— Еще такой вопрос, а как с дорогами то быть в твоих малонаселенных районах Сибири? Как продукцию оттуда возить? Речной флот и без этого полностью загружен. А и не был бы он загружен, судоходство по рекам все-таки дело сезонное.
— Да, дороги тоже придется строить. Но про дороги отдельный разговор, с ними вообще и просто, и непросто.
— А что с дорогами сложного может быть? Тащи ее куда надо и все дела. Главное, потом ровно хороший асфальт положить.
— Ну, не совсем так. Обычно так и строят, "куда надо", а надо всегда в соседний город. И что в итоге получаем? Когда нужно поехать куда-то подальше соседнего города, маршрут значительно удлиняется. Приходится ездить через сами города или строить объездные городов, еще более удлиняя и без того длинный маршрут. Размер страны давно устоялся, а дороги все такие же, как в те времена, когда страна еще только расширялась — от старой крепости к новой крепости. Попробуйте проехать по дороге из Ленинграда в Одессу или из Москвы в ту же Ригу, соблюдая Правила дорожного движения — за городом 90, в городе 60, пешеходов пропускать, на красный свет не ехать. Средняя скорость будет 60 километров в час. Потому что дорога исторически облеплена населенными пунктами, как елка игрушками. Потому что по магистральной дороге ездит тихоходная сельхозтехника из придорожных колхозов, не запретишь, другой то дороги у них нет. Нет, с дорогами вообще надо что-то менять. Ставить приоритеты и придерживаться их. Вот Вы хотите дорогу, связывающую европейскую часть СССР с Тихим океаном?
— Ну, конечно хочу, там всего то чуть больше тысячи километров осталось, но все руки не доходят.
— Ну вот, опять Вы обычными категориями мыслите — дорога от города до города, через всякие деревни. Тысяча километров всего осталось. Построите — и будет у вас дорога от Казани до Хабаровска длиной в семь с половиной тысяч километров. Даже если взять среднюю скорость 70 километров в час, то ехать 107 часов. Четверо с половиной суток крутить баранку. А ведь по прямой расстояние от Казани до Хабаровска всего пять с половиной тысяч километров, на две тысячи меньше. И, если провести новую трассу мимо городов и никогда не строить новые населенные пункты рядом с ней, то вполне можно поднять среднюю скорость почти до разрешенных 90 километров в час, а это уже всего 61 час ехать, почти в два раза меньше. Вот Вы и должны решить, что приоритетнее — быстрее доехать до Хабаровска или быстрее добраться до конкретного города на старой дороге. Вот, сами посмотрите на карте.
Черт достал из кармана тонкую шкатулку, положил на стол. Над столом засветилась карта СССР с синей линией современной дороги, синим пунктиром недостроенного участка и красной линией дороги предлагаемой.
— Кстати, еще не факт, что до вот этих добайкальских городов быстрее будет доехать по старой дороге. Надо дополнительно считать. Например, если из Иркутска по кратчайшему пути добраться до прямой дороги Казань-Хабаровск, — черт пальцем нарисовал на карте красный перпендикуляр от Иркутска к красной линии, — и дальше ехать по ней, то выигрыша в расстоянии никакого. Что так, что эдак, проехать надо примерно 4250 км. А разница во времени передвижения может быть более полусуток — шестьдесят часов имеющимся маршрутом против сорока семи новым. И опять же, это если ехать всего 90, а ведь на пустой прямой дороге можно вполне разрешить ехать и побыстрее, как по автомагистрали. Тогда время езды от Казани до Иркутска будет всего 35 часов, до Хабаровска всего 46, конечно, это лишь чистое время за рулем, без остановок.
— А чего это она у тебя не по прямой идет? — поинтересовался Брежнев, указывая на красную линию новой дороги — От Казани куда-то на север, до Ханты-Мансийска и даже севернее, и только в районе Енисея заворачивает на юг.
Черт рассмеялся.
— Это все потому, что карта плоская, а Земля круглая. Леонид Ильич, не сомневайтесь, это самое кратчайшее расстояние. Пермь, Ханты-Мансийск, Сургут, Нижневартовск — это крупные города мимо которых проходит трасса, пока забирается от Казани на север. Больше ничего известного вдоль трассы нет, кроме бамовской Чары и Ванавары, возле которой Тунгусский метеорит упал.
— А почему от Хабаровска именно до Казани, а не до Москвы? И даже до самой Казани дорога немного не доходит?
— Можно и дальше провести, тогда эта линия в Кременчуг упрется, но, во-первых, уже много сел переносить надо, а во-вторых, какой смысл? Западнее Казани дорог полно, выбирай любую. Конечно, можно было бы и до Москвы, но опять же, смысл? Москва и так дорогами опутана. зачем ей еще одна? Да и опять же, если до Москвы, то возле нее мелких населенных пунктов полно, не получается прямую мимо них провести. В Европейской части Союза другие транспортные приоритеты, там другую сеть дорог проектировать надо. И именно поэтому дорога до Казани не доходит, в поле обрывается, чтобы легче было стыковать эту сквозную артерию с какой-то другой артерией.
— Слушай, сдается мне, я понял, зачем тебе эта короткая дорога в сибирской глуши. Небось неподалеку от нее заводы строить начнешь?
— Вот именно. Пока новая дорога не дойдет до существующей дорожной сети на западе, востоке или юге, излишне любопытным личностям добраться до этих заводов будет весьма проблематично. Потом начнем строить заводы уже и обжитых европейских районах, какие Вам угодно. Материалы есть, дороги есть, строители есть — полный материализм, никакого чуда.
— Это ж сколько лет тогда ты планируешь жить натуральным хозяйством? Даже четыре тысячи километров дороги лет двадцать строить придется. Пусть от нового завода до существующих сейчас дорог вполовину меньше, пусть даже в четыре раза, но это все равно лет пять пройдет, пока дороги не соединятся. Зарплаты одной на каждые три тысячи человек уйдет по минимум по миллиону рублей в месяц. Сумма, конечно небольшая, километр широкой двухполосной магистрали столько стоит, но тот километр Совмину сразу виден, а у тебя все скрыто. Через года два Косыгин взбунтуется, куда, спросит, столько денег пропало, где хоть какой-то видимый результат.
— Не беспокойтесь, Леонид Ильич, не взбунтуется. Бригада из двухсот человек, оснащенная соответствующей крупногабаритной техникой, вполне может строить метр двухполосной дороги в минуту. За восьмичасовую смену уже полкилометра. За год бригада прокладывает 125 километров. Соответственно, восемь бригад — тысяча километров в год, сорок бригад — пять тысяч километров. Всего восемь тысяч человек плюс хорошая техника и дорога готова за год, остается только асфальтом накрыть, но это еще быстрее и столько народа уже не надо, конечно же, если асфальт и щебень возить недалеко. Разумеется, еще не учтены мосты через реки и тоннели в горах, но это непринципиально — достаточно показать корреспондентам скорость строительства полотна и скорость укладки асфальта, обойдя вниманием мосты и тоннели. Так что рассчитывайте максимум на год строительства самого полотна, а следующей весной массово начнется укладка асфальта на построенных участках, в общем, к следующему сентябрю дорога наверняка полностью готова будет.
— Подожди — заводов то еще нет. Откуда сейчас техника для строительства дорог возьмется, если сентябрь уже через год?
— Ну как же так, Леонид Ильич? Вы ведь генеральный секретарь коммунистической партии, человек весьма информированный, а вопросы такие задаете, как какой-нибудь простой председатель Совмина. Это завод на пустом месте мы построить не можем, потому что народ скажет — чудо. Появление завода не скроешь, его даже из космоса прекрасно видно. Только что трава росла и вдруг уже завод стоит. А вот если из-за поворота гигантская дорожная машина выедет, хоть кто-нибудь удивится? Все подумают, что она там целый день стояла, а может и вовсе месяц. Но они-то люди темные, а вот генеральный секретарь, как человек весьма образованный, должен сразу предположить, что машину черти сотворили из воздуха.
Черт весело засмеялся. Брежнев поколебался и тоже засмеялся.
— Ну надо же, приписки в обратную сторону! Сдали государству миллион тонн хлопка, а написали полмиллиона!
Отсмеявшись, Брежнев сказал
— Теперь я окончательно понял твой план. Всё, буду создание НКВД пробивать, тьфу, КВД, конечно же, твоя пропавшая буква "Н" уже и ко мне привязалась. Только еще один вопрос. Вот здесь, северо-восточнее Байкала, Становое нагорье проходит, я помню, что из-за него БАМ сильно петляет, недавно мы на Политбюро с тамошним тоннелем разбирались. По карте вдоль твоей трассы эти горы километров шестьсот тянутся, а то и всю тысячу. Горы там высокие и крутые, поверху дорогу не проложишь, а тоннели под каждой горой рыть это километров 200 может получиться. Ну, пусть даже всего сто. Вот тут уже никто не поверит, что за год сто километров тоннелей можно вырыть. Это метров по триста в день выходит, плюс очень серьезная геологоразведка. Даже если тридцать бригад роют, по десять метров в смену получается, нереальная цифра, метр с чем-то в час.
— Горы с пути мы просто частично уберем. В Монголии и Китае назревает землетрясение, мы просто скорректируем его, выпустим пар не там, где он хочет прорваться, а в нужном нам месте. Нам необходимо где-то горы снести, где-то ущелья засыпать, очистить хотя бы километр от линии дороги. К сожалению, в зону сейсмической активности попадает сама Чара и несколько населенных пунктов западнее Кодарского хребта, вдоль реки Витим. Потребуется провести временную эвакуацию из зданий от тридцати до пятидесяти тысяч человек. Трясти, как говорится, будем сильно, но аккуратно, чтобы и люди землетрясение заметили и строений не разрушить. Хотя какие-то здания обязаны рухнуть, чтобы вопросов не возникало — такое сильное землетрясение и обошлось без разрушений. В общем, Леонид Ильич, с горами как-нибудь справимся, это, как мне кажется, полегче будет, чем наркомат пробить.
— Когда кажется, креститься надо — буркнул себе под нос Брежнев.
БЧ-42
колорадский жук
Кузьма Ферапонтович вышел из магазина в расстроенных чувствах. Зараза Верка не дала бутылку Солнцедара в долг, ссылаясь на скорую ревизию. Даже новые очки не помогли, а в них Кузьма Ферапонтович смотрелся не как сельский забулдыга, а как какой-нибудь важный счетовод. На столбе висели объявления. В ожидании, пока не появится кто-нибудь, у кого можно перехватить гривенник-другой на опохмел, делать было совсем нечего, значит можно было и почитать. Распоряжение... Продаю.... Извещение... Состоится собрание... Так, а что это под собранием было наклеено, про десять рублей то? Кузьма Ферапонтович отогнул листок с объявлением о каком-то очередном собрании и начал внимательно читать. "Заготконтора для обеспечения научных исследований принимает от населения живого колорадского жука по цене 10 рублей ведро. Прием на шоссе, у остановки автобуса "Колхоз Светлый путь", с 18:00 до 18:30. "
— Десять рублей ведро! — засуетился Кузьма Ферапонтович — Интересно, большое или маленькое? Да ладно, пусть даже большое, двенадцатилитровое, наверняка приемщик получает в конторе за маленькое, а принимает большими. С каждого ведра 2 литра в свой карман. Но все равно, десять рублей! Этого жука столько развелось, что за полчаса ведро набрать можно. Ну не за полчаса, так за два или три часа уж точно. Это ж сколько за месяц выйдет? Правда, больше двух ведер я не унесу, до остановки два километра. Какие два километра? Поля то везде, и у дороги тоже.
Кузьма Ферапонтович заспешил домой, но отойдя с десяток шагов, вернулся и аккуратно отклеил листок с объявлением от столба. Конкуренты ему были не нужны. Взяв дома ведра, он заспешил к остановке. По пути попался Петрович, пришлось ему рассказать, давний ведь собутыльник, как-никак. Петрович заверил, что он никому ни словом не обмолвится, и тоже заспешил домой, обещая мигом догнать. Дойдя до картофельного поля, Кузьма Ферапонтович оглянулся
— Ну прямо как баба, — подумал он. Петрович догонял его не один. — И когда только он успел все растрепать? Человек ведь десять уже собрал.
Кузьма Ферапонтович застолбил понравившуюся борозду одним ведром, а с другим кинулся в соседнюю. Жуков, которые раньше не то чтобы кишели, но попадались довольно часто, не было. Совсем не было, даже личинок. Он перешагнул на другую грядку, пошел по ней дальше к дороге, тоже не нашел ни одного. Когда борозда закончилась, в ведре было точно так же пусто, как и тогда, когда оно стояло в сарае. Планы скупить все спиртное в районе рухнули. Мало того, было похоже, что угрюмые односельчане во главе с Петровичем собирались его бить.
— Все шутки шутишь, Кузьма? У меня куры некормлены остались, — надвигалась на него соседка Никитична.
Сзади кто-то схватил его за пояс. Пришлось показывать объявление. Это пока спасло.
— Смотрите! — закричал кто-то. Невдалеке на шоссе стоял "Москвич" и щуплый очкарик городского вида грузил в его багажник какое-то ведро.
— Стой! — заорали колхозники. Очкарик оглянулся, и увидев приближающуюся толпу, быстро захлопнул багажник, вскочил за руль и быстро умчался вдаль.
— Вот эти городские ушлые, — шумели возмущенные селяне, — Мало им того, что круглый год в тепле и сухости сидят и деньги за это получают, мало того, что урожай у дороги подворовывают, больше вытопчут, чем соберут, теперь еще и жука нашего воровать стали.
Всем миром пошли в контору, к председателю. Тот выслушал, повертел объявление, отправил народ к участковому, а сам умчался на поле. Участковый бумажку чуть ли не обнюхал, сказал, что долго висела, выцвела совсем и что "по цене 10 рублей ведро" приписано совсем другим почерком и другими чернилами. Очевидно, кто-то пошутил, а для науки достаточно было и парочки жуков с разных полей, естественно, задаром. Им самим собирать лень, вот и развешивают объявления. Может они какие-то химикаты против этого жука придумывают, кто их разберет там, этих городских на опытной станции. Четкую картину, нарисованную участковым, кого именно теперь надо бить, омрачил вернувшийся председатель, радостно сообщивший, что ни на одном из полей он не нашел ни одного колорадского жука и урожай в этом году будет немалый.
Жук не мог пропасть сам по себе. Какие-то самолеты все время летали, они могли разбрызгать какую-нибудь гадость, но в это верилось с трудом, потому что раньше все эти полеты видимой пользы не приносили. Оставалось грешить и на вороватых городских и на других односельчан — по словам участкового объявление висело давно, многие могли его прочитать и втихаря собрать жука подчистую. Шила в мешке не утаишь, скоро весь район знал эту историю, а подобные старые объявления нашлись у магазинов почти в каждом колхозе. Все колхозники начали присматривать друг за другом, не тратит ли кто лишнюю копейку, заработанную вот таким нечестным путем. Кузьма Ферапонтович, как всегда бдительно проводивший почти все время возле магазина, снова почувствовал себя полезным членом общества. Теперь в гривенниках отказа почти не было, стоило лишь помахать тетрадкой, в которой было учтено буквально всё, вплоть до того, сколько кто купил казенного продукта, сколько сахара и сколько дрожжей.
