— Нелей... — просипел Бромий, даже чуть покачиваясь от душевных мук и стыда. — Слушай... тот сикан сказал... ну, он сказал... сказал... сказал, что... сказалчтонегордитьсяособо! — единым духом выпалил Бромий. И жалобно добавил: — Это правда?

Нелей не выдержал. Он понимал, что может здорово обидеть Бромия, но сил сдержаться, видят боги, просто не было. Опрокинувшись на спину, он стал хохотать, просто не имея никакой возможности остановиться, только временами переходя на стоны и бешено лягая воздух — благо, место под корнями это вполне позволяло.

Казалось, Бромий вот-вот снова заплачет или бросится на Нелея с кулаками. Но неожиданно губы его дрогнули, потом разъехались в улыбке — и он засмеялся тоже: сперва коротко хихикнул, потом фыркнул громко, а потом — захохотал в голос, повалившись на подстилку и мотая головой.

* * *

Вскоре после полудня — они спустились с хребта на широкую дорогу через перевал, жаркую и пустынную от этой жары — Нелей остановился. Постоял. Глядя вперёд, потом передвинул на живот сумку, тщательно выгреб из неё изюм и, торжествено разделив его — весь! — пополам, отсыпал одну половину непонимающе наблюдавшему за его действиями Бромию:

— Ешь. И прими мои поздравления, мой друг Бромий из Сиракуз.

Бромий поднял брови, огляделся и спросил радостно:

— Дошли?! — после чего лихо высыпаю весь изюм в рот и с явным наслаждением начал жевать, даже жмурясь от удовольствия.

— Именно, — Нелей, последовав его примеру и жуя, указал на два больших валуна неподалёку слева и справа от дороги, на которых было чётко выбито одинаковое -

АКРАГАНТО?

— С прибытием тебя в земли акрагантидов, дорийцев, то есть — самых правильных среди всех эллинов эллинов.

— Интересно, а я дориец? — задумчиво спросил Бромий, подходя к одному из камней и пошлёпав его ладонью по шершавой макушке.

Нелей собирался что-то ответить — но и сам потом не мог вспомнить, что, потому что первый его торжественный шаг по земле Акраганта был жестоко омрачён.

Правая сандалия развалилась окончательно.

18.

До городских стен мальчишки добрались только к следующему полудню. Они заночевали недалеко от дороги, просто на траве, разостлав хламиду Нелея. Бромий мгновенно уснул, а Нелей ещё сколько-то лежал и буквально всем телом впитывал ощущение безопасности, сладкое, как свежий воздух весной. На дороге встречалось много людей — пеших, повозок, даже конных и колесниц — но никто из них не вызывал опасений, ни от кого не надо было прятаться, а уж попавшийся навстречу уже ближе к вечеру отряд гоплитов с летящими орлами на больших щитах и вовсе вызвал состояние полного покоя: эллинские воины как бы заверяли, словно документ — печать — что вокруг безопасно и они тому порукой. Позади остались горы Сицилии с их чужими народами и постоянной враждебностью, опасливо-тихо разлитой даже в красивых по воле богов местах.

Эллинское — свободно, подумал Нелей, уже погружаясь в сон. Так будет. Мы отстоим тебя, Сицилия. Отстоим от любого врага, я клянусь тебе трудностями того пути, что проделал — и я не отступлю перед трудностями в грядущих путях, сколько бы их ни было...

...Акрагант в отличие от большинства эллинских городов стоял не у самого моря — его и побережье разделяло не меньше схена пути, правда — по очень хорошей дороге. Городские стены были сложены не как в Сиракузах — а из мрачного буро-серого базальта и гранита, отчего город в пасмурную погоду, наверное, казался хмурым и тревожным... но в свете солнца стены и квадратные приземистые башни ослепительно сияли россыпями мельчайших слюдяных вкраплений. В широко открытые ворота — одни из трёх городских и единственные, обращённые внутрь острова — вливался поток не поток, но достаточно солидный и шумный людской ручей. В основном тут шли в город эллины, но хватало и сиканов, от которых Бромий явно старался держаться подальше, и высоких темноволосых элимцев в синих головных повязках... и пуны тут были тоже. Стража в воротах пропускала всех, взимая плату только с торгового груза — до мальчишек же, по виду проделавшим долгий путь пешком в неласковых местах, воинам явно не было дела.

