Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В этот раз Дэшил не стал меня провожать. Он все еще сидел в своем кресле, подобрав ноги, и по щеке ползла прядь волос, вылезшая из конструкции — свет падал так, что я видел только эту прядь. Она отливала красным, как вино. И запах миндаля не просто витал — он давил.
— Я рад был вам помочь, — сказал он, снова тихо, но я отчетливо слышал каждое слово. — Если вы узнали то, что хотели. Если нет, вы всегда можете вернуться.
— Всего хорошего, — сказал я.
Ни за что.
Уверен, это очень обрадует Бруно, я ему как кость поперек горла.
Я уезжал оттуда, как из ловушки, — из дома, где так уютно и хорошо, что хочется остаться навсегда. Может, это меня и пугало — то, что я захочу остаться навсегда? Ведь, по сути, это мой дом, мои деньги, во всяком случае, до совершеннолетия Дэшила. Запах кофе, ванили и миндаля пропитали всю машину, заставляя голову кружиться, сгибая волю в скрипичный ключ. Деньги, они бы очень пригодились нам с Лекси.
Я прогнал эти мысли. Ведь дело не в деньгах, детектив Стоун, Совсем не в деньгах. И не в Лекси. Даже если я буду отбиваться руками и ногами, мама всучит нам деньги на самый лучший колледж...
Давно я не был так рад своей квартире.
И своей подруге. Шор ждала меня, она приехала раньше, вытащила всю почту и заказала пиццу, чтобы загладить вину. Да, там был копия документа. И подпись была моя, хоть и корявая.
— Что это? — попыталась она залезть через плечо, но я скомкал бумажку и швырнул в урну.
— Так, ерунда. Какие-то формальности насчет моих акций "Магнус"... Не стоило беспокоиться, Шор, у тебя же свидание.
— У меня есть несколько минут. Как я выгляжу, comme il faut?
Только сейчас я обратил внимание на ее платье, на которое не обратил бы внимание только слепой. Вот это я углубился, если не разглядел почти невесомое изделие из чего-то черного и прозрачного, держащееся на последних бастионах.
— Не слишком откровенно?
— Тебе двадцать восемь лет, Шор. А когда еще быть откровенной?
Она чмокнула меня в щеку.
— Ну, что сегодня было? Как твой маленький гейша?
— Иди ты на фиг.
— Ладно, ладно. Видел эту Глэм Оливейра?
— М-да, — ответил я, преимущественно чтобы отвлечься, и в двух словах передал наш разговор. — Черная богиня. Чертовски хороша.
— Черная рабыня, — сморщила она носик. — Она хоть не называет его "масса"? Шор рассказывал, что она специализировалась как раз на доминантах, и кожаная плеть была самой невинной вещью, которую можно было найти в ее багажнике.
— О, как неполиткорректно, — покачал я головой, — или ты ревнуешь? Хочешь знать? Ты лучше.
— Не сравнивай меня с уличной потаскухой, — Шор глянула на часы и снова чмокнула меня в щеку. — Увидимся в участке. Знаешь, интересное было дело, но если это тебя расстраивает, брось.
Я любил Шор, но вздохнул с облегчением, когда она ушла. Сейчас, именно в этот момент, я не хотел бы видеть даже дочь и был преступно рад, что забирать ее из школы нужно только через час. Мне нужно было очень мало — принять душ, смыть с себя этот запах и тупо помедитировать в потолок хоть полчаса. И забыть. Все забыть.
ГЛАВА 4
Синие розы принца манят,
Нежный по саду плывет аромат.
Мол, будь смелее, не бойся меня...
В замок волшебный он гонит коня.
Куда коня ты так несешь?
Ты в этом замке пропадешь!
Оно пленит тебя потом,
Навек оставит в замке том!
