Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
А ещё через год, в 1966-м, настал звёздный час самого Венедикта Петровича: критикан Мещеряков ушёл из Лаборатории, чтобы создать ещё одну, а Академия наук пополнилась членом-корреспондентом В. П. Джелеповым. Со временем под пером историков и журналистов первые годы институтской Дубны приняли благообразный вид. О первом директоре Дубны старались не вспоминать.
То, о чём уже не узнал Сагалович. В XXI веке именем Джелепова будет названа Лаборатория, которую создал Мещерякова, а именем Мещерякова назовут Лабораторию, стержнем которой был Н. Н. Говорун. В 2010 году, по случаю 100-летия со дня рождения Мещерякова, в сквере за фасадом Дома культуры "Мир", на месте высохшего фонтана за Домом культуры "Мир" ему установят памятник, а перед фасадом за несколько лет до этого откроют памятник Владимиру Высоцкому, который пару раз выступал здесь с концертами.
ПРИМЕЧАНИЯ
* По форме ОИЯИ похож на ЦЕРН, но "нутро" у него было другое. ЦЕРН создавали с расчётом объединить ограниченные ресурсы европейских стран для занятий такой затратной наукой как физика высоких энергий, ЦЕРН создавался эволюционно, от идеи до окончательного оформления прошло несколько лет, а ОИЯИ создавался в спешке и был политическим проектом, его создавали в противовес ЦЕРНу; одной из стран-участниц Европейского центра ядерных исследований была Югославия, и чтобы уберечь польских товарищей, которым тоже предложили вступить в ЦЕРН, решено было в спешном порядке создать международный ядерный центр стран социализма.
Первый дубненский ускоритель не оправдал ожиданий военных — "овса" от него они так и не дождались, и когда началась "оттепель", институтскую Дубну решили пустить под международное научное сотрудничество; так родилась крылатая фраза академика Арцимовича: "Дубна — это аппендикс Атомного проекта". "Восточный институт", как поначалу называли будущий ядерный центр стран социализма, собирались строить в другом месте. Рассматривались варианты Киев и Прага. Но тут снова вмешались политические соображения. ЦЕРН ещё только строил свои первые ускорители, а в Дубне они уже были. И это обстоятельство в значительной мере определило судьбу нового международного научного центра.
** Физики второго поколения, пришедшие в Дубну молодыми специалистами в 1950-х и в начале 1960-х годов, не раз задавались вопросом, почему Курчатов вызвал из Обнинска Блохинцева, а не остановил свой выбор на одном из дубненских зубров, уже сидевших в Дубне в своих Лабораториях. И в итоге сошлись во мнении, которое один из них сформулировал так: "Мещеряков — крокодил, Векслер — та ещё пиранья..."
* * *
Сравнение с Эйнштейном возвышает, но и вызывает опасение. Теоретические построения могут быть элегантны и даже с философским пафосом, но так и не найти применение в физике. Эйнштейн построил свою теорию гравитации, известную также как обобщённая теория относительности, опираясь на постоянство скорости света и равенство инертной и гравитационной масс. Это так укрепило его веру в силу человеческого интеллекта, что когда Эддингтон прислал телеграмму из Южного полушария с сообщением о том, что астрономическая экспедиция подтвердило одно из его теоретических предсказаний, Эйнштейн высокомерно ответил, что он в этом не сомневался. Вторую половину жизни он посвятил построению Теории Всего, полагая что для этого достаточно знать о существовании протона и электрона. Все прочие частицы, которые физики с завидным постоянством открывали одну за другой, его не интересовали. Чем это закончилось, известно.
* * *
Право "первой подписи" родилось во времена "закрытой" физики. Публикации в журналах не допускались, научные отчёты запирались в сейф и выдавались для ознакомления под расписку узкому кругу лиц. Первой на титульном листе стояла фамилия руководителя темы (начальника группы, отдела, директора лаборатории), а под ней — фамилия исполнителя. Бунт талантливой молодёжи против научных феодалов не прошёл бесследно — в Лаборатории ядерных проблем с этой практикой было покончено, но в других подразделениях ОИЯИ она продолжалась. Директор ЛЯР, например, сразу предупреждал молодых сотрудников, что оставляет за собой право быть соавтором любой их публикации. Хотя, как вспоминал В. А. Щёголев, когда Георгию Николаевичу приносили на подпись рукопись, как правило он себя вычёркивал, говоря при этом, что хорошая благодарность лучше плохого соавторства.
* * *
* Мироздание без мю-мезона, может быть, и не рухнет, а вот для человечества, как выяснилось три года спустя, мю-мезоны могли бы стать золотым ключиком к холодному ядерному синтезу. До практической реализации, к сожалению, эти исследования довести не удалось, но, как говорил академик Л. И. Пономарёв, несколько лет посвятившей проблеме мю-катализа, "если это розы, то они расцветут".
* * *
** Была драматическая история с водородом, которую рассказывала Мария Георгиевна Шафранова. Молодой специалист, выпускник физфака МГУ наполнил баллон сжатым водородом — и "перебрал". Крышка соскочила и, ударившись о стойку, на которой крепилась аппаратура, высекла из неё искру — вырвавшийся наружу водород взорвался. Начался пожар...
В это время в ЛВЭ проходил семинар, на котором докладывал Гинзбург, и по этому случаю в первом ряду сидели Блохинцев и Векслер и обменивались свежими анекдотами. Но после того как в зал вошла секретарь Векслера и сообщила ему что-то шёпотом, они резко поднялись и быстро покинули конференц-зал; по залу пошёл слух: "Эдик взорвался..."
Пока слегка контуженный виновник происшествия приходил в себя, гвардии старший лейтенант, кавалер медали "За боевые заслуги" и по совместительству начальник группы, "элегантный и обаятельный" Юрий Михайлович Казаринов потушил пожар, поставил потерпевшего на ноги, стряхнул с себя пепел и вернулся в соседний зал и продолжил лекцию для французских коммунистов. На вопрос, что случилось, Юрий Михайлович невозмутимо сообщил, что в соседнем помещении завершён эксперимент, который и должен был так завершиться.
Виновник происшествия, он же жертва, получил устный выговор, заплатил небольшой штраф и на два месяца оглох, а также распрощался со своим новеньким пиджаком, который сгорел вместе со стулом, на который он был повешен, сгорел и комсомольский билет, лежавший во внутреннем кармане пиджака. В остальном всё закончилось благополучно, если не считать брюк, разорванных взрывной волной по швам... "Через неделю я отправилась в Москву к бабушке. К нам зашла соседка и шёпотом спросила: "Это правда, что у вас взорвалась водородная бомба?" Я очень смеялась..."
* * *
* * *
К женщинам в науке и сейчас относятся скептически, а ведь Мария Кюри была первой, кто удостоился Нобелевской премии дважды; после неё дважды этой премии удостоились только четверо, а по физике — только Джон Бардин (за изобретение транзистора и теорию сверхпроводимости).
* * *
* * *
Об упущенных возможностях ЛВЭ читайте в статье сотрудника этой Лаборатории, физика и поэта Леонида Сильвестрова: "О Нобелевских премиях и о психологии научного поиска" (еженедельник "Дубна" ? 39 1987).
На фото: М. М. Лебеденко, Ф. Легар, Г. Е. Николаева, М. В. Сагалович, В. С. Евсеев, Ю. М. Казаринов.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|