На надвратной башне простирал золотые крылья, словно бы осеняя ими вход, огромный орёл — поставленный, как было известно на всей Сицилии, в честь победы колесниц тирана Ферона на прошлых Олимпийских Играх. Правда, Нелей подозревал, что птица сделана из свинца или камня, а золотом только покрыта, но всё равно это производило сильное впечатление. И ещё — он успел, проходя внутрь, заметить на стене прячущиеся за откидными щитами боевые машины. Около них прохаживались воины...

... — Куда теперь-то пойдём? — Бромий помедлил и сказал нерешительно: — Я есть хочу...

— Я тоже, — вздохнул Нелей. Последний копчёный сыр они съели утром. — Так... сегодня первый день, когда нас будут ждать... эх, ладно. Пошли.

Ориентируясь на гомон и шум, более сильные, чем везде, мальчишки выбрались на одно из ответвлений раскинувшегося вдоль стены городского рынка — очень удачно, потому что именно тут торговали едой. Нелей разменял свой диобол и купил четыре котиле дешёвого вина, разведённого водой, а ещё — две горячих лепёшки и длинную жареную на углях колбаску, которую они разорвали пополам, присев тут же, под навесом, устроенным около торгового лотка специально для таких случаев. Всё, что осталось у Нелея — несколько медяшек, на которые посматривала парочка крутившихся рядом оборванных мальчишек помладше них самих. Их следовало опасаться — приведут ребят постарше, чтобы обобрать явных чужаков, да ещё и потрёпанных и без взрослых, а значит — беззащитных. Но Нелей не мог заставить себя сейчас думать ни о каких опасностях. Ему было весело. Весело сидеть так и жевать, весело смотреть, как Бромий жжётся колбасой, весело слушать гомон рынка и разглядывать пёструю толпу вокруг...

У меня получилось, думал Нелей с некоторым самодовольством. Я в Акраганте, первый шаг сделан. Мысль об этом наполнила его упругой энергией, он махнул, вскочив, рукой Бромию:

— Пошли давай!

— Мфефяф, — Бромий дожёвывал колбасу, одновременно втягивая ртом воздух, чтобы остудить её. — Пофоти... — но тоже поднялся и кивнул, судорожно проглотив последний кусок. — Я готов.

У ближайшего торговца Нелей спросил, где находится Храм Согласия. Тот быстро и толково объяснил дорогу и добавил, что как раз у нужного выхода с рынка его брат торгует обувью на любой вкус и цену. Намёк был прозрачным, но Нелей предпочёл его не заметить, как не заметить и хихиканья Бромия.

После рыночного шума и суеты улица, в которую они спустились — немного похожая на ущелье, над которым смыкали свои ветви огромные олеандры — казалась безлюдной и тихой. В тени царила благословенная прохлада, где-то слева под плитами журчала вода. Нелею от этого звука захотелось пить, он достал фляжку и не удержал удивлённого возгласа:

— О!

— Что такое? — Бромий поглядел на него и усмехнулся хитро: — А. Ясно.

— Пустая... — пробормотал Нелей. — Ведь полная была, когда в город входили... мы же пили почти перед воротами... Эй! — он почти обвиняюще посмотрел на Бромия. — Ты, помнится, что-то такое говорил про это! Ну? Теперь-то можешь пояснить?!

— Да всё просто, — Бромий улыбался. — Та наяда, Фрина, о которой ты рассказывал. Ты подарил ей поцелуй, а она тебе — воду из своего родника в дорогу. Но твоя дорога закончилась, закончилась и вода. Послушай, даже странно, что ты сам не догадался!

