Пустынные земли

Степан Кулик

ПУСТЫННЫЕ ЗЕМЛИ

'Ищешь разлук или новых встреч,

Солнечных дней иль ночей туманных?

Выход единый — огонь и меч!

Всё остальное — пути обмана'

Ш. Лесная

Часть первая

ЕСТЬ РАЗГУЛЯТЬСЯ ГДЕ НА ВОЛЕ!

Глава первая

Белый потолок торопливо проносится мимо, подсвеченный, как взлетная полоса, длинными люминесцентными лампами. Они, словно разметка на шоссе, указывают верное направление, не позволяя столкнуться, суетящимся вокруг людям.

— Третья операционная готова? — спрашивал кто-то неразличимый в общем хаосе, зато, судя по командным интонациям, обладающий властью и правом распоряжаться. — Катите его в третью.

— Готова... — голос принадлежал женщине. Смертельно уставшей женщине. — Но у нас больше нет донорских тел. Везут из Склифа. Обещали через полчаса. Везде пробки... Даже с мигалками не пробиться.

— Черт! Слишком большая кровопотеря. Полчаса мы его не удержим...

— Иван Петрович! Иван Петрович! Еще двоих доставили! Перелом нижних конечностей! Будете смотреть?

— Нет. Денисову вызывайте. Полчаса... Черт! Отставить третью. Везите в семнадцатую.

— Как? Вы хотите его...

— Зинаида Ильинична, можете предложить лучший вариант? Нет? Тогда, будьте любезны, выполнять мои распоряжения без дополнительных рассуждений.

— Но...

— Черт вас возьми, доктор! Я не понимаю что ли?! — сорвался на крик главный врач. — Нет у нас с вами, а главное — у него, этих тридцати минут. И даже пятнадцати нет! Поэтому, давайте спасать что можем. А судить или миловать нас будут потом. Беру всю ответственность на себя. Выполняйте!

Занятный разговор. Понять бы еще у кого такие проблемы со временем и куда меня везут.

Коридор сделал крутой поворот, и на потолке шляпой огромного гриба возникла многофункциональная хирургическая люстра. Я такие раньше только в кино видел. Она, даже, наверняка как-то иначе называется. Но, я же не доктор, откуда мне знать, как?

— Подключайте... — распорядился врач. А мгновением позже мужское лицо заслонило все остальное. — Антон, вы слышите меня?

Слышать-то я слышу. Вот только ответить не могу. Даже моргнуть по собственному желанию не получается. Как во сне.

Мужчина подождал какое-то время и, не заметив реакции с моей стороны, продолжил:

— Надеюсь, все же, что слышите. Помимо различной степени сложности переломов и разрывов, у вас обширная черепно-мозговая травма. Повреждения несовместимые с жизнью. Слишком близко оказались к эпицентру. И вы, к сожалению, далеко не единственный пострадавший, которого доставили в нашу клинику. Я не могу спасти ваше тело и с каждой минутой теряю шанс восстановить полноценную работу мозга. У нас нет свободного донора для пересадки, но... даже если б и был, я не смог бы гарантировать, что в результате вы не станете пускающим слюни идиотом. Простите за откровенность, но если вы меня слышите, то должны представить сложность ситуации. Если не слышите — хуже не будет.

Я слышал, но ничего не представлял. Какие травмы и, тем более, разрывы? Да, я почему-то не могу пошевелиться, но ведь и не болит ничего. Абсолютно.

— Я даже не могу снять полную копию личности, поскольку при таких повреждениях, она будет иметь чудовищные искажения. Вы забудете большую часть прошлой жизни и половину знаний. А в худшем случае — станете кем-то другим, почти не имеющим ничего общего с собою нынешним. Поэтому, я принял решение использовать единственную возможность, которая имеется сейчас и здесь. Ваша личность будет скопирована и перенесена в обучающий компьютер. Система прошла все необходимые испытания и, хотя, еще не получила сертификат, вполне пригодна к эксплуатации. Ее предназначение — помощь детям с альтернативным развитием, но ваш случай тоже подходит. Поскольку травма свежая и не все ассоциативные связи уничтожены. Грубо говоря, информация битого кластера, может быть продублирована в уцелевшем. И, произведя дефрагментацию, ваш мозг сможет из разрозненных частиц восстановить целостность личности.

Один умный человек сказал, что чем больше в тексте терминов и умных слов, тем неувереннее точка зрения докладчика. Так и тянуло произнести крылатое: 'Короче, Склифосовский...' Но язык тоже не слушался.

— В общем, — врач будто услышал мои мысли и сократился. — Запомните следующее. Где бы вы сейчас не оказались, это не настоящая жизнь. Все будет происходить только в воображении. А еще — к сожалению, не могу точно сказать, сколько времени пройдет в вашем восприятии — час, день или год — пока мы вернем вас к нормальной жизни. Но сделаем это безусловно. Обещаю... Главное, постарайтесь там не умереть. Потому что...

Люстра под потолком мигнула раз, другой и все утонуло в непроглядной тьме. Словно весь мир залили чернилами.

'Глубокой ночью афроамериканцы добывают в шахте уголь...'

Солнце! Небо! Деревья! Трава! И все остальное по списку... Причем, непременно с восклицательным знаком. Потому что я живой, целый и невредимый. Одетый, правда, в какие-то странные одежды, словно по дороге в аэропорт успел заглянуть в театральную гримерную и вырядился, как на бал-маскарад. Кафтан, шаровары и... шпага! Не парадная зубочистка и пародия на оружие, которой лихо размахивают в кино разные 'д'артаньяны', а настоящий меч. Чуток облегченного вида, но вполне грозный. Эх, размахнись рука, раззудись плечо...

Я стою на хорошо утоптанной грунтовке, перекрытой бревенчатым забором, типа изгородь. Впереди, на расстоянии прямой видимости, небольшая деревенька. Три или четыре старинные 'шевченковские' хаты-мазанки под соломенными крышами. Может, и больше, но за облитыми цветом вишнями не видно.

И где это я? В голове звенящая пустота, словно на третий день запоя. Но без сухости во рту и рези в висках.

— Бабах!

Пока разглядывал, у вишневом саду несколько раз выстрелили. Странный звук. Но, явно не мелкого калибра. Если охотничье ружье, то 'двенадцатка' или еще крупнее. Зайти глянуть или, от греха подальше, пока не поздно, топать в другую сторону?

Оглянулся. Голая, безжизненная степь аж до самого горизонта. Не... Там точно ловить нечего. Человек, животное стадное. Значит, надо к людям...

Подошел ближе и попытался перелезть через изгородь. Изгородь не выдержала веса и рухнула с громким треском, обдав меня щепками и трухой.

А как только путь освободился, примерно метрах в двадцати, прямо по дороге, из-за кустов сирени выскочил какой-то полоумный мужик и побежал в мою сторону, размахивая над головой толстой палкой, с кое-как обрубленными сучьями.

— Убью!

Не, я сам из тех, кто придерживается принципа, что незваный гость хуже татарина. Но зачем же так радикально? Впрочем, в чужой монастырь... А кто к нам с мечом, тому мы в и сами орало... со всем нашим удовольствием.

Шпага удобно легла в ладонь, и я встретил мужичка длинным выпадом на предельной дистанции. Укол в грудь остановил неудавшегося душегуба и заставил задуматься. Второй выпад, в живот, мужичку понравился еще меньше. Он даже руку с дубьем опустил. Вот и ладушки. А теперь так... я сменил тактику и рубанул противника наискось по шее. Мужичонка грустно вздохнул и улегся ничком на траву.

Обыскивать покойника не имело смысла. В сравнении с ним любой бомж мог считаться Крезом. М-да, от такой жизни и я бы на каждого прохожего стал кидаться. Или он меня с теми, что стрельбу затеяли, спутал?

Кстати, где они? Не пора ли на сцену?

Неизвестные личности разбойничьей наружности тут же и объявились, вынырнув из-за угла ближайшей хаты. В количестве трех штук.

Ого! А 'штуки' не хилые. Не чета убиенному бомжу. Эти мне явно не по зубам. В кольчугах с зерцалом, шишаках с бармицей* (*тип шлема). Но это еще ладно, чем больше железа но бойце, тем медленнее он двигается. Хуже другое. Одной рукой вояки сжимают сабли, а другой... нет, не парные кинжалы, что тоже не сахар, а — пистоли! Еще и древние, как изобретения пороха. В том смысле, что со стволами, как у ракетниц. Два пальца просунуть.

То есть, натуральный аллес капут!

Я к ним даже приблизиться на дистанцию укола не смогу. В три ствола они из меня такую скворечницу сделают, что индюков заселять можно. А если в пистолях не пули, а картечь — то дуршлаг.

— Эй, сударь! Идите скорее к нам! — неожиданно взмахнул рукой один из троицы. — Я вижу, вы приличный человек и случайно оказались в этой местности.

Интересно, и из чего сие следует? У меня что на лбу написано 'приличный человек'? В века, соответствующие нарядам и вооружению, если и писали что на личности, то каленым железом. И совсем обратного значения. Впрочем, если хорошо вооруженные незнакомцы желают считать меня достойным компании, я возражать не собираюсь. Сказали 'приличный', значит так тому и быть.

Не делая двусмысленных движений и приклеив на фейс дружелюбную улыбку, подошел ближе.

— Деревня просто кишит бандитами, — словно о безделице, ровным тоном сообщил все тот же воин.

Еще одна новость. Ну, и где ж они кишат и роятся, между всеми этими тремя хатами?

Отставить... Мазанок заметно прибавилось. Штук десять еще прорисовалось сквозь заросли вишняка. И даже больше того — деревенька приобрела статус села. Поскольку позади хат, сквозь туман проклюнулась увенчанная старинным православным крестом маковка церкви.

А уже из нее полезли бандиты. Мародерствовали или грехи замаливали, в предчувствии скорой кончины? Не суть... Лихие люди местного разлива выглядели как родные братья того бедолаги, которым я открыл свое личное кладбище в этом мире. Обноски и дубье. Так что, невзирая на существенное численное преимущество, ни фига им не светит.

Троица воинов вошла в толпу, как горячий нож в масло. Так что, если я хочу кое-какой почет приобрести, следует поторопиться. Надолго этих гопников не хватит.

Завопив 'Банзай!', достал шпагу и пристроился в кильватере новых знакомцев. Там ткнул острием над плечом, того рубанул, пока тать примерялся как половчее огреть по шлеме воина. Сам получил по спине дубьем и весьма не хило... Но и не смертельно. Толстый кафтан удар смягчил.

Ну и я не поскупился на ответ... А спустя несколько минут на ногах остались только мои знакомцы и я. Толпа недоразвитых лиходеев живописно валялась на площади, не подавая признаков жизни.

— Спасибо за помощь, сударь, — галантно произнес все тот же воинов. От остальных, кстати, весьма молодых парней, его отличала мягкая вьющаяся бородка и такие же русые усы. — Без вас мы бы не справились.

— Думаю, вы сильно преувеличиваете, сударь, — я тоже могу быть учтив. Особенно, когда это правда и бесплатно. — Вы втроем могли разогнать весь этот сброд нагайками, даже не запылив сапог.

— О, учтивость достойная похвалы, — неизвестно чему обрадовался бородач. — Разрешите представиться. Данила Вяземский. Сын боярский со товарищи. С кем имею честь?

— Антон...

Вообще-то, наверно, стоило присовокупить фамилию, отчество или титул какой-то, в средние века к имени относились уважительно, но оказалось, что я не знаю о себе больше ничего. К счастью, боярин удовлетворился и этим ответом.

— Весьма приятно... А что до благодарности за помощь, зря не верите. Здесь пошаливает банда Васятки Косого. И это даже не десятая часть его людишек. Думаю, нам следует поискать лошадей и убираться отсюда, пока не подоспела вся банда.

Вот как? Поискать? И где? В мазанках или тоже — в церкви?

Но, как оказалось, я просто был невнимательным, когда осматривал окрестности. В селе имелся и постоялый двор. На два лаптя левее церкви. Правда, ворота в него оказались заперты на огромный амбарный замок.

— Держи, Антон... — Вяземский вручил мне старинный пистоль. Блин, чуть не выронил. В нем весу полпуда, не меньше. — Замок старый. Думаю, хвати пары выстрелов. Только прицелься хорошенько и перезарядить не забывай.

Твою дивизию... То-то мне все время кажется, что я уже где-то, что-то похожее видел. А это ж элементарная учебка. Обычное дело во всех играх. Дают персонажу к оружию приноровиться, движения разучить. Азы верховой езды, опять-таки. Поэтому и грабить нечего, несмотря на кучу павших противников.

И что из этого следует? Что я в игре? Как такое возможно?

Какая-то мысль завертелась перед глазами, но, невзирая на все усилия, в руки не далась. Осталось только ощущения, что я на верном пути. То есть, догадка не противоречит логике.

Блин, пить надо меньше и на ночь фантастику не читать.

Гм... А вот если бы я перед сном посмотрел порно, то где бы сейчас был?

Если бы, да кабы во рту выросли грибы... Какой смысл рефлексировать и катать варианты, если нет четкого понимания: 'что, где и когда'. А есть предложены условия, где либо ты делаешь, что надо, либо тебя самого сделают. Со всеми вытекающими последствиями... Вкурил? Тогда, вперед и с песнями. Увидеть, чем все закончится можно только в том случае, если дожить до финала.

А раз так, то нечего возиться. Надо все по быстрому пройти и вперед, к приключениям. Которые, обещают быть весьма заманчивыми. Люблю средневековье... По книгам и фильмам, естественно. Но все же есть в нем некая притягательная сила. В том далеком времени, когда людей на всей планете было в тысячу раз меньше, а расстояния — в тысячу раз длиннее. В плане преодоления, естественно.

Поднял пистоль обеими руками, прицелился в замок и бабахнул. Мимо. Как и следовало ожидать. Отдача сумасшедшая. Едва не выронил.

Перезарядил. Прицелился. Бахнул. Замок заметно вздрогнул, но остался висеть.

Еще раз перезарядился, не особо заморачиваясь количеством оставшихся зарядов. В учебке, как правило, всего достаточно.

— Бабах! Бздынь... Геп!

Замок упал вместе в дужками и запорной скобой. А створки ворот, словно только этого и ждали, гостеприимно разъехались, открывая доступ к вместительному подворью. На котором, у коновязи чинно помахивала хвостами четверка коней. Ну, правильно. Как раз каждому по одному.

Долго не выбирая, я подошел к ближайшему и запрыгнул в седло. Повод, будто сам собой оказался у меня в руках.

— Следуй за нами, — призывно махнул рукой боярский сынуля, и вся троица резво сорвалась с места. Даже не выезжая обратно на площадь. Огородами.

— Давай, родная... — я стиснул бока лошади, и она послушно сдвинулась с места. Проверив разные варианты нажимания коленями и дерганьем за повод, я быстро освоился с системой вождением. И пяти минут не прошло, как конь шел или скакал именно туда, куда хотел я, и с нужной мне скоростью. А после и останавливался, если я того требовал. Вот только с поворотами на месте получалось немного сложнее, но, решив, что не все плюшки надо жрать сразу, я нашел взглядом воинов, поджидающих меня за деревней у реки, и поскакал к ним...

— Держись рядом, Антон! — почему-то, как глухому заорал Дмитрий. — Банда уже близко.

И как по заказу, на противоположном берегу реки возник небольшой отряд всадников. На первый взгляд, человек десять. Такие же оборванцы, как и те, что остались в селе. Только верхом. Даже вооружены все тем же дрекольем.

— Банзай...

Пистоль снова оказался в руке. Подскакав ближе, я всадил заряд в сбившихся в кучу бандитов. Попал, не попал. Пофигу. И направил коня в сторону. Хотел пульнуть еще раз, но не получилось. Перезарядить забыл. Ага, вот где западло спряталось. На перезарядку уходит несколько секунд, и все это время я беззащитен. Нафиг... Использовал пистоль еще раз и сменил его на шпагу. Проще пареной репы. Просто подумал 'Шпага', и она тут же оказалась в руке.

— Банзай!!!

Почему 'Банзай'? А фиг его знает. Не 'ура' ж вопить. А так — и грозно, и стильно.

Понимая, что учебка заканчивается, я врезался в толпу разбойников и стал хлестать шпагой налево и направо. На ходу пытаясь вспоминать или осваивать навыки фехтования...

* * *

Сын боярский спешился и чистил клинок от вражьей крови. На меня, вроде, как бы и не глядел, но чувствовалось — в поле зрения держит и в каждую секунду готов обернутся.

Шагнул к нему и прокашлялся. Надо ж с чего-то разговор начинать. Не, можно, конечно, сделать физиономию кирпичом и уехать по-английски, но что-то мне подсказывает — это не лучшее решение. В конце концов, в неизвестном месте союзниками, хоть и временными, не разбрасываются. Особенно, если вопросов у меня сейчас, как у того дурачка, что сотню мудрецов замучил.

— Слушаю тебя, Антон? Вижу, спросить что хочешь?

— Да... Если позволишь, хочу узнать: кто вы и что делаете в этой, ммм... глухомани?

Боярыч ответил без малейшего удивления. Словно полицейский в исторической части города, к которому туристы пристают по сто раз за день.

— Здесь неподалеку, вон за той рощицей тракт Москва-Париж. Я — старший патруля. Наша задача: обеспечивать свободный проезд почте, купцам и путешественникам, вроде тебя. Впрочем, такому лихому рубаке, защита как раз не нужна. Не удивительно, что в одиночку путешествуешь.

Дмитрий дружески усмехнулся, мол, не стесняйся, спрашивай. Товарищи ждали его в сторонке, не слезая с коней. Ну что ж, почему не воспользоваться случаем. Другого может и представиться.

— Не расскажешь немного о здешних местах? Я издалека пришел... Влезу ненароком куда не следует. Вы и меня, как бандита гонять станете.

Вяземский почесал подбородок и призадумался.

— Ну, что тебе сказать... Здешний воздух пропах пороховым дымом и гарью пожарищ. Восточная Европа на грани новой большой войны. Запорожские казаки много лет сражались с польской шляхтой за свои вольности, но были почти разбиты, и гетман Богдан Хмельницкий обратился за помощью к русскому царю. Совсем недавно, в городе Переяславе, гетман принес присягу Алексею Михайловичу. Теперь Московское Царство и Войско Запорожское готовятся вместе напасть на Речь Посполитую Польскую, а Королевство Швеция и Крымское Ханство ждут, чем закончится назревающая война, чтобы успеть и себе кусок отхватить. Императрица амазонок разрешает своим воительницам наниматься во все войска, но границы Империи держит на замке. Кроме отважного Марко Поло, еще ни один мужчина, пересекший Снежный Отрог, где поселились фурии, не сумел вернуться назад.

— Интересно...

Я решил уже было откланяться, терпеть ненавижу политинформацию. Можно подумать, мне не пофигу, кто там кого и где воюет. Сперва надо самому на мир поглядеть. Найти в нем свое место. А там видно будет. Но все же сдержал норов и задал следующий вопрос:

— Расскажи еще немного. Как такому как я здесь устроиться? Чтоб работы поменьше, а денег, наоборот — побольше... — и широко осклабился, давая понять, что шучу.

Сын боярский усмехнулся в ответ. Мол, понимаю. Сами такие, лишних забот и трудов не ищем.

— За здешние земли сражаются шведы, поляки, русские и казаки. Да и крымчаки не против под шумок поживиться. Им без разницы, где невольников брать. Лишь бы побольше. Императрица амазонок пока за пределы своего государства не высовывается, но вряд ли останется равнодушной, если другие государства достаточно сильно ослабнут в междоусобных войнах... Советую тебе поездить по ближайшим селениям, городам и крепостям. Там ты можешь купить оружие и припасы. Разузнать свежие новости. Городские головы и сельские старосты могут дать тебе поручение. За соответствующую оплату. Бесплатный совет: не зарься на сумму, берись только за те дела, что тебе по силе. И еще, пойми меня верно, но никогда не проходи мимо корчмы. Там можно встретить интересных людей, найти спутника, нанять отряд... Силой померяться с завсегдатаями. На спор, естественно.

Во, как... Прям, как в басне о пропойце, которого в Рай не пускали. Взял он тогда святого Петра за грудки и спрашивает: 'За что такая немилость? Разве ж я когда в церкви был, или мимо трактира прошел?'

— Спасибо за столь обстоятельный рассказ, боярин. С чего посоветуешь начать? В том смысле, какое жилье поблизости?

— Времена неспокойные нынче... Хороший наемник на вес золота. Я вижу, человек ты бывалый, пороху понюхавший. И все же, начни с поручений попроще. Истребляй разбойников, сопровождай караваны. Присмотрись к миру, а там и сам разберешься. Без чужих подсказок.

Тонкий намек на толстые обстоятельства? Типа, я тебе нянька что ли? Взрослый мальчик, сам разберешься. Значит, пора и честь знать.

— Спасибо еще раз. Счастливо оставаться... Авось, свидимся еще. Тогда и отблагодарю за науку.

Ошибся. И десяти шагов отъехать не успел, как Вяземский крикнул вдогонку:

— Антон! Если поедешь на запад... — взмах рукой в нужном направлении. Гораздо левее того, куда я двинулся наобум, — то в двух часах пути будет деревенька Замошье. Загляни к старосте и передай от меня приветствие. Думаю, он найдет для тебя занятие на первое время. А так же, кров и пищу. Ну, а когда надоест крестьянский уют — оттуда и до Смоленска рукой подать. Удачи, воин. Девки там ядреные... гляди, головы не потеряй.

— И вам не хворать...

Сколько там Дмитрий сказал до деревни? Два часа пути? Это если шагом и по дороге. А если рысью и напрямки?

— Но, сыть волчья, шевели копытами!

Конь на оскорбление не обиделся. Не понимал человеческой речи, значит. Ну и добре. Сказку о волке и царевиче не заказывал. Кстати, о сказке... Интересная ситуация. Кто я — не помню... Кроме имени. Где я — тоже не знаю. Кроме того, что этот мир как бы не совсем настоящий. Почему я так считаю? Тоже вопрос... Откуда взялся — в том смысле: кем и где был раньше — совершенно никакой информации. Натуральный Иван Родства Непомнящий. Может, я тать безжалостный? А может, наоборот — горемыка несчастный, безвинно пострадавший и от злых людей скрываюсь? Как сюда попал и каким Макаром выбираться — ответ универсальный: не знаю! Словно и не жил до того момента, как оказался на дороге перед тем тыном. М-да...

Ай, и наплевать. Главное — живой и здоровый. Оставим прошлое прошлому и попытаемся сегодняшний день прожить так, чтобы не жалеть о нем в будущем.

-Эх, раз, да еще раз, да еще много, много раз.

Подстегнутый моим завыванием, конь резво затрусил по равнинам и по взгорьям, а в одном месте даже ручеек небольшой перешагнул. Мелькнула было мысль напиться, но по здравому рассуждению, решил не рисковать. Кто знает, какие в здешней водице вирусы могут затаиться. Лучше уж в деревеньке молочком парным разживусь. Или, по совету боярского сына, в корчме пивка отведаю. Или кваску... Заодно и за жизнь послушаю. Надо ж голову чем-то наполнять. А то она у меня сейчас на манер моей же переметной сумы, где хоть шаром покати.

— Стой! Стоять!

Троица татей выпрыгнула из какой-то промоины, буквально метрах в десяти впереди меня. Одетые во все ту же рвань и вооружены дубьем. Даже с хладного трупа снять нечего будет. Кроме горсти блох и вшей. Почти, как в анекдоте о голом грузине.

— Стоять! Кошелек или жизнь! — дружно вскинули дреколье грабители.

— Стой постой, карман пустой. Да шо ж вы тут все так орете? Не глухой. Сейчас педаль тормоза найду и остановлюсь. А как же. Даже не сомневайся...

'Начнем, пожалуй, с пистоля'

И додумать до конца не успел, как руку дернула вниз пока еще непривычная тяжесть. И сразу же бабахнула.

Блин. Видимо, в прошлый раз я его уже заряженным спрятал. Зря заряд потратил... Нет, не зря... Тот бедолага, что стоял правее, больше не стоит, а низко кланяется, прижимая руки к брюху.

'Во, а теперь и эфес на ладони согреем!'

Оружие послушно поменялось. Посыл шенкелями коню, и я рядом с самым горластым. Рублю без затей. Сверху вниз, как дрова. Из всех доспехов у разбойника только собственная кожа, — которая, как и следовало ожидать, не устояла перед каленой сталью. Несмотря на толстый защитный слой заскорузлой грязи.

— Эй, а ты куда? Мы так не договаривались...

Последний грабитель скумекал, что дело швах и быстро метнулся наутек. Сообразительный, но глупый. Ему бы обратно в ту самую промоину нырнуть, может, я бы и поленился его оттуда выковыривать. А так... Конь рванулся вперед, с места в галоп и на всем скаку сшиб незадачливого беглеца грудью. Да так хорошо сшиб, что добавлять не потребовалось.

Остановил коня, взглянул на покойника с прищуром и вздохнул. Гол, как сокол. Поглядел на остальных... То же самое. То есть — поживиться нечем. Как и ожидалось.

— Не везет... Ладно, погнали, Сивка-бурка дальше. А то и вечер недалече и кушать хочется. Как в той поговорке. Хозяйка, дайте воды напиться, а то я так есть хочу, что и переночевать негде. Да и не с кем... Эй, жизнь жестянка. Интересно, как оно дальше сложится? Приеду, передам старосте привет, и меня за это приютят и обогреют? Или поленом по башке и в погреб. До востребования? Нет, не похож сын боярский на того, кто прохожих в ловушки заманивает. Не та стать, да и лицом благороден. Ни за что не поверю...

Глава вторая

Деревенька показалась примерно через часик ходкой рыси. Симпатичная. На взгорке. Самое высокое и красивое здание — ветряная мельница. Церкви нет. Была бы церковь — говорили бы не о деревни, а о селе. Пусть самая захудалая и чуть больше часовни, но это уже другой статус. Отдельный приход... А мельница столь величаво и гостеприимно шевелила крыльями, что мне сразу Дон Кихот вспомнился. Хоть убей не пойму, с какого перепою такая красотища ему злобным великаном мерещилась? Или у них, в Гишпаниях, они иначе выглядят? Мне вот, такой пейзаж наоборот негу навеял. Так и захотелось запеть: 'А я лягу прилягу, край гостинца старого...'

К слову, еще одна странность обнаружилась. Похоже я весьма образован и имею немалый багаж знаний... во всем, что не касается моей личности. Странное разделение. Словно, кто-то нарочно удалил из памяти только странички о моем прошлом. Спрашивается — зачем? Что в них такого ужасного, что даже мне самому лучше о них не вспоминать? Причем, с самого детства. Хотя, с детством, скорее всего, проблема чисто техническая. Как с обработкой раны. В том смысле, что если личность стирать — то целиком. Иначе, от зараженных участков ткани, раньше или позже, воспаление перекинется на весь организм. В моем случае — память восстановится. Как в боевике 'Все вспомнить' со Шварцем в главной роли.

Ладно... Хвати заниматься самокопанием. Сказал доктор в морг, значит нам туда дорога...

Тем более, солнышко аккурат в зенит вылезло. А ни коровок пасущихся на лугах и пастушков играющих на свирели, ни крестьян с косами или крестьянок с серпами не видать. В том плане, что не у кого разузнать: чьи это земли, не маркиза ли Карабаса?

Придется наобум...

Конь размеренно и целеустремленно прошагал по главной и единственной улице прямиком к центральной площади. Показавшаяся было девица со светло-русой косой, длинной, аж до поп... чуть выше колен, и коромыслом на плече, завидев меня проворно юркнула обратно в хату. Наверно, вспомнила, что ведра забыла.

А вот сидевший перед хатой на лавке седой мужик никуда торопиться не стал. Даже не отодвинулся в сторону, когда конь наехал мордой ему на шапку. Честное слово, я не нарочно. Просто тормозить еще как следует не приноровился. Хотел с форсом, а получилось... Впрочем, не влияет. Конь сдал назад, а мужик поднял голову.

— Доброго денечка, господин! Приветствую в деревне Замошье. Я тутошний староста.

— И тебе здравствовать, отец...

Толика вежливости, после попытки переехать, не помешает.

— Издалека я. Не расскажешь, какие у вас тут дела творятся?

— Отчего же, расскажу... Деревня наша и прилегающие земли принадлежат воеводе Федору Обуховичу из Речи Посполитой. Меня Михаем величать. Мы русины, но живем под польской шляхтой. Люди поговаривают, будто московский царь хочет наши земли принять под свою руку и собрался воевать с польским крулем* (*пол., — король). Теперь он идет с войском на Смоленск. Слыхал я еще, что неподалеку, в двух-трех переходах, стоит казачий полковник Золотаренко со своим отрядом. Он набирает вольных людей под свой пернач.

'И откуда ж у крестьянина такие разведданные? Если он, судя по куче шелухи, со скамьи вообще не встает'

— Гм... Это все, конечно, интересно. А нет ли у тебя для меня какого дела? Чтобы и саблей помахать, и славу добыть. Да и кошель наполнить не помешало бы...

Староста снял шапку и поскреб весьма солидную, потную лысину, жирно блеснувшую на солнце.

— А что ж, для храброго человека завсегда дело найдется. Веришь, нет ли, шляхетские паны в страхе перед приходом московитов сидят в городах и крепостях да нос боятся высунуть за ворота. По дорогам бродят разбойники, путникам не дают проходу... Мы из-за них до базара доехать не можем. Да еще и воевода смоленский подати с нас дерет такие, что платить нечем. Скоро голодать начнем...

Глядя на упитанную физиономию старосты, как-то не задумываешься о скором приходе голодной смерти, но ему лучше знать. Может, от голода опух?

— Разбойники, говоришь. Это интересно. И где же мне их искать?

— В соседнем лесу засели и грабят нас чуть не каждый день. Народу в ватаге немного, так что с того? Мы же гречкосеи. Воевать не обучены... Куда нам, супротив оружных? — вздохнул староста, разводя руками. — Вот и нынче, пошли девки поутру за ягодами да грибами. Самая ж пора запасы на зиму делать... Так едва убежать смогли... Да и то не все. Дочь мельника — Машенька, у них осталась. Не вырвалась, сердешная. Если вызволишь, думаю отец и от себя награду прибавит. Только поторопись, Христом Богом прошу... Кабы большей беды не случилось. Убьют ведь, аспиды.

— Годится. Погляжу, что можно сделать.

А староста опять почесал затылок и прибавил:

— Ты, господин, я вижу, не промах. И все же, не суйся к ним сам. Возьми с собой пару парней покрепче. Может, сгодятся на что?

— Ладно, пусть идут. Только скажи им, чтоб вперед батьки не лезли и под ногами не путались.

Двое добровольцев тут же и нарисовались. Ничего такие. Крепкие на вид. Худощавые немного, но лица решительные. В руках косы насаженные торчком. Тут же и название этого рода войск придумалось — 'Косинеры'.

— Значит так, парни. Говорю один раз, повторять не буду. Запоминайте сразу. Я бью, а вы смотрите чтоб кто со спины не подкрался. Как только объявится такой лиходей, так вы его и... — провел рукой по шее.

— Как скажешь, батька, — поклонились оба. — Скажешь 'бить' будем бить.

Я чуть с седла не выпал. Фига себе отца нашли. Да я не намного вас бугаев старше. Но тут же и вспомнил, что это всего лишь вежливая форма обращения к старшему по званию или командиру.

— Вот и добре... Тогда я поскакал вперед, а вы — топайте сзади. Сильно не торопитесь, но и не так, чтоб вас потом пол дня дожидаться.

— Твоя воля, батька, — опять поклонились добровольцы. Вскинули косы на плечи и всем видом изобразили готовность шагать за мной хоть на край света.

Староста явно прикололся. В любую сторону от Замошья, кроме востока, тянется лес. Так что без проводника я могу искать в нем разбойников хоть до морковкина заговенья. И где мне искать эту нить Ариадны, если даже приданные бойцы, за это время умудрились отстать от меня не меньше чем на версту?

И только я об этом подумал, как впереди и чуть правее послышался крик. Судя по голосу — девичий.

— Помогите! Помогите! Нет! Не надо! Пожалуйста! Ой, мамочка!

Не нить, но тоже сгодится. Главное, чтобы бедняжке рот не заткнули, а дали покричать подольше.

'В лесу раздавались девичьи крики, постепенно переходящие в женские стоны... Фи, сударь. Мне за вас стыдно. Вы в какой конюшне воспитывались? Безвинная жертва ждет помощи, а вы тут в ослословии упражняетесь...'

Все эти... скажем, разные мысли беспорядочным вихрем проносились в голове, пока я пробирался сквозь придорожные заросли, правя на звук.

Добрался...

Разбойники устроились с комфортом. К делу изнасилования подошли основательно и даже конструктивно. Не стали сразу набрасываться на жертву, рвать на ней одежду, хватать за... разные места, хотя успели придать девице весьма растрепанного виду... а готовились предаться утехам со всеми возможными удобствами.

Брыкающуюся и ревущую девушку уложили на землю лицом вверх. Руки связали за стволом ближайшего деревца, а ноги... Собственно, я как раз подоспел к тому моменту, когда левая нога дочери мельника уже была крепко примотана к вбитому в землю колышку, а касательно правой шел спор. И, пока девица безуспешно дергалась, часть разбойников настаивала на том, чтобы привязать и вторую ногу, другие ж напротив — считали, что если оставить ее свободной, то так будет веселее. И даже предлагали освободить уже привязанную. Эстеты, мля...

С ходу проблему решить не получилось. Поскольку голосующих 'за' и 'против' оказалось поровну. Три на три...

Зато седьмой, наверняка, атаман в обсуждении не участвовал. Крепкий, звероватого вида мужик, заросший по самые брови кустистой бородой, не терял время на пустые разговоры. Стоял со спущенными штанами над жалобно скулящей жертвой. Приглядывался, как бы половчее приступить к делу. При чем, все были настолько поглощены предстоящим весельем, что не обращали внимания ни на что вокруг. В том числе и на меня. А это уже хамство и неуважение.

— Бог в помощь...

* * *

Трудно сказать, как разбойники отреагировали бы, раздайся сейчас самый настоящий Глас, но и моего 'здрасьте' им тоже вполне хватило. Глаза вытаращенные, рты раззявленные... у тех, кто ко мне лицом. У остальных спины не менее красноречиво напряглись, в полусогнутом состоянии... Явно задумались над вечным вопросом: 'Шо, усе? Кина не будет?' Замерли, как для групповой фотографии. Не вопрос, сейчас щелкнем. Вот только фоторужья у меня нет, так что обойдемся обычным...

'Пистоль!'

По уму, надо было атамана валить. Неуправляемый отряд — стадо. Но, я успел подумать, что после выстрела из этой ручной мини-гаубицы кровь и ошметки мозгов полетят прямо в лицо девушке, да и труп за ними последует. А бедняжка и так страху натерпелась... Кто знает, какие последствия от шока случиться могут? И хоть я не подписывался беречь ее психическое здоровье, но, предоставленный родителю, пускающий слюни овощ, вместо пригожей девицы, может сильно понизить размер вознаграждения.

Так что я пульнул в одного из той троицы, которая веревку к пню пристроить желала. Не из-за обостренного свободолюбия, пусть и в ограниченном виде, а потому что лиходей к самопалу потянулся.

Попал... Впрочем, не велика заслуга. С пяти-то шагов. А руки тем временем уже перезаряжали пистоль. И делали это на полном автопилоте, не требуя вмешательства головы. Движения скупые, точно выверенные, ни одного лишнего жеста. Хоть сейчас норматив сдавай. Но, почему-то я был уверен, что можно и быстрее. Надо все же подсуетится с обучением. Раз здесь уж такая жизнь веселая, и я в этом спектакле не просто зритель.

Но, в любом случае, умения мои были выше, чем у разбойников. И перезарядить пистоль я успел раньше, чем второй тать. Совсем чуть-чуть, но это как раз то мгновение, что стоит вечности.

Разбойник только вскидывал пищаль, а я уже ловил его на кончик ствола.

— Бабах!

И снова попал. Пищаль вывалилась из рук, а стрелок задумчиво уселся на землю.

Зато зашевелились остальные. Сцена из 'Ревизора' сменилась всеобщим ором и броуновским движением. Один лишенец, из тех что поближе стоял, даже ко мне бросился. О! наконец-то какое-то подобие оружия. Здоровенный мясницкий тесак. Для фехтования так себе, а всадника под коленями полоснуть или коню живот вспороть — самое оно.

'Шпага!'

Здорово. Сам не ожидал. С одного выпада достал татя. Осел, даже не пукнув... В смысле, не пикнув.

Итог: минус три. Правда, к этому времени атаман успел вернуть штаны на место и даже командовать начал. Типа, первый взвод, заходи слева. Второй — справа... Но и мои добровольцы уже добежали. Встали и на меня глядят. Мол, чего барин изволишь? Не понял? Театр им тут что ли, или цирк?

Тьфу, я ж забыл, что велел вперед батьки не соваться. Теперь можно. Пусть повеселятся. Вон, как глаза блестят.

— Давайте, хлопцы. Кроши, супостатов!

Ломанулись вперед, как с привязи спущенные.

Косы — страшное оружие в умелых руках. Это все крестьянские восстания подтвердили. Так что разбойничкам, с их копьями да тесаками придется несладко.

Ну, и добре. А мы с атаманом побеседуем. Для такого дела я даже спешусь.

Атаман зыркал по сторонам, как затравленный волк, скалил зубы, только что не рычал. Нет, ошибочка, не расслышал сразу, за хрустом валежника. Еще как рычал. А увидев, что я не боюсь, заговорил.

— Ты кто такой? Чего тебе надо?

Рычание преобразовалось в членораздельные звуки.

— Прохожий...

— Так и ступал бы себе с Богом, — поигрывая палашом, огрызнулся тать. — Живой бы остался. Мы же тебя не трогали.

— Меня — нет, а крестьяне жалуются на вас.

— Какие крестьяне? — возмутился атаман настолько, что даже оружие опустил. — Мы их отродясь не беспокоили. Чего с голозадых взять? Купцы — другое дело. Этих толстопузых пощипать не грех. Врут селяне. Просто они раньше сами на шлях ночью выходили, если обоз маленький, а теперь поживится нечем. Вот и брешут, собаки. Напраслину городят.

— Брешут, значит? А это что? — кивнул на распластанную девицу, с испугу даже скулить переставшую. — Натуральный налог?

— Девка? — атаман проследил за моим взглядом, после недоуменно пожал плечами. — Это ж разве разбой? Баловство... Убудет с нее что ли? По утру и отпустили бы. Ну, или через денек-другой. А впредь — и ей, и другим наука, чтобы по лесу не шастали. Мы-то, свои, не душегубы. А попадись она ляхам или басурманам, давно б уже на колу корчилась или на невольничий рынок ехала.

— О, так ты, оказывается, добрый человек. Благим делом занят был. В воспитательных целях. Ну, извини, что помешал. Я же не знал...

— Я не в обиде, — атаман спрятал палаш. — За людей тобой порешенных. Олухи царя небесного. Ни с собою бери, ни дома оставить. Мне бы настоящий воев, хоть с полдюжины...

Добровольцы мои к тому времени 'косьбу' закончили, увеличив количество покойников еще на три штуки, и снова застыли в ожидании приказа. Нет-нет, да и поглядывая на дочку мельника. В процессе сражения, кто-то умудрился завернуть пленнице подол аж на голову. Откуда она и сопела тревожно, не решаясь издавать более громкие звуки и неуверенно ерзала. Наверное, от холода. Естественно, молодые парни не могли пропустить такое зрелище. Тем более, работу исполнили, а другого приказа командир не отдавал.

— Слышь... Прохожий, — ухмыльнулся разбойник, заметив что амурная зарисовка и меня не оставила равнодушным. — Может, вместе продолжим? Она же ничего не видит и никому не расскажет. Парни твои — я думаю, не будут против и тоже языки прикусят. А ты меня, потом, отпустишь? Годится?

Машенька засопела громче и повернулась на бок, прикрывая вид сверху свободной ногой. Но по-прежнему молчала. И в самом деле красивая, зараза... Или это я оголодал так? Не помню, а спросить некого.

Предложение. Кстати, не самое глупое в такой ситуации. Молодец разбойник, не зря в атаманы выбился. Одного не учел — я еще умнее. В этом уравнении он лишний член. И не в его власти решать судьбу девчонки. Сам решу... Как вздумается. Так что извини...

Нет, не глуп. Просчитал все одновременно со мной. Но, видимо, была еще надежда, что соблазнюсь я предложением. Или хотя бы отвлекусь чуть дольше на созерцание предмета торга.

Пистоли мы выхватили одновременно. Только он сразу бабахнул, а я... в последнее мгновение, упал на колено. Пуля сорвала с головы шапку и дернула за рукав одного из молодцев. Потом выстрелил я.

Попал, понятное дело. Практически в упор же стрелял...

Кстати, лесные тати не в пример прошлым бандитам, и одеты лучше, и при оружии. Может, и золотишко в поясах зашито? Надо посмотреть. Что в бою взято — то свято...

Поверхностный осмотр показал, что из общего имущества имеет смысл присвоить новую шапку. Самопал. И пули к нему. Остальное барахло ценности не представляет. Для меня, а селянам-добровольцам — неплохой приз за мужество, старание. А главное, — послушание.

Осталось решить судьбу пленницы. Нет-нет, не воспользоваться положением. Как бы то ни было заманчиво. Покопавшись в мыслях и чувствах, обнаружил, что человек я в общем-то порядочный. В пределах разумного и сообразно обстоятельств, разумеется. Девиц люблю, но не силком.

Так что вопрос я решал: самому ее на 'белом коне' к отцу доставить или хлопцам доверить?.. Дополнительная награда дело стоящее. Но я не люблю сюрпризов. Вполне может оказаться, что измеряется она не в талерах, а в половине мельницы и руки единственной доченьки. А оно мне надо, вольному казаку? Нафиг, нафиг... Понаблюдал немного за тем, куда бойцы смотрят, практически не отводя глаз, подумал и изрек окончательный приказ:

— Значит так, братцы. Я в село. Вы — трупы закопайте, не будем волков приваживать. Все что посчитаете нужным, забирайте. Хоть до последней нитки обдерите. Закончите с добычей — Машеньку к отцу отведете. Я буду в доме Михая. Награду, полученную от мельника, к старосте принесете. Торопиться не надо, я в деревне заночую. Только смотрите мне, — пригрозил назидательно пальцем, — не безобразничать! Если девица отцу пожалуется — накажу. Сурово.

А чего, я же не ханжа. Сумеют спасители договориться с Машенькой насчет отдельного вознаграждения, мне какое дело? Да и, может, перегибаю... Они ж односельчане. Там свои расклады. Без талмуда, даже с поллитрой не разберешься.

* * *

За время моего отсутствия староста даже с места не сдвинулся. Все так же сидел себе на скамейке да семечки поплевывал.

— Здорова, Михай.

— И вам доброго здравия, господин. С новостями или забыли чего?

— С новостями, Михай... Можешь заказывать панихиду по разбойникам. Больше не потревожат!

— Вот спасибочко... За такую новость и чарку опрокинуть не грех, — обрадовался староста. Даже руки потер.

Может, правду сказал атаман? Что мужички и сами не прочь пошалить на шляху. Судя по тому, как мои добровольцы ловко троих татей уложили, боевой опыт у 'косинеров' имеется. И немалый. А откуда?

— Но, сперва награда. Как говорится, все честь по чести. Примите, господин. От всего общества, значит, с полным уважением. Не погнушайтесь... — и кошель протягивает. Не так чтоб большой, но и не маленький.

'Село едва сводит концы с концами, — припомнился разговор. — Если откажусь от награды, заработаю уважение. Гм... Уважение, дело, конечно, хорошее. Но им ни кафтан не залатаешь, ни коня не накормишь. А овес нынче дорог... Да и до вымирания, опять таки, судя по ряшке старосты, Замошью еще далеко. Иной хомяк осенью стройнее'

— Не погнушаюсь...

Кошель перекочевал в мою ладонь.

— Двести целковых, — уточнил староста. — Со всем уважением. А сверх денег, еще можем мешок муки и мешок овса предложить.

О, а говорили, с голоду пухнут. Не похоже, что на награду по сусекам мели. Только нафига мне все эти мешки? Я ж не купец... Но, копейка к копейке...

— Слышь, Михай... Дело у меня к тебе будет. Поможешь?

— Со всем уважением, — повторил тот. Но глазки сощурил. Не прост староста. Ох, не прост.

— А купи ты у меня товары. Недорого возьму.

'А то и вовсе даром отдам. Я ж цен не знаю'

— Купить можно, — поскреб бороду Михай. — Только денег у общества почти совсем не осталось. На подать воеводе и то едва-едва наскребли... Но... — тут его глаза заблестели, как у кота, заметившего мышь. — Есть один способ решить все к обоюдному удовольствию.

— Излагай... — я спешился и присел рядом. Словно невзначай, слегка толкнув плечом старосту. Мол, давай, не юли. Все свои...

— Ты же, господин хороший, от нас все равно в Смоленск двинешься?

— Не решил еще. Но, допустим...

Староста неуверенно поерзал на скамье, еще разок поскреб бороду. Мне даже показалось, что он от натуги мышления чуть не испортил воздух, но в последний миг удержался. И таки решился...

— Понимаешь. Мы платим воеводе Обуховичу четыреста талеров в год. Через неделю, аккурат на Троицу подходит время выплат. Деньги мы, конечно, собрали... Лучше уж самим отдать, чем гайдуков дожидаться... Дороже встанет. Но это все, что у нас было... А хотели еще посевного зерна прикупить и дополнительно к площадям с озимыми, десяток-другой моргов по весне засеять. Стельных ярок с десяток... Глядишь, к лету и отелятся.

— Погодь, погодь... — остановил я излишне говорливого крестьянина. — Мне твое хозяйство неинтересно. Я в том ничего не смыслю. Ты по делу говори.

— Угу... — покивал тот. — По делу... Хотели мы просить воеводу освободить нас на год от податей. Но разве ж вельможный пан станет с хлопами разговаривать? Вот я и подумал, ты такой важный господин. Поговори с Федором Обуховичем... Попроси за нас. Вдруг, сладится. А уж мы, ради такого дела, четверть оброка тебе отдадим.

'Вот же шельма... И мед ему принеси, и ложку подай. Знаю я ваши яровые да ярки... Небось, на сэкономленное золото оружие прикупит задумал. Да отнятое у разбойниками место возле дороги занять. Но, мне какая разница? В чужой монастырь...'

Заметив мои сомнения, староста решил подсластить плюшку.

— А как хлопцы себя в бою показали?

— Ничего. Если подучить — будет толк.

— Вот и бери в науку. На год они твои холопы. Потом, хоть у себя оставляй, хоть прогони — слова поперек не скажем. Что скажешь? Сговоримся?

— Можно... — кивнул я.

Во, развели. Палец в рот не клади, по локоть отхватят.

Хотя, чего я вскинулся?.. Ведь и так почти готов был согласиться. А староста, может, и не хитрил вовсе. Как честно смотрит, хоть портрет Искренности с него пиши.

— Вот спасибо, милостивец! Вот уважил! По гроб жизни... Ты только не затягивай разговор... с воеводой. До Троицы уж недалече. А нам надо заранее узнать, согласился господин наш на отсрочку или нет.

— Далеко отсюда до Смоленска?

— Не... Рядом... Если по тракту на закат и никуда не сворачивать. Дня три, не больше. Не торопясь — четыре. А вот и твои, выученики...

Михай первым заметил 'двух с ларца, одинаковых с лица'. В том смысле, что морды у парней аж светятся от удовольствия. Так и хочется каждому по ложке соли всунуть, чтобы не сияли, как надраенные самовары.

— Что скажете? Чем порадуете? — подозрительно уставился на них староста. — Сияете, словно горшок сметаны нашли?

Парни смутились чуток, но не слишком.

— Вот, господин, — который чуть-чуть пошире в плечах, протянул мне небольшой кожаный мешочек. — Все исполнили, как было велено. Точь-в-точь. Трупы закопали. Добычу сняли и в общественный амбар снесли. Девицу домой доставили. Машенька отцу не пожаловалась. Мельник награду передал. Десять целковых. Один к одному.

'Всего-то... — возмутилась моя жаба. — Да я бы сам Машеньке столько отвалил... за упущенную выгоду. М-да...'

— И вот еще эту безделицу мельник просил принять... — второй протянул мне какой-то засаленный сверток. — Сказывал, ему без надобности. Почитай от деда еще в сундуке пылится. А тому, кто по миру странствует, пригодится.

Я еще и в руки сверток не взял, а уже понял: карта! И я теперь, со слепого кутенка, тыкающегося мордочкой во все стороны, чтобы хоть что-то разузнать, становлюсь зрячим. Даже не так — гордой птицей, парящей в небесах. Ибо такая ширь передо мною раскрывается, что аж дух...

Дух от сложенной в несколько раз выбеленной кожи шел еще тот, а вот содержания — кот чихнул. Окрестности Смоленска, в радиусе примерно ста верст. Замошье и то не обозначено. А я уже губу раскатал. М-да... Но, с другого боку, иметь хоть что-то, всегда лучше чем не иметь ничего.

— Добро. Домой заходили?

— Зачем? — это старший.

— Попрощаться. Староста вас мне в обучение на год отдает. Так что не теряйте времени. До Смоленска путь не близкий. Выступаем сразу, как в дорогу соберетесь.

Парни переглянулись и дружно отвесили старосте земной поклон.

— Благослови, батька! — произнесли дуэтом.

— Ступайте с Богом, сынки... — перекрестил Михай склоненные головы. — Богоматерь защитница наша да пребудет с вами. Слушайтесь во всем своего господина, как меня. И пока домой не вернетесь, пуще родного отца почитайте...

'Охренеть! Картина Репина 'Не ждали'

Водрузив на место отпавшую челюсть, я только головой покрутил. Вот сын боярский мне знакомца подсуропил. То ли вокруг пальца обвели, то ли наоборот — сложилось так, что лучше и не придумать.

— Так это что, сыновья твои?

— Четвертак и Пятак... — кивнул староста с гордостью. — Хорошие парни, только в хозяйстве бесполезные. Не то что их старшие братья да сестры. Куда ни пошлешь, обязательно что-то сломают или испортят. Порол я их, порол, а потом решил — чего вожжи зря рвать? Пусть так будет. Судьба, значит... И, как видишь, не прогадал. Пригодились.

— Ну, тогда не прогневись, Михай, но отправлять сыновей да и гостя дорогого в дальнюю дорогу, даже не пригласив отобедать — как-то не по христиански. Давай, староста, мечи на стол все, чем хата богата. Покажи хлопцам на прощание, как батька их любит. И не забудь о том, с чего разговор начался. Выкупи у меня товары. Цену возьму, какую положишь. Считай, мой вклад в трапезу и плата за гостеприимство. Только не скупись, не скупись. Знаешь же, что скупой платит дважды. Уверен, у тебя к нам не одно дельце еще сыщется. Верно ведь, старая ты лиса?

Не скажу, что мои слова сделали старосту счастливым, но и не озадачили. Похоже, он к такому повороту событий тоже был готов заранее. Поскольку лишь головой кивнул, а подворье аж зароилось от народа. Парни, девки, бабы, степенные мужики тащили сюда все необходимое, как по команде.

Столы и скамейки. Миски, кувшины, казанки и горшки... Сулейки и штофы... Подносы с жареной птицей, рыбой и кусками прожаренного до красно-коричневой корочки мяса. Буханки хлеба, кипы паляниц и горы пампушек... Пяти минут не прошло, а хоть свадебный натюрморт пиши. Интересные у них тут понимание 'с голоду пухнут'. Как же тогда выглядит изобилие?

Глава третья

— Куда идет король, большой секрет!

А мы всегда идем ему вослед.

Величество должны мы уберечь.

От всяческих, ему ненужных встреч...

Ох, рано встает охрана...

Картинка один к одному, как в 'Бременских музыкантах'. Впереди я, только не на повозке с зонтиком, ковыряя золоченой ложечкой яйцом всмятку, а — верхом. Зато позади чинно марширует пара дуболомов, вооруженных косами. Единственно отличие — мелкий шибздик пушку не тянет. А еще, дело к сумеркам, самое время кому-нить из придорожных кустов выскочить, свистнуть в четыре пальца и завопить:

— А как известно: мы народ горячий...

Прощальная трапеза, с уходящими в поход сыновьями старосты, объединенная с праздничным застольем, по случаю победы над разбойниками и счастливого спасения дочки мельника, затянулась аж до возвращения стада. Услышав призывное мычание буренок, сперва из-за столов рассосалась женская половина общества, а за ними и мужички по домам потянулись. Веселье весельем, а завтра спозаранку опять за работу. Так что солнце в закат, куры на насест, крестьяне на боковую.

И не стемнело толком, а на площади остались только Михай, чинно почивающий во главе стола, пристроив лысую голову между двумя полумисками с мочеными яблоками, и я с рекрутами.

— Ну, что, братцы? Пора и честь знать. Спасибо этому дому, пойдем к другому.

— Как прикажешь, батька! — вскочили оба новобранца, словно подброшенные.

Мне бы их резвость... Засиделся, однако. Отяжелел...

— А так и прикажу. Мечите в сумы, что хотите со стола, только не перестарайтесь. А я пойду... коня оседлаю.

Староста наш уход оставил без внимания. Да и чего суетится? Все ж заранее оговорено. Наоборот, чем быстрее мы уберемся из деревни, тем меньше будет расспросов. И без того бабы у колодца судачат, что Михай все отобранное у бандитов добро себе захапал. Сам случайно подслушал...

Как за околицу выбрались, оглянулся.

И ведь правы бабы. Таки да, прикарманил. Я же не знал, что добровольцы его сыновья. А при таком раскладе — все честно. Заслужили. И отцу уважение оказали. Ничего себе не взяли. Хорошие хлопцы. Если правильно воспитать, получу пару верных телохранителей. Военному делу я кого угодно обучить смогу или наставников найму, а преданность не купишь.

Кстати, насчет умений. Почему бы не потренироваться? Пока никто не мешает... Приучить руку к тяжести пистоля.

— Бабах! Бабах!

Пули на излете вздыбили двумя фонтанчиками землю на дороге. А со стороны небольшой рощицы, вопя во все горло, словно только этого сигнала и ждали, на нас понеслась очередная группа любителей жить за чужой счет. Пристрастие, как пристрастие. Ничего запредельного. Каждый выбирает профессию по душе. В чем-то я и сам с ними согласен. Но, не за мой же...

— К бою!

Парни побросали увесистые броцаки* (*диал., — мешки) и взяли косы наизготовку.

— Я рублю тех, кто с пищалями, вы — тех, кто от группы отстанет. Против большого числа не лезть. Лучше бегайте по кругу, пусть за вами гоняются. Ясно?

— Как прикажешь, батька.

— Бабах!

Это уже я самопал достал. Слишком близко подошел разбойник. Попал... Убил или нет проверять не стал, послал коня вперед, управляя только коленями. Руки перезаряжают. Долго, долго... Если есть умение, которое убыстряет этот процесс, обязательно вложу в него все свободное время. В бою каждая секунда на вес золота...

Оп-па! Конь сбил грудью разбойника с копьем, но тот успел зацепить меня по ноге. Легонько, но все же больно. Надо не забывать, что я тоже уязвим. А то разошелся, словно бессмертный.

— Бабах!

'Шпага!'

Наскочил на двоих. Одного уложил выстрелом в упор, второго красиво достал клинком. Аж самому понравилось, до чего ловко срубил супостата. Надо срочно повторить, закрепить навык.

Разворачиваю коня на месте и вижу одного разбойника со всех ног улепетывающего к роще, и троих — наседающих на моих парней. Причем, двое их удерживают на месте, а третий заряжает пищаль.

Не, так дело не пойдет. Пришпориваю коня. 'Пистоль!' Прицеливаюсь... Блин, разряжен. Нет времени возиться. 'Шпага!'

Стрелок заметил опасность, разворачивается в мою сторону и поднимает дуло.

— Давай, давай! — ору на коня. Но он и так дает, все что может. Не арабский скакун, обычная вьючная лошадь. К галопу не приученная.

— Бабах!

Почти в упор. Странно, я цел и даже не поцарапан. Шелест клинка, и стрелок валится под моего коня. Не под копыта, а в том смысле, что конь тоже падает. Едва успеваю соскочить. Зато нас теперь трое, а разбойников — пара. К тому же, я у них в тылу. Ну шо, хлопцы? Носил волк овец, понесли и волка?

Сообразительные. Побросали копья и упали на колени... Аккурат под косы моим парням.

— Хрясь! Хрясь...

Вашу ж маму и папу! Впрочем, сам виноват. Приказа брать пленных не было, а сами хлопцы думать сызмальства не приучены. Четвертый и пятый в роду — это уже как клеймо. Помимо родителей еще трое старших командуют. Надо запомнить и впредь не забывать. А еще лучше, дать установку заранее. Все случаи не предусмотреть, но типовые надо внушить.

Вон, замерли, как на плацу. Грудь колесом, глаза таращат, а между прочим у одного рукав и бок кровавит. У другого по щеке алый ручеек ползет.

— Молодцы... Славно поработали. Дальше не пойдем. Думаю, у разбойников неподалеку лагерь должен быть. Там и заночуем. Я пойду, взгляну... Ну а вы поглядите, что из имущества нам сгодится. Нет, отставить... Тащите к костру все. Сам разберусь, а то вы нарешаете.

Разбойничий лагерь нарисовался даже раньше чем я думал. Ничего не боятся супостаты. Разложились буквально на самом краю леса. А если б, допустим Даниил Вяземский со своими воинами раньше меня подвернулся? Ну, да... 'Если б покойник зашел с 'бубен', а не с 'креста', было бы еще хуже...'

Оглянулся — парни в четыре руки весьма сноровисто собирают добычу. Ну, и ладно. Раз личный состав занят делом, командир может отдохнуть. Вернее, поработать головой.

Подкинул в костер дровишек и прилег поближе к огню. Тепло не только кошки любят. Нам, ветеранам, тоже хочется старые раны погреть.

— Четвертак! Дежуришь до полуночи. Пятак — твое дежурство до рассвета. Понятно?

— Да, батька.

— Если проголодались, подкрепитесь. Меня до рассвета не будить. Только, если кто нападет...

Глаза сами закрылись. Но вроде самое важное сказать успел раньше чем провалился в сон без сновидений.

* * *

Проснулся от ощущения некоторого дискомфорта. Не в том смысле, что от твердости седла щека затекла и в плечо давит, а более глубокого. Морального... Осторожно приоткрыл левый, 'верхний' глаз и прямо обалдел... Стоят два моих бойца и по очереди посматривают то на меня, то на небо. Потом — друг на друга. Пожмут плечами и все сначала. На меня... на небо. Спросонья я даже растерялся немного. Ненадолго. Вспомнил последний приказ и понял — это они рассвет ждут. Поскольку более четких инструкций я им не оставил... Сами-то по крестьянскому обычаю, небось, задолго до восхода вскочили, а отца-командира беспокоить опасаются. Ладно, не будем мучить сердешных. Да и выспался.

— Вольно, орлы... Благодарю за службу.

— С нашим почтением, батька. Как почивали? — заулыбались оба, как сахарную голову увидели.

Шо за фигня? Не, так дело не пойдет... Обойдемся без волюнтаризма в подотчетном отряде, а то сперва пиво без алкоголя, потом — резиновая женщина, и все — приплыли... Дальше только анархия или демократия. И если с анархией я еще управлюсь, как-нибудь, то выборы атамана могу запросто проиграть. Или — политтехнологов нанимать придется, на избирательную компанию отстегивать. А я не на трубе сижу, лишних денежек нет. В общем, та еще суета и томление духа. Проще на корню срубить и в зародыше удавить.

— Значит так, олухи царя небесного. Слушать сюда! Говорю один раз, повторять не стану. Вы теперь не у отца с матерью вилами навоз ковыряете, вы теперь — боевое подразделение! А я ваш отец-командир. И если что приказываю — отвечать надо: 'Рады стараться!', 'Так точно!' или 'Никак нет!' Это понятно?

— Так точно! — басит который пошире в плечах, Четвертак.

— Никак нет! — Пятак явно тормозит.

Парни переглянулись и хором выдали:

— Рады стараться!

Суду все ясно. Сила есть — ума не надо. Не, так дело не пойдет. Надо учить уму разуму. Не прямо сейчас, понятное дело, но зарубку в памяти оставлю. И как только, так сразу. Кстати, не совсем безголовые. Только теперь заметил.

За ночь парни преобразились. Подтянулись. Приоделись. Лапти на постолы сменили. Косы на пики сменили. Еще не воины, но уже и не тюти деревенские. Любо дорого поглядеть.

— Молодцы.

— Рады стараться...

Что я еще вчера на утро отложил? Да... Добычу. Ну-ка, взглянем, чем разбойнички нас порадуют? Ничего особенного. Шапка чуть пристойнее моей, а остальное только если старьевщику или на металлолом. Впрочем, курица по зернышку... А лишняя копейка не помешает. Забираем... Пока место в переметных сумах имеется.

Парни, получив распоряжение, сноровисто упаковали весь ворох, ничего не оставив. Отлично.

— Ну что, орлы? Топаем дальше?

— Как прикажешь, батька.

— Тогда, вперед. До Смоленска еще шагать и шагать.

Забросил себя в седло и с первых же метров понял, что приятной езды не будет. Конь двигался какими-то странными рывками, словно через шаг пытался сбросить меня со спины. Что такое?

Черт... Так и есть... Не прошла бесследно ранение в бою для лошадки. Была вьючная лошадь, стала хромая вьючная лошадь. Такая вот засада... Ну, а чего? Беречь надо животных, а не под пули подставлять. По крайней мере, пока заводным конем не обзавелся.

Блин, не езда, а пытка... наверняка, пешком быстрее будет. Хотя, не факт. И что делать? Надо нового коня искать. А где? В Караганде, мля...

Надо на карту взглянуть. Развернул схему местности, которой меня вознаградил мельник. Кстати, вот еще мысль на заметку! Была бы карта полнее, если бы я спасенную дочь лично доставил к отцу, а не оставил в лесу с парнями? Надо при случае проверить. Похоже, репутация здесь в этом мире дополнительные бонусы. В смысле, судьба на награды щедрее.

Итак, что мы имеем интересного на пути к Смоленску? Ничего не имеем...

А чуть в сторону, но чтобы значительно ближе, чем город? Ага, есть! Крепость Тула. И недалече. Всего километров пятьдесят. По моим прикидкам, если без перекуров и послеобеденной дремоты — к вечеру запросто домаршируем. Хлопцам моим не привыкать, а я где шагом, а где и в седле... Как-нибудь справлюсь. Один день, по любому вытерплю. Все лучше, чем четверо суток к Смоленску плестись.

Ну, значит, и сомневаться нечего. Если я хоть немного ориентируюсь на местности, примерно через две весты будет раздорожье, там и свернем направо.

— Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону...

Дикие земли, дикие люди и дикие нравы. Какую песню испортили. Понимаю, что не Лев Лещенко, но зачем же так бурно реагировать? Сами-то чем лучше?

С завыванием и улюлюканьем, напрямки через луг, к нам неслась очередная ватага работников ножа и топора. В количестве аж девяти человек. Видимо, потому и набросились, что столь явный перевес в численности посчитали за преимущество. Ну, ну... Бежать-то вам еще метров двести. И хоть прыти разбойникам хватает, я тоже не в патоке сижу.

'Самопал!'

Выцеливать кого-то конкретного нет смысла. Далеко. Зато бегут кучно. Вот в толпу и жахнем.

— Бабах!

Есть один. Завалился. Быстро перезаряжаем.

— Бабах!

И опять удачно... Эх, надо своим бойцам побыстрее огнестрелы искать и учить пользоваться. В три ствола мы бы всю эту шайку-лейку завалили на дистанции.

— Бабах!

Минус три. И еще разок точно успеваю.

— Бабах!

'Шпага!'

Конем в самую гущу. Сбить грудью, смять, стоптать...

Твою дивизию! Забыл, что конь хромой. Одного разбойника то он свалил с ног, но и сам встал, как вкопанный. А этим только и надо... Кинулись ко мне со всех сторон.

Самого прыткого я, конечно, срубил. Зато дальнейшее пошло совсем не по плану. Хорошо, оружие у татей все тупое и ржавое. Но заколотили им по мне с четырех сторон, как цепами по снопу.

Не то что шпагой взмахнуть, вздохнуть некогда. Только успевай парировать и увертываться.

Тут бы мне кердык и приснился. К счастью, новобранцы очнулись. И сразу стало понятно, кто в поле хозяин. Сдвоенным ударом пик парни уложили наповал того, что колотил меня по спине. Потом дружно оттеснили в стороны еще двоих. Да и закололи в три выпада. Говорил же, пика в умелых руках — страшное оружие. Последнего я снова стоптал конем.

Пора, пора начинать брать пленников. Пока еще не знаю зачем, но раз есть такая возможность, почему не воспользоваться?

— Куда?! Раскудрить твою через коромысло! Блин!

Опять забыл сказать дуболомам, чтоб не добивали пленников. Ну, сам виноват. Парни действуют, как учили. Хороший враг — мертвый враг.

Черт! Что у нас с добычей? О, сапоги яловые. Годится. Остальное, в общую кучу и чешем дальше. А то мы с такими задержками и до Тулы неделю ползти будем.

Я, в общем-то, никуда не тороплюсь. Ведь разбойники это не только три-четыре килограмма тряпок и металлолома, а так же сотня-другая талеров и опыта. Но и увлекаться не стоит. Да и на мне, похоже, синяков изрядно прибавилось. Как из молотилки вылез. Так что в ближайшее время резкие телодвижения на свежем воздухе мне явно противопоказаны. Придется воздержаться. А для этого лучше всего попасть в Тулу еще засветло.

— Подъем, парни. Некогда рассиживаться. Доберемся до крепости, там и отдохнете. Обещаю. А теперь, за мной... Бегом, марш!

* * *

План мы выполнили, или просто разминулись с лиходеями и прочими татями, но в этот день нас больше никто не беспокоил. Как и предполагал, на перекрестке свернули направо. Куда указывала стрелка с надписью: 'Крепость Тула. 39 верст'. Поскольку вторая, та что прямо, подтверждала мои расчеты: 'Смоленск. 86 верст'.

Так что без вариантов. Мы от места сражения всего-то пару-тройку верст отмахали, а я уже готов был пристрелить лошадь... чтоб не мучила... меня. И если сорок верст я был в состоянии потерпеть, то от одной мысли тащиться таким макаром почти сотню, меня бросало в дрожь.

В общем, повернули и попали по накатанному пути. А поскольку молча шагать скучно, стали петь. Сперва я выступал сольно, Четвертак и Пятак лишь изредка вступали с хоровым 'Ух!' или 'Ох!'. Но вскоре обнаружилось, что у парней отличный слух, а слова песен они запоминают влет. Особенно народных... Так что когда мой не слишком богатый репертуар пошел на второй заход, пели мы уже вместе. Не сильно мелодично, но громко и с удовольствием. Ускоряя шаг, даже незаметно для себя самих.

Может поэтому зубчатые стены крепости возникли на горизонте гораздо раньше, чем я рассчитывал. Думал, притопаем поздним вечером, а то и ночью. Заночуем неподалеку, утром уже и наведаемся. А оказалось — вполне успеваем до наступления сумерек дойти. Ворота будут еще открыты.

— Поднажми, братцы! — воодушевился я такой перспективой. — Немного осталось. Зато в кровати выспаться сможем. И отужинаем не сухарями, а горячей кашей с мясной похлебкой.

Не знаю, что именно вдохновило парней, но наддали знатно. Я бы приотстал. Но, близость жилья даже лошадь вдохновила, и она затрусила гораздо веселее, на время позабыв о хромоте.

Крепость встречала не распахнутыми воротами, а уже прикрыв створки. Правда, и не заперев наглухо. И на том спасибо. Стражники слегка подобрались, но не излишне. Понятное дело, чем целому гарнизону не могут угрожать трое путников. Еще и на хромом коне.

— Доброго здравия, служивые!

— И тебе не хворать, господин. За какой надобностью пожаловал? Дело пытаешь, или от дела летаешь?

— И так, и эдак... Мир поглядеть хочу. Сызмальства страсть к путешествиям имею... — что-то во взгляде стражников мне не понравилось, поэтому поднял глаза, перекрестил лоб (парни, дружно подхватили) и прибавил. — Святым местам поклониться... Прежде чем семьей обрасту, да на одном месте осяду.

— Благое дело.

Стражники тоже осенили себя крестным знамением.

— Пустите в крепость?

— Ежели ничего супротив господина нашего, князя Семена Прозоровского не умышляешь и готов заплатить дорожную пошлину, какая в Московском царстве положена, то почему нет... — степенно ответил один из стражников.

— А большая пошлина?

— Один талер с отряда пешего количеством менее дюжины и два талера с такого же отряда, только конного. С тебя, стало быть, два талера...

— Два талера? — притворно возмутился я. Бедный путешественник, не торгующийся за каждый грош, вызывает подозрение у любого стража. Потому что нарушается целостность облика. — За что?

Стражники многозначительно переглянулись и заметно расслабились.

— За это... — качнул копьем в направлении лошади второй воин.

— За это? — возмутился я. — С какой стати. Это же не конь, а ходячая колбаса. Просто она еще до бойни не доковыляла. Я седло на нее нахлобучил, чтобы не заподозрила и не убежала.

Стражники ухмыльнулись. И снова переглянулись. Одобрительно.

Отлично. Не зря корячился, значит. Уважение дело в хозяйстве нужное. Сразу и проверим.

— Ну, так как? Сойдемся на одном талере? В конце концов, можете мою клячу за двоих посчитать. По ногам. Все равно я переплачиваю. Где нам до дюжины?

— Небось, купеческого роду будешь? — хмыкнул тот, что постарше. — Умеешь торговаться. Только у нас здесь не ярмарка. Сотник по ногам не считает, а по хребту палкой дубасит. Так что, господин хороший, либо два талера, либо ночуй за стенами.

Подумал немного и добавил:

— Или лошадь прогони... Если не украдут или волки не задерут — заберешь, как уходить станешь.

Не сработало. Ну, ладно...

— Э, нет... Спасибо за совет, но я на бойне за нее всяко больше талера возьму. Держи деньги.

Стражник принял монеты и слегка посторонился, пропуская нас в крепость.

Сумерки и пустота.

Я, в общих чертах, нечто такое и предполагал. Для дел — день, ночь для отдыха. Правитель мне тоже, наверняка, не обрадуется. Ночь на дворе. Небось, отужинал и почивать лег. Гулять неохота — нагулялся, пока топал. Рынок, скорее всего, закрылся до утра... Так что из всех услуг остается самый заманчивый и безотказный — кабак. Тем более, Вяземский настоятельно рекомендовал не избегать...

Решено. Топаем в питейное заведение. Поглядим, что там на ужин подают, и какие такие нужные люди встречаются.

Здание с характерной вывеской в виде пивной кружки оказалось ближе остальных. Почти рядом с воротами. Разумное решение. Чтоб путники не раздумывали даже... Мы и не будем. Войдем. Тем более, ароматы изнутри доносятся просто восхитительные. Особенно, если ни крохи за весь день...

Небольшая комната, на шесть столов и прилавок. Не людно... Ближе к прилавку ужинают двое... Оба одеты, как воины. При оружии.

За соседним столиком то ли дремлет, то ли ждет кого-то ярко выраженное 'лицо кавказской национальности'. Впрочем, я могу и ошибаться. Мало ли в мире людей горбоносых, смуглых и с иссиня-черными бородами.

Через проход от него, со скучающим видом ковыряется в полумиске с кашей еще один посетитель. Сапоги запылившиеся. Плащ, рядом на скамье, тоже чистотой не блещет. Скорее всего, как и я — путник. Ладно, тоже на заметку и в сторону.

А вот в самом затемненном углу типаж поинтереснее. Хмурый, аж лицом почернел. В стрелецком кафтане. И на столе перед ним не ужин, а полуштоф и стакан. Даже хлеба нет. Вывод — человек топит горе.

Усаживаю своих молодцев за ближайший к входу стол и подзываю хозяина кабака.

— Что желает, господин?

— Отужинать и переночевать.

— За двадцать пять талеров я накрою богатый стол для всей компании, а так же приготовлю самые мягкие постели.

Ну и цены тут у них. Впрочем, я хоть и не пересчитывал еще, но только с разбойников мне не меньше пяти сотен прилетело. Так что не обеднею. А парням, да и мне тоже, отдохнуть не помешает. Здоровье пока даже на половину нормы не вернулось.

— Сойдут и не самые мягкие, главное, чтоб без клопов.

— Обижаете, господин. Каждую зиму вымораживаем избу, — аж всплеснул руками хозяин.

В исполнении дородного мужика это выглядело настолько комично, что я даже улыбнулся.

— Ладно. Держи деньги. Тащи угощение...

А когда он ушел, повернулся к парням.

— Значит так, сидите здесь, ужинаете. Наедитесь, попросите хозяина показать вам комнаты. Меня не ждите, ложитесь спать. Вы мне нужны здоровыми. Если утром меня не будет, возвращаетесь за стол. Я с хозяином договорюсь. Все поняли?

— Та...

— Тсс... Шепотом.

— Так точно, поняли. Сидеть, спать, ждать.

— Молодцы.

Парни оживились не столько от похвалы, сколь от вида возвращающегося хозяина, нагруженного так, что только макушка из-за горы снеди виднелась. Ну а я тем временем, переместился за стол стрельца. Не люблю, когда человек надирается в одиночку. Неправильно это, не по-людски...

Глава четвертая

— Вечер добрый... Не помешаю?

Стрелец поднял на меня хмурый взгляд, но кивнул. Видимо, недавно начал и еще не дошел до стадии, когда возникает готовность выместить злобу на ком угодно. Хотя бы потому, что он шапки не носит.

— Меня Антоном кличут. А тебя как величать?

— Федот...

— Приятно. Ты это... извини, если помешал. Человек я пришлый. Никого в городе не знаю. А новости послушать охота. Вот и подумал, с кем же еще поговорить. Человек ты, сразу видно, бывалый. И не прохиндей какой-то. Что с три короба наплетет, а потом оберет до нитки.

— За мошну беспокоишься? — криво ухмыльнулся стрелец.

— Ага, за нее родимую... — рассмеяться получилось натурально. — Извини, рассмешил ты меня, Федот. Да я больше десяти талеров в одной кучке в жизни не видывал.

Сперва ляпнул, а потом подумал, что перегибать не стоит. Если стрелец не слепой, то должен был видеть, как я с кабатчиком рассчитывался. К счастью, Федота сейчас не волновало ничего, кроме собственных забот или горестей.

— Выпьешь со мной?

— Отчего нет? Если хороший человек угощает, грех отказываться. Наливай...

С наливай возникла небольшая заминка. Стакан имелся только один. Пришлось подозвать хозяина кабака, заодно и кой-какой снеди заказать. Чтоб ему дважды не бегать. Я все же в кабак заглянул... не по дороге домой.

Федот к делу подошел серьезно, наполнил по края.

— Будем...

Выпили, похрустели квашенной капустой... Налили по второй...

— Не расскажешь немного о здешних местах, обычаях? Чтоб молча не сидеть.

Стрелец отрицательно мотнул головой.

— Извини, Антон. Не в настроении я. Лучше вон того господина расспроси. Видишь, кафтан запыленный, на сапогах глина присохла. Думаю, он из тех людей, кто на одном месте долго не засиживается. А значит, и знает много, — Федот указал на того из посетителей, которого я и сам посчитал путником.

— Зоркий у тебя глаз.

— Ну, так я же следопыт. В Ловецком приказе служу... А слепой зверя не выследит.

— Хорошо. Спасибо за совет. Я быстро... Кое-что разузнаю и вернусь. Не уйдешь?

Стрелец только рукой махнул. Безысходно... Мол, иди и можешь не торопиться, никуда я не денусь. Некуда мне идти.

'Путник' на мое приближение отреагировал весьма благожелательно. Даже с места приподнялся и изобразил нечто вроде легкого поклона.

— Присаживайся, сударь. Мне отчего-то кажется, что я могу быть тебе полезен...

— В самом деле?

— Да... Я неплохо разбираюсь в людях. Научился распознавать тех, кто свое счастье не в крепком хозяйстве или за прилавком ищет. Много путешествую, многое вижу. Могу поведать тебе кое-какие секреты... За достойную плату, разумеется.

— Звучит заманчиво. И много возьмешь?

— Смотря, о чем спросишь.

— Ну, — я почесал затылок, — для начала, расскажи мне о здешних местах.

— Это я и даром поведаю. — улыбнулся тот. Правда, только губами. Глаза оставались цепкими, холодными. — Хорошие места... Одно название само за себя говорит. Loca Deserta. Что по латыни означает Пустынные земли. Так они на всех картах и обозначены. Войны здесь почти не прекращаются... Впрочем, для отчаянного человека, вроде тебя, лучше и не найти. При должном везении и умениях, сможешь добиться всего, чего только пожелаешь. Славы, богатства, власти. А уж приключений будет столько, что на десятерых хватит.

— Любопытно... А если подробнее? Или это уже платный совет?

Путешественник ухмыльнулся второй раз.

— За то, что неглупый человек может увидеть сам, я денег не беру. Ни для кого не секрет, что воюющие стороны платят хорошие деньги наемникам. Если умеешь сражаться, поговори с одним из правителей — и тебе наверняка предложат службу. А когда выберешь сторону и достойного человека — не сомневайся. Иди до конца. По-настоящему большие деньги можно получить только став верноподданным великого государя. Тогда у тебя будут свои деревни, крепости, а то и города. Когда состаришься и сойдешь с коня, будешь получать налоги и достойно жить на доходы с владений. Раньше-то землями владели лишь дворяне. Но сейчас трудные времена, и правитель может сделать своим приближенным любого, кто отличится на поле боя. Поможет одержать победу на соперником.

— Это и в самом деле не секрет. Служба при дворе всегда прибыльнее, чем во дворе, — пожал я плечами. — Вот только все прибыльные места давно заняты.

— Хорошо сказано, — одобрил немудреную шутку путник. — И весьма точно. Но, всегда найдется способ изменить существующее положение вещей. Хватило бы храбрости и удачи...

Помолчал немного, давая мне время проникнуться важностью момента и продолжил, подавшись вперед и чуть понизив голос.

— Теперешним правителям неспокойно живется! Соперников у них предостаточно. Постоянно появляются новые претенденты на трон — из знатных семей или просто умные и ловкие люди. И если такой человек найдет себе достаточно последователей, то вполне сможет развязать войну за престол и даже свергнуть правящего государя. А уж как новый государь вознаградит тех, кто помог ему взять власть, думаю, объяснять не надо?

— Действительно интересно. И где ж найти такого человека?

— Жизнь претендентов на трон, особенно тех, о чьем существовании уже известно, полна опасностей. Поэтому они скрываются, тайком ездят по разным городам, собирая сторонников. Но, мы же не в лесу живем... и до меня доходят кое-какие слухи. Так что, если захочешь изменить не только свою судьбу, но и целого края, могу подсказать: кто и где сейчас находится. Не безвозмездно, конечно.

Он сделал таинственное лицо и многозначительно замолчал. Мол, а вот теперь уже начинается бизнес. Извини, продолжение за деньги.

— Я тебя услышал. Спасибо. Думаю, воспользуюсь твоим советом и услугами. Но, чуть позже. Пока заботы о судьбе мира для меня чересчур хлопотны. А пока, вот, держи... — я положил на стол несколько талеров. — До встречи.

— Благодарствую... сударь, — путник проворно сгреб деньги. — Приятно с тобой иметь дело. Надеюсь, до скорой встречи.

Стрелец, судя по объему жидкости в бутылке, в мое отсутствие не налегал. Непорядок. Мне надо, чтобы клиент созрел до стадии 'а поговорить?' Иначе мой замысел не прокатит. Слишком подозрительным покажется.

Быстро подсаживаюсь к нему и наполняю стаканы. Федоту полный, себе — треть.

— Вздрогнем?

Стрелец возражать не стал. Выпили не чокаясь. Каждый за свое.

— Не возражаешь, если я еще вон у того господина дорогу на Смоленск разузнаю?

— Дорогу?.. — углубленный в собственные заботы, Федот поморгал, явно не понимая о чем я говорю. Да и особенно не стараясь... — Это правильно... Дорогу надо знать...

Вот и ладушки. Глянул на своих — наворачивают за обе щеки так, что только хруст стоит. Почитай все что подано к столу уполовинить успели. Шустры... Хотя, о чем я. Время летит. На улице окончательно стемнело. Кабатчик уже давно свечи зажег.

'Лицо кавказской национальности' по-прежнему клевало увесистым носом в стоящий перед ним полумисок с похлебкой. То ли подозрительно принюхивался к пище, то ли высматривал в тарелке что-то интересное. Напоминая иллюстрацию к басне о лисице и журавле. В той части, когда птица пришла в гости к рыжей.

— Вечер добрый...

— А? О... Да. Очень добрый, если Аллах посылать мне собеседник.

— Можно присесть?

— Э... Да. Обязательно. Будь добр. Я твой давно ждать!

— Мой?

— Да-да... твой. Ибрагим думать, я могу твой очень полезный быть...

Интересно девки пляшут. Я сам не знал, что в Туле окажусь, а этот меня уже давно ждет. Или это у него 'такой манер общения'?

— Серьезно? Чем же ты можешь быть мне полезен?

— О! Я знаешь, чем промышлять?.. Слушай сюда. Ибрагим доставлять выкупа за пленники, что на война захвачен. Я очень далеко ездить — в соляная шахта, в Кафа на невольничий рынок. Покупать пленники, продавать пленники. А ты, господина, я думать — иметь пленники, да? Такой человек не может не иметь... Я хороший цена дам. Не пожалеешь.

Теперь понятно, кого и зачем он ждет. Впрочем, ничего странного, войн без плена не бывает. Нравится мне это или нет.

— Погоди. Я что-то не понял. Ты — работорговец?

— Вах! Зачем обижать?! — возмутился смуглолицый носач. — О, Аллах! Конечно, нет! Мой благородный дело занят! Ибрагим помогать найти близкий человек. Выкупить, освободить! Вернуть муж, отец домой в семья. Невеста... жених. Правда, красивый девушка дороже стоит. Цхе, цхе... Только если очень-очень надо.

— И меня выкупить сможешь, если я в плен попаду?

— Сможешь, господин, сможешь. Ты меня слушай. Теперь взять серебро, закопать глубоко-далеко, и верный слуга место сказать, пусть выкапывать, когда твоя в плен угождать. А потом мой звать. Я ездить — твой искать и на воля выпускать. Да. Это работа для Ибрагим.

— Я запомню. А что ты делаешь, если у родственников нет денег на выкуп?

Носатый пригорюнился, подпер руку щекой и отчетливо всхлипнул:

— Тогда Ибрагим рассказать грустный-грустный рассказ, как трудно пленник на галера жить. Самая бедный крестьян сразу сокровищ в коровник находить, ой-ой-ой... Никто еще не сказал мой: нет.

— А сколько заплатишь за раба?

Не, не мое это — торговля людьми. Но, надо ж как-то разговор закончить. Ну и информация, любая, лишней не бывает.

— У меня нюх, как собака! Ибрагим глядеть раба и сразу все понять. Голодать они или хорошо кушать. Чего стоить... За дворянина больше деньга... Я всех местных господ знать: имения, наследники, долги... Не обидеть. Будет кто продать — зови мой, Ибрагим приятно купить.

* * *

Федот ждал моего возвращения. Сам наполнил стаканы, но пить не стал. Поглядел внимательно, тем тяжелым взглядом, что предшествует той стадии опьянения, когда возникает вопрос 'а ты меня уважаешь?'.

— Ну, говори уже. Что тебе от меня надо?

— Мне?.. — искренне удивился я.

— Ты же ко мне подсел, а не наоборот... — не дал сбить себя с толку стрелец. — Так что либо выкладывай, либо проваливай.

— Гонишь?

Странно, враждебности в голосе Федота не слышалось.

— Не-а, — отмахнулся тот. — Предупреждаю. Если еще один стакан приму — разговаривать будет уже не с кем.

— Уважительная причина, — согласился я. — Но, на самом деле, мне от тебя ничего не надо. Кроме компании... Я — путешественник. Езжу по свету. На мир и людей поглядеть, себя показать... Люблю истории разные послушать. Не поверишь — кого не возьми, хоть самого захудалого мужичонку, плюнуть в его сторону лень... А как начнет о жизни своей рассказывать — заслушаешься. Готов спорить на талер, что и у тебя есть что поведать.

— Есть, то есть... да не про твою честь... — проворчал Федот и потянулся к стакану. Явно желая поставить точку в неприятном для него разговоре.

— А ты не торопись, — придержал я его руку. — Во-первых, — я вижу: гложет тебя кручина. И если все в себе удержишь — может и совсем доконать. А во-вторых, — слушатель я благодарный. Все что узнаю, завтра со мной из города навсегда уедет. Ну, и в-третьих, — чем черт не шутит, когда Господь спит... Вдруг, я именно тот, кто тебе помочь сумеет? А нет — ну так и нет, хуже ведь не станет.

Стрелец призадумался. Оставил стакан в покое. Потом решительно хлопнул ладонью по столешнице и мотнул головой:

— Ладно. Слушай... Родом я из Суздаля, последние годы служил в московских стрельцах. Потом сюда перевели, добытчиком ловчего приказа. Боровую дичь бью для царского двора. Хороша служба, не в пример солдатской... Осел я здесь, остепенился. А этой весной и хозяйку в дом взял. Всем бы жизнь хороша, ежели б не Касьян, подьячий Тайного приказа. Сам тощ, бороденка козлиная, на глазу бельмо, руки все время холодные и влажные, как у жабы — мерзость, а не человек. Детишки от него, как от страшила шарахаются. А поди ж ты, положил глаз на мою молодую жену. Но поскольку знал, гнилушка, что она мне верна, удумал каверзу по своему невеселому ведомству учинить. Нашептал нашему ловчему дьяку, будто я хвалился прилюдно, что в лесу коня чудного видел. Масти белой и с рогом во лбу. А государь наш, чтоб ты знал, до редкого зверья дюже охоч. Вот и дали мне поручение — добыть эту тварь, а иначе со службы долой и в острог за блудословие.

— Сурово. И что делать надумал?

Федот только плечами пожал.

— А что я могу сделать? Зверя невиданного не добыть, потому что нет такого. Кому как мне этого не знать лучше других. Сбежать?.. Один я, допустим, не пропаду. А женка? С ней как? Здесь оставить — все равно что самому под перину Касьяну положить. С собой забрать — за беглецами погоню вышлют и все тем же острогом закончится. Если Настена моя, прежде, лихим людям не достанется. После того, как меня разбойники прибьют. С такой красавицей странствовать, все равно что мешком с золотом на каждом перекрестке звенеть. А от стаи голодных волков даже медведю не отмахаться.

Да уж, попал мужик в жернова. Куда ни кинь — везде клин.

— С подьячим поговорить не пробовал? Усовестить или пригрозить?

— Хотел... Да только слуги его меня дальше крыльца не пустили. А сам Касьян только в окошко высунулся и предупредил, что ежели еще раз возле своего подворья увидит — висеть мне на дыбе, как смутьяну, супротив царской воли умышляющему.

— Силен, хвощ...

— Но я все равно удавлю гниду... — водка свое сделала, и тоска-печаль потихоньку стала сменяться бесшабашной удалью. — Вот прямо сейчас пойду и удавлю плешивого. Острога все равно не миновать, так хоть Настенька спокойно жить сможет. Не прятаться ж ей до старости лет от похотливого ублюдка...

— Разумно, — придержал я стрельца, порывающегося встать из-за стола. — За это обязательно надо выпить. За удачу...

— За удачу надо... — согласился Федот и одним духом опорожнил стакан. Потом тяжело опустился на скамейку. — Сейчас... Отдохну малеха... и пойду...

— Слушай, я в городе ничего не знаю. У Касьяна дом с резными наличниками на окнах и зеленой крышей?

— Чего? — захлопал глазами стрелец. — Какой еще зеленой?.. Кто тебе такую глупость сказал? Обычная крыша, гонтом шитая. Конек, правда, затейливый. В виде собачьей головы. И крыльцо... скрипучее...

Федот положил отяжелевшую голову на руки и мирно засопел. Отлично, именно то, что и требовалось.

— Хозяин...

— Да, господин.

— Стрельца не тревожь. Если проснется раньше рассвета — угости еще. Буянить начнет, можешь даже связать. Не в себе человек... Пусть проспится. Утро вечера мудренее.

— Золотые... слова... — хозяин кабака многозначительно предъявил мне пустую ладонь.

— Сойдемся на серебряных. Только платить будет он... — я указал на одного из завсегдатаев.

— С чего это? — вскинулся тот, словно только и ждал подначки.

— А с того, сударь, что у меня кулаки целый день чешутся. Не желаешь силой померяться? Ставлю 25 талеров. Побьешь меня — твой выигрыш. Я тебя уложу — заплатишь кабатчику. По рукам?

— Да с превеликим удовольствием! — обрадовано вскочил тот на ноги. — Ну, берегись, сударь, живого места на тебе не оставлю!

— Не на рать идучи хвались, а когда с рати... закончишь, — подмигнул я кабатчику. После снял саблю, положил ее на скамью и кивнул кабацкому задире. — Веди. Показывай, где тут у вас толока?

Ночное время диктовало свои условия для поединка, поэтому противник повел меня к торговым рядам. Там, чтобы отпугнуть воришек, всю ночь горели факелы.

— Я это, что сказать хотел... Надеюсь, ты знаешь, куда мы идем? Не собираешься потасовку под окнами Тайного приказа затеять?

— Не дурнее чужаков, — проворчал горожанин. — Вон дом подьячего Касьяна... — ткнул пальцем. — А мы... — еще один жест, — туда идем. Если орать не будешь, даже не услышит. Вишь, огонь в окошке не теплится. Почивает, стало быть.

— Тогда, я спокоен. Сам только не вопи, когда плюха прилетит.

Дошли до места, скинули жупаны, поплевали на руки и понеслась...

Смешно. Так я даже в детском садике не дрался. Противник пер на меня дуроломом. Выходил на среднюю дистанцию и только после этого начинал замах. Причем, это даже не давно устаревший из-за относительной медлительности свинг получался, а какая-то медвежья оплеуха, что ли. Не проверял, но был уверен, что могу успеть трубку раскурить, прежде чем сделать шаг назад и пропустить его кулак мимо. Не потому что лень, а из-за того что кисета нет, не курящий...

В общем, танец получался следующий: он замахивался, я делал шаг вперед, пробивал прямой в челюсть, вполсилы, чтобы руки не калечить, и отступал. Противник замирал, мотал головой, сплевывал и... все начиналось с начала. Здоровый лось попался. Раз двадцать довелось приласкать, пока он не опустился на одно колено и не прохрипел:

— Все, сударь... Твоя взяла... Славно дерешься...

— Ты тоже не промах... — протянул я ему руку и подсластил пилюлю, несмотря на то, что не пропустил ни одного удара. — Всю середку мне начисто отбил... Возвращайся в кабак сам, а я нужник поищу... Не дотерплю...

— Бывает, — довольно осклабился тот. — Видимо, поужинал чересчур плотно. Ну ничего, дело поправимое. Как место освободишь — приходи. Помимо выигранного заклада, с меня угощение.

— Ой, не напоминай... — я ухватился за живот и согнувшись, метнулся в темноту. Совершенно случайно, разумеется, именно на ту сторону площади, где стоял дом с 'собачьим' коньком на крыше.

Свет в доме не горел, но внутри не спали. Помня о скрипучем крыльце, я поднялся очень осторожно. Двери в сени тоже открывал по миллиметру. Жаль, не сообразил флягу прихватить. Полил бы на петли и все дела...

Вошел и притворил как было. Вдруг заинтересуется какой-нибудь загулявший допоздна мещанин или случайно подвернувшийся стражник — чего это дверь в дом нараспашку. Непорядок. Захочет выяснить... в самый неподходящий момент. На фиг, на фиг.

Сперва показалось странным, что слуг нет. Но по доносившемуся из комнат разговору, причина столь невероятного для меня везения, выяснилась довольно быстро.

— Ну, и чего ревешь, дура? — гнусавый мужской голос звучал на фоне тихого плача. — Сама пришла... Не на вожжах тебя тащили.

Женский голос что-то негромко ответил. Что именно, не расслышал.

— Да на кой ляд мне твой муженек сдался? — насмешливо ответил мужчина. — Пусть живет... Завтра же скажу дьяку, что пошутил... Только уговор промежду нас такой будет: как он в лес, ты — сразу ко мне. А уж я постараюсь, чтобы Федот как можно реже в городе ночевать оставался... — рассмеялся хрипло. — Он же первейший в государстве охотник, вот пусть и промышляет зверя... Уяснила? А заартачишься, вот те крест — упеку твоего разлюбезного туда, где и Макар телят не пас.

Опять тихое журчание женского голоска. То ли убеждает, то ли разжалобить пытается.

— Вот и умница... Вытри слезы и иди ко мне. Покажи Касьяну еще разок, как жарко ты его любишь...

Черт! Черт. Черт... Похоже, опоздал я. Перемудрил с алиби. Надо было сразу сюда бежать, а не потешные бои устраивать. Ну, да ладно. Чего уж теперь... Молодица не девица, следов не останется...

Не таясь, захожу в опочивальню... Проникающего сквозь слюдяное окошко лунного света, уже привыкшим к темноте глазам, достаточно.

Большое ложе. На подушке запрокинутое белое, как мел, женское лицо... Белее наволочки. Тихий стон, сопение.

Быстро подхожу ближе и рывком выдергиваю из-под одеяла нечто тщедушное, словно и не взрослый человек. Весу, как у подростка. Одной рукой прижимаю к себе, другой затыкаю слюнявый рот. Молодая женщина в испуге забивается в угол, поджимая ноги и прикрываясь руками.

— Тихо... Уходи... Быстро... Тебя здесь не было... Запомни крепко: Я! Тебя! Здесь! Не видел!.. Ты меня тоже...

Кажется, что-то поняла. Закивала энергично. С кровати слетела, словно с раскаленной сковороды. Подхватила с пола какую-то одежку и опрометью вылетела за двери. Надеюсь, не понесется телешом по городу, сообразит одеться в сенях.

Теперь, главная забота. Укладываем подьячего обратно на ложе, а чтобы поганцу крепче спалось — подушку на голову. Вон, как понравилось, гаденышу. Как ножками засучил от удовольствия... О, затих. Ну, вот и ладушки. Так случается, когда на чужое заришься. Теперь подушку под голову, одеяльцем прикроем... Спи спокойно, дорогой товарищ. Извини, что прервал на самом интересном месте. В аду с чертями продолжишь...

* * *

Оказывается, в седле неплохо спится. Особенно, если конь не хромает, а предыдущей ночью было не до сна. Та еще ночка выдалась...

Разобравшись с подьячим, пришлось принять угощение от забияки. Но, в целом даже лучше получилось, потому что широкая натура мещанина не удовлетворилась одним собеседником и в круг общения был включен Федот. Чисто номинально, поскольку стрелец реагировал исключительно на команду: 'Вздрогнем, други!', а все остальное время мирно почивал.

Веселье закончилось поздним утром, с приходим в кабак стрельцов Тайного приказа.

Поглядев на их старшого, забияка, кстати, так и не назвавший своего имени, вспомнил, что ему пора домой. На выходе был внимательно осмотрен, но отпущен.

— Этот давно здесь? — спросил стрелецкий десятник у хозяина заведения, кивая в сторону Федота.

— С вечера сидит.

— И никуда не отлучался?

— Не, все время здесь... Даже по нужде во двор не выходил. Я уже опасаться стал, как бы не обгадился. Но, пока, обошлось.

— Кроме тебя будет кому это подтвердить?

— Даже не сомневайся. Илья-колесник, ты ж его сам только что видел, рядом с Федотом и вот этим господином, — быстрый взгляд в мою сторону, — в обнимку цельную ночь просидел. Ведро горелки на троих вылакали. А чего случилось-то, Петрович?

— Касьян нынче ночью преставился. Илья Митрофанович считает, что может случиться, помогли ему в том. А какая кошка между подьячим и Федотом пробежала, в Туле только глухой да слепой не ведает. Вот и велено мне найти его и спрос учинить.

— Дьяку виднее, кого карать, а кого миловать, — кивнул кабатчик, вытирая руки о фартук, — на то он царем батюшкой и поставлен. Только Федот здесь ни с какого боку. Крест на том целовать стану. Хоть на дыбу.

— Ну, тогда и я греха на душу брать не стану. И без того человеку досталось.

Десятник присел рядом на скамейку и бесцеремонно растолкал Федота.

— Просыпайся, ловчий. А то так и Судный День проспишь.

— Чего? — стрелец с трудом разлепил глаза и недоуменно уставился на пустой штоф.

Повинуясь знаку десятника, кабатчик подошел и поставил перед Федотом наполненный до половины стакан. Стрелец хватанул его залпом, весь передернулся, но ожил. Потянулся к миске с капустой.

— Очухался? — уточнил десятник, дождался осмысленного взгляда и продолжил негромко, посматривая при этом в мою сторону. — Тогда, слушай сюда. Нынче ночью помер Касьян. Вроде, не по своей охоте. Задушен... На кого в первую очередь подумали, сам догадаешься?

— Касьян подох?! — вскочил Федот и размашисто перекрестился. — Слава тебе, Господи! Кабатчик, вина всем! Я угощаю!

— Сядь... — десятник промолвил, как отрезал, а от хозяина кабака просто отмахнулся. — Успеешь отпраздновать. А теперь, если на дыбе повиснуть не хочешь, забирай Настену и уходите из города. До полудня, чтоб и след ваш простыл.

— Но это же не я...

— Верю. Но Царь-батюшка не только крамолы не терпит, но и даже слухов о ней. И если решат, что подьячего убили — кому-то голову срубить придется. А между вами такая ненависть, что другого даже искать не станут. Хочешь с плахой обняться? Нет? Тогда послушайся совета. И помни: свидимся во второй раз — миндальничать не стану, повяжу.

Десятник похлопал стрельца по плечу и вышел. Федот остался сидеть. Похоже, не мог взять в толк: радоваться ему или печалиться.

— Слышал разговор... — я начал издалека. — Десятник верно сказал. Уходить тебе из города надо.

— Куда? Уйти не велика наука. Но ведь все равно найдут. От царского гнева не спрячешься... Только хуже будет.

— Не дури, паря. Если не знаешь куда, приставай ко мне. Все веселее, чем одному. Коня рогатого найти помочь не обещаю, но в другой дичи недостатка не будет. Да и от разбойников, отбиться легче.

Стрелец покивал задумчиво.

— Благодарствую. Мне деваться некуда, мало кто беглого стрельца на службу взять рискнет. С радостью пойду с тобой. Я ведь белке в глаз попадаю из лука, а в чтении следов мне и вовсе равных нет.

— Отлично. Мне, как раз, такой следопыт и нужен. Ну что, по рукам?

— Можно. Только вот закавыка какая. Женку с собою я таскать не согласен. Жизнь ратная не для бабы. Если б ты выдал мне талеров четыреста, чтобы я мог ее пристроить у дальних родственников, то хоть сей же час пойду, куда скажешь. Не могу я молодицу и без мужа, и без денег оставить.

— Это решаемо... Держи.

— Благодарствую.

Приятно совершать добрые дела. Особенно, если и самому от этого польза получается. Всего-то гниду придушил, а в награду получил дружбу опытного воина и отличного охотника. Это даже больше пресловутых трехсот процентов, ради которых всякий торгаш готов на любое преступление.

— Сочтемся. Жди меня через час в гости. Там и договорим. А чтоб спокойнее тебе было, и хлопцев с собой прихвати. Пусть на крылечке посидят...

— Держи! Держи! Лови!

Вопли рвущиеся из дюжины ражих глоток вытряхнули меня из полудремы, как хозяин нашкодившего кошака, прежде чем за дверь выбросить. Только еще спал да нежился, а хоп! и уже на улице, под дождем. А то и вовсе, посреди лужи...

Быстро оглянулся... Мама дорогая! Это уже не голопузые разбойники. Количеством не меньше десятка. Все на лошадях. Да и на самих железо посверкивает на солнце. Кольчуги или кирасы — не разобрать точнее. Казаки или лисовчики!

Тут нам не светит. Надо ноги делать!

Не теряя драгоценных секунд, подхлестнул лошадь и погнал ее галопом... Преследователи завопили что-то на разные голоса. Пальнули несколько раз, но ни одна пуля даже рядом не вжикнула. Спасибо, за вопли. Вовремя разбудили. Иначе б пропал ни за понюшку табака. А так — шанс имеется.

Во-первых, — я очень неплохо провел время на рынке. Сбагрил весь хлам, снятый с бандитов. А на вырученные деньги, обменял свою хромую клячу на вполне приличную верховую лошадь. Отчего мог сейчас поспорить в скорости с казаками.

Во-вторых, — сходил к городскому голове и узнал у него о караване, что сегодня отправляется из Тулы в Краков, и маршрут которого очень удачно пролегал мимо Замошья. С купцом тоже удалось договориться. Смекнув, кого именно я хочу пристроить к нему в попутчики, он проявил невиданное человеколюбие и согласился взять с собою Федота с женкой и моих дуболомов. Всего за какие-то жалкие сто талеров. Начинал, правда с трех сотен. Но я быстро растолковал ему выгоды от присутствия в охране опытного стрельца и еще двоих бойцов. В общем, поплевали на ладони и хлопнули по рукам.

Когда я заявился в дом Федота, там стояло оживленное веселие. Видимо, Настена раньше мужа оценила преимущества от смены места жительства. Так что сборы много времени не заняли, и я застал все семейство на крыльце. Вместе с Четвертаком и Пятаком...

Радость длилась ровно до того момента, пока молодка не услышала мой голос. После чего стала бледнеть и краснеть попеременно, меняясь в цвете лица буквально каждую секунду. Но, видя что я в упор ее не узнаю, Анастасия достаточно быстро взяла в руки сперва себя, а потом и мужа. Так что мое предложение и способ перебраться в Замошье, хотя бы на время, было одобрено единогласно. В том смысле, что Настена сказала: 'Хорошо', а Федот, взглянув на нее, кивнул.

В-третьих, — я не стал нарушать правила приличия и нанес визит вежливости князю Семену Прозоровскому. Который, совершенно случайно оказался в крепости. Князь был в хорошем расположении духа, а когда узнал, что я собираюсь в Смоленск, пользуясь оказией, передал со мною письмо воеводе Обуховичу. И даже двадцать талеров отсыпал.

Прикрываясь этим поручением, мол дело срочное и все такое, мне удалось и бойцов своих сплавить. Попутно, ответственность за их обучение, переложив на Федота. А чего, пусть передает передовой опыт. Пообещав, обернутся как можно быстрее. Староста ведь тоже от меня известий ждет.

В общем, по совокупности проделанной работы, на какое-то время я остался один. Чем и воспользовался по полной. Потому что чем меньше отряд, тем быстрее он передвигается. А уж одинокий всадник и вовсе несется как ветер. 'Москва-Воронеж — хрен догонишь!'

Покричали разбойнички мне вслед, разрядили самопалы еще по разу, да и отстали.

Может, поняли что бесполезно, а может, от того, что стены Смоленска на горизонте показались. А разбойникам вблизи большого города лишний раз шастать недосуг. У стражников кони быстрые и в намыленных веревках недостачи нет.

Глава пятая

В город я проехал беспрепятственно. Может, потому что стражники одинокого всадника за отряд не считали, а может, потому что благодаря уничтожению разбойников возле Замошья у меня появилось какое-то уважения на территории Речи Посполитой. Кто не знает, что слухи распространяются со скоростью звука, причем совершенно неизвестными путями? Как будто стрижи и вороны их разносят. Не суть, сэкономил пятак — и то хлеб.

На сей раз не стал шляться по торговым и злачным местам, а привязал коня, привел себя в порядок у колодца, и отправился к воеводе. Федор Обухович, к счастью тоже оказался на месте. Помахал перед стоящим у парадного лакея письмом от князя Прозоровского и прошел внутрь.

— Здравствуй, пан воевода.

— И ты здоров будь... — проворчал тот, недовольно отрываясь от каких-то бумаг на столе. — Обычно для простолюдинов у меня только нагайка имеется, но сегодня я добрый. Говори чего надо и проваливай.

Угу. Запомним. Авось, свидимся еще где на кривой дороге. Земля она круглая. Хотя ты об этом, еще и не знаешь. Уверен, что она плоская и на трех китах стоит.

— Мне самому, ничего, пан воевода. А вот князь Семен Прозоровский из города Тулы велел кланяться и письмо передал.

— Давно жду... — подобрел Обухович. — Давай... Это хорошая новость. Спасибо, сударь.

Годится. Всего-то делов, что пару часиков в седле поболтался, да от дезертиров сбежал. А уже сударь, а не холоп. Уважение мне в тему. Проще будет о податях говорить. А воевода, тем временем и сам продолжил:

— Я вот что подумал, сударь. Если князь Семен тебе личное послание доверил, стало быть, человек ты доверия заслуживающий.

В этом месте я вежливо промолчал. Потому что ни о каком доверии Прозоровского и речи быть не могло. Оказия, не более того.

— Может, и для меня поручение одно исполнишь? — продолжил развивать мысль Обухович.

Почему нет? Если за доставку письма заплатили, то и тут, можно рассчитывать.

— Говори, пан воевода. Все, что в моих силах...

— Дело не сложное, но щепетильное... — погладил бороду боярин. — Кому попало не поручишь. Нужен человек умеющий держать язык за зубами... Сможешь?

Воевода вопросительно поглядел на меня. Я промолчал — демонстрируя, что таки да, умею. Минуту или две играли в гляделки, потом Обухович смекнул в чем дело и слегка улыбнулся.

— Да... Похоже, сударь, ты именно тот, кто нужен. Так вот. Мне доподлинно известно, что кровавый убивец и насильник Яцько Кривой прячется в одной из моих деревень. По соображениям государственной важности, коих тебе знать незачем, послать на его поимку стражников я не могу. Но и оставить душегуба в покое — тоже. Понимаешь?

Кивнул естественно. Что тут непонятного. Чистильщик нужен.

— За голову Яцька кладу триста монет. Голову в Смоленск можешь не привозить, поверю на слово. Вижу, человек ты обстоятельный, понимаешь что с правителями лучше не ссорится. Ну, берешься?

Казнить убийцу, это при любой власти дело почетное. И на небесах зачтется.

— Сделаю. Где искать татя?

— Тут недалече. Как за ворота выедешь, бери на север. Верстах в десяти от города деревенька Камышное. Там он и прячется. У родичей... Решил, видимо, что так близко искать его не станут. И да... Все что при нем найдешь — твое.

Это воевода обронил уже мне в спину. Благословил, значит... Словно я собирался ему что-то отдавать. Но, то была бы моя воля, а так — официальное разрешение заныкать добычу имеется.

Пока я аудиенции удостаивался, конь отдохнул, так что десять верст одним духом пролетел. Едва успели раствориться вдали стены Смоленска, глянь — уже тын перед глазами.

Деревня Камышное. Если б не на равнине стояла, а на взгорок залезла — точь-в-точь Замошье. На глаз видно — народ едва животеет. От того, видать, и берутся за кистень. Ну, я им не адвокат. Каждый за себя решает и ответ держит.

Начнем, как полагается — со старосты. Присмотрел избу чуть богаче остальных, крытую дранкой а не камышом, — туда коня и направил.

Староста, по обыкновению здешнего сельского начальства, настойчиво заплевывал шелухой собственное подворье.

— Здоров будь, господин... — завидев меня, оторвался от своего занятия и поднялся навстречу. — С далека ли будешь? По своей воле путешествуешь или дело государево исполняешь?

— По всякому... — я не стал ходить кругами. — Слышь, староста. Доподлинно известно мне, что душегуб некий, по прозвищу Яцько Косой, у тебя приют нашел. Сам выдашь лиходея или мне поискать?

Староста враз поскучнел лицом, помолчав в раздумье, после пожал плечами:

— Деревня наша стражей не охраняется. Кто хочет — въезжает, кому не нравится — уезжает. Недосуг мне за каждым путником приглядывать. Так что не обессудь, господин, ничем помочь не смогу. А поискать хочешь — воля твоя, препятствия чинить не стану, все двери для тебя открыты. Смотри...

И на том спасибо... Чего тут искать, всего хозяйств — десятка полтора домишек. Да пара-тройка общинных амбаров. Загон для скотины и летний выгул. За полчаса все обошел и в каждую щель нос сунул. Пусто... М-да, незадача. Либо воеводу обманули, либо беглого предупредил кто-то. Или — я не там искал... А где?

Хороший вопрос. Хотя... погоди... Кто сказал, что убивец непременно в деревне сидит? Не зима же... Вон за околицей и стожки с сеном и шалаш пастуший.

Еще и не подъехал — понял, что не ошибся. Возле шалаша сидел по-турецки скрестив ноги довольно крупный мужик, в наброшенном на плечи тулупе.

— Здоров, дядя, — придержал коня и спешился в нескольких шагах от незнакомца.

— И тебе не кашлять, — проворчал тот, не поднимая головы.

— Издалека будешь?

— Тебе что за дело?

— Да есть у меня мысль, сударь, что ты известный тать и душегуб Яцько Косой.

— Обознался ты... Свиридом меня кличут.

— Ну, тогда извини. Бывает. В таком разе, думаю, не откажешься Смоленск проведать? Если и в самом деле грехов на тебе нет — получишь пять талеров за беспокойство. Соглашайся. Хорошие деньги, здесь и за месяц столько не высидишь.

Не угадал. Видимо, мало предложил. Обиделся дядька. Выхватил из-под полы топор и бросился на меня. Только я давно этого ждал.

'Шпага!'

Топор оружие опасное и смертоносное, если ты древесная колода и покорно ждешь удара. А если отступить чуток и дать врагу промахнуться, то он вслед за молодецким ударом тоже вперед шагнет. Аккурат чтобы животом на кончик клинка наколоться. Обычно, это никому не нравится. В том числе душегубам. И попытаются они от такого прикосновения прыжком назад избавиться. На секунду-другую даже о топоре позабыв. Яцько тоже... А второго шанса я ему уже не дал. Шпага прошелестела снизу вверх, перечеркивая наискосок волосатую грудь татя. В верхней точке замерла, один поворот кистью, и клинок упал обратно — теперь уже сверху вниз. Точно между шеей и ключицей...

Усе... Дальше только Божий суд.

Можно возвращаться к Обуховичу. Думаю, теперь с воеводой и о податях поговорить сподручнее будет.

Обратная дорога заняла еще меньше времени. Как не крути, а возвращаться, почему-то, всегда быстрее. Воевода еще и обедать не ушел.

Встретил приветливо. Присесть предложил. Угощать, правда, не стал.

— С какими новостями вернулся, сударь?

— С хорошими... Больше в твоих землях о Косом никто не услышит.

— Приятно с тобой дело иметь, — обрадовался тот. Похоже, Яцько чем-то сильно досаждал воеводе. — Может, еще одну услугу окажешь? Не задаром, естественно. Только предупреждаю сразу — задание не в пример прежнему. Один не справишься. Отряд нужен. Сабель десять, не меньше. И рубак отчаянных. Есть у тебя такой?

— Пока нет.

— Ну, значит, и говорить, пока, не о чем. Возвращайся, когда будешь готов. Времени у тебя месяц. А в знак моего расположения и чтоб ускорить возвращение, прими двести монет. Когда нанимать бойцов станешь, пригодятся.

— Спасибо, воевода. Думаю, что вернусь в самое ближайшее время. А сейчас, если позволишь, и у меня просьба имеется.

— Слушаю. Говори.

— Жители села Замошье просят твою милость освободить их на этот год от податей. Деньги они собрали, как положено... Но, если б было на то твое разрешение, они бы хозяйство расширили. А выгода от того всем будет. В следующем году.

— Подати, говоришь... — хмыкнул Обухович. — Михай хитрый, как иудей. Своей выгоды уж точно не упустит. Да и ты, я думаю, не ради красивых глаз старостихи меня просишь... Гм... Ладно, уважу твое заступничество. Двести монет на стол, и пусть Михай радуется. Но, передай старому лису, что со следующего года он уже пятьсот талеров платить будет. Согласен?

Забавно. Михай от податей увильнул, воевода через год больше получать станет, а платить за это счастье мне? Но, назвался груздем... Тем более, что и я всего лишь верну Обуховичу, полученный задаток. Забавный круговорот денег в природе получился. Все остались при своих... Кроме Яцька Кривого, разумеется.

— По рукам. Вот деньги...

* * *

— Эй, ты! Куда прешь? Прочь с дороги, быдло...

Ну что за жизнь, ни пройти, ни проехать. Казалось бы, что за дело двум великолепным красавцам-гусарам до скромного путника? Тем более, здесь — где и дороги никакой нет. Так, чуть больше вытоптанная зелень, чем в другом месте.

Я и сам собирался принять в сторону, не успел — засмотрелся. Не каждый день легендарных крылатых гусар увидишь. Кони — великолепные. Панцири так и сверкают, знаменитые шлемы-полумаски — делают воинов еще грознее. А острая пика — метра три длиной, с флажком на жале — вообще загляденье. Даже трудно вообразить, что удару такого отряда, несущегося слитным строем, можно что-либо противопоставить. Кроме стены, конечно. И крылья шелестят на ветру... Ну, чисто ангелы войны спустились на землю.

— Оглох, что ли, хлоп?! Нагайки захотел?

Эх, зря вы так, панове. Такие молодые, могли бы жить еще. Чего прицепились? Головы с перепою трещат?

Вот зараза, только теперь заметил, что у одного из них поперек седла пленница лежит. Так что мимо не проедут. Дезертиры или мародеры. В общем, те же разбойники, только более опытные и лучше вооруженные. Берут мечом все, что понравится. Впрочем, всегда можно попробовать договориться.

— Господа, степь широкая. Может, разойдемся по-хорошему?

— По-хорошему? — с издевкой в голосе переспросил один. — Ну, можно и так... Слезай с коня, вытряхивайся из одежды и топай голышом, куда хочешь. Обещаю, отпустим живым. Даже бить не будем.

Понятно, панству скучно, веселья желает. Ладно, и я потанцевать люблю.

— У меня другое предложение. Хотите жить, машите отсюда крыльями.

— Пся крев! Ах ты лайдак безродный! Кровью умоешься!

Один из гусар, который без добычи, наклонил пику и послал коня в мою сторону.

— Не так быстро, красавчик.

Трехметровый вертел штука страшная, вот только сила и быстрота удара от прыти коня зависит. А когда у всадника такая экипировка, он с места в карьер пойти не может. Так что времени у меня вагон.

'Сасмопал!'

Заряжен. Отлично. Целимся. Стреляем...

Ух, ты! Вот это прикол! В том что я попал, сомнений никаких, но гусар только пошатнулся. Латы выдержали прямое попадание пули с расстояния в каких-то двадцать шагов! Удивили... Тоже такие хочу.

Хорошо, что удивлялся я только головой, а руки сами перезаряжали оружие. Да и то, едва-едва успели. Вторую пулю я всадил вельможному пану прямо под лицевой щиток, когда флажок уже колыхался над головой моей лошади. Гусара вынесло с седла вместе с пикой.

Минус один! Перезарядка...

— Бабах...

Пусть простит меня благородное животное, но с опытным воином да еще в такой броне я на равных сражаться не готов. Зато обратил внимание, что ни лука, ни самопала у гусара нет. Вот, пусть побегает за мной со своим шилом. Поглядим, как у него с легкоатлетической подготовкой.

А ничего, проворный попался. И с подстреленного коня ловко спрыгнул, даже девицу столкнуть успел. И на меня, с пикой наперевес бросился почти без паузы. Только и я не спал. Пихнул лошадь коленями в бока и отъехал чуток. Еще метров на десять. Перезарядился не спеша и послал крылатому свинцовый гостинец. Почти в упор.

Черт! Промазал...

Передержал прицел или переволновался. Не суть... У меня еще целая дюжина зарядов. Для одного пана точно хватит.

И таки хватило. Следующим выстрелом ранил гусара в ногу. Ну, а дальше... снова забыл о пленниках.

Не обо всех, разумеется. Крестьянка, пока мы воевали, поднялась, платье отряхнула. И ждет. Понимает, в степи бежать некуда. Лучше не злить... Гм, а ничего, хороший вкус у покойников... был. Молодая, симпатичная.

— Здравствуй, красавица. Ты из какой деревни?

Молчит. Немая что ли?

— Поймали тебя где, спрашиваю? Дорогу обратно найдешь?

Ни гу-гу... Стоит, смотрит. Передник разглаживает. Ну, что ты будешь делать? Может, действительно с собой забрать? Не в отряд, конечно. В услужение... Жене Федота в помощь. Да и мне, если тут такая жизнь, собственные крестьяне не помешают... потом. Так чего тянуть? Вот прямо сейчас и начну собирать будущих колхозников.

— Со мной поедешь?

Кивнула.

— Ну, тогда запрыгивай позади... Или поперек седла, как прежде, привычнее? — не удержался от шутки.

Не проняло. Молча подвела ко мне добытого в бою коня. Примотала к седлу повод, а потом и сама запрыгнула. Как было велено, сзади. Обняла за пояс, прижалась к спине. Теплая, мягкая... Сеном пахнет.

— Но, родная... Поехали.

Мой приезд заметили сразу. Не, с хлебом и солью никто не бросился, ковровые дорожки тоже не расстилали. Но и не как в первый раз. Теперь и детвора на площадь высыпала, и бабы, отложив на время домашнюю работу, к воротам да перелазам вышли.

Михай принарядился. Вроде даже помолодел... с виду. Ой, не нравятся мне такие метаморфозы. Чует сердце, не к добру.

— Здорова, староста.

— И тебе низкий поклон, милостивец.

Староста и в самом деле трижды отвесил земной поклон.

— Это за что же?

— Так голубь еще вчера прилетел. С извещением, что налоги воевода нам на этот год прощает. Не трудно догадаться, чьими стараниями, сие диво свершилось.

И Михай поклонился еще раз.

— Ладно, ладно... Сочтемся. У меня ведь к тебе тоже просьба имеется.

С тем, что по счетам платить надо и ничто в мире не происходит бесплатно, староста понимал и соглашался. Главное, не проторговаться. Поэтому вмиг построжел лицом, сосредоточился.

— Да. Конечно. Все что в наших силах, милостивец... Только денег почитай совсем не осталось. Как узнали добрую весть, так и потратились...

Во дает старый лис. Это куда ж ты ночью мошной трясти ходил? Ну да ладно, тем более, у меня вопрос не денежный.

— Успокойся, старый. Денег не прошу. А сговоримся — еще и сам пару монет подброшу.

Староста мигом посветлел ликом.

— К твоим услугам, милостивец.

— В поход собираюсь. Сынов твоих заберу, Федота-стрельца тоже. А женку его, да и вот еще... — указал на привезенную крестьянку. — Их у тебя оставить хочу. В Замошье. Найдешь, где пристроить?

Староста молодел буквально на глазах. Похоже, не я ему, а он мне готов был платить за такую услугу.

— Да чего там говорить. Конечно, приютим. Я же вдовый... Дом пустой стоит. А девка пусть при Настеньке будет. Как ей одной, с таким хозяйством управиться-то.

Настенька, значит... Э, нет — так дело не пойдет. Надо резать, пока не загноилось. Потом, когда огневица кинется, поздно свяченой водой брызгать.

Я присел рядом со старостой на скамейку, дружески приобнял его за плечи и... упер в бок засапожный нож.

— Слушай меня внимательно, пень трухлявый. Седина в бороду — бес в ребро? Ну, так я тебе его вместе с ребром и вырежу. Веришь?

— Да я... — дернулся Михай.

— Цыц, сиди у слушай. Настя — жена моего боевого товарища. Слышал? Жена, а не вдова! И мне Федот в бою веселый нужен, а не озабоченный мыслями о том, что в его отсутствие дома творится. Хоть намек, хоть полнамека на шуры-муры услышу — кастрирую. Уразумел?

Староста кивнул. А потом... улыбнулся.

— Спасибо тебе, милостивец, уважил. Я аж и в самом деле помолодел. Знаешь, сколько годков мне? Восьмой десяток скоро... Так что, кланяюсь на добром слове, но девки да бабы для меня уже только услада взору и рабочая сила. А вот Хозяйки в селе действительно не хватало. Поэтому я так тепло о жене Федота Силыча и отзывался. Вот те крест, — Михай трижды размашисто перекрестился. — Чудо, а не баба. Все в ее руках спорится. А рядом с ней и другие веселее работают. Так что не о том ты подумал, милостивец... Но, если уж на то дело пошло, не будем людишек во искушение вводить. Предлагаю уговор.

— Какой? — мне даже неловко стало. Дожил, старца ножом пугать.

— Коль вы уходите, а Замошье лакомым кусочком становится, надо о защите подумать. Давай так... Я берусь за три дня для Федота Стрельца новую избу поставить. А вы с ним, за это время, обучите и остальных парней ратному делу. Хоть немного. Парни смышленые. Только б показать, а дальше я их сам гонять стану. Согласен?

Дело доброе. Особенно, если я намерен здесь всерьез окопаться.

— Договорились.

* * *

На следующее утро староста собрал на выгоне полтора десятка взрослых парней и молодых мужчин.

— Вот, пан Антон, принимай рекрутов. А я пошел, насчет избы распорядиться.

Первым делом, как и было заранее уговорено, претендентов в сельскую стражу стал осматривать Федот. Очень просто, дал каждому по разу стрельнуть из мушкета. После чего, даже не глядя, куда кто попал, руководствуясь своим соображениями, отделил пятерых и повел за собой, в сторону леса. Остальные, значит, мои.

Мои, так мои...

Построил, раздал заранее заготовленные шесты, по весу и размеру копья. Показал, как колоть, как ставить блок и как добавлять тупым концом. Чтоб не перепутали, ту часть, где должно находиться жало, перевязали лентой. Разбил на пятерки, одну передал под начало Четвертаку, вторую — Пятаку, и велел упражняться покуда коров на обеденную дойку не пригонят. А для поднятия духа и придания тренировке соответствующего веса, благословил будущих бойцов крылатой фразой, о капле пота, сохраняющей каплю крови.

Хорошо быть начальником. Только скучно... Посидел в тенечке, поглядел на молодецки машущих шестами учеников и понял, тоска зеленая. Надо и себе какое-нибудь занятие поискать. А то даже неудобно — все при деле, и только я как то самое, что в проруби болтается. К Михаю сходить что ли? Зуб даю, у старосты непременно какое-нибудь дело отыщется. Да только баловать его неохота. Ему только разреши, усядется на шее и ножки свесит.

Лучше по округе проедусь. Погляжу, что здесь да как...

Оседлал коня. Сказал, выглянувшей на порог Насте, что к обеду вернусь, а если и задержусь, то чтоб не волновались, и ускакал.

Еще одно преимущество начальства — никому не надо давать объяснений. Могу по делам отбыть, а могу и без дела... Не ваша забота, смерды...

За околицей придержал коня, у гусар взятого. Хороша добыча. Ощущение, как с 'Жигуленка' на 'Ауди' пересел. Мощь под капотом и надежность в исполнении. Боевой конь и резвостью выше и здоровья больше. А главное, — цена приличная, если за свои кровные покупать. Михай сказывал, барышники в городах за такого красавца не меньше девяти тысяч спрашивают. Так что уже одно это душу греет.

Поглядел направо — дорога на Смоленск. Поглядел налево — тот лес, где совсем недавно разбойников били. Вряд ли за три дня там что-то радикально изменилось. Остается только одно направление, если в деревню не возвращаться... Туда и поехал, вперед, то есть. Решив, если за пару часиков ничего интересного не найду, поверну обратно. В конце концов, у нас — у благородной знати — конные прогулки всегда считались достойным времяпровождением.

Красиво... Тихо, воздух... Птички поют... Речка журчит... Очередной лес впереди поднимается. Наверно, именно

О, а вот и строение какое-то? Полюбопытствуем.

Вблизи оказалось ничего особенного, просто шалаш. Большой, добротный, дерном обложенный, но даже став куренем, он от этого в хоромы не превратится. Достатком здесь и не пахнет.

Зато имеется древний дедусь. Седой, как лунь. Словно, только что с мельницы наружу вышел и мучную пыль не стряхнул. Впрочем, старик с виду еще вполне крепкий. Когда вставал, суставы не скрипели.

— Здравствуй, господин.

— И ты здоров будь, старче... Чего так далеко от людей забрался? Не боязно одному?

Дед только плечами пожал.

— Отбоялся я уже свое, господин. А вот хозяйство мое посторонних не любит.

— Хозяйство? — я удивленно оглядел совершенно пустое пространство вокруг куреня.

— Да... — кивнул дед. — Бортник я. И товар мой в лесу живет. Я лишь присматриваю за роями, да подати вовремя снимаю. Дело не сложное, и как раз для такого бирюка.

Бортник... В смысле — предок пасечника. Разница в том, что пчелы не в ульях живут, а в природных условиях обитают, дуплах и пнях. А дед их находит, помечает и в нужный момент забирает пчелиные запасы. Вложений — ноль, а прибыль ощутимая. Тут и мед, и воск, и еще что-то — мелочь по объему, но не по цене. Понятно... И здесь человек делом занят, один я — лодырничаю.

— Прощения прошу, господин, если планы твои нарушу... но, коль уж ты здесь, нельзя ли твою милость о помощи попросить?

О! А вот и приработок нарисовался. Нет, не зря я сюда завернул.

— Отчего ж. Если в моих силах...

— Думаю, такой великий воин легко справится. Я и сам бы... лет тридцать назад... Но, теперь-то уж не те года.

— Говори, говори... — поощрил я бортника.

— Гость непрошенный ко мне повадился. Михаил Потапович... Озорует... Почем зря пни и дупла разоряет. Сплошной убыток.

— Медведь, что ли?

— Он самый, милостивец. Он самый... Вот те крест святой, совсем по миру пустит меня Топтыгин, ежели управы на него не найду. Возьмешься угомонить?

Медведь зверь сильный и умный, если верить людям знающим. Но, почему не попробовать?

— За конем присмотришь?

— А как же, батюшка-милостивец, все сделаю. Ты главное, медведя уму-разуму поучи.

— Хорошо. Только где мне искать зверя? Не весь же лес обшаривать?

— И не надо. Стежку видишь? По ней и ступай. Топтыгин в это время всегда в одном месте почивать ложится. Понимает, стервец, что бояться ему некого.

Еще лучше. Делов то... Подкрасться к спящему медведю, да всадить в него пулю из мушкета. Мечта, а не задание. Если бы не один момент. На который я как-то сразу не обратил внимания, а вот сейчас вспомнил. Старик ни разу не попросил убить зверя. Разные слова употреблял, но о летальном исходе поединка даже не заикался. Не в этом ли подвох? А что, вполне себе. Задание с двойным дном. Прямо пойдешь, фиговину какую-то заработаешь, а если сообразительность проявишь, то и плюшек побольше отсыплют. Так что торопиться не будем.

Медведь и в самом деле дрых без задних ног. И храпел так, что лежку его я и без путеводной тропинки нашел бы. На мое присутствие, обозначенное, ненарочным хрустом валежника реакция нулевая. Даже с ритма не сбился... Не расслышал сквозь собственный храп.

'Самопал!'

Проверяем. Заряжен. Стреляем в воздух и быстро-быстро перезаряжаем.

Медведь икнул и вскочил. Только убегать не стал. Наоборот рыкнул и на задние ноги взгромоздился. Ух, матерая зверюга. Только и я уже готов к переговорам. Потому как давно известно, что револьвер и доброе слово гораздо эффективнее одного лишь доброго слова.

— Слышь, Михаил Потапович, шел бы ты отсюда, подобру-поздорову... Бортник на тебя обижается. Озорничаешь сильно.

'Алло, это клиника? Дайте шестую палату. Где санитары? Тут мужик в лесу со зверьем разговаривает. Выезжайте немедля...'

Не, ну а чё? Картинка феерическая... Самое то, для учебника по психиатрии. Вот только медведь не нападает, слушает.

— Ты это... башкой кивни, если понимаешь. И лучше обратно садись. А то я нервничаю, на твои когти глядя. Не ровен час, жахну с испугу. Потом, может, и пожалею, но тебе легче не станет...

Что я несу?!

Медведь мою тираду выслушал. Рыкнул еще разок, но уже не так уверенно.

— Это... Считаю до трех. Потом стреляю. Раз...

Зверь задумался.

— Два...

Ой, мама родная! А фитиль-то догорел.

— Бабах!

В последний момент ствол в сторону отвел. А медведь... кивнул. И не просто сел — на спину улегся. Пардону прошу, мол. Лежачих не бьют.

— Очуметь... Не понял... Это ты в плен мне сдаешься, что ли?

Медведь рыкнул и лапами в воздухе заболтал. Потом на бок повернулся. Только башку лапой не подпер.

— Ну, ладно... Беру. С лошадьми в одном строю тебе вряд ли ходить удастся, но ворота в замке сторожить — лучше и не придумать. Согласен на такую службу? Если да, то присоединяйся к отряду.

И как только промолвил я это, глянь — а вместо медведя под дубом витязь лежит. Да не абы какой. Доспех на нем так и сверкает. А на шлем и вовсе глазам глядеть больно.

Глава шестая

— Удивил ты меня, сударь, ничего не скажешь...

Старик бортник оказывается следом пошел, хотел лично удостовериться. Теперь покачивал головой и то ли хвалил, то ли попрекал.

— Многих удальцов повидать довелось. Бывали даже такие, что с засапожным ножом на зверя бросались, а то и вовсе голыми руками заломать пытались. Но чтобы разговаривать... Впервые вижу. Отчего не стрелял-то?

Медведь заколдованный, старик в кустах, как рояль. Смешно. Шутить любите? Так и я повеселиться не прочь.

— Так это... смирный мишка. Чего зря шкуру портить?

О! И у бортника глаза округлились, и витязь заинтересованно прислушался.

— Не понял я слов твоих, сударь, уж извини старика...

— Объяснять долго. Притчу могу рассказать.

— Охотно послушаю. Гости у меня редко бывают и беседой не часто радуют. Медку испить не желаешь? Чтоб слова легче проходили

Дед откуда-то вынул пузатый кувшин и протянул мне.

— Спасибо...

Мед оказался чем-то средним между пивом и сладким сбитнем. Эдакая сладкая водичка с хмельной горчинкой. Но жажду хорошо уняла. Я даже прилив сил почувствовал.

Ага. Хорошая штука. Надо будет рецепт спросить или прикупить пару флаконов.

— Ну, значит так... Взял однажды опытный охотник с собой молодого ученика. Идут по лесу, добычу высматривают и тут как выпрыгнет на них медведь. Здоровенный, пудов сорок не меньше. Опытный охотник разворачивается и ходу... Ученик за ним. Бежит и оглядывается. Видит — нагоняет медведь, не уйти. Крепился, крепился, да и не стерпел. Развернулся да и выстрелил косолапому прямо в сердце.

Бортник с витязем переглянулись, но перебивать не стали. Притча... Да и вообще, охотники иной раз такого расскажут, что ни в тын, ни в ворота.

— Стоит довольный, аж светится. Как же, матерого зверюгу с одного раза завалил. А опытный охотник подошел, поглядел, повздыхал да и отвесил ученику такую затрещину, что у того аж шапка слетела. 'По что бьешь, учитель?' — не понял тот. 'За дурость, голова твоя садовая... — отвечает охотник. — Как мы такую тушу теперь до города дотащим?'

С минуту стояла задумчивая тишина. Слушатели мораль усваивали. Долго молчали, видимо, туго переваривалась. Зато, как просекли подох, загоготали в два голоса так, что аж листва с деревьев посыпалась. Потом, второе дно нащупали и на меня уставились.

— Так ты это, что же... Понарошку все. А по правде хотел, чтобы медведь за тобой сам пошел? Чтобы в город не тащить? — разинул рот дед.

— Ну ты уж совсем, старый... — я укоризненно покивал. — Шутку от правды отличить не можешь. Впрочем, думай, как хочешь. Я свою часть уговора выполнил. Пора и честь знать.

— Погоди, погоди... — витязь подошел ко мне и протянул руку. — Сам понимаешь, у ворот на цепи сидеть мне не с руки будет. Но и без награды тебя отпускать не годится. Есть у меня пара вещиц, которые любому воину по сердцу придутся. Шлем гусара, Доспех рейтара, Сабля атамана и Богатый двуствольный пистоль. Одна из них твоя. Выбирай любую.

Интересная задача. Шлем хорош... Такой не только саблю, пулю остановит. Доспех — вообще, наверно только из пушки прострелить можно. Сабля — так и просится в руки. Но не для меня. Тяжелая больно и коротковата. С коня не достанешь. Годиться только для пешей рубки. А вот пистоль всем хорош. Во-первых, — все детали так хорошо сработаны, что перезарядить вдвое быстрее получилось. Во-вторых, — два ствола! Хоть дуплетом, хоть по одному, но дважды выстрелить можно. А как показала стычка с гусарами — это такой бонус, от которого грех отказываться. Значит, и раздумывать нечего.

— Пистоль возьму, если не против.

Витязь против не был, и великолепное оружие перекочевало в мою седельную кобуру.

— Ну, бывайте, что ли? — я церемонно откланялся, но прежде чем уйти, спросил у бортника: — А нельзя ли мне у тебя медку впрок прикупить. Очень уж понравился.

— Отчего ж нельзя, — дед кивнул. — Для того и варим. Только дорогой мой медок. Пять сотен талеров за кувшин прошу.

— Ого... — я задумчиво поскреб подбородок. — Действительно, дороговат. Ну, да ничего. Возможность быстро исцелиться иной раз любых денег стоит. Давай... ммм, два.

Монеты перекочевали к бортнику, а кувшины ко мне.

— А если еще понадобится? Где тебя искать? Здесь же?

— Этого не ведаю, — отрицательно мотнул белой головой старец. — Даст Бог, свидимся. Мир тесен. А теперь прощай, господин, пора нам.

И исчезли оба, как растаяли. Да и лесок тот пропал с глаз. Я, конь и степь от одного края неба до другого. Если б не пистоль да кувшины с медом, мог бы считать, что пригрезилось.

Прыгнул в седло и задумался. В Замошье не тянуло. Чего я там не видел? Тренировки организовал, ответственных назначил — справятся. Не царское дело заборы красить. Нам, царям — о глобальном думать полагается. За что и жалование получаем.

Вынул карту, пригляделся. Обозначений маловато, зато дороги начерчены. А дорога ведущая в никуда — нонсенс. Вот эта, к примеру. Если масштаб не врет, то от меня километрах в двадцати отсюда будет. И хоть строения там не помечены, зато озерцо имеется. Лично я, задумай строиться, ни за что такое пригожее место не пропустил бы. Так почему не поглядеть вблизи?

Обед, придется пропустить. Но, я и медком сыт. А до вечера обернусь. На таком-то коне.

Красота... Вот это я понимаю галоп! Только ветер в ушах свистит. Примерно на половине пути кинулись было наперерез разбойники. Человек шесть... Отстали так быстро, будто на месте стояли, а я по автобану летел. Можно было, конечно, притормозить да размяться. Но, прибыли с голодранцев чуть... Опыта — еще меньше. А вот конь поймать шальную пулю — мог запросто. Нафиг... Не стоит овчинка выделки. Если рисковать, то по крупному. Да и недолго уже. Отряд соберу и поглядим, какое задание воевода поручить хочет. Если сам предупредил, что без десятка опытных бойцов лучше туда не соваться, значит и опыта, и славы там достаточно.

Озерцо нашлось часа через полтора. И не только оно. Карта не соврала — строений на его берегу не нашлось, но и меня не подвела интуиция. Жили здесь люди и много... Целый табор. Или, если точнее, лагерь. Вместо частокола огражденный выставленными в каре телегами. А внутри — шатры, разных расцветок и размеров. По углам лагеря, на небольшом возвышении из поставленных друг на дружку бочек — дозорные бдят.

Похоже на военный лагерь.

Ну, вот... Как говорится, на ловца и зверь бежит... Если срастется, вопрос с отрядом решу одним махом. Так сказать, не отходя от кассы.

Дозорные меня уже тоже заметили и навстречу понесся небольшой отряд всадников. Хорошо служба поставлена. Нужного человека проводят, а лишнего — спровадят. Нечего попусту шастать, да секреты высматривать.

— Челом тебе, господин хороший! — четверо казаков на хороших конях, в добротных жупанах, смушковых шапках, пиками в руках и пистолями за богатыми кушаками смотрелись колоритно и внушительно. Эдакая бесшабашная сила и удаль. — Дело пытаешь или от дела летаешь?

— Челом, панове казаки. Ищу бойцов в отряд. Таких, чтоб самого черта не испугались? Не подскажете, где о таких орлах поспрашивать можно?

Запорожцы переглянулись.

— Бог милостив. В нужное место ты заехал, господин хороший. Следуй за нами. Проведем тебя к наказному атаману. Если не с пустым кошелем путешествуешь — в одиночестве не уедешь. Полковник подберет тебе достойную компанию. Хоть в Крым, хоть в Рим, а хоть и к самому Вельзевулу в гости.

Ну да, а чего я хотел. Наемник, он и в Африке наемник. А сколько у меня в карманах золотишка?

О, а ничего. Не Крез, но и не нищеброд, какой-нибудь. Насобирал потихоньку. Ровно пять тысяч шестьсот талеров. Даже если по тысяче за каждого воина отстегнуть придется, то еще и на хлебушек останется. А пятеро хорошо обученных бойцов — это уже та сила, с которой и за дезертирами погоняться можно. Да и вообще... Совсем другой уровень.

* * *

Атаман наемников вид имел внушительный, к лишнему словоблудию не располагающий. Крепкий казак среднего возраста, повидавший на веку много всякого и теперь точно знающий, чего от жизни ожидать и на что ее тратить. Суровый и немногословный.

— Приветствую, сударь. Хлопцы сказывают, ты бойцов нанять хочешь?

— Имею такое желание, — изобразил я легкий поклон. — А возможность — от тебя, атаман, зависит.

— Разумно. Давай, поглядим. Кого нанять хочешь? Пеших, стрельцов или конницу?

— Хотелось бы всадников, если в цене сойдемся.

— Наем одного всадника в самом простом снаряжении обойдется тебе в триста монет. За эти деньги он получит вьючную лошадь, простую пику, простой лук и одежду новика.

— Не густо... — почесал я затылок. — Но и цена соответствующая. Ладно. Пятерых беру.

— По рукам...

Полторы тысячи монет ушло к атаману. А ко мне подъехало пятеро всадников. Молодые безусые парни. От крестьянских отличаются только тем, что в седле сидят, как влитые, и пики держат не кто в лес, кто за дровами, а ровно — как на параде.

— Желаешь еще что-то?

— Гм... А нельзя ли экипировать бойцов получше?

— Если монеты в кошельке звенят... — степенно кивнул атаман, — можно многое. Что хочешь изменить?

— Ну, для начала, пересадить на коней получше не помешает. На этих клячах сильно не повоюешь.

— Как скажешь... Если пересадить всех на верховых лошадей, то надо доплатить еще пятьсот монет. На скаковых — еще тысячу. Дать каждому боевого коня, как у тебя, — две с половиной. А за породистых жеребцов...

— Думаю, для начала, остановимся на верховой. За боевыми конями в другой раз загляну. С теми, кто в битве себе покажет.

— Разумно...

Я обеднел еще на полтысячи, а моим наемникам подвели новых лошадей.

— Желаешь еще что-то сменить?

— На головы шапки какие надеть...

— Шапки казацкие обойдутся тебе в сотню на всех. Стеганый клобук — полторы. Мисюрка* (*ша́пка мисю́рская — тип шлема. Мисюрки делались из железа или из стали, представляли собой небольшой шлем, к краям которого обязательно крепилась кольчужная бармица, которая достигала большой длины и полностью или частично закрывала лицо, шею, плечи) — двести. Кольчужный капюшон — триста. Шапка с кольчужным подбоем — пять сотен.

— Думаю, пока хватит и мисюрки.

— Еще что-то?

— Броню получше точно не помешает...

— Жупан — двести пятьдесят. Стеганый халат — пять сотен. Легкая кольчуга — тысяча... Кольчужный панцирь...

— Кольчуги достаточно, — я не стал дальше слушать. Мошна не резиновая, и так по дну скоро пальцами заскребу.

— Как пожелаешь, сударь. Еще что-то?

— Сапоги покрепче найдутся?

— Сапоги яловые — сотня. Сапоги наемника — две сотни. Сапоги шляхетские — пять сотен. Сапоги — рейтара — тысяча. Сапоги рейтара усиленные — полторы тысячи.

— Шляхетские...

Вполне прилично и относительно не дорого.

— Еще пожелания имеются?

— Оружие сменить можно?

— Какое именно?

— Пики покрепче найдутся? Вместо этих шестов с обожженным на костре острием.

— Конечно. Добавь полсотни и заменим на ясеневые. Со стальным наконечником.

— Меняй. И луки на самопалы... С луками нынче только татарские пастухи в поход выступают.

— Разумно. С тебя еще тысяча. Зато самопалы вместе с огневым припасом получишь.

— По рукам...

В общей сложности я обеднел почти на пять тысяч, зато теперь передо мной красовалась группа настоящих воинов, а не ополченцев, вбежавших из дому кто в чем...

— Еще чего пожелаешь, сударь?

— Полцарства, как минимум, — хмыкнул я. — Только завернуть не во что. В другой раз заеду. На днях...

Атаман шутку оценил. Расправил усы и улыбнулся.

— Хорошо сказано. Удачи... А напоследок, небольшой совет, если позволишь?

— Совет от бывалого воина дорогого стоит, а я поиздержался слегка...

Ухмылка стала шире.

— Я запомню. В следующий раз получишь все что пожелаешь на одну двадцатую дешевле. А совет бесплатный... Видишь вон того хмурого господина в валашской одежде? — атаман подбородком указал, о ком именно говорит. — Побеседуй с ним, прежде чем уедешь. Кажется мне, вы поладите.

Мужчина, рекомендованный атаманом наемников, выглядел лет на сорок. Впрочем, старила его не осанка — гордая и уверенная, а обширная лысина. Не выбритая, как тонзура у католических священников, а природная. Окаймленная жиденькими волосами. И, видимо, в противовес этому — неизвестный господин щеголял длиннющими вислыми усами. Такими, что впору бантики привязывать.

— День добрый, сударь. Не возражаете, если я нарушу ваше одиночество?

— Прошу прощения. Мы знакомы?

— Пока нет. Меня зовут Антон.

— Просто Антон? А, понимаю, милсдарь путешествует инкогнито. А мне скрывать нечего. Я последний представитель древнего рода валашских господарей. Мой знаменитый предок — Владислав Цепеш, по прозвищу Дракула, гроза турок и владетель Трансильвании! Король Венгрии — злейший враг валахов — велел распространять чудовищные слухи о кровожадности моего предка! Эти жуткие легенды стали настоящим проклятием нашей семьи. Потомки Дракулы покинули Трансильванию, так что я вырос в пограничном Каменце. С недавних пор вынужден путешествовать. Правда, не по своей воле. Несколько лет назад Каменец осаждала армия Хмельницкого. Вскоре в казацком лагере вспыхнула чума. И они убрались восвояси. Однако страшное поветрие унесло жизни многих горожан. В том числе и моих родителей. Я добровольно возложил на себя обязанности капитана городской стражи и был так занят на службе, что мог навещать их могилы только после заката. Кладбищенский сторож разболтал от этом в пивной, присовокупив от себя выдумки о раскопанных могилах. Лавочники, обозленные войной и чумой, обвинили меня во всех смертных грехах и стали готовить расправу. Все что я успел прихватить, убегая из города, — это фамильная шпага и трактат о воинском искусстве.

— Что ж, как бы жизнь не обернулась, а острая шпага лишней не бывает. Да и трактат, наверное, дорого стоит?

— Очень дорого, но он не продается. Его я вручу только своему командиру, вместе со своей преданностью и шпагой, если когда-нибудь еще вступлю на военную службу.

— Интересный подход... Что ты еще умеешь, кроме фехтования.

— Я отлично владею шпагой, обучался тактике, а в случае болезни могу сделать кровопускание.

— Еще лучше... А я, знаешь ли, сударь, как раз отряд собираю. Хочу на мир поглядеть. Но, не как художник, а строитель.

— Я не совсем тебя понял...

— Кажется мне... Даже не так — я убежден, что где-то есть чудесный уголок земли, которому очень недостает небольшой крепости с моим знаменем на главной башне. И гербом. Можно, в короне.

— Ах, вот как. Благородная цель. И говоришь ты, милсдарь, об этом так увлеченно и убедительно, что мне захотелось увидеть эту картину самому.

— Так в чем проблема? Присоединяйся. Будет весело.

— Благодарю за предложение, — учтиво поклонился Цепеш. — А знаешь, пожалуй, соглашусь. Единственная просьба. Я вчера немного проигрался в карты казацкому атаману. Не погасишь мой долг? Сумма пустяковая — двести монет. Но уехать, не расплатившись, не подобает дворянину.

— И в самом деле пустяк. Держи.

— Отлично. Дай мне пять минут, чтобы все уладить, и можем отправляться. Я буду готов.

Потомок древнего рода не обманул. Уложился. Так что через пять минут я уже погонял коня обратно, едучи во главе, пусть небольшого, но весьма боеспособного отряда. Присоединив к которому Федота Стрельца и парочку своих учеников — мог приступать к выполнению поручения воеводы. Или — отказаться. Мало ли чего ему от меня захочется. Но, в любом случае, выслушать не помешает.

* * *

Без приключений на обратном пути, естественно, не обошлось. Хотя, по нынешним меркам — какое это приключение, так недоразумение. Все равно, что пять копеек на дороге найти. С одной стороны — хорошо, прибыль. А с другой — что за них купишь? Вот и думаешь: пройти мимо или все-таки наклониться и поднять?

Какая-то шайка разбойников, оголтелая спросонья, как заяц на пашне, выскочила откуда-то прямо нам под копыта. Сперва кинулись наутек, а когда сообразили, что не успеют — бросились с завываниями в бой. Да только никакого боя не было. Запорожцы развернулись в линию и с ходу взяли пятерых лиходеев на пики. Потом сменили пики на самопалы, и парой метких выстрелов добили остальных, таки попытавшихся удрать. Минута или две — и как и не было ничего. Снова тишь да благодать.

А я, впервые с того дня, как очутился здесь, остался наблюдателям. Даже за оружие не взялся.

И, может из-за того, что по существу я впервые не участвовал в бою, а всего лишь наблюдал, возникло ощущение игры. Вспомнилось, как не раз засиживался до утра за компьютером, гонясь за монстрами и выполняя всевозможные квесты. Очень уж похожа моя теперешняя жизнь на одну из тех эрпэгэшек. Разница — эффект полного присутствия. Так ведь давно уже пишут книги и снимают фильмы о том, что в будущем появится технология перемещения в виртуальный мир.

Помотал головой, отгоняя наваждение, и даже ущипнул себя. Больно... Интересно зачем? Если все остальное я тоже ощущаю. Рефлекс...

А с другой стороны, когда еще было сказано, что весь мир театр... Получил роль — исполняй и не выделывайся. Пока режиссер не разозлился и не заменил тебя более талантливым актером. Быть или не быть давно уже не вопрос. Поскольку 'не быть' — бессмысленно.

Помниться, в начале эпохи повальной компьютеризации любили шутить, что жизнь прикольная игрушка. Сюжет так себе, зато графика обалденная. А вот мне, похоже, повезло. И графика отличная, и сюжет потихоньку разворачивается весьма недурственный. Так что поиграем еще...

За размышлениями даже не заметил как въехали в Замошье... Узнав, что за мое отсутствие в селе ничего интересного не произошло, кроме того что у мельника лиса все яйца из-под наседки вынесла, — велел старосте определить новых бойцов на постой, а сам, с чистой совестью поужинал и завалился спать...

Сотня панцирной конницы слитно вынеслась из-за леса, посверкивая доспехами и наконечниками копий, как огромный стальной еж. Страшная сила, способная смять, втоптать в землю все живое, намеренно или случайно оказавшееся на ее пути. Но, немецких наемников, ветеранов, прошедших не одно сражение зловещая красота врага не испугала.

Пикинеры привычно выдвинулись вперед, выстраиваясь в две шеренги. Их длинные трехметровые пики, воткнутые в землю тупым концом, создавали для конницы частокол не менее смертоносный, чем лавина казацких копий. А позади них уже выстраивались мушкетеры. То же неторопливо, уверенные в себе. Не один раз видевшие, как слитный залп полусотни ружей, начисто сметает из седел всадников, как только кони напорются грудью на пики.

И это еще не все. Позади пехоты, смещаясь чуть вправо дожидались своего времени три десятка рейтар. Чтобы нагнать и окончательно добить врага, после того как он дрогнет под беспощадными выстрелами мушкетеров и попытается спастись бегством. И никак иначе. Как уже много-много раз до этого, по большому счету, еще одного, ничем не примечательного сражения. Очередной вельможа, решил, что жалкий выскочка, то есть я, не заслуживает право на знамя и уж тем более, по странному недоразумению — владеть собственным поместьем.

Отряды этих ревнителей старины и защитников попранного шляхетства с удивительным постоянством появлялись под стенами замка, и никак не могли понять, почему крепость не сдается даже в то время, когда хозяина нет в ее стенах.

Алина, откинула за спину золотистую прядь и разочарованно вздохнула:

— Я так понимаю, мой повелитель, что ты и сегодня не разрешишь моим девочкам размяться?

— Ну, ты же и сама видишь, моя принцесса, что противник слаб. Так зачем же открывать свои самые сильные карты? Пока вы сражаетесь на стенах, недоброжелатели и завистники могут только недоумевать, но когда секрет раскроется — он перестанет быть смертельным. Узнав, что под моими знаменами сражаются амазонки, здешние правители могут, на время, забыть о междоусобицах и объединиться. Тебе же не нужна лекция по стратегии, моя принцесса?

— Не нужна... — фыркнула прекрасная воительница. — Но и бесконечное сидение взаперти не тешит сердце моих фурий. Ты не забыл, надеюсь, что мы дочери Степи и Ветров?

— Я помню это. И в каждый поход, в каждую вылазку беру не меньше пятерых сестер. Но это самое большее, что можно сделать, не вызывая подозрений. В Пустынных землях нет никого, кто не знал бы цену наемницам амазонкам. Даже в личной охране государей никогда не было больше десяти воительниц. И которые, кстати, два месяца тому, все вдруг заторопились домой. По приказу королевы... А у меня, почему-то, остались.

— Если б ты брал в битвы больше сестер, — упрямо тряхнула шелковистой копной волос Алина, — мой повелитель, тебе не пришлось бы беспокоиться о выживших.

— И это стало бы второй странностью, способной привлечь ненужное внимание.

— Мне кажется, в степях Амазонии, когда вы с королевой плечом к плечу сражались против черных рыцарей Проклятого Собора, ты не был столь нудным и рассудительным до отвращения, Антон. Стареешь что ли? — сощурилась в усмешке девушка.

— Ты даже не представляешь, Алина, как ты права... — в ответе моем не было лукавства. — Баронская корона — самая тяжелая и утомительная ноша, которую я, когда либо взваливал на себя. И под ее давлением, я буквально ощущаю, как уходит молодость и силы.

— Ну, так выбрось ее на помойку, запрыгни в седло, подними над головой бунчук и вперед! — азартно воскликнула принцесса амазонок. — Обещаю, я буду прикрывать твою спину до последнего вздоха. Зато как радостно и весело мы проживем все отпущенные нам дни.

— А потом, враги спляшут на костях мертвых героев и ворвутся с огнем и мечом в эти земли. Как думаешь, воительница, сколько здесь останется живых, после того, как людей станет некому защищать?

Блеск в глазах златовласой девы угас, и она удрученно кивнула.

— Да, мой повелитель, прости... Я и сама знаю, что ты прав. Но мне так хочется в бой... Я каждую ночь провожу не в постели, а в седле... но, просыпаюсь на мокрых от пота простынях.

— Еще немного. Обещаю. Месяц, не больше. Я уже почти закончил подготовку штурмового отряда. И как только мы возьмем...

Сон прервало громогласное кукареканье. Странный сон. Четкий и настолько реальный, словно кусок воспоминаний, а не сновидение. Амазонки, их принцесса и королева, черные рыцари Проклятого Собора, собственный замок... Словно сказка, но при этом я готов поклясться, что все это было в реальной жизни, а не пригрезилось в мечтах. Вот только где и когда? И почему я обо всем этом ничего не помню? Еще одна загадка в общую копилку. Ну, ничего, разберемся и с этим, дайте срок. И знамя завоюем, и замок... А уж к амазонкам заглянем всенепременно, чтоб мне с этого места не сойти. Это ж не страна — цветник и рассадник. Столько красавиц я даже под обложкой 'Плейбоя' не видел. И нифига они себе не отрезают. Поклеп завистниц... Не, я понимаю, что сон не может считаться доказательством, но в нем я созерцал оба упругих полушария на предопределенных природой, местах. И там таки было на что посмотреть...

Глава седьмая

Оценив, чему и как выучилась будущая сельская милиция, решил, что пора переходить к более сложному этапу — спаррингам. Шест такое оружие, что и не убьешь ненароком, и наука запоминается крепче. А парням важно не столько личное умение, сколько обучиться сражаться в строю.

Да и мне самому не помешает поднять умение владеть древковым оружием. Мало ли, как в жизни обернется: сломается сабля в бою, а кроме копья ничего под рукой не окажется.

Сперва поработал один на один с самым крепким на вид добровольцем. Увы, как и следовало ожидать, полагаясь на внушительный рост и такую же силу, тот сразу поперся на меня, как с рублем на буфет. Собираясь покончить с тренером одним молодецким ударом. Пришлось образумить... Сперва выбить дух, тычком в солнечное сплетение, как раз в тот момент, когда он уже собирался хрястнуть меня по кумполу своей жердью. А потом, легким движением руки — отправить его в партер. В том смысле, что отшатнувшись от обозначенного удара, парень споткнулся о подставленный шест и растянулся во всю немалую длину.

— Годится... — похвалил я его, чтоб не сбивать боевой настрой и прекратить смешки. — Если все остальные будут хотя бы не хуже, то вчера день прошел не зря. А теперь ускорим экзамен. Нападайте вдвоем. Ты и ты... Начали...

Акт второй, герой и те же... Почему-то селяне решили, что двое — это значит, один плюс один, то есть — по одному. Так и атаковали. Так и получили, по очереди. Для наглядности и закрепления эффекта, я даже прием менять не стал. Тычок, подсечка — падение тела. Бемц... И еще раз.

— Объясняю еще раз. Вдвоем — значит, бить одновременно, с двух сторон.

— Как на току? — уточнил кто-то из самых смышленых.

— Можно и так, только не заходите сзади, по бокам расходитесь. Понятно?

— Так точно!

О, похоже, Четвертак с Пятаком еще и строевой немного позанимались.

— Тогда, следующая пара. Ты и ты... Вперед.

Невооруженным взглядом изменения в тактике почти не произошло. Парни разошлись, как и было велено, чуть в стороны, а вот 'молотить' явно собирались по очереди. Пришлось и им по-быстрому продемонстрировать ошибочность такого метода. А потом, выбирая самые доходчивые выражения, и все остальным еще раз, буквально на пальцах, растолковать смысл пословицы 'гуртом и батьку бить сподручнее'.

Судя по тому, как изготовилась следующая пара, наконец-то дошло. И заняло у меня немного больше времени. Ровно столько, чтоб сместиться на несколько шагов в сторону, ставя нападающих в одну линию. Этот 'хитрый' маневр настолько их озадачил, что парни повалились на землю, все еще пребывая в ступоре от моего неслыханного коварства. Ведь, по неписанным правилам, в деревенской драке запрещены любые финты. Поединщики без затей сходятся грудь к груди и навешивают друг другу тумаков, кто сколько унесет. Причем, удары наносятся по очереди. А, оказывается, можно и так...

Пришлось еще раз вразумлять и объяснять разницу между потешной дракой и боем насмерть. Теперь уже выбирая не все выражения. Или вообще не выбирая. И не понижая голоса.

Когда закончил, увидел, что почти все население Замошья повисло на плетнях и перелазах, с упоением внемля каждому моему слову. Особенно пацанва, уже прошедшая уровень свинопасов и подросшая выше тына...

Такая популярность несколько смутила и красочность лекции я немного поубавил. Нечего народ от трудодней отвлекать. Да и самая распрекрасная теория без практики ничего не стоит. А посему, отпустив Федота с его группой упражняться в стрельбе, всем остальным я объявил бугурт* (*командная тренировочная схватка). Разделив всех участников на две группы: я с пятеркой казацких наемников и все остальные, для равновесия усиленные Цепешем. Заодно и погляжу, какого кота в мешке приобрел, а то мало ли чего в резюме написать можно.

Свалка получилась шикарная. Я даже умилился... Народ хлестал друг дружку по рукам, плечам и головам (хорошо, велел всем зимние шапки надеть) не разбирая, где свой, где чужой. Сражаясь по принципу — весь мир идет на меня войной. Я даже загляделся... Пока не заметил, что потасовку, не менее увлеченно разглядывают и мои наемники. Молодые казаки. Потом они начали ржать...

Поскольку крестьянам все же удалось немного организоваться, и они все скопом насели на единственного в толпе чужака — Цепеша. Совершенно игнорируя то обстоятельство, что сейчас он был назначен 'своим'.

От такого здрасьте, бывший капитан городской стражи сперва офигел чуток, но вскоре пришел в себя и весьма наглядно продемонстрировал, что подобные выходки для него не в новинку. Видимо, не раз приходилось усмирять перебравших в кабаке подчиненных. Орудуя шестом и ножнами шпаги, он за несколько минут уложил все разбушевавшееся 'войско', отделавшись при этом всего лишь надорванным рукавом на мундире и шишкой во лбу. Да и та, наверняка, прилетела в самом начале, когда потомок древнего рода еще не знал, что будет сражаться со своими, и не ожидал нападения.

— Отставить смех. Кто-то объявлял об окончании схватки?

Наемники замечание приняли и пошли на валашского принца. Красиво пошли, с ходу беря его в кольцо. При этом, те что шли прямо — передвигались не торопясь. А парочка заходящая с флангов — наоборот. Пятый, тот вообще бросился бегом, закладывая длинную дугу, имея намерение оказаться за спиной у Цепеша, не позже, чем товарищи начнут поединок.

Уставшему воину пришлось бы несладко, но тут и до его селян, кажется дошло, что они не того били. И деревенские парни, с не меньшим азартом, набросились на казаков.

И сразу стала заметна разница в классе. Я имею в виду — валашского дворянина и казацких новиков. Да, наемники были ловчее, более грамотно и расчетливо наносили удары, но противостоять более-менее удачно у них получалось не больше чем одному супротив двоих. Все же, и до крестьян начали понемногу доходить наставления.

Если б казаки не рассредоточились, считая что драться будут только с Цепешем, то вряд ли крестьяне смогла бы устоять против слаженного строя казаков, а поодиночке новиков таки начали бить. И довольно крепко, отыгрываясь за собственные шишки и синяки. Еще одна непременная ошибка всех, кто не имеет достаточно боевого опыта — пейзане стали входить в раж.

— Прекратить! — заорал я изо всех сил. — Учение закончено! Прекратить!

Угу, проще атакующего бугая остановить добры словом. Придется применять более радикальный метод. К счастью, заметив возникшие затруднения, на помощь пришел староста. И в ход пошел опыт веков, когда на празднествах или сходке надо было остудить чересчур разгоряченные головы.

Бабы и подростки организовали живую цепь к колодцу и... В общем, хватило десяти ведер. После чего воинственное пламя угасло и на выгоне воцарилась тишина и порядок.

— Молодцы! — я в очередной раз подсластил пилюлю. — Любо-дорого посмотреть... Все заслужили похвалу. А теперь — обедать и отдыхать. Как солнце к закату склонится — продолжим учебу. Еще денек таких занятий, и вы у меня настоящими воинами станете. Не верите, вон у господина Цепеша спросите. Он еще совсем недавно городской стражей в городе Каменце командовал. Так что новобранцев повидал больше, чем вы капустных голов. Верно, говорю?

— Каждое слово святая истина, сударь... — с самым серьезным видом, церемонно поклонился тот. — Отменный материал. Хоть сейчас в бой... Мне даже страшно подумать, что будет, если дать им в руки настоящее оружие.

— Завтра и посмотрим, — шутку юмора я уловил, но подыгрывать не стал. — Сегодня еще разок с шестами поработаем, а завтра будем учиться управляться с боевыми косами, вилами и цепами. Уверен, с этим видом оружия заминки не будет. А заодно, поглядим, чему Федот обучил ваших односельчан.

* * *

Деревня, как деревня. Ничего особенного. Два десятка приземистых хижин, покосившихся от возраста. Потемневшая от дождей и снега крыша из тростника. Местами поваленный плетень. Столбы подгнили, а подправить или сменить — руки не дошли. Или желания не было. Так часто случается, если земли переходят из рук в руки от одного господина к другому. И новый, зная что тоже не на всегда осел, а получил деревеньку в кормление, старается выжать из крестьян по максимуму. Все, что сможет. А то и вовсе — все подчистую, до последней крохи. И тогда в деревнях остаются бабы да ребятишки, а мужики выходят на разбой. Терять то им нечего. Лучше от сабли казаков или стражников погибнуть, чем с голодухи — глядя, как пухнут, чернеют и умирают дети.

Сколько таких полузаброшенных, а то и вовсе призрачных деревень пришлось повидать на этих, казалось бы, созданных для благополучия, землях. Ан нет, где басурмане не сожгли, там свои господа разорили.

Но, в этот раз, что-то все же было несколько иначе.

Во-первых, — слишком много воронья кружилось на противоположной стороне околицы.

Во-вторых, — псы... В том смысле, что даже в самом убогом селении всегда имеется хоть парочка кобыздохов. Заливистым лаем встречающих еще перед оградой всякого чужака. А как иначе успеть сбежать или спрятаться?

А в-третьих, — в воздухе, хоть и слабо, но весьма отчетливо попахивало... церковным елеем, миром ли какими-то другими воскурениями... Я в этом не разбираюсь. Но, кто хоть один раз вдохнул этот запах, с другими уже никогда не спутает.

Я вынул мушкет, проверил заряжен ли и осторожно, прислушиваясь к любым звукам, направил коня не центру, как обычно, а в объезд. Береженного, как говорится — и Бог бережет.

Интуиция не подвела. Не зря воронье кружило. Всего три хаты проехал, когда наткнулся на то, что приманивало птиц со всей округи — кипу человеческих тел. Кто-то не поленился стащить их в одно место, раздеть догола и сложить одно на другое... Несколько десятков трупов. В основном, женщин и детей. Единственный мужчина — седобородый старец — взирал на них черными ямами обожженных глазниц, приколоченный к избе напротив.

— Охренеть... Это кто ж так жестко развлекается?..

Судя по тому, что в кипе виднелись тела молодых девушек и подростков, на деревню напали не басурмане. Даже больные на всю голову башибузуки не стали бы убивать тех, кого можно выгодно продать на невольничьем рынке. Харцызы, если с перепою и обозленные, что не нашли чем поживиться — те могли... Но в этом случае тела валялись бы там, где их настигла смерть и все равно среди трупов не было бы столько девок. Для продажи или забавы, но их бы увели с собой.

Кипа из покойников больше всего напоминала попытку сложить погребальный костер. Но странный какой-то. Без единого полена, только мертвые тела.

Проехав еще пару десятков шагов, я позабыл даже о нем, поскольку новое зрелище было гораздо важнее.

В том самом центре селения, который я решил объехать, дров хватало. С них даже целую поленницу сложили. Наверху которой стояла девушка. В белом платье и венце из полевых цветов, в отличие от окружавшей аутодафе толпы людей в черных плащах, сутанах и вороненых доспехах.

Черные молились, преклонив колени, но, похоже, торжественная часть подходила к завершению, потому что один из них, уже стоял рядом поленницей, держа в руке горящий факел.

Я не собрание добродетелей и не белый ангел, но с детства терпеть ненавижу аутодафе. Потому что это очень больно... Я сам огня побаиваюсь и всегда считал, что на подобную смерть заслуживают только конченные отморозки, имеющие на совести десятки жизней. И уж точно не юные девицы...

Может, мне удалось бы решить вопрос мирным путем. Например, предложив выкуп. Хотя, глядя на эти воодушевленные лица, вряд ли... Да и неважно, все равно времени на дипломатию они мне не предоставили. В тот самый момент, когда я выехал на площадь, молельщики поднялись с колен, а факельщик сунулся с огнем к поленнице.

— Бабах!

Человека с факелом отбросило на пару шагов. Огонь тоже...

Люди в черном стали поворачиваться в мою сторону. Медленно и неотвратимо, как хищные звери, в загон к которым забрел ягненок.

Я, правда, еще тот ягненок... И если могу выбирать между 'убегать' или 'пульнуть еще разок', предпочитаю второе.

— Бабах!

Один из тех, кто в сутане, повалился на землю. Ну правильно, не в доспех же мне стрелять? Тем более, монахи вооружены пищалями и тянутся к ним уже все пятеро. Хорошо что на время церемонии поставили оружие в пирамиду. Так что пока разберут, пока зарядят...

— Бабах!

Убил не убил, но кучу малу организовал неплохую. Тот монах, в которого я попал, свалился на пирамиду, придавив пищали телом, создавая для товарищей дополнительную помеху. А любая заминка врага, мне на пользу. Вот только воспользоваться ей я тоже не успевал. Пока уменьшал поголовье монахов, один из рыцарей оказался в седле и теперь двигался в мою сторону...

Мать моя женщина. Натуральный робокоп, только с копьем, а не плазменным метателем. Конь тоже закован в броню с головы до копыт. С моей сабелькой можно даже не начинать. Проще пытаться с танка заклепки срубить.

И что в таком случае остается обычному герою? Правильно, драпать! И чем шустрее, тем лучше. Я и чесанул... С места в карьер... Благо, легкая кавалерия всегда в состоянии уйти от тяжелой. Секунд тридцать скакал, не забывая заряжать мушкет. Потом придержал коня, заставив перейти на шаг, а сам развернулся в седле на сто восемьдесят градусов. Головой к хвосту...

Отлично. Черный рыцарь еще не потерял надежды меня догнать, так что дистанция не сильно превышала возможности удачного выстрела.

— Бабах!

Рыцарь скачет, мой конь вышагивает, я перезаряжаю мушкет.

— Раз, два, три, четыре, пять... вышел зайчик погулять...

— Бабах!

Рыцарь скачет дальше! Хорошо, хоть не ускорился... Успеваю еще разок или дать деру, а потом начать все с начала? Вроде, успеваю... Только без суеты... Если не убью, выпрыгну из седла. Он упрется в моего коня, а я окажусь за спиной рыцаря!

— Бабах!

— Гол! — заорал я радостно. — Вот так! Знай наших! Это тебе не над девицами изгаляться!

М-да... Жаль, остальных сотоварищей черного мои подвиги не впечатлили. Или наоборот... Как посмотреть. Во всяком случае все они, в количестве четверых монахов и еще троих таких же, в вороненых доспехах, в этот момент показались за околицей.

Писец котенку... или пободаемся еще? Судя по фузеях, которые я видел в пирамиде, огневая мощь монахов так себе. Метров со ста, дальше, только если их пули действительно сам Господь носит. В чем позволю себе усомниться. Никогда не поверю, что он действительно подписывал одну часть своих созданий на уничтожение другой. Развели старика, или не доложили вовремя...

Но с Создателем я позже поговорю, когда придет мое время и других забот уже не останется, а сейчас основная проблема — люди в сутанах. Было бы больше зарядов, пошел бы проверенным путем — спешил братию, а там видно будет. Но лимит пятнадцать пуль, шесть из которых я уже использовал. Осталось девять. Причем, надо помнить, что рыцарь убивается только с третьего выстрела. Значит, лошадиная охота отменяется. Бить будем в лоб...

Стоять! Ну не дурак ли я? Или со страху поглупел? Зачем считать свои припасы, если в бою можно воспользоваться трофейными? Главное, чтобы в сладкий момент мародерства никто не помешал. А как этого достичь? Верно... Круг замкнулся. Возвращаемся к первой мысли, которая, на поверку, чаще всего и оказывается верной. Спешиваем врагов и со всех копыт скачем в деревню. Забираем огневой припас у одного из трупов и возвращаемся в поле. Ну, а дальше — дело времени и техники. Удерживая предельную дистанцию, разбираемся с монахами. Чтобы не путались под ногами со своими пукалками. А потом и черных в землю пристроим.

Что не говори, а всадник с ружьем всяко круче пешего воина, тем более в тяжелой броне...

* * *

Полностью текст читайте здесь:

http:// https://libst.ru/Detail/BookView/Oleg_Govda/Losa_Deserta_Pustinnie_zemli_Fultajm/1182/?ref=3106

и здесь:

http:// https://zelluloza.ru/books/2556-Losa_Deserta_(Pustynnye_zemli)_Fultaym_i_Budni_feodala-Stepan_Kulik/#book