Зверь лютый Книга 39 Валькирия

Мои современники, изображая средневековых героев, рисуют им кубики пресса. Эта эстетическая традиция, восходящая к 8-6 в до н.э. Древней Греции, выраженная множеством скульптурных и прочих изображений, не реализуема в средневековой Северной Европе.

Ахиллес в Трое может пойти в бой в шлеме и гульфике, Эрик Святой — нет.

Цена кубиков — отсутствие жирного, сладкого, мучного. В средневековье еда — признак статуса. Если аристократ не есть "сладко", то он не аристократ, а подделка.

Для "кубиков" есть нужно часто, небольшими порциями. В мире, где "дикий зверь ест раз, человек — дважды, и лишь ангелы небесные вкушают трижды в день"? И ни в коем случае не голодать. Что здесь невозможно. Не только из-за климата, но и от регулярных церковных постов.

Пресс с кубиками — мужская история. Женщинам не только сложно, но и опасно стремиться к такой картине. Нарушение жирового баланса, сбой в обменных процессах, угроза репродуктивной системе...

Впрочем, Гудлейк эти и многие другие проблемы уже получила. Под чутким воспитанием любящей бабушки.

Никакого "рельефа". Всё залито толстым-толстым слоем... нет, коллеги, не шоколада — жира. Её готовили к строевому бою, а в нём масса — козырь. К плаваньям в холодных морях, где жировая прослойка — плюс.

"Где толстый ссохнет — худой сдохнет" — народная мудрость.

Старая ведьма точно угадала: "Кадушка жира".

* * *

"На экзамене по литературе:

— Что вы можете сказать о героине?

— Героин — мощная вещь. А почему вы спрашиваете?".

Здесь "мощной вещью" была сама героиня.

* * *

Срезали ремень шлема, и я понял почему такой высокий: под сводом накручена толстая рыжая коса. Она раскрутилась и упала на землю, как странная змея.

Где-то я подобное видел...

В Пердуновке. Когда мы тамошнюю ведьму-цаплю утопили в бочажке. Только там коса была чёрная, как гадюка.

Рыжая валькирия... Рыжих женщин часто считают ведьмами — цвет редок. Их боятся, придумывают про них всякие гадости, жгут на кострах... Но мне-то... как тому кирпичу: главное, чтобы человек был хороший. А она — плохой человек. Вспарывать женщинам животы — можно. Но исключительно по медицинским показаниям.

Нет, коллеги, я знаю, про что вы подумали, но я про аппендицит.

У Гудлейк было прострелено бедро. Из-за перевёрнуто положения кровь текла всё слабее, зато приливала к голове. Кроме неё, из викингов в живых оставался только "дед". Чего делать дальше — непонятно.

— Слышь, дед. Поори на стену, чтобы выпустили местных, покойниц забрать.

Ворота приоткрыли и оттуда, опасливо пригибаясь, потянулась тонкая струйка туземцев. Начался обычный женский вой над убитыми полячками. Парочка уже не дышала, остальные... пулемёт не различает нонкомбатантов.

Кадлубек подвёл ко мне местного ксендза:

— Синьоре, отец Кристиан просит отдать церковное имущество, которое безбожные норманны украли в здешнем храме.

Нормально потребовать выкуп. За людей, за мир. За церковные ценности. Бандиты что-то украли — имущество стало их. Я бандитов перебил — имущество моё. Хочу — продам, хочу — увезу.

* * *

"Меня деньги не волнуют! Они меня успокаивают".

Именно так. А вот когда "успокоительное" приходится отдавать...

* * *

Город — Сигурда. Забрав майно или вернув за выкуп, я делаю Сигурда беднее. Так он оценит. Мне это надо?

Кстати...

— А не знаешь ли ты, Кристиан, где нынче находится князь Сигурд?

— Знаю, княже. Пять дней назад он ушёл к Накло над Нотецью. Это миль двадцать.

Ксендз собрался с духом, явно сомневаясь в пользе сообщения мне дополнительной информации. Оглянулся на "брата во Христе" Кадлубека и решился:

— Ещё на рассвете, когда разбойники вошли в город, я послал племянника через стену. Он должен был взять коня у одного доброго прихожанина в подгродье и скакать к князю.

Сигурд — молодец, времени не теряет. Его тут считают спасителем от злобных пруссов. Успешно формирует "группу поддержки" из аборигенов.

— Ладно, забирай награбленное. Под запись. Припасы не трогать.

Похоже, что дальше мне идти на этой лайбе. Ничего более приличного водоплавающего вокруг не наблюдается.

* * *

"Само плывёт в руки только то, что не тонет".

Нет, коллеги, ваши ассоциации... неуместны. Назовём это вежливо: "обладает положительной плавучестью".

* * *

— Пошли копачей на кладбище мусор закопать. Пришли десяток плотников. Плот строить.

Это не попа дело. Должен быть "гродский пан". Но местный начальник спрятался в крепости и ко мне не выходит.

— Охрим, всех дорезали?

— Ага. Двое осталось. Эта (он кивнул на багровую уже от прилива крови к голове Гудлейк). И — говорун ("преддембельный дед" нервно вздохнул).

— Хорошо. Всем покойникам отрубить головы.

Попы содрогнулись.

"Зверь Лютый" являет свои зверство и лютость. Зачем мёртвым головы рубить?! Какой-то диавольский ритуал?

— К каждой — заострённый кол в аршин. Вон те два амбара разобрать, из брёвен сделать плот. Ты помнишь, как мы у Всеволжска муромских "конюхов солнечного коня" принимали-привечали, в путь отправляли?

— Ага. А... На кол сажать будем?

— Обязательно. Её (я кивнул в сторону Гудлейк).

— Э... Херр ярл. Это страшная и позорная смерть. Гудлейк... она... не заслужила такого ("дед" прорезался).

— Аз — воздам. Упырям осиновый кол вбивают в грудь или в живот. Валькирии... пойдёт в задницу. Или ты считаешь, что лучше в передницу?

Как-то прежний гонор у "деда" исчез. И вовсе он не дед, а просто серо-блондино-бородый мужик. С таким же цветом лица, постепенно уходящим в зелёный. Вы зеленомордых викингов видели? Во, и глаза закатились. Первый раз вижу викинга в обмороке.

Как известно, викинги абсолютно не брезгливы и способны на любую гадость. Поэтому его обморок не результат моего вопроса, а следствие потери крови. Кажется.

Молодёжь из моей обслуги оттаскивала покойников, укладывая шеями на бревно и рубила головы.

Уже традиционный ритуал "стрелецкой казни". Обычно используют живых пленников, тут поторопились. Подошедшие пулемётчики подобрали фирменный "ран рогач" Гудлейк и принялись доказывать свою боеспособность.

Они перестреляли почти сотню шляхтичей в Сероцке, тут — десятка три викингов. Но полноценными воинами, в рамках уже сложившихся во Всеволжске обычаев, ещё не стали. Нужно самому, своей рукой, убить врага, пролить кровь.

Крови из покойников... хоть залейся.

В домиках за рекой разместили моих гражданских. Оттуда прибежали княжна Марийка и князь-волк.

— Э-э-э... Машенька. Детям тут делать нечего.

— Я не дитя, а княжна. Выросту — стану правительницей. Буду казнить. Надо выучиться.

Уелбантуриться.

Серьёзно так говорит, убеждённо. Будто первоклашка-отличница выученный урок отвечает.

Довольно точно воспроизводит норму Боголюбского: "Дело государя — суды да казни". Где она такое подцепила? — Здесь, в Польше. В этом мире не один Боголюбский такой умный. А дети слышат много больше, чем думают взрослые.

Что ж из неё вырастет? — Правительница. С опытом проведения обязательных для средневековых владык мероприятий — показательных казней.

* * *

Кто-нибудь из коллег-попандопул исследовал особенности психики ребёнка, убийцы по происхождению?

Да, дети сами не убивают. Сил не хватает. Но постоянно возникают ситуации с малолетним правителем. А подмахнуть смертный приговор — силушки не надо.

