Опричник I I I

— Благодарю владыко!

— И вот еще о чем хотел потолковать: в северных монастырях братия проведала, про пищали твои, что на Соловках делают. Слали челобитные в Челобитный приказ и в Разрядный, да дьяки отписали, де не им сие решать. Ныне монаси мне челом били, чтобы пред Государем словечко замолвил. Аз Государя о том просил, он обещал не обойти милостью, но пока новых полков стрелецких создавать нет нужды, до истечения перемирия с Литвой еще три года.

— На все воля Государева! — сказал я, — А пока, коль хотят, могут делать ложи, да приклады для простых охотничьих пищалей со вкладными каморами. Береза карельская добрая и по крепости и по лепоте. Опять же, замки для оных пищалей собирать надобно и во множестве. Путь мне отпишут, а я им всё потребное пошлю...

— Хорошо, передам я твои слова братии.

— Коль разговор о промыслах северных, просьбишка у меня будет, — сказал я, — Слышал я, на иных реках там жемчуг добывают. Хочу туда ребят своих послать, путь попробуют его в садках выращивать. А я им станочек изготовлю, чтоб кривобокие жемчужины обтачивать для затравок, так чаю дело быстрей пойдет. Мыслю, коль их обратно в раковины вложить, даст Бог и получится их превратить в добрые, цены немалой...

— Хорошо, отпишу о сём, а как ответит какой игумен, что принять твоих людишек готов, так и посылай их с Богом в обитель.

...

Разговор с купцами затянулся до утра, благо обсудить было что. Кроме строительства биржи, которое шло ударными тепами, совершенно неожиданное предложение я получил от московских купцов, которые хотели не много не мало — создать торговую компанию для перевозок товаров от Нижнего Новгорода по Оке, и прочим водным артериям Окского бассейна. Само собой в первую очередь их интересовала Москва-Река. Причем возглавлял сих негоциантов Анфим Сильвестров, так мне сразу стало ясно, что задержек с получение жалованной грамоты у них не будет.

Они бы и без меня обошлись, вот только пароходов никто более не строит, а без них низкую стоимость перевозок, а главное быстроту обеспечить нереально, особенно вверх по течению. Вот и пришли договариваться, отлично понимая, что я согласно жалованной грамоте Русско-Персидской Торговой копании могу возить товары до Москвы и прочих городов, что расположены в Окском бассейне.

С одной стороны мешать им в этом начинании вроде бы не резон, с другой — дикая конкуренция мне точно не сдалась, пусть даже и на таком вторичном направлении. Пришлось искать решение совместно. После нескольких часов споров пришли к выводу, что разумнее всего будет создать Московское Торговое пароходство в рамках Русско-Персидской Торговой копании, с отдельным руководством и паевым капиталом. Купцов это более чем устроили, да и для меня такое решение было вполне приемлемо: по крайней мере, при таких раскладах можно быть спокойным — войны тарифов точно не предвидится.

Далее перешли к разговорам о товарах и ценах, а ближе к третьим петухам купцы стали разъезжаться. Остался лишь тот дородный купчина, что в свое время взял три пая Русско-Английской Торговой компании, который, кроме того, стал, по сути, единственным подрядчиков на поставках для строящегося флота. Звали его Иван сын Дормидонтов и родом его предки были из Новгорода Великого. Что интересно, мои люди собрали слухи о нем по всем харчевням, что я держал. Кроме всего прочего выяснилось, что у него в роду был крещеный еврей из Литвы, который попал в плен к новгородцам еще при Иване III, дедушке нынешнего государя.

Сей полоняник, будучи приказчиком, так преуспел в торговом деле, что породнился с хозяином, взяв в жены его младшую дочь. Позже, после смерти старших сестер и братьев жены во время морового поветрия, он стал весьма состоятельным человеком, а буквально спустя год вынужден был, вместе с остальными богатыми новгородскими купцами, поменять место жительства на Москву. Правда сие, или досужий вымысел, бог весть, но ухватки у купца были соответствующие! И дело, которое он мне предложил, на это более чем явственно указывало.

Суть была в том, чтобы ни много ни мало, подмять под себя всю хлебную торговлю в Москве! После того, как государь установил запрет продавать печеный хлеб в столице дороже установленной казною цены, многие из мелких торговцев оказались на грани разорения. А этот ушлый негоциант наоборот нашел возможность обогатиться! И предложил мне построить склады для зерна, дополнительные пекарни при харчевнях, которые смогут обеспечить хлебом всю Москву.

На себя же он брал доставку, при этом особо не жадничал, хотел всего пять копеек с рубля. Мало кто бы этим ограничился, но этот шельмец, видать, отлично понимал, что пять процентов в день на вложенный капитал, за год дает более тысячи семисот за год! При этом предельный размер дохода будет определять исключительно оборот. Само собой, у него тоже будут расходы, хотя бы на оплату труда тех, кто будет доставлять товар, но как минимум половину он себе в мошну положит. А восемьсот с лишним процентов в год тоже весьма неплохо.

Ему, в любом случае выгода сплошная, а вот мне как сказать: цены на зерно скачут, можно и в минус уйти, так что придется вопрос об установленной казной цене на хлеб снова решать с государем. Хорошо бы привязать хлебные цены к зерновым на Московской бирже осенью, после сбора урожая, а это не факт что получится. С другой стороны можно часть убытков отбить, доставляя и другие продукты: мясо, птицу, рыбу и всякую бакалею, а так же ткани или даже готовое платье. Идея интересная, но стоит все просчитать в деталях. А тут все карты в руки Ивану Кожемякину, он в цифрах царь и бог! В итоге ответил немного уклончиво, но в целом, Ивана Дормидонтова в какой-то мере обнадёжил:

— Дело интересное, и нужное! Однако цены на жито эвон как скачут! А ну как установит казна такую цену, что убыток сплошной? Эдак или я по миру пойду, или Государь осерчает, что гишпанский немец народишко московский голодом морит!

— Оно так, — сказал купец, — Однако ежели просто руки опустить да ничего не делать, народ всё одно голодать будет...

— Верно! Однако сей вопрос надобно с Государем и Думой боярской решать. Чтоб цена на хлеб от осенней цены на зерно на бирже считалась, тогда убытка в деле точно не будет и можно дело начинать!

...

Ближе к обеду заглянул Джон Ди обуреваемый весьма противоречивыми чувствами, что буквально читалось по его лицу. Вышло так, что сегодня утром Иван Васильевич удосужился навестить англичанина в своей библиотеке и тот по неосторожности выразил свои восторги по поводу моего подарка. Государь, высоко оценивший возможности моей печатной машинки, изрядно опечалил ученого повелением передать ее в Посольский приказ, Ивану Висковатому: ему, дескать, нужнее! Утешением служило лишь то, что казна выделяла приличную сумму на изготовление еще одной, взамен изъятой.

Резоны царя понятны: эффект от посольских грамот и писем не писанных от руки, а напечатанных будет запредельным — такое себе позволить не может ни один из нынешних монархов. А вот Ди не повезло крепко: я на Выксу вернусь нескоро, Кожемякин тоже занят, так что работа у англичанина встала надолго! Даже мои заверения, что отпущенной казной тысячи рублей хватит, как минимум на четыре таки машинки не смогли его утешить. Узнав о том, что изготовят их не ранее следующей весны, он так горестно вздохнул, что я счел необходимым как-то его успокоить и отвлечь от свалившейся на него беды.

— Почему бы вам пока не заняться чем-то другим?

— Переписывать от руки или перерисовывать иллюстрации? — спросил Джон Ди.

— Переписывать, пожалуй, не стоит, а вот насчет иллюстраций хорошая идея! Думаю, Иван Кожемякин сможет вам помочь сильно ускорить эту работу, после того как я расскажу ему об одной вещице, которую мне довелось видеть в дальних странах.

...

Вечером я наскоро набросал схему камеры-обскуры и объяснил Кожемякину как ее изготовить. Вот только в отличие от традиционного варианта, я счел необходимым снабдить прибор мощным рефлектором с дуговой лампой для подсветки страниц, всё-таки работать Ди будет в подвале, где кроме вечей других источников света нет. Для более равномерного освещения страниц я подкинул Ивану идею использовать два стеклянных листа закрепленные на деревянной раме, а пространство между ними посоветовал заполнить мелкой стекольной пылью. И строго настрого предупредил, что молоть битое стекло надобно в закрытой емкости, причем, обязательно смочив его водой: не хватало еще, чтобы Большой дьяк Монетного Двора и его работники сгинули в рассвете лет от поражений легких стекольной пылью!

...

На следующий день я отбыл в Ярославль. На сей раз, из-за весенней распутицы, на дорогу пришлось потратить целую неделю, зато до Вологды прокатились с ветерком, на дрезинах с ручным приводом, которые мы загодя послали в Ярославль еще по зимнику, с обозом. Даже по временным деревянным рельсам они бежали довольно шустро, а к осени должны уложить чугунные. Впрочем, возвращаться мы будем Балтикой. Кроме своих бойцов я прихватил еще и государева дьяка, Андрея Щелкалова, который благодаря моей протекции был назначен государем ведать Готландской биржей.

Таким образом, я убивал сразу двух зайцев: ликвидировал угрозу с его стороны для Ивана Михайловича Висковатого и делал его человеком, который обязан своим возвышением мне лично. Государевы закупки на бирже место не просто хлебное — это буквально Клондайк! Так что пока мы неспешно добирались в Соломбалу, я делился с дьяком тонкостями биржевой торговли. Еще до войны в Испании, в качестве легенды для заброски в Европу под видом бывшего биржевика, сумевшего бежать от красных, меня натаскивал в это деле старый специалист дореволюционной закалки и надо сказать преуспел в этом. Тогда мне эти навыки не пригодились, зато сейчас, надеюсь, польза от них будет: Щелкалов человек талантов немалых и грех не использовать момент, когда их можно направить в полезное для страны русло. Заодно он и сам в накладе не останется. Да что там говорить — с подобной сообразительностью и упорством вопрос скорее, как скоро он станет одним из богатейших людей России.

...

В Вологде я пробыл целую неделю и, не смотря на то, что Сухона вскрылась уже на второй день после нашего прибытия, тем не менее, пришлось задержаться. Еще в прошлом году я послал своих верных людей на Сухону и Северную Двину, поговорить с теми, кто жил в их окрестности. И теперь все, кто заинтересовался, ждали меня. Они были готовы выслушать меня и заключить ряд. Мой интерес был в первую очередь в сборе сосновой живицы с более чем семисот тысяч десятин лесов вдоль этих рек, которые были отданы мне на откуп государевой грамотой.

Что примечательно, сам я изначально в челобитной претендовал на более скромные угодия. Пять верст от реки или около трехсот шестидесяти тысяч десятин меня более чем устраивали. Опять же, я учитывал привычный в моём времени метод: проси две, чтоб одну дали. А вот то что я не учел, так это пройдоху Адашева, ставшего одним из главных акционеров Русско-Английской Торговой компании. Отлично понимая, что к чему, он просто вписал в грамоту десять верст вместо пяти, да еще и убедил государя, что так куда выгоднее для казны.

Спорить с этим трудно — казне и в правду выгода сплошная, акциз с вывоза хоть и невелик будет, но при таких объемах и три процента от цены сумма весьма серьезная. Опять же Иван Васильевич тоже в числе главных пайщиков компании и свою долю доходов от перевозки получать будет. Как бы то ни было, все сложилось как нельзя лучше: такого количества скипидара мне хватит на снабжение топливом не только северного, но и балтийского флота, а канифоль можно пустить на продажу в Европу, так и производство бумаги в любых мыслимых количествах. Само собой не стоит забывать и выжигание угля в ретортах. Вар, смола и деготь лишними не будут, а уголь пригодится как на полуострове Рыбачьем и Ян-Майене, так и в Нарвике, где стоит накопить приличный запас, чтобы потом построить там домну. Рудой мы ее сможем снабжать с Кируны, а металл пойдет в Европу, да и на собственные нужды пригодится.

...

Соломбалу мы прибыли только двадцатого мая, почти через месяц после отплытия из Вологды, однако Белое море еще не очистилось ото льда. Впрочем, отплытие в любом бы случае пришлось бы задержать — Апостол Петр еще не закончили оснащать рангоутом, не говоря уже о погрузке товаров и припасов и потому мой разговор с Игнатом, сыном Кириловым, который об этом поведал, свернул в иное русло:

— С припасами у вас как? — спросил я.

— Да вроде всего хватает, Иван сын Дормидонтов, коему ты велел их к нам возить, слово держит крепко. Все что уговорено, по зимнику еще доставил, опять же и товар добрый и цену не ломит. Да и сами мы расстарались: леса в марте на судовое дело заготовили изрядно, на уголь для кузни и вагранок тоже запас изрядный сделали.

Игнат многозначительно помолчал и продолжил:

— Писал мне с Ярославля приказчик, явился де к нему немец англицкой по прозванию Фома Ольхов, хотел товар заповедный купить, лист катаный, да полосовой уклад и прочее...

— Вот как?

— Отказали, вестимо, но он не унялся: пробовал купцов местных подговорить, чтобы за него купили...

— А те что?

— Четверо из них отказались, да ярославскому приказчику о том донесли, а кто согласился, о тех не ведаю...

— Ладно! Не в Ярославле, так в Устюжине Железнопольской купит, там у кузнецов взять проще, хоть и дороже выйдет. За ними не усмотришь, но то не твоя забота. Твое дело чтоб он его не вывез, заповедано именно сие, покупать же для личной нужды вроде как можно. Смотри в оба, да держи в голове: открыто он его точно не повезет, под видом иного товара попытается.

— А как тут углядишь? Спрячет ведь ирод...

— Смола, аль масло легче железа — значит бочки с припрятанным листом или полосой катаной тяжелее. Даже взвешивать не обязательно, мужики как грузить учнут мигом почуют неладное.

— А коль он мало товара заповедного в бочку спрячет?

— Англичанин и мало? Плохо ты их знаешь! — засмеялся я, — А уж коль и в самом деле мало, то и ладно. Видать меру знает...

...

Соломбалу мы покинули только первого июня, когда Белое море окончательно очистилось ото льда. Апостол Петр к тому времени уже полностью был готов, как и девять сторожевиков, шесть из которых мы взяли с собой. Грузов мы везли изрядно, к тому же и экипажам опыт плавания вдоль берегов Скандинавии ой как нужен — поморы, что составляли костяк команды редко ходили дальше норвежских берегов, что уж говорить про остальных.

Опять же, грех не дать им изрядно заработать на дальнем походе. Глядишь и остальные, узнав об их прибытках, через пару лет сделают выбор в пользу службы государевой вместо своего морского промысла. К тому времени, я намерен, как минимум утроить численность Северного сторожевого флота и распространить сферу его влияния вплоть до Шетландских островов. Выкуп-выкупом, а без флота удержать соседей-шотландцев от желания при любом удобном случае заглянуть на огонек нереально. А без этого, о какой ловле сельди на Доггер-банке может идти речь?