Колодец и Омут

— Да ничего серьезного. Просто устал.

— Тогда отдыхай.

Фиори обнял меня за плечи, чтобы я мог откинуть голову, и медленно раскачал гамак. Раздался мерный скрип, и голова у меня закружилась. От всего. Я закрыл глаза, когда он мягко провел губами по моему виску. Да, вот так. Съехать головой на плечо и еще пожить, хотя бы недолго. Смирение — это четыре.

— Грейс разбудим...

— Ничего. Он выдержит и троих.

Скорей всего, именно после этих слов я и принял решение все ей рассказать. Это обернулось маленьким филиалом ада на нашей кухне — но не по моей вине. Я лишь подлил масла в пекельное пламя.

Утром Фиори ушел рано — даже думать не хотелось, куда — и я наконец решился.

— Где ты вчера была?

— Убиралась в гараже, — ответила Грейс, — а что? Там столько хлама, что машина не влезает.

Начинать издалека не удавалось, и я плюнул на это все. В конце концов, пластырь лучше сдирать быстро. Хотя для нашего случая эта поговорка совсем не подходила.

Мы сели пить чай со свежеприготовленным печеньем. Фай точно демон — ума не приложу, как шоколадная крошка не расплавляется при выпечке... Грейс, как всегда в костюме степфордской жены, аккуратно помешивала слишком горячий чай, и я вспомнил, как говорила няня Клара: "Мэтью, мне кажется, или это Чарли Паркер залетел к нам на чашку чая?" Она намекала, что я слишком громко орудую ложкой. Утверждать, что все черные разбираются в джазе, было бы стереотипно, но Клара разбиралась.

Мои мысли то и дело виляли в сторону, пока я не взял их на поводок и не приступил к рассказу. Это было дико сложно, и, наверное, путано, не знаю. Грейс не задала ни одного вопроса, даже когда я предложил ей посмотреть на угасающий дом. Она просто слушала и делала в чашке водовороты. Только когда я закончил, отложила ложку и сказала:

— Я убью их. А потом тебя.

— Что?..

Пригубив чай, она поморщилась — все еще горячий.

— Я убью вас, как тех двоих. Кстати, ты должен мне помочь от них избавиться.

У меня, видно, глаза были, что те чайные блюдца. А Грейс невозмутимо продолжала:

— Это Роджер им сказал, мерзавец. Нужно было, чтобы Фай еще тогда свернул ему шею. И вот представь, Мэтт, звонят они в дверь и вваливаются без приглашения! Я, конечно, их пустила — неприлично же выталкивать.

— Кого? — спросил я еле слышно.

— Одри Берковиц и Джоанну Райс, конечно. Мы дружили, но это было так давно. Они были бы моими подружками невесты, если бы свадьба состоялась. Вот видишь, я же говорю, это было давно! И потом, представь, Одри назвала наш дом помойкой — конечно, она употребила другое слово, но я же не идиотка. А Джоанна — та стала спрашивать, кто мой новый парень. А у меня же даже фотографии его нет, только та, где мы с тобой в том парке. Ее еще Фай делал. Я хотела найти какие-то вещи, но не могла вспомнить, где они... или описать его им, но разве это можно передать словами? А эти курицы так на меня смотрели, будто я лгунья или сошла с ума. Одри прямо в глаза сказала, что мне нужно отдохнуть, что у меня усталый вид, и я выгляжу на все двадцать семь. А мне и есть двадцать семь, разве не так? И им тоже, зачем они так сказали? И руки у меня совсем не потрескались, ведь правда? А потом Джоанна сказала, что я живу с тобой и ты не так плох, чтобы тебя стесняться и придумывать всякое. И тогда я ее ударила.

Безо всякого предупреждения она вдруг плеснула кипятком мне в лицо. Я увернулся каким-то чудом.

— Там в стене был какой-то крючок, — продолжала она рассказывать как ни в чем не бывало. К тому времени, когда она взялась за нож, я уже более-менее собрался. — Или гвоздь. Видно, что-то висело, а потом там повисла Джоанна Райс, прямо затылком, как гусеница на булавке — помнишь, такие были в кабинете биологии? Я и не думала, что такая сильная. А Одри — ты бы ее видел!

Самое ужасное — Грейс была спокойна. Не безумна. Она даже дралась без ража, лицо холодное и сосредоточенное, будто пылесосит.

— Даже не могла завизжать, только выпучила глаза, как индейка. Я сунула ее голову в дверь и захлопнула... не знаю, сколько раз. Сколько было нужно. Ну и грязи они развели! Пришлось все отмыть, пока вы, мальчики, не вернулись.

— Грейс, перестань! Что ты делаешь? — выдавил я наконец.

— Ты бы мог помочь мне убрать их из гаража, — пожала она плечами, и вжих — лезвие рассекло воздух в полудюйме от моей щеки. Мне удалось выбить этот нож из ее рук, но на кухне их было много, и я серьезно испугался за свою жизнь. — Однако, если так, справлюсь сама. Со всеми вами. Не бойся, пока я тебя не убью — ты же должен рассказать, где твои новые друзья. Разберусь с тобой после того, как узнаю. Фиори знать не обязательно — он тебя любит и может принять неверное решение.

— Грейс, — попытался я снова. — Подумай, что ты говоришь.

— Вы не засунете его в какую-то дыру, пусть весь этот паршивый город пропадет пропадом. Я удивляюсь тебе, Мэтт. Как ты даже в мыслях допустил такое?

— Если бы ты видела... если бы слышала их...

— А тебе не приходило в голову, что они наврали? — Грейс сдунула воздушную белокурую прядь со лба. — Может, ни черта они не могут. Может, и Омута никакого нет, и тебя развели как ребенка?

— Приходило. Но ты стала бы рисковать?

— Слабак. Они буквально носом ткнули тебя в мишень, а ты ничего не сделал.

В детстве я, конечно, хотел подражать отцу и до поры до времени усиленно учился боксу. Но папа