— А ведь правда... — Нелей убрал фляжку обратно. — Если мы вернёмся, то я подарю ей... я подарю ей...

— Не надо ничего, — перебил его Бромий. — Это будет уже дар с расчётом. А поцелуй ты ей подарил просто так. Вот она и отблагодарила...

— Я раньше думал, что такое бывает только в рассказах — ну, знаешь, мой друг слышал от своего знакомого, что его двоюродный брат и так далее... — Нелей покачал головой. — Да уж... Такой подарок — обычному мальчишке за глупый поцелуй... — и он снова мотнул головой, не обратив внимания на странный взгляд, вскольз брошенный на него Бромием...

...Обычному мальчишке, подумал Бромий, отворачиваясь. О Аполлон... Наяда лучше тебя самого знает, Нелей, кто ты. Для сына бога это было самым малым, что она могла сделать. И, может быть, она этим подарком ещё и просила о защите. О защите от чужаков, которые жгут детей в жертвенниках и не понимают ни красоты, ни великодушия... если они захватят Сицилию — умрут не только эллины острова, умрут с ними от ужаса, тоски и небрежения и наяды, и дриады, и нимфы, и весь тайный народ, населяющий мир, мир, в котором живут люди. Если бы пуны понимали это, они были бы иными. Но они не понимают — и, наверное, этой Фрине тоже страшно при мысли, что такие существа могут придти к её маленькому родничку...

...Улица достигла нижней точки спуска, лихим прыжком перескочила по мостику через протекавшую из-под одной стены под другую речушку — и пошла на подъём, как-то незаметно превратившись в лестницу. Навстречу пропыхтела пожилая толстуха — богато одетая, она восседала в роскошном дорожном кресле, которое несли двое рабов, но всё равно сопела так, словно шла по лестнице сама и не спускалась, а поднималась. Прошли две молодых женщины — о чём-то переговаривавшиеся друг с другом — и большая компания молодых парней-эфебов, наверное, только-только принёсших клятву, нервно-весёлых и шумных. А потом лестница кончилась — и впереди сразу оказалась, буквально рядом, чуть желтоватая длинная колоннада храма.

Вокруг было немало людей, но рядом с храмом они виделись какими-то потерянными в огромном солнечном пространстве. Храм Согласия от века стоял на плоской (или плоско срезанной) вершине холма, и его со всех сторон, кроме низа, окружало только небо. Слышалось изнутри торжественное пение — пел мужской хор, сильные голоса повторяли, меняя эпитеты за эпитетом в каждой строке, хвалу Акраганту.

— Тут, — Нелей кивнул на бьющий из каменной глыбы между двух кипарисов родник. Рядом никого не было, только стояли почему-то несколько пустых кувшинов. Мальчишки напились с ладоней и уселись в тени под дерево справа — но не успели ни передохнуть, ни завести разговор, потому что рядом с ними словно из-под земли вырос оборванный паренёк, воткнувшийся в струю воды, как в последнюю свою надежду. Он долго и шумно пил, а потом, утирая губы и лицо ладонью, выпрямился — и Нелей узнал одного из мальчишек с рынка.

К его удивлению, оборвыш сказал, как ни в чём не бывало — обращаясь к Бромию:

— Ты же гость в Акраганте, рыжий? Не хочешь подзаработать? — его глаза, серые и чуть сощуренные, мгновенно обежали настороженно глядящего на него Бромия, и, тем не менее, эти слова оборвыш всё-таки произнёс.

— Почему не попробовать, деньги мне нужны, — сказал Нелей. Мальчишка кивнул и поманил его (и Бромия) левой рукой — согнув указательный и средний палец.

Сомнений больше не было...

...Идти пришлось довольно долго — Акрагант был городом большим, его населяло, как помнил Нелей, около двадцати тысяч человек, не так уж намного меньше, чем в Сиракузах. Их маленький проводник молчал, Бромий молчал тоже, и Нелей не проронил ни слова, отметив только, что они выбрались от храма в район окружённых садами богатых домов, очень напоминавший тот, в котором жил сам Нелей в Сиракузах. Только, пожалуй, позеленей, подумал мальчик... и тут же оборвал себя: зато у них нет такого мрамора, как в Сиракузах, и нет тут Моря, а значит — ничего нет лучшего, чем в его родном городе. И не может быть. Вот так.

