Пустынные земли

— Действительно интересно. И где ж найти такого человека?

— Жизнь претендентов на трон, особенно тех, о чьем существовании уже известно, полна опасностей. Поэтому они скрываются, тайком ездят по разным городам, собирая сторонников. Но, мы же не в лесу живем... и до меня доходят кое-какие слухи. Так что, если захочешь изменить не только свою судьбу, но и целого края, могу подсказать: кто и где сейчас находится. Не безвозмездно, конечно.

Он сделал таинственное лицо и многозначительно замолчал. Мол, а вот теперь уже начинается бизнес. Извини, продолжение за деньги.

— Я тебя услышал. Спасибо. Думаю, воспользуюсь твоим советом и услугами. Но, чуть позже. Пока заботы о судьбе мира для меня чересчур хлопотны. А пока, вот, держи... — я положил на стол несколько талеров. — До встречи.

— Благодарствую... сударь, — путник проворно сгреб деньги. — Приятно с тобой иметь дело. Надеюсь, до скорой встречи.

Стрелец, судя по объему жидкости в бутылке, в мое отсутствие не налегал. Непорядок. Мне надо, чтобы клиент созрел до стадии 'а поговорить?' Иначе мой замысел не прокатит. Слишком подозрительным покажется.

Быстро подсаживаюсь к нему и наполняю стаканы. Федоту полный, себе — треть.

— Вздрогнем?

Стрелец возражать не стал. Выпили не чокаясь. Каждый за свое.

— Не возражаешь, если я еще вон у того господина дорогу на Смоленск разузнаю?

— Дорогу?.. — углубленный в собственные заботы, Федот поморгал, явно не понимая о чем я говорю. Да и особенно не стараясь... — Это правильно... Дорогу надо знать...

Вот и ладушки. Глянул на своих — наворачивают за обе щеки так, что только хруст стоит. Почитай все что подано к столу уполовинить успели. Шустры... Хотя, о чем я. Время летит. На улице окончательно стемнело. Кабатчик уже давно свечи зажег.

'Лицо кавказской национальности' по-прежнему клевало увесистым носом в стоящий перед ним полумисок с похлебкой. То ли подозрительно принюхивался к пище, то ли высматривал в тарелке что-то интересное. Напоминая иллюстрацию к басне о лисице и журавле. В той части, когда птица пришла в гости к рыжей.

— Вечер добрый...

— А? О... Да. Очень добрый, если Аллах посылать мне собеседник.

— Можно присесть?

— Э... Да. Обязательно. Будь добр. Я твой давно ждать!

— Мой?

— Да-да... твой. Ибрагим думать, я могу твой очень полезный быть...

Интересно девки пляшут. Я сам не знал, что в Туле окажусь, а этот меня уже давно ждет. Или это у него 'такой манер общения'?

— Серьезно? Чем же ты можешь быть мне полезен?

— О! Я знаешь, чем промышлять?.. Слушай сюда. Ибрагим доставлять выкупа за пленники, что на война захвачен. Я очень далеко ездить — в соляная шахта, в Кафа на невольничий рынок. Покупать пленники, продавать пленники. А ты, господина, я думать — иметь пленники, да? Такой человек не может не иметь... Я хороший цена дам. Не пожалеешь.

Теперь понятно, кого и зачем он ждет. Впрочем, ничего странного, войн без плена не бывает. Нравится мне это или нет.

— Погоди. Я что-то не понял. Ты — работорговец?

— Вах! Зачем обижать?! — возмутился смуглолицый носач. — О, Аллах! Конечно, нет! Мой благородный дело занят! Ибрагим помогать найти близкий человек. Выкупить, освободить! Вернуть муж, отец домой в семья. Невеста... жених. Правда, красивый девушка дороже стоит. Цхе, цхе... Только если очень-очень надо.

— И меня выкупить сможешь, если я в плен попаду?

— Сможешь, господин, сможешь. Ты меня слушай. Теперь взять серебро, закопать глубоко-далеко, и верный слуга место сказать, пусть выкапывать, когда твоя в плен угождать. А потом мой звать. Я ездить — твой искать и на воля выпускать. Да. Это работа для Ибрагим.

— Я запомню. А что ты делаешь, если у родственников нет денег на выкуп?

Носатый пригорюнился, подпер руку щекой и отчетливо всхлипнул:

— Тогда Ибрагим рассказать грустный-грустный рассказ, как трудно пленник на галера жить. Самая бедный крестьян сразу сокровищ в коровник находить, ой-ой-ой... Никто еще не сказал мой: нет.

— А сколько заплатишь за раба?

Не, не мое это — торговля людьми. Но, надо ж как-то разговор закончить. Ну и информация, любая, лишней не бывает.

— У меня нюх, как собака! Ибрагим глядеть раба и сразу все понять. Голодать они или хорошо кушать. Чего стоить... За дворянина больше деньга... Я всех местных господ знать: имения, наследники, долги... Не обидеть. Будет кто продать — зови мой, Ибрагим приятно купить.

* * *

Федот ждал моего возвращения. Сам наполнил стаканы, но пить не стал. Поглядел внимательно, тем тяжелым взглядом, что предшествует той стадии опьянения, когда возникает вопрос 'а ты меня уважаешь?'.

— Ну, говори уже. Что тебе от меня надо?

— Мне?.. — искренне удивился я.

— Ты же ко мне подсел, а не наоборот... — не дал сбить себя с толку стрелец. — Так что либо выкладывай, либо проваливай.

— Гонишь?

Странно, враждебности в голосе Федота не слышалось.

— Не-а, — отмахнулся тот. — Предупреждаю. Если еще один стакан приму — разговаривать будет уже не с кем.

— Уважительная причина, — согласился я. — Но, на самом деле, мне от тебя ничего не надо. Кроме компании... Я — путешественник. Езжу по свету. На мир и людей поглядеть, себя показать... Люблю истории разные послушать. Не поверишь — кого не возьми, хоть самого захудалого мужичонку, плюнуть в его сторону лень... А как начнет о жизни своей рассказывать — заслушаешься. Готов спорить на талер, что и у тебя есть что поведать.

— Есть, то есть... да не про твою честь... — проворчал Федот и потянулся к стакану. Явно желая поставить точку в неприятном для него разговоре.

— А ты не торопись, — придержал я его руку. — Во-первых, — я вижу: гложет тебя кручина. И если все в себе удержишь — может и совсем доконать. А во-вторых, — слушатель я благодарный. Все что узнаю, завтра со мной из города навсегда уедет. Ну, и в-третьих, — чем черт не шутит, когда Господь спит... Вдруг, я именно тот, кто тебе помочь сумеет? А нет — ну так и нет, хуже ведь не станет.

Стрелец призадумался. Оставил стакан в покое. Потом решительно хлопнул ладонью по столешнице и мотнул головой:

— Ладно. Слушай... Родом я из Суздаля, последние годы служил в московских стрельцах. Потом сюда перевели, добытчиком ловчего приказа. Боровую дичь бью для царского двора. Хороша служба, не в пример солдатской... Осел я здесь, остепенился. А этой весной и хозяйку в дом взял. Всем бы жизнь хороша, ежели б не Касьян, подьячий Тайного приказа. Сам тощ, бороденка козлиная, на глазу бельмо, руки все время холодные и влажные, как у жабы — мерзость, а не человек. Детишки от него, как от страшила шарахаются. А поди ж ты, положил глаз на мою молодую жену. Но поскольку знал, гнилушка, что она мне верна, удумал каверзу по своему невеселому ведомству учинить. Нашептал нашему ловчему дьяку, будто я хвалился прилюдно, что в лесу коня чудного видел. Масти белой и с рогом во лбу. А государь наш, чтоб ты знал, до редкого зверья дюже охоч. Вот и дали мне поручение — добыть эту тварь, а иначе со службы долой и в острог за блудословие.

— Сурово. И что делать надумал?

Федот только плечами пожал.

— А что я могу сделать? Зверя невиданного не добыть, потому что нет такого. Кому как мне этого не знать лучше других. Сбежать?.. Один я, допустим, не пропаду. А женка? С ней как? Здесь оставить — все равно что самому под перину Касьяну положить. С собой забрать — за беглецами погоню вышлют и все тем же острогом закончится. Если Настена моя, прежде, лихим людям не достанется. После того, как меня разбойники прибьют. С такой красавицей странствовать, все равно что мешком с золотом на каждом перекрестке звенеть. А от стаи голодных волков даже медведю не отмахаться.

Да уж, попал мужик в жернова. Куда ни кинь — везде клин.

— С подьячим поговорить не пробовал? Усовестить или пригрозить?

— Хотел... Да только слуги его меня дальше крыльца не пустили. А сам Касьян только в окошко высунулся и предупредил, что ежели еще раз возле своего подворья увидит — висеть мне на дыбе, как смутьяну, супротив царской воли умышляющему.

— Силен, хвощ...

— Но я все равно удавлю гниду... — водка свое сделала, и тоска-печаль потихоньку стала сменяться бесшабашной удалью. — Вот прямо сейчас пойду и удавлю плешивого. Острога все равно не миновать, так хоть Настенька спокойно жить сможет. Не прятаться ж ей до старости лет от похотливого ублюдка...

— Разумно, — придержал я стрельца, порывающегося встать из-за стола. — За это обязательно надо выпить. За удачу...

— За удачу надо... — согласился Федот и одним духом опорожнил стакан. Потом тяжело опустился на скамейку. — Сейчас... Отдохну малеха... и пойду...

— Слушай, я в городе ничего не знаю. У Касьяна дом с резными наличниками на окнах и зеленой крышей?

— Чего? — захлопал глазами стрелец. — Какой еще зеленой?.. Кто тебе такую глупость сказал? Обычная крыша, гонтом шитая. Конек, правда, затейливый. В виде собачьей головы. И крыльцо... скрипучее...

Федот положил отяжелевшую голову на руки и мирно засопел. Отлично, именно то, что и требовалось.

— Хозяин...

— Да, господин.

— Стрельца не тревожь. Если проснется раньше рассвета — угости еще. Буянить начнет, можешь даже связать. Не в себе человек... Пусть проспится. Утро вечера мудренее.

— Золотые... слова... — хозяин кабака многозначительно предъявил мне пустую ладонь.

— Сойдемся на серебряных. Только платить будет он... — я указал на одного из завсегдатаев.

— С чего это? — вскинулся тот, словно только и ждал подначки.

— А с того, сударь, что у меня кулаки целый день чешутся. Не желаешь силой померяться? Ставлю 25 талеров. Побьешь меня — твой выигрыш. Я тебя уложу — заплатишь кабатчику. По рукам?

— Да с превеликим удовольствием! — обрадовано вскочил тот на ноги. — Ну, берегись, сударь, живого места на тебе не оставлю!

— Не на рать идучи хвались, а когда с рати... закончишь, — подмигнул я кабатчику. После снял саблю, положил ее на скамью и кивнул кабацкому задире. — Веди. Показывай, где тут у вас толока?

Ночное время диктовало свои условия для поединка, поэтому противник повел меня к торговым рядам. Там, чтобы отпугнуть воришек, всю ночь горели факелы.

— Я это, что сказать хотел... Надеюсь, ты знаешь, куда мы идем? Не собираешься потасовку под окнами Тайного приказа затеять?

— Не дурнее чужаков, — проворчал горожанин. — Вон дом подьячего Касьяна... — ткнул пальцем. — А мы... — еще один жест, — туда идем. Если орать не будешь, даже не услышит. Вишь, огонь в окошке не теплится. Почивает, стало быть.

— Тогда, я спокоен. Сам только не вопи, когда плюха прилетит.

Дошли до места, скинули жупаны, поплевали на руки и понеслась...

Смешно. Так я даже в детском садике не дрался. Противник пер на меня дуроломом. Выходил на среднюю дистанцию и только после этого начинал замах. Причем, это даже не давно устаревший из-за относительной медлительности свинг получался, а какая-то медвежья оплеуха, что ли. Не проверял, но был уверен, что могу успеть трубку раскурить, прежде чем сделать шаг назад и пропустить его кулак мимо. Не потому что лень, а из-за того что кисета нет, не курящий...

В общем, танец получался следующий: он замахивался, я делал шаг вперед, пробивал прямой в челюсть, вполсилы, чтобы руки не калечить, и отступал. Противник замирал, мотал головой, сплевывал и... все начиналось с начала. Здоровый лось попался. Раз двадцать довелось приласкать, пока он не опустился на одно колено и не прохрипел:

— Все, сударь... Твоя взяла... Славно дерешься...

— Ты тоже не промах... — протянул я ему руку и подсластил пилюлю, несмотря на то, что не пропустил ни одного удара. — Всю середку мне начисто отбил... Возвращайся в кабак сам, а я нужник поищу... Не дотерплю...

— Бывает, — довольно осклабился тот. — Видимо, поужинал чересчур плотно. Ну ничего, дело поправимое. Как место освободишь — приходи. Помимо выигранного заклада, с меня угощение.

— Ой, не напоминай... — я ухватился за живот и согнувшись, метнулся в темноту. Совершенно случайно, разумеется, именно на ту сторону площади, где стоял дом с 'собачьим' коньком на крыше.

Свет в доме не горел, но внутри не спали. Помня о скрипучем крыльце, я поднялся очень осторожно. Двери в сени тоже открывал по миллиметру. Жаль, не сообразил флягу прихватить. Полил бы на петли и все дела...

Вошел и притворил как было. Вдруг заинтересуется какой-нибудь загулявший допоздна мещанин или случайно подвернувшийся стражник — чего это дверь в дом нараспашку. Непорядок. Захочет выяснить... в самый неподходящий момент. На фиг, на фиг.

Сперва показалось странным, что слуг нет. Но по доносившемуся из комнат разговору, причина столь невероятного для меня везения, выяснилась довольно быстро.

— Ну, и чего ревешь, дура? — гнусавый мужской голос звучал на фоне тихого плача. — Сама пришла... Не на вожжах тебя тащили.

Женский голос что-то негромко ответил. Что именно, не расслышал.

— Да на кой ляд мне твой муженек сдался? — насмешливо ответил мужчина. — Пусть живет... Завтра же скажу дьяку, что пошутил... Только уговор промежду нас такой будет: как он в лес, ты — сразу ко мне. А уж я постараюсь, чтобы Федот как можно реже в городе ночевать оставался... — рассмеялся хрипло. — Он же первейший в государстве охотник, вот пусть и промышляет зверя... Уяснила? А заартачишься, вот те крест — упеку твоего разлюбезного туда, где и Макар телят не пас.

Опять тихое журчание женского голоска. То ли убеждает, то ли разжалобить пытается.

— Вот и умница... Вытри слезы и иди ко мне. Покажи Касьяну еще разок, как жарко ты его любишь...

Черт! Черт. Черт... Похоже, опоздал я. Перемудрил с алиби. Надо было сразу сюда бежать, а не потешные бои устраивать. Ну, да ладно. Чего уж теперь... Молодица не девица, следов не останется...

Не таясь, захожу в опочивальню... Проникающего сквозь слюдяное окошко лунного света, уже привыкшим к темноте глазам, достаточно.

Большое ложе. На подушке запрокинутое белое, как мел, женское лицо... Белее наволочки. Тихий стон, сопение.

Быстро подхожу ближе и рывком выдергиваю из-под одеяла нечто тщедушное, словно и не взрослый человек. Весу, как у подростка. Одной рукой прижимаю к себе, другой затыкаю слюнявый рот. Молодая женщина в испуге забивается в угол, поджимая ноги и прикрываясь руками.

— Тихо... Уходи... Быстро... Тебя здесь не было... Запомни крепко: Я! Тебя! Здесь! Не видел!.. Ты меня тоже...

Кажется, что-то поняла. Закивала энергично. С кровати слетела, словно с раскаленной сковороды. Подхватила с пола какую-то одежку и опрометью вылетела за двери. Надеюсь, не понесется телешом по городу, сообразит одеться в сенях.

Теперь, главная забота. Укладываем подьячего обратно на ложе, а чтобы поганцу крепче спалось — подушку на голову. Вон, как понравилось, гаденышу. Как ножками засучил от удовольствия... О, затих. Ну, вот и ладушки. Так случается, когда на чужое заришься. Теперь подушку под голову, одеяльцем прикроем... Спи спокойно, дорогой товарищ. Извини, что прервал на самом интересном месте. В аду с чертями продолжишь...