Прощай, гвардия!

— Никак нет, не забыл.

— Вот и прекрасно. Понадобится нам отряд лыжный, чтобы свеев разведывать да спуску им не давать. Поручение опасное, но нужное для отечества и почётное. А чтобы ты, голубь сизокрылый, на части не разорвался, мной от матушки императрицы высочайшее согласие получено, дабы ты до поры до времени при мне обретался. Получишь под руку роту гвардейскую Измайловского полка, её и готовь.

— Когда начнётся война? — спросил я осторожно.

— Не удивлюсь, ежели завтра об этом объявят, — устало пояснил Ушаков.

Хлопнула дверь, сквозняком задуло свечи. В комнату ворвался взбудораженный мужчина.

— Андрей Иванович, Левицкий объявился. У девки распутной Чарыковой вторую ночь обретается.

Генерал-аншеф распрямился пружиной, просиял:

— Ну, фон Гофен, хочешь чуток поразмять косточки?

— Что делать надо, Андрей Иванович?

— Да злодея энтого Левицкого повязать и ко мне доставить. Много от него вреда для нас образовалось.

— Мне одному пойти?

— Ни в коем разе. Кто у нас сегодня в караул заступил? — обратился Ушаков к ворвавшемуся.

Тот наморщил лоб, вспоминая:

— Полурота преображенская с капитаном Кругловым.

— Вот и славно. Круглов офицер справный. Бери капитана да фузилеров Преображенских с десяток и с ними за Левицким отправляйся. Хоть живым, хоть мёртвым, но сюда его привези.

— Будет сделано, — сказал я и щёлкнул каблуками.

Глава 4

Уже во дворе я расспросил канцеляриста о Левицком:

— Поведай, что за вина на нём, почему Ушакову потребовался?

— Про майора Циклера слышали? — на ходу набивая трубку, поинтересовался канцелярист.

О пропавшем майоре Синклере и шумихе, поднятой зарубежными газетами вокруг его исчезновения, я слышал, что подтвердил коротким кивком.

— Вот Левицкий майора-то и анлевировал. Потом, заместо того, чтобы тайно бумаги Миниху да Ушакову свезти, к послу свейскому заявился и во всём ему признался. Как на духу выложил. Дескать, совесть его замучила, не смог грех смертоубийства замолить и потому всё фон Нолькену в подробностях обсказал, а в доказательство бумаги, им у Циклера отобранные, предъявил. После таких известий свеи переполох подняли, а уж когда самого посла кто-то изничтожил, совсем дурными стали. Никаких резонов не слушают.

— То есть Левицкий после этого удрал?

Чиновник кивнул.

— Мы попервой так и думали, что его свеи тихонечко из Питербурха вывезли. Искали-искали — ничего не нашли. А сегодня доверенный человечек шепнул, что видел Левицкого у девицы непотребной.

— Понятно.

Кем бы ни был этот Левицкий — просто дураком или предателем, его необходимо арестовать и самым тщательным образом допросить. Вред, который он нанёс родине, огромен. Из-за него мы и в самом деле втягивались в ненужную войну.

Швеция всегда была опасным противником. Драться шведы умели. У Карла XII была лучшая армия в Европе. Победа в Северной войне досталась нам дорогой ценой.

Надо быть объективным: если бы не бешеная энергия Петра Великого и ряд счастливых обстоятельств (например, то, что Карл не стал добивать русских после нарвской "нелепы", а взялся за других врагов), я даже не берусь предполагать, чем бы всё закончилось.

Учитывая близость шведской Финляндии к Петербургу, ситуация для нас складывалась не из приятных. Основные войска находились на южных рубежах. Путь сине-жёлтым мундирам могли преградить лишь слабые гарнизоны да расквартированные в столице и окрестностях гвардейские полки. Остальные просто не успеют подтянуться, если шведы ударят прямо сейчас.

К тому же могли выступить и поляки, тоже обиженные на русских. Не обязательно с подачи своего короля, который хоть и был обязан Анне Иоанновне короной, тем не менее всегда мог укусить руку дающего. Ляхи уже несколько лет вынашивали планы мести.

К примеру, тот самый князь Чарторыжский, который едва не подставил нас во время истории с наказанием фальшивомонетчиков. Он запросто мог выставить против России многотысячное войско. Если его поддержат остальные магнаты, мы бы вынужденно повели войну на три фронта.

И уж, конечно, не обошлось бы и без интриг Версаля. Французы и без того финансово помогали всем нашим врагам: подкидывали золотишко и туркам, и полякам, и шведам.

Дикая выходка Левицкого грозила обернуться такими неприятностями, что я бы лично задушил гада вот этими руками, которые сжимали сейчас рукоять шпаги.

Капитан Круглов был знаком мне ещё по крымскому походу, потому я мог сразу переходить к делу, без лишней траты времени на представление.

Отреагировал он, как и положено настоящему вояке: чётко и собранно.

Минуты не прошло, как мы уже катили на трёх санях, в которых разместились, кроме меня, капитана и канцеляриста, ещё десять солдат из роты Круглова.

Жила распутная деваха Чарыкова на втором этаже кабака, расположенного неподалёку от портовой гавани. Ставни и двери заведения были прикрыты. Посторонних сюда не пускали. Основная публика — завсегдатаи: матросы торговых кораблей, грузчики, всякая ободранная шваль, от которой за версту несло уголовщиной.

Солдатские патрули и полицейские обходили это место стороной.

Мы предусмотрительно остановились в квартале от него.

Пожалуй, десяти гвардейцев могло и не хватить, если публика из кабака вздумает вступиться за Левицкого. Надеяться на благоразумие пьяного отребья и моряков — больших любителей подраться, не имело смысла. В алкогольном угаре они были готовы на любые "подвиги".

— Что же ты сразу не сказал, в какой вертеп ехать придётся? Я бы больше фузилёров с собой взял, — накинулся Круглов на канцеляриста.

— Дык это... Не сообразил поначалу, а потом поздно было, — повинился тот.

— У-у-у! Голова садовая, два уха, — разозлился капитан.

Я попросил его утихнуть.

Оставалось ещё узнать, тут ли Левицкий, иначе мы вообще зря сюда прикатили.

Эта проблема разрешилась просто.

Канцеляриста уже ждали. Откуда-то из подворотни вынырнула тёмная согбенная фигура и, крадучись по-кошачьи, подошла к нему. Это была женщина на вид лет пятидесяти, хотя, как я выяснил позже, информаторша едва разменяла третий десяток.

Землистого цвета кожа, морщинистое лицо, нос с красными прожилками, развязность в поведении выдавали в ней пьянчужку и почти гарантированно — особу лёгкого поведения, хотя до какого же нетерпежа нужно было бы дойти, чтобы польститься на такую "красотку".

Разбитная бабенка, шамкая беззубым ртом, сообщила, что Левицкий по-прежнему обитает у Чарыкиной и никуда не уходил.

— Вот те хрест, — побожилась она, не забыв перед этим окинуть нас липким оценивающим взором.

Я поёжился. Прелести этой Афродиты убивали любое желание наповал.

— Пьяный? — логично предположил Круглов.

— Трезв аки стёклышко. Не пьёт он, кажного шороху боится, — пояснила женщина.

Капитан вздохнул.

— Можно его выманить наружу? — без особой надежды в голосе поинтересовался канцелярист.

Бабёнка хрипло засмеялась.

— Да его калачом никаким оттудова не выманишь. Всё сидит, мается. Ждёт чаво-то.

Мы переглянулись. Не исключено, что Левицкий ждал людей из шведского посольства, которые по всем шпионским правилам должны были обеспечить ему прикрытие.

— Другие выходы из кабака имеются? — спросил я.

— А как же ж. Да не один, — ответила женщина.

— Может, через второй выход и ворвёмся? — предложил я.

— Ты, мил человек, думаешь, тебя туды пустют? — засмеялась она. — Закрыто всё на засовы да запоры чижолые.

— Ты же там своя. Впусти нас через другую дверь.

— Мил человек, меня же на куски порвут, ножами по живому телу порежут, жилы вынут. Я хоть гулящая баба, но понимание имею. Хде и куда выйти можно — обскажу, а с остальным сами разбирайтесь. Мне моя душа-полушка дорога.

Бабёнка протянула руку, недвусмысленно намекая на вознаграждение.

Канцелярист отсчитал ей пару медяков и отпустил после нескольких вопросов. Проститутка исчезла в провале подворотни.

— Какие будут предложения, господа? — спросил Круглов. — Вломимся все сразу, или кто-то попробует скрутить негодяя единолично?

Оба варианта имели как достоинства, так и многочисленные изъяны. Подумав, мы решили задействовать солдат только на крайний случай. Если в кабаке начнётся шум, Левицкий попытается удрать. Вдруг у него это получится. Ищи потом ветра в поле.

Канцелярист, знавший злодея в лицо, описал нам его внешность. Брать Левицкого я решил в одиночку. От чиновника из Тайной канцелярии в таком деле толку мало, Круглову (хоть он и настаивал на обратном) пришлось остаться с солдатами. Кто-то должен был ими командовать, чтобы вмешаться в нужный момент, если ситуация выйдет из-под контроля.

На счету был каждый человек, однако Круглову пришлось направить одного гвардейца за подкреплением.

Поскольку я был одет в штатское, мне пришла в голову идея разыграть потенциального клиента заведения мадам Чарыкиной — поддатого горожанина, неразборчивого охотника за доступными женщинами. Достаточно распространённый типаж в любом столетии.

Для большей достоверности я хлебнул немного водки, отыскавшейся во фляге канцеляриста. Шубу и шапку, как ни обливалось кровью сердце, пришлось слегка изгваздать, чтобы вид у меня был подобающий.

Придав лицу слегка придурковатое выражение, я раскачивающейся походкой направился в кабак.

Фэйс-контроль осуществляли двое мрачных детинушек с короткими дубинками за поясом. Не удивлюсь, если в свободное время эта парочка раздевала случайных прохожих в тёмных закоулках Петербурга. Похожие молодчики когда-то изрядно подпортили нам с Карлом вечер, когда мы вышли от ростовщика Пандульфи с деньгами, которые выручили, заложив мою шпагу. Драка была кровавой и жестокой. Спаслись мы чудом.

Хоть я и не походил на обычную публику кабака, вышибалы разрешили войти, догадываясь, что на обратном пути кошелёк мой полностью опустеет. Взгляд у них при этом был оценивающий, так рыночные торговцы смотрят на явных лохов ушастых, обвести которых вокруг пальца — святое дело.

За грязной стойкой стоял хозяин заведения — цыганистый тип с лоснящимися жирными волосёнками, оттопыренными ушами и маленькими поросячьими глазками, постреливавшими из одного конца кабака в другой, где ловко суетились служки с подносами.

Густой табачный дым клубами поднимался к закопчённому потолку. Жёлтым светом горели несколько сальных плошек.

Я безрезультатно поискал свободный стол. Всё было заняты, некоторые посетители расположились прямо на полу.

Признав во мне дворянина, расторопный служка решил проблему с обустройством нового гостя, подкатив для меня пустой бочонок и поставив его торчком. Откуда-то взялся и раскладной стол. Его протёрли сальным полотенцем. Пришлось сделать заказ: вино и закуску. Прежде чем брать Левицкого, следовало освоиться в незнакомом месте.

В ближайшем углу возникла стихийная ссора. Кто-то чего-то не поделил и теперь, взявшись за грудки, выяснял отношения. Соседи не обращали на это ни малейшего внимания. Подобные эксцессы случались тут постоянно. Вспыхнувшая драка закончилась совместной попойкой. Обидчик и обиженный сидели теперь, обнявшись, и горланили песню.

Я неспешно попивал дрянное, разбавленное чуть ли не до состояния колодезной воды, вино. Рядом, опрокидывая стакан за стаканом и закусывая исключительно краюшкой хлеба с солью, надирался ухарь в живописных лохмотьях. Остальные были ему под стать.

Покончив с "трапезой", я поманил к себе служку и завёл с ним речь насчёт женского общества. Сначала мне показали на дрыхнувшую возле печки бомжиху, от которой за версту несло махоркой и мочой. Видимо, для невзыскательных клиентов годилась и она. Я нахмурился и, показав зажатый между пальцами медный пятак, дал понять, что эта "Афродита" для моих телесных утех не подходит.

Обслуживавший меня парнишка сбегал наверх и вернулся с радостной вестью, что у "мамзель" Чарыкиной как раз имеется свободная девушка, причём "из немок, кожей белая, статью видная, на зад крепкая, политесам разным и благородному обхождению обученная".

— Ежели господину угодно, он может пройти. Его ждут-с.

Я заулыбался и потопал по скрипучей лестнице на второй этаж, отданный исключительно под вертеп. Обстановка там была немногим лучше. Определённый уют создавали вытоптанные дорожки и весёленькие обои на стенах, изображавшие не то Бахуса, не то Купидона, а может и вовсе нечто третье, ибо в греко-римской мифологии я разбирался на единицу с минусом, хотя старые советские мультика про минотавров, аргонавтов и прочих язонов безумно любил. Но сюжеты в них, если верить моим школьным учителям, были весьма купированы по сравнению с оригиналами.

Вдоль стены находились двери в "кабинеты". В одном, как предполагалось, и разместился беглый Левицкий. Знать бы, в каком.

Внезапно ближайшая дверь справа открылась наполовину. На пороге с подсвечником в руках появилась женщина весьма плотного телосложения, в длинной рваной ночнушке.

— Деньги покажи, — велела она гнусавым голосом, наводившим на мысли о незалеченном венерическом заболевании.

А может, ну его, этого Левицкого?! Его пребывание в таком клоповнике вкупе с услугами местных жриц любви я бы смело приравнял к каторжным работам во глубине сибирских руд. Наверняка он уже успел нахватать тут болячек больше, чем у собаки блох.

Превозмогая нахлынувшее отвращение, я вынул из кармана кошелёк и позвенел его содержимым перед женщиной.

Удовлетворённая "мамзель" Чарыкина (а кто это мог ещё быть, кроме неё?) кивнула и сделала приглашающий жест рукой.

— Заходи, господин хороший. Скоро к тебе придут. Не пожалеешь.

Пока она со слоновьей грацией шагала по половицам, я, глядя на её совершенно неаппетитный округлый зад, прикидывал, можно ли добиться от неё силой или подкупом информацию о прячущемся Левицком?

Вряд ли. На такие мысли меня подтолкнул появившийся сзади здоровяк, который был на голову выше тех вышибал, что встречали у входа в кабак. Он молча наблюдал за моими действиями. Я сначала хотел под видом пьяного вломиться в парочку дверей, чтобы проверить, не за ними ли прячется Левицкий, но суровый взгляд верзилы заставил отказаться от этого намерения.

Из оружия при мне была только шпага. От пистолета, настойчиво предлагаемого Кругловым, я отказался по ряду соображений. Скрыть его от внимательных глаз кабатчика, слуг и уж тем более вышибал всё равно бы не получилось. А шпага ... Дворянин я или право имею?

Комната свиданий напоминала школьный пенал — вытянутая и узкая. Вмещалась в неё только кровать с высокими спинками и без всяких стыдливых балдахинов. Постельное бельё не меняли с момента основания Петербурга. На обоях виднелись кровавые следы от раздавленных клопов. Удушливо пахло потом, немытым телом, мускусом и какой-то дрянью, отдалённо похожей на ароматическую палочку.

Я присел на кровать и стал при открытых дверях дожидаться обещанную "немку". Возможно, через неё мне удастся выведать про Левицкого.

Она появилась минут через пять: довольно миловидная девушка, рыженькая, слегка в конопушках. Исключительно ради смеха я поприветствовал её на немецком и быстро понял, что язык этот, как и прочие иностранные, был ей незнаком. Так я и думал. Красотка оказалась отечественного разлива.