и он стукнулся боком о перила, вывернув на очередной пролет. Лампа дневного света под потолком заискрила и медленно погасла, оставляя его во тьме уже сейчас. Ужас нахлынул на него и Витя резко оглянулся. Ему казалось, что он слышит уже дыхание маньяка. Хотя бы Ксана спасена — мелькнула в его голове мысль. Но желание спастись затмило всё и он припал к кнопке вызова лифта. Внезапно оказалось, что двери распахнулись тут же — он даже не обратил внимания, что тот дожидался посетителя как раз на этом этаже... Каком? Пятом? Четвертом?
Ввалившись в слабо освещенную тесную коробку лифта, он стукнул со всей силы ладонью по кнопке первого этажа, и привалился к стенке, переводя дух. Все же, он обманул маньяка, оставив того с носом... Выбежать из подъезда и добежать до круглосуточного он успеет.
Тихий скрежет заставил его поднять голову, чтобы с удивлением увидеть, как плафон под низким потолком коробки, медленно ползущей вниз, замерцал и начал гаснуть. Что за ерунда? Виктор почувствовал как ноги начали подкашиваться в буквальном смысле, а на лбу выступила холодная испарина. Так не бывает, этого не может быть!
Свет почти потух спустя мгновение, снизив накал освещения до тусклого багрового цвета. Разве так бывает? Лифт дернулся, заставив Витю упасть на колени, раскинув руки, чтобы вцепиться в скользкие изгаженные пластиковые панели, которыми обшиты стенки.
— Я застрял? — Тихо прошептал он.
И, с непонятной самому себе резвостью вскочил на ноги, начиная бить по кнопке вызова лифтера. Вот он ответ — пока маньяк будет ходить вокруг, он вызовет помощь...
Его пальцы в очередной раз коснулись кнопки, и острая волна жара прошла по его телу. Не в силах отрефлексировать происходящее, он наблюдал, как кисть его руки падает на грязный пол, а в воздухе почти что зависли капли крови, вырывающиеся из перебитых сосудов.
Яркие фиолетовые, с оттенком нежно-лилового, короткие как будто молнии вспыхнули, вокруг, принимая облик... Какой-то. Удар в живот отбросил его к противоположной стенке, заставив выдохнуть весь воздух из легких сдавленным хрипом. Лифт задергался, скрипнул, и слегка перекосился.
Вскинув голову, он увидел невозможную для рационального сознания картину, которая и сама по себе уже убила его психику. Прямо перед ним медленно ткались из пустоты когтистые руки, обрисованные как фиолетовым контуром тех самых молний. Вслед за ними начал проявляться силуэт высокого существа, стоящего, как будто бы пригнувшись, в низком для него лифте.
— Кто ты? — Всхлипнул Виктор, чувствуя как по его щекам начинают скатываться слезы боли и обиды.
Существо, возможно, порожденное его фантазией, развело руками, и он увидел, что это клинки. Прямо из обведенных по трафарету пустоты кистей рук исходили фиолетовые, потрескивающие невозможные лезвия.
— Я сумасшедший, этого нет! — Внезапно завопил он во всю мощь своих легких.
Тварь дернулась, задев когтем панель вызова монтера, и она заискрила, взорвавшись.
Внезапно одна из когтистых лап нажала на десятый, и лифт, содрогнувшись в очередной раз, пополз наверх.
Виктор даже не успел удивиться — ему не дала сделать это боль. Такая, какой не чувствовал никогда за свою жизнь — вторая лапа коснулась лезвиями его тела, проникая ледяными сверкающими лезвиями в грудную клетку, уходя вглубь, пронзая.
Сдавленный хрип — вот и всё, как смог отреагировать он, ощущая как во рту возникает что-то неприятно липкое, влажное и горячее, отдающее металлом.
Судорожно дернув целой рукой, он по наитию попытался перекрестить то невозможное, что видел перед собой. И у него даже получилось...
Странное чувство — горечь, холод, пустота — вот что появилось в его судорожно мечущемся разуме в этот момент. Будто бы он почувствовал реакцию твари?
В любом случае это ее не остановило. Она дождалась когда рука Виктора бессильно опустится, и свободной лапой быстро провела по его левой руке. Новая вспышка боли, почти незаметная на общем фоне, и он, скосив взгляд вниз, видит как еще одна кисть падает вниз, на пол.
Двери лифта открылись во тьму лестничного проема.
Тварь, удерживая его когтями внутри плоти, вытащила его наружу, и потащила куда-то. Уже начавшим гаснуть сознанием, он понял, что это дверь их съемной квартиры.
Бедная Ксана — напоследок вспыхнуло в его уме...
Ему даже повезло — он не заметил, как по воздуху, рядом с ним, плыли кровоточащие отрубленные куски его плоти, которые тварь тоже решила забрать с собой, обратно в жилище.
* * *
Ксана медленно перелистывала страницы старого дневника. Пожелтевшая бумага общих тетрадок в клеточку, с кое-где затертыми местами. Ровный каллиграфический почти что почерк черной шариковой ручки. Каждое 'ш' с нижним подчеркиванием, каждое 'т' с тильдой сверху. Газетные вырезки, вклеенные между страницами. Пожалуй, в неверном свете стеариновой свечи, установленной ею рядом с ящиком, она читала нечто такое, что отрывало ее от действительности, к которой она привыкла.
Вероятно влиял еще и антураж, ведь она устроилась прямо на планке этого самого ящика, склонившись над найденной среди непонятных склянок и семейных фотоальбомов, тетрадкой. Даже пованивающий труп Сергея, висящий совсем рядом, ее не смущал. В конце концов, если твоя жизнь практически кончена — есть ли смысл пугаться? Только собственная холодная отстраненность может по-настоящему ужаснуть.
Тетрадка принадлежала, как она поняла, родному брату Бориса Михайловича — Якову Михайловичу. Тому самому весело улыбающемуся с вырезки слегка худощавому человеку в строгом костюме, с подписью — 'успешные бизнесмены — реальность, а не миф'.
Но, как она сейчас понимала, реальностью было еще и многое другое. Яков прилежно записывал собственную рефлексию — и это можно было бы пропустить, если бы не то, что, в основном, она была посвящена магии.
Поначалу ее заинтересовал такой отрывок:
'Когда Борис предложил заниматься строительным бизнесом, я сначала долго колебался. Это опасное дело в наши времена. Мне всегда казалось, что стоит искать счастья в эмиграции, после того как все рухнуло. Но он меня отговорил. Теперь же передо мной стоит выбор. Я не могу оставить брата одного — я знаю, чем кончаются такие вещи. И пусть у него есть настоящая деловая хватка, почти как в анекдотах — он не справится без меня... И моих знаний. Вопрос — хочу ли я?'.
За этим эпизодом следовала пара страниц испещренных непонятными ей значками. Кое-где они были обведены маркерами. В одном месте была жирная клякса и пара рисунков, сделанных, вероятно, в задумчивости. Рядом с ними была надпись, обведенная много-много раз красной ручкой: 'Корона идёт от Тьмы Земли, как и любая инверсия. Я готов рискнуть'.
После этого она пролистала страниц пять — там были личные заметки и довольно сентиментальные записи о брате и ком-то еще...
На очередном развороте она узнала о ком — там был карандашный набросок того существа, что она увидела этой ночью. И подпись: 'Уриэль'.
У нее начали закрадываться сомнения, кто такой этот Уриэль, когда она наткнулась на такой отрывок, который заставил ее окончательно решить, что она сошла с ума.
'Мне жаль использовать Уриэля для всего того, что нужно брату. Когда я отправил его избавиться от Тимофея, угрожавшего Боре, мне было просто нестерпимо стыдно. В конце концов, он же не какой-то глупый черт, нет! Настоящий демон, из Высшего Чертовского Дома! Существо — единственное существо в мире — с которым я могу обсудить мировые константы и поэзию Соломона. В некотором роде, я уже давно не могу воспринимать его как фамилиара, который дал мне клятву верности и обеты оберегать меня и моего брата, выполнять мои команды... Скорее всего, виноват тут только я. Не рассчитав сил, я призвал в качестве личного палача и охранника одно из самых умных существ, тех, кто был сотворен Б-гом еще до людей, на четвертый день. Но он все это понимает. Мы уже решили, что как только лихие времена пройдут, я отпущу его обратно, пусть даже такие клятвы сложно отменить. Но я сделаю этот ритуал. Кажется, что Уриэль против. Неужели он так привязался ко мне, что боится... что... я могу не перенести кровавый ритуал отмены?'
Ксана судорожно захихикала. Какие у них, однако, высокие отношения. Это вот Яша про эту тварюгу, которая убила Серого и, может быть, сейчас также жестоко убивает ее любимого? Черт побери!
Но не в силах оторваться от дневника, она продолжила его листать.
'Кажется, что я зря проговорился Боре о том, что хочу отпустить Уриэля. Впервые со школьных времен у нас случился неприятный скандал. Да и эта фраза 'Кто тебе дороже? Я, наш бизнес, или какая-то тварь?!'. Нет, неправильная постановка вопроса. Каждый в мире, на всех его планах, долже находиться на своем месте. Очень печально, что каждый из них, по своим причинам, не хочет, чтобы я сделал лучше для всех. Уриэль — да, он признался, он переживает за меня. Вогнав меня в краску, он прошептал в своей обычной манере, поигрывая лезвиями, сотканными из инверсивных тканей подземных миров, что 'ты не смог бы...' (дальнейший кусок речи жирно зачеркнут)'.
Ксана с удивлением обнаружила, что это была последняя исписанная страница. Дальше были только пустые листы. С непонятным ей самой благоговением она положила тетрадку на пол, вновь заглянув в ящик. Среди непонятных склянок, альбомов и трухлявых вещей, ей на глаза попался лист бумаги.
Подцепив его ногтями, она вытащила сложенный вчетверо лист и развернула.
Совсем другим почерком там были нанесены некие символы, очень похожие на те, что чертил Яков. И подпись на знакомом ей языке — 'Подчинись мне'. Лист был слегка обгорелым.