С большой улицы мальчишки повернули в узкий длинный проулок, образованный двумя боковыми стенами соседних домов. Потрусила прочь лениво вывесившая язык собака. Тут оборвыш остановился, огляделся вокруг и толкнул неприметную дверцу — через такие выходят по делам слуги. Мотнул головой, сказал коротко: "Господин Филос, сын Нерея на террасе," — и исчез так же быстро и тихо, как появился: был — и нет.

Нелей задержал дыхание (почему-то он очень заволновался) и шагнул в калитку, потянув за собой явно вознамерившегося остаться снаружи Бромия...

...Мальчишки оказались в ухоженном обширном саду на узкой, прямой, как стрела, тропинке. Веяло прохладой от древесных крон и близкой воды, сладко пахли какие-то цветы, а с видневшейся вдали, в конце тропинки, террасы большого дома — низкой, под покатым навесом на тонких ажурных столбиках — спустился и как раз неспешно шёл к ним человек. Нелей ощутил, как Бромий вздрогнул, явно хотел отступить за его, Нелея, спину... но остался на месте, а потом даже встал рядом, сделав маленький шажок.

Вот и второй мой шаг, подумал Нелей отстранённо, глядя на остановившегося перед ними хозяина этого великолепного сада.

Филос, сын Нерея, был молодым, томно-изящным щёголем с ленивыми движениями, от которого густо-сладко пахло египетскими духами — запах перебил даже садовые ароматы. Взгляд Филоса поражал пустой весёлой рассеянностью — его хозяину явно надоел мир вокруг, надоел давно и прочно... и в то же время он столь же явно был полон решимости пользоваться благами этого мира, пока это только возможно — ну, просто потому, что иначе станет совсем уж скучно. Одежда, причёска, украшения, манера вести себя — всё выдавало во встретившем мальчиков человеке богача-пустышку, успешно проматывающего скопленное несколькими поколениями предков состояние. Нелей знал таких людей и в Сиракузах — и глубоко их презирал. И сейчас поразился — это что, глава всех людей Иксиона на западе острова?! Вот это?! О Аполлон...

Впрочем, сейчас Филос тоже смотрел на двух мальчишек с рассеянным ужасом, как бы пытаясь понять, это на самом деле бывает такое, или ему снится страшный сон после того, как он переел на ночь фаршированных оливками и сыром дроздов? Нелей должен был признаться, что Филос был в своём праве и на своей територии — большие каштаны давали над тропинкой, посыпанной алым и голубоватым песком, плотную благословенную тень, слева по ступенькам из пластин серого шифера, позванивая, причудливо сбегал откуда-то сверху в овальный с мраморными бортами бассейн прозрачный ручей-каскад, и большие золотые рыбки (похожие на Филоса пышностью и манерой поведения) чинно кружили в неведомом людям танце над каменистым, аккуратно засаженным водорослями, дном. На краю бассейна сидел мраморный мальчик со свитком, аккуратный, благопристойный каждой складочкой своего хитона и задумчивый. К его ногам высовывался из воды полный глубокого чувства собственного достоинства пухленький улыбчивый дельфин.

Даже тут, ещё не в доме, а на садовой тропинки, Нелей и Бромий казались совершенно чуждыми окружающему. Бромий — в великоватых сандалиях, гнездоподобной шляпе на голове и скроенном из чужого плаща "хитоне", Нелей — поприличней (относительно) одетый, зато босиком. И оба — с посохами, больше похожими на дубины.

— Вы пришли воровать? — с некоторой даже надеждой спросил Филос. Голос у него был мелодичный, высокий, как у хорошего певца на женских ролях. Нелей тут же ответил:

— Я ищу работу, и мне сказали у храма Согласия, у родника, что она тут есть.