Мы живем в мире магии, я уже говорил. И вокруг нас достаточно необъяснимого, чтобы не шарахаться от каждого нового ее проявления. Однажды мы с Лекси гостили у моей мамы, когда она еще жила в Нью-Йорке, и миссис Стоун потащила нас на один благотворительный прием. Лекси тогда было года четыре, и она быстро нашла себе компанию в лице девочки примерно ее возраста по имени Манола Кидман-Риз. Она вроде была дочерью главы модного дома Риоко, но мне так и не довелось познакомиться с ее ускользающей матушкой. Манола была первой белокурой азиаткой, что я видел, однако натуральный блонд вовсе не был ее самой странной характеристикой. Я краем глаза наблюдал за ними весь вечер и диву давался, как моя Лекси, которая и секунды не усидит на месте, провела весь вечер на диване. Они держались за руки и молчали, не сводя друг с дружки глаз и изредка заливаясь смехом. Вечером, когда мы уже ехали в такси домой, Лекси тараторила без умолку:
— ...у них такой дом, представляешь! Огромный! Я по всем этажам прошла! И деревья в саду, у Манолы есть дом на дереве!
— То есть она тебе это все рассказала?
— Глупый! — рассмеялась Лекси. — Показала! — и она ткнула меня пальчиком в висок. — Как кино! А еще у нее двое отцов.
— В смысле — ее мама снова вышла замуж? — опять уточнил я, чем вызвал новый взрыв смеха.
— Да нет же! Их просто два!
Я хотел было разобраться, как она получила столько информации, не открывая рта весь вечер, но передумал. Вряд ли четырехлетний ребенок объяснил бы мне это. Скоро я позабыл о Маноле Кидман-Риз, но то была всего лишь девочка, которую я видел первый и последний раз в жизни. Боюсь, забыть так же быстро о Дэшиле Уинтерсе — дело безнадежное.
Прошла пара спокойных недель, и на удивление, даже Шор не касалась этой темы. Документ я разгладил и положил в шкаф, не имея ни малейшего желания им заниматься и справедливо полагая, что этим займется тот, кому понадобится. Лекси больше не звала меня засыпать с ней, а мне перестали сниться синие сумерки, и я делал вид, что не скучаю по красивым снам. Единственное, что еще беспокоило меня — Магнуссен, я все меньше верил в самоубийство и все больше в безнаказанность. Но без улик дела не поднимешь, а я еще не собрался с духом и ничего не решил.
Как водится, мысленно я нарисовал схему, но в центр почему-то поместил не Магнуссена, а Дэшила Уинтерса. Может, потому, что от него шли стрелочки почти ко всем действующим лицам — к Берлинг, Магнуссену, Бруно, Глэм, Джею. От Магнуссена шли стрелки к Берлинг, Джею и Кейну. От Берлинг — только к Кейну. Он был единственным, кто оказался не связан с Дэшилом напрямую, хотя, как и Джей, занимал место в схеме скорее для галочки. Закончив, я еще раз оценил схему и понял, что мне в ней не нравится — именно то, что Дэшил Уинтерс оказался в центре. И двое из тех, к кому вели его стрелочки, мертвы.
А потом был гром среди ясного неба, таких децибел, что чудом крышу не снесло.
Собственно, никакого ясного неба, лил дождь, и довольно сильный. Была суббота, ближе к вечеру, Александрия гостила у моей матери и должна была вернуться только утром. Но я не привык проводить выходные в одиночестве, и поэтому пришлось настроиться на пиво и телевизор. Звонок Шор меня даже обрадовал.
— Привет, дорогая. Ты свободна?
— Ох, Стоун. Тут такое случилось.
Когда Шор так говорит, значит случилось. Первая мысль была о Лекси, но в таком случае она примчалась бы ко мне сама. Вторая — о Натали. И я спросил:
— Что?
— Знаешь, кто лежит сейчас в центральном морге?
— Кто? — произнес я почти без голоса.
— Твоя черная богиня Глэм Оливейра. Я видела качка, который ее опознавал, Хадсон — это же тот Бруно? Ужас, Стоун, на ней живого места нет, будто собаки рвали. Ну, я поинтересовалась у Сантоса из убойного, а он сказал — битые бутылки. И, кажется, охотничий нож, для снятия шку...
— Стоп, — сказал я, отключив мозги еще там где "живого места нет". — Мне жаль, но я с ней едва знаком, и не хотел бы...
Возле дома остановилась машина, я это услышал. Даже сквозь шпарящий ливень.
Я выглянул в окно, и мой палец автоматически прервал связь. Удивительно, как телефон вообще не выпал у меня из рук. Удар номер два.
У подъезда стояла машина, которую я видел только в одном месте — во дворе особняка на Бель-Эйр. Черный лимузин. То, что это была та самая машина, лучше некуда подчеркивал Дэшил Уинтерс, вылезший из нее прямо под ливень. Он стоял под потоками воды и при свете дня выглядел как призрак — белая рубашка намокла до прозрачности и прилипла к телу, на глазах очки-консервы, а кое-как убранные волосы постепенно размывал дождь. Он ничего не предпринимал, просто стоял перед домом и смотрел на мои окна. Кажется, на мои.
Я выругался так ядрено, как только был способен, и выскочил за дверь, слетев с пятого этажа с рекордной скоростью.
Увидев меня, Дэшил будто пошатнулся и сделал маленький шаг. Зонтик искать было некогда, я снова выругался и ступил под разверзшиеся небесные хляби.
Но когда я оказался перед ним, то забыл все, что хотел сказать. О Глэм и еще о чем-то там. В этих очках он выглядел как инопланетное существо и, видно, при дневном свете, даже в непогоду, чувствовал себя совсем не комфортно.
Хотя вряд ли сейчас это его занимало.
Он сделал еще шаг, и я подумал, что он на меня упадет. Но он удержался, только чуть поднял руку, будто хотел упереться.
— Бруно!!! — заорал я в направлении машины, осознавая, впрочем, что зря. Будь там Бруно, он бы его в жизни так не выпустил.
Его волосы теперь лились на землю вместе с дождем, облипая его третьей — после одежды — кожей. Я смотрел на черные футляры, скрывающие его глаза, и вдруг... подумал о том, что, возможно, это последний мой шанс. И я сделал это, не думая, просто сдернул их. Это был доля доли секунды, прежде чем он ахнул, зажмурился от боли, но я увидел. Увидел этот цвет при свете дня, сумеречная синь, сон-трава. И каким-то образом это успокоило меня, на грани с чувством вины, и от этого еще более, парадоксально правильно.
Я даже не успел сказать, как мне жаль.
В следующую минуту он чуть не свалился к моим ногам. Удержать его труда не составило, труднее было отцепить от себя — хотя ладно, я все равно промок до нитки. Чем больше я прилагал силы, тем крепче он держался, что-то повторяя едва слышно, и это что-то было мое имя — "Льюис... Льюис..." — будто заклинание, способное вернуть Глэм Оливейра к жизни. Ох, если бы это было так просто или вообще возможно...
Оставив попытки освободиться, я втащил его в дом, а потом в квартиру, чудом никого по пути не встретив. Вода стекала с нас потоками прямо на пол, но это была последняя проблема. С лужами разберемся после. После двух секунд размышления я заволок нас обоих в душ и настроил воду — с висящим на мне Дэшилом это было не так уж легко. Но когда потекла теплая вода, все произошло само собой — его пальцы разжались, и он словно стек с меня вместе с водой, плавно, оставшись на полу на коленях, с низко опущенной головой. После ледяного душа ни с чем не сравнимый кайф. За все это время он не издал ни звука, даже не всхлипнул, и это меня немного нервировало. Пусть бы рыдал, это было бы естественнее. А он просто сидел на полу в душевой, в темноте, и волосы плавали вокруг, как у утопленника.
— Дэшил, ты в порядке? — спросил я на всякий случай.
Он кивнул.
— Комната напротив. Я все тебе оставлю, ладно?
Он снова кивнул и сделал первое осмысленное движение — подобрал волосы, чтобы их не затянуло в водосток. Я вышел и задернул шторку, избегая смотреть на его неподвижный силуэт под струями воды, просто принес полотенца, халат и все, что смог найти. Потом переоделся и нашел телефон. Один пропущенный вызов — Шор. Я не стал перезванивать, не до нее, а набрал совсем другой номер.
— Он что, у вас?.. — спросил Бруно без лишних слов.
— Да. Я...
И тут он повесил трубку. Я тупо посмотрел на телефон, подумывая о прервавшейся связи, но при этом прекрасно понимая — он просто бросил трубку. И все.
Внезапно шум воды прекратился. Я еще раз набрал Бруно — безрезультатно. Вздохнув, я отправился ликвидировать потоп теми силами, что есть — а именно самостоятельно, и на это ушло немало времени. А может, я его просто затягивал.
Потом я вышел на кухню и снова набрал Бруно. На этот раз он ответил мгновенно.
— Бруно, вы собираетесь забирать его?
— Нет, — выдохнул он после длинной паузы.
Я вначале подумал, что мне вода в уши попала.
— То есть как это — нет?
— Детектив Стоун... — видно, от каждого слова ему доставалось как от удара кнутом. — Дэшил не то, что машину водить — с пультом от телевизора разобраться не в состоянии. За все время, что мы знакомы, он садился за руль лишь раз, а покидал дом — трижды, и ни разу днем, не считая визита в участок. Если ради этого он вышел на свет и нашел дорогу — значит, он хочет там быть. У вас. Позаботьтесь о нем, пожалуйста.
Твою мать. Этого мне недоставало.
— Бруно, — заговорил я проникновенно, — вы не понимаете...
— Только никакого кофе перед сном. Даже со сливками. И пусть не ложится с мокрой головой, а то утром вы это не расчешете.
Ну блин, если он сейчас заплачет, я этого не вынесу. Я хотел было напомнить, что Дэшилу двадцать, а не два, но подумал, что Бруно не хуже моего это знает.
— И еще, детектив. — Голос Бруно вдруг окреп. — Не позволяйте ему то, о чем потом пожалеете.
— За... кого вы меня принимаете? — спросил я растерянно.
— За человека, детектив, за живого человека. Я привык трезво оценивать ситуацию, может, поэтому я до сих пор жив. За вас я почти спокоен, но если он чего-то надумает, боюсь, вы просто не сможете захотеть сопротивляться.
Мне совсем не понравилось это "почти", и я даже был рад, что он снова отключился не попрощавшись. Он лишь сказал, что хотел, и не собирался меня слушать. Интересно, что больше расстроило Бруночку — смерть Глэм или то, что Дэшил выбрал в утешители меня, а не его?
Ну какая ж я иногда сволочь. Спишем все на нервное перенапряжение.
Я заглянул в комнату, в кромешную тьму, без желания входить — меня, как любого полицейского, слегка раздражает, когда меня видят, а я нет.
— Дэшил? Ты там?
— Да.
— Принести тебе фен?
— Пожалуйста.
Уф. Я отправился в поисках фена в комнату Натали. Нельзя сказать, что мы не заходим туда с тех пор, как она нас оставила, но не без особой надобности. Лекси я вообще там ни разу не видел. Я взял фен и еще прихватил шарф, чтобы набросить на лампу — она, пожалуй, ярковата будет, особенно после того что я сделал на улице. Шарф еще хранил ее запах, и под воздействием тепла он должен будет проявиться четче, как дежа вю — но все дело в том, что я совсем не скучал по ней, что бы ни думала Шор. Уже нет. После этих трех лет — уже нет.
Когда лампа зажглась, шарф сгладил ее яркость, и вышло совсем неплохо. Дэшил сидел в центре кровати, стянув полотенце с головы, в окутавшей его массе спутанных волос.
— Вы простили меня, детектив Стоун?.. — сказал он еле слышно, не поднимая головы. — Я не хотел вас беспокоить, но... Вы меня не выгоните?
— Не раньше, чем высохнешь, — сказал я и включил фен.
Александрия всегда сушила волосы сама, раньше ей помогала Натали, но мне она в этом отказывала. Как и во многом. Короче говоря, я начал понимать, почему Бруно так балдеет от этого процесса — это было лучше всякой медитации, тем более что гудение на время мешало говорить. Прядей было немыслимое количество, но они распрямлялись без расчески и почти мгновенно сохли, будто всасывая в себя воду и оттого оставаясь тяжелыми. Красных, незаметных в мокром состоянии, оказалось достаточно — где-то десятая часть. И это был их или его естественный запах — сейчас преимущественно миндаль, но уже с легким намеком на ваниль, что казалось мне хорошим знаком.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |