Больше в гостиной никого не было. Аарон встал рядом с братьями, гадая, что бы всё это значило. Потянулось напряжённое ожидание. И когда на пороге появился бледный трясущийся Гай, диковато оглядываясь по сторонам, Аарон всё понял. Внутри оборвалось.
Гай поднял слезящиеся глаза на своих детей, и между его бровей залегла болезненная складка. Три его сына смотрели на него равнодушно, с оттенком презрения. Аарон сохранял каменную невозмутимость, но маска грозила дать трещину. Неужели всё случится сегодня? Но почему Полли не знал и не смог предупредить?
— Гай, — сухо и официально обратился к омеге Людовик Бейли, — твой контракт закончен. Ты прекрасно выполнил свою работу и теперь свободен. Мы признательны тебе за хороших здоровых детей... — Короткий косой взгляд заставил Дэнвера скрипнуть зубами. Младший почему-то заметно, пусть и не критически, отставал от старших братьев в росте и крепости сложения, и Рэм с Людовиком были этим очень недовольны. Если бы Дэнвер не обладал отменным здоровьем и не показывал прекрасные результаты по физическим показателям, то его судьбе оставалось бы только посочувствовать. — И, что особенно отрадно, все четверо — альфы. Старшие уже доказали свою исключительность. Скоро и младшие нас порадуют. Ты хорошо поработал, выполнял наш уговор по всем пунктам прилежно и добросовестно. Ты заслужил награду. — Дед выложил на широкий стол пачку каких-то документов. — Здесь твой паспорт, сберегательная книжка на предъявителя и рекомендации. Ты без труда сможешь устроиться гувернёром в любую семью или воспитателем в школу и жить в достатке в любом городе нашей великой страны. Здесь мы тебя не задерживаем.
Говоря, Людовик особо подчёркивал слово "мы", но в душе Аарона всё бунтовало против включения себя в это понятие. Папа... милый, любимый, добрый, ласковый... Он исчезнет из его жизни. И Аарон останется совсем один. У Полли своя семья, другие омеги вынужденно скрывают своё расположение к нему, дед, отец и братья — просто чужие люди, как часто получится встречаться с двоюродными родственниками ещё неизвестно. Даже куча приятелей из кадетки не сможет заполнить растущую внутри пустоту! Один Светлейший знает, когда и где он сможет найти своего омегу, но сейчас...
Тёмные глаза Аарона встретились с полными боли голубыми глазами родителя, которые унаследовал Дэнвер. Гай... маленький, хрупкий, как все омеги... уже подходящий к рубежу репродуктивного возраста. Максимум год течки ещё будут случаться, а что потом? Только одиночество. Ведь немолодой, неспособный выносить и родить ребёнка омега никому не нужен...
— Сэр... за что вы так со мной? — чуть слышно прошептал Гай, опуская голову. В его мягких, чуть вьющихся русых волосах уже проглядывала седина. Только теперь Аарон понял, как постарел его любимый папа в затворничестве. Да, он по-прежнему оставался стройным и симпатичным, но возраст всё же начал брать своё. Особенно в последние два года. — Что такого плохого я вам сделал? За что вы меня выгоняете?
— Ты знал, что так и будет, когда подписывал договор, — сурово отрезал Рэм. — Теперь ты свободен. Мы обеспечили тебе безбедную жизнь за пределами дома. Чего тебе ещё надо?
— Пожалуйста... не выгоняйте меня... позвольте остаться... хоть иногда видеть моих мальчиков...
— Согласно нашему договору, ты не имеешь на них права. Или это не твоя подпись? — На стол лег чуть пожелтевший лист бумаги, наверху которого было крупно напечатано слово "Договор". — Тебя никто не заставлял соглашаться, у тебя был выбор. И ты сам всё подписал.
— Сэр... пожалуйста... я готов отказаться от заработанного... только позвольте остаться... Я буду работать кем угодно... на кухне... помогать Андрюсу... или Томасу... только позвольте мне остаться... Вы же знаете... мне некуда и не к кому идти...
— Этот разговор не имеет смысла, Гай. У нас был контракт. Ты его выполнил и теперь должен уйти. Собирай вещи, и чтоб к вечеру тебя здесь не было. Глеб отвезёт тебя на станцию.
— Сэр... пожалуйста... — Гай пошатнулся и упал на колени, сгибаясь пополам. — Не выгоняйте меня...
Аарон окончательно понял стратегию воспитания в семье Бейли. Все усилия были направлены на то, чтобы вырастить из своих отпрысков винтики для военной машины или государственной службы. Равнодушные, заточенные только на удовлетворение собственного тщеславия. А содержание омеги-родителя под замком должно было показать им всю низость и слабость омег, их никчёмность и бесполезность. Это была последняя проверка на то, чтобы понять, насколько успешным стал результат.
Рослин Мудрейший, как можно быть такими жестокими???
И молодой альфа не выдержал. Он бросился к своему родителю и стиснул в своих объятиях, чувствуя, как закипают в глазах жгучие слёзы.
— Нет... ты никуда не уйдёшь... Я не позволю им выгнать тебя...
— Аарон... мальчик мой...
Резкий рывок за ворот и мощный удар отшвырнули его в сторону. Отчаянно взвыл Гай. Над трясущим головой Аароном встал дед и ухмылялся.
— Что, несладко? Думал, мы не знаем ничего? Мы всё знаем и уже давно. В семье уже случалось подобное, а Монтгомери постоянно грешат подобной блажью, но мы до последнего надеялись, что учёба вышибет из твоей башки эту дурь. Похоже, что придётся исправлять брак.
— Да пошёл ты!!! — зарычал Аарон, отчаянно сопротивляясь растущему давлению деда, попытался встать, но был безжалостно скручен отцом и старшими братьями. Дэнвер смотрел на брата с откровенным отвращением.
— Хорошо, что ты не успел заделать щенка этому мальчишке Полли. Тогда бы пришлось спешно избавляться от обоих. Ну, как, хорошо было трахать его, как в омежьих романах? — Аарон снова зарычал и рванулся, но держали его крепко. — Ты не рычи, побереги горло для командования боевым составом. За пределы семьи это не выйдет, но ты учти — теперь мы с тебя глаз не спустим. Вернёшься в корпус завтра же, и тебя отвезёт Дигори, чтоб не сбежал по дороге. Кончилось детство, Аарон. Пора взрослеть.
— Я не вернусь, — рыкнул альфа. — Я уйду вместе с папой.
— Ты вернёшься в корпус, сдашь экзамены и поступишь в военное, как мы и планировали. — Людовик нависал над внуком, вынуждая его пригибаться всё ниже. Он был очень силён... — Будешь учиться и служить, как все. Или ты хочешь работать за гроши, вкалывать по пятнадцать часов, жить в грязной общаге в окружении нищих, но зато с этим грязным мокряком, который породил тебя на свет?
— Уж лучше жить среди нищих, чем быть таким, как вы!!! — Аарон резко сбросил с себя растущий груз и бесстрашно взглянул деду в глаза, в которых прочёл удивление...
Новый удар едва не выбил половину зубов. Аарон ощутил металлический привкус крови.
— Мальчишеская дурь, — припечатал его Людовик, снова начиная давить, но Аарон уже вполне успешно с этим боролся. — Ты быстро её забудешь, когда поступишь в военное.
— Диг, Глен, Дэнвер, почему вы молчите? — воззвал Аарон к братьям. — Это же наш папа!!! Вы что, забыли, как он о нас заботился???
— Это была его обязанность, — хладнокровно ответил Дигори. — Обязательство по контракту. И его долг. Мы ничем ему не обязаны. Он знал, на что шёл.
— Да что вы за люди такие??? Как можно быть такими бездушными?..
Людовик снова ударил внука и выпрямился.
— Отпустите его, — приказал он. — Аарон сам себя наказал и скоро поймёт это. Гилмор! — В гостиную вошёл пожилой денщик и послушно склонил голову. — Помоги этому омежьему отродью собрать вещи и выведи из дома. Пусть Глеб отвезёт его на станцию, проследит, чтоб был куплен билет, и сам проводит его на автобус. И проследит, что он точно уехал.
— Слушаюсь, сэр. — Гилмор подошёл к бьющемуся в слезах Гаю и начал поднимать его с пола. — Идём, Гай.
— Это не забудь. — Рэм сгрёб со стола документы несчастного омеги и швырнул в их сторону. Обложка паспорта шлёпнула бедного родителя по щеке. — Бейли всегда соблюдают все пункты договора.
— Да, сэр.
Аарон кое-как встал и, шатаясь и обливаясь кровью, кинулся за омегами. Его никто не остановил.
— Папа... — хрипел он. — Папа...
В коридоре Гай резко вырвался из рук Гилмора и бросился к сыну.
— Мальчик мой... Ну... не надо так... у тебя же кровь... Что тебе всегда говорил Бэзил?..
— Папа... я с тобой... Я хочу уйти с тобой... Пусть мы будем жить в грязи и нищете, но мы будем вместе...
— Тебе не позволят, малыш. И мне тоже. Нам придётся расстаться. И ты это знаешь.
— Папа... у тебя же есть мой адрес... Дождись, когда я сдам последние экзамены... встреть меня у ворот... и мы уедем... Немного осталось... Мы уедем от них...
— Людовик с тебя глаз не спустит, сынок. — Гай ласково обнял сына. — Он никогда не разбрасывается угрозами. Ведь именно поэтому Монтгомери так послушны старшей ветви. Он скорее прикажет убить меня на твоих глазах, чем позволит нам быть вместе. И он прав.
— В чём?
— Ты сам себя обрёк на страдания, когда попросил Бэзила отвести себя ко мне. Да, ты вырос хорошим, добрым славным альфой... Полли и сейчас с теплом вспоминает ваши отношения... но таким, как ты, трудно жить в нашем жестоком мире. Ты будешь страдать так же, как и я без тебя и твоих братьев. Да, я по-прежнему люблю их. Вы — мои дети и всегда ими будете. Всё, что нам остаётся — сохранить в памяти самое лучшее и жить дальше. Я уже слишком стар, чтобы пытаться искать своё счастье в жизни. И оно у меня уже было — это ты, мой дорогой. А ты молод. Тебе всего семнадцать лет. У тебя ещё всё впереди. Мы больше не увидимся, милый, но я всегда буду помнить о тебе, сколько бы мне не осталось. А ты живи. Надень снова свою маску и живи. Найди своего омегу и сделай его счастливым. Только так ты сможешь обрести покой.
— Я люблю тебя, папа!
— И я люблю тебя, Аарон. Только не забывай обо мне.
— Я не забуду...
Гилмор настойчиво потянул Гая за собой. Омега поцеловал сына в лоб в последний раз, поднялся с паркетного пола и поплёлся за денщиком, то и дело оглядываясь. Едва омеги скрылись за поворотом, Аарон горестно взвыл и горько заплакал. И снова его никто не побеспокоил.
Та же холодная полупустая комнатка. Жёсткий матрас. Холодно, но Аарон почти не чувствует этого холода. Он только кутается в старое пропылённое одеяло, как когда-то очень давно, когда ему было три года. Внутри осталась только пустота. Как он оказался в этой комнате, Аарон не помнил. Просто в какой-то момент осознал, что всё вокруг знакомо.
Рядом со скрипучей кроватью на полу стоит поднос с жестяной кружкой, наполненной водой, и ковригой хлеба, но ни есть ни пить Аарон не хочет. Он раз за разом вспоминал, как тогда, в далёком детстве, папа пришёл к нему ночью. Как тепло было рядом с ним. Теперь этого никогда не будет. И папу он больше не увидит.
Детство действительно кончилось.
ХОЗЯИН
— Аарон! Аарон, что с тобой?
Альфа не сразу понял, что его зовут по имени и легонько трясут за плечо. Выйдя с экзамена, он забрался с ногами на ближайший подоконник, обхватил колени руками и снова потерялся в своих мыслях.
В той комнате он провёл два дня, почти не выходя. Раза два к нему приходил Гилмор, уговаривал поесть, но юноша только плотнее закутывался в старое пыльное одеяло. Выплеснув всю свою боль, он просто не знал, что делать дальше. Не хотелось ничего. Ни выходить, ни разговаривать, ни вообще вставать... Потом пришли Полли и маленький Аарон. Увидев друга с сыном, альфа просто отвернулся. Смотреть на них не было никаких сил. Полли сел на край кровати, приобнял Аарона и начал что-то шептать, но тот не понимал ни слова — перед глазами всё ещё стоял прощальный взгляд папы Гая. Полли ушёл, крепко держа сына за руку и сочувственно глядя на друга, и Аарон снова остался один.
На третий день у Людовика и Рэма — называть этих людей своими отцом и дедом Аарон уже не мог — лопнуло терпение. Пришёл Дигори и силой выволок его из пыльного кокона. На пару с Гленом он впихнул брата в ванную и окатил холодной водой из душевой лейки. Это слегка встряхнуло осиротевшего альфу. Потом он немного поел, Гилмор забрал его так и не разобранную сумку и проводил до машины. Глеб, сидящий за рулём, украдкой бросил сочувствующий взгляд на вялого сородича и отвёл глаза, увидев решительно шагающего к ним Дигори. Старший сын Бейли отвёз брата обратно в кадетский корпус, сдал с рук на руки коменданту общежития, после чего ушёл. Комендант, старенький бета в не единожды чиненых очках, проводил Аарона до комнаты, помог переодеться и лечь в постель.
Утром Аарон, который так и не сомкнул глаз, сам встал, привёл себя в порядок и пошёл на занятия. Сработала привычка. Он плохо слушал учителей и наставников, не замечал настороженных и любопытных взглядов однокашников. Когда прозвенел звонок на перемену, просто встал и пошёл в следующую аудиторию. И так весь день. На тренировках он рассеянно работал с тяжестями, вяло молотил боксёрскую грушу, бегал, подтягивался... Самое странное, что никто ему ничего не сказал. Его вообще никто не трогал. В столовой он так же по привычке выстоял очередь на раздаче, через силу впихнул в себя обед... И так постепенно начал возвращаться к обычной жизни. Вот только прежнего интереса к жизни уже не ощущал. Окончательно потеряв родителя, Аарон словно умер.
Начались экзамены. Аарон знал, что некоторые ему выставят автоматом и его ответы ничего не решат. Он просто делал то, что нужно. И вот, спустя почти две луны, кто-то к нему подошёл и заговорил.
— Аарон! Не молчи же! Тебе плохо?
Альфа медленно поднял голову и увидел встревоженного Оливера. Пенсионного возраста омега в сером рабочем комбинезоне стоял рядом с ним и тихонько тряс парня за плечо. Аарон невольно улыбнулся — впервые кто-то из омег персонала обратился к нему напрямую. Оливера молодой альфа знал давно, но заговорить так и не решался. Уже седой, в морщинах и с небольшим обвислым брюшком, Оливер всегда молча работал, не реагируя на домогательства и насмешки кадетов.
— Оливер...
— Я могу чем-то тебе помочь, сынок? Ты сам не свой в последнее время.
— Папа... он больше не придёт...
Оливер нахмурился, огляделся по сторонам и решительно потянул альфу за руку.
— Так, вставай давай и пошли ко мне. Я тебя чаем напою и поговорим. Вижу, что тебе это сейчас нужно... Давай-давай, идём.
Жил Оливер один в крохотной комнатушке флигеля для прислуги. Бедненько, тесно, но чисто и уютно. Усадив курсанта за стол, омега засуетился у плиты, ставя чайник и без умолку болтая о чём-то своём стариковском. Аарон огляделся и снова улыбнулся — ему здесь понравилось. От жилья уборщика веяло особым теплом, в котором хотелось нежиться. Заледеневшее сердце юного альфы начало потихоньку оттаивать. Наверно, папе бы здесь понравилось... и Полли с его маленьким тёзкой тоже.
Заметив, что Аарон улыбается, Оливер ласково погладил его по голове.
— Вот, совсем другое дело, мальчик. Что бы там у тебя не случилось, нельзя всё время сидеть и топить себя в хандре. Хотим мы этого или нет, но жизнь продолжается.
Вот на столе уже исходит ароматом горячий, только что заваренный чай, а Оливер подпихивает к гостю плетёную корзиночку со сдобными плюшками.