— Почему ты написал "казнить"?

— В "помиловать" букв больше, писать дольше.

Потом надлежит присутствовать. Выражать своё согласие, подтверждать законность. Платочком махнуть, типа: отрубите ему голову, или, там, начинайте. Четвертование с потрошением...

Каждый аристократёныш — потомственный убийца. Средневековый аристократ идёт в бой убивать. Кого-то, кого в этот раз назвали противником. А ещё у него есть слуги, крепостные, "подлые люди". Которых нужно регулярно наказывать.

— Слуга чашку дорогую разбил. Папенька велел его обезглавить. И голова... р-раз — и смешно так... отскочила.

Что происходит с детской психикой? Травма? — Нет. Воспитание.

"вранье вече жрало" — образ детской мечты. Вырасту — стану таким же.

Интересно: где в этой фразе надо "ставить запятую"? "Вече" — то, что ело, или то, кого ели?

* * *

Чудовищная башка Курта опустилась к залитой крови земле. Пока не лижет. Но как принюхивается! И — хвост.

Я уже говорил, что хвостатые звери не лгут — за них хвост правду говорит.

Хвост хлещет по бокам. Вкус крови, боя, победы, добычи. Здесь он единственный "истинный". Истинный "волчьешкурый", ульвхедин. Остальные — подражатели и имитаторы.

Счастье, радость, удовольствие убийства... для прирождённого убийцы много поколений...

* * *

"Мы любим кровь.

И вкус её и цвет.

И сладкий, острый крови запах...".

А ещё этот запах очень любят мухи. "Такие же, как мы"?

* * *

Тяжёлый запах десятков литров только что пролитой, ещё проливаемой, текущий из обезглавленных тел крови медленными волнами колышется в жарком летнем полдне. Как пьянящий наркотик. Волнующий, зовущий. Сводящий с ума. Вот сейчас у Курта "снесёт крышу" и...

— Курт! Сторожить! Марийка, отведи волка к своей няньке и там останься. Скажи старшему, чтобы выставил сторожей.

Главное — уверенность командира в безусловном исполнении команды.

А вот если они не исполнят... то придётся настоять.

Девочка подозрительно меня рассматривает: опять на самом интересном спать отсылают.

Потом подходит к Курту, хватает его за холку и тянет на мост.

Факеншит! Оторвать хищника от вкуса крови... Я знаю только одного человека, который осмеливается так делать. Я. Да и то только потому, что я волчонка ещё слепым выкармливал и после... много чего было.

Сейчас он башкой ка-ак...

"У детей и пьяных свой бог" — проверив взглядом моё подтверждение команды, смешно морщась и чихая, освобождаясь от морока пролитой крови, от манящего запаха свежей смерти, смущённое силой собственных чувств серое лесное чудовище с уцепившейся за шерсть маленькой девочкой удаляются к каравану.

* * *

"Господь сказал: любите людей. Но его услышали только собаки".

* * *

Уф. Фу. На ровном месте. Можно выдохнуть.

Моя ошибка. Я только что неверно оценил "безбашенность" семилетнего ребёнка. И самоконтроль моего волка.

Она должна была испугаться! Я бы начал уговаривать. В таком... покровительственном тоне. Типа: ты трусиха, ребёнок, слушайся старших. Вызвал бы с этого... "лужка окровавленного" Курта. Успокоил бы его. Добавил бы к ним Сухана — он часто за Куртом ухаживает... Между делом, не напрягая, показал бы им всем, что они без меня — никак.

— Слушайся дядю Ваню, он могучий и к тебе добрый.

Они сумели сами... Это хорошо или плохо? — Хорошо. В долгосрочной перспективе когда меня не будет. А пока... обидно. А я? А как же без меня?

Ревнив ты, Ваня, ревнив неумеренно, во всякую бочку норовишь затычкой влезть.

Приведённые ксендзом туземцы набили телеги у пристани безголовыми голыми трупами и отправили вокруг города на кладбище. Там команда радостных, весёлых от истребления находников быгдощан копала большую могилу.

Ксендз подошёл со списком имущества:

— Пан кнес. Вот то, что мы нашли в корабле. Но здесь только половина украденного.

— Я не брал.

Он ошарашенно посмотрел на меня. Потом понял, что это, вроде бы, шутка. Неуверенно улыбнулся.

— Не дай боже! У меня даже в мыслях! Чтобы подумать на ясновельможного пана кнеса! Но... а нельзя ли... ну... поспособствовать...

И он мотнул головой в сторону крепости.

— Нет. Это дело князя Сигурда. Вот он вернётся и разберётся. А пока — плот.

Плотники вязали плот, благо брёвна уже готовы. Между брёвен вбили колышки, на них насадили отрубленные головы. В середине — дырку под двухстолбовую конструкцию полуростового кола с полуприседом. Т.е. с поперечной перекладиной под ляжки, так, чтобы в позиции "сидя", жертва опиралась пальчиками ног.

Гудлейк отвязали, она упала на землю, долгое висение вниз головой и удар притормозили её реакцию. Положили спиной на длинный столб, связали руки, раздвинули ноги. Приставили заострённый кол к заднему отверстию и дёрнули лошадьми.

Как она заорала!

Сочувствую. Тёмное средневековье! Колоноскопия в 12 в. совершенно неразвита! Березовый кол в качестве эндоскопа — абсолютно не подходит!

* * *

Коллеги, вы как, проходить не доводилось? Обязательно попробуйте. Удаление полипов в толстой кишке — полезно для вашего здоровья. И обогащает эмоционально. Будете лучше понимать казнимых средневековых туземцев. И беременных женщин на поздних сроках во все эпохи.

* * *

Глава 788

Стены города были полностью заполнены местными жителями, на башне над воротами торчал весь гарнизон. Многие крестились и жадно вглядывались в происходящее, стремясь запомнить каждую деталь.

Конструкцию увязали, колени примотали к перекладине. Ещё и косу затянули вокруг рта и на столбе, так, чтобы лицо смотрело прямо. Подхватили подложенные слеги, перетащили на плот и — раз-два-взяли, сама пойдёт, подёрнем... — подняли и опустили нижние концы столба и кола в заранее вырубленное отверстие.

Всё колышущееся — упало, вернулось на своё обычное место. Под собственной тяжестью Гудлейк просела на вершок, ещё глубже надеваясь на кол.

Бедная Кадушка Жира: восхищение викингами, стремление повторить их подвиги, привели к очень болезненному состоянию. Орала она как резанная. Потом выдохлась. Из глаз текли слёзы, с отпавшей нижней челюсти свешивались слюни, из других отверстий... вытекали разные другие жидкости.

Викинг ты или нет, валькирия или не очень, а две трети веса тела — вода. При нарушении целостности кожаного мешка, который представляет из себя каждый человек, вода, в разных видах, проистекает. И не всегда это "блистающие раны" с "красным плачем". Не только с красным.

— Ты казнишь людей на моей земле.

— Здравствуй, Сигурд.

Сигурд появился внезапно. Ну, почти. Четверть часа назад наблюдатель из моего каравана завопил:

— Конные! Много! С запада!

Конный отряд, идущий рысью в сухую погоду, виден версты за две-три: хвост пыли подымается.

Другого конного отряда в здешних краях быть не должно, но пулемётчиков я, таки, прогнал. Ребята снова полезли на свою засидку накачивать баллоны и набивать магазины. И Охрим с телохранителями вернулся на прежнюю точку. Только сектора обстрела поменял.

У Сигурда сотня вооружённых воинов. Конных, в доспехах. Драться с ними... надеюсь, обойдётся.

Всё зависит от его понимания ситуации. Отряд он остановил, не доходя до посада, ко мне подъехал с десятком всадником.

Аккуратен. Достаточная защита без явной угрозы.

"Надень на х... шапку, а то голову простудишь" — русское народное профилактическое.

Шлем не надет — простудить голову не боится. И клинки в ножнах.

Судя по тому, как он морщится и плямкает губами — очень недоволен. Ну извини, ярл, это дерьмо — твоя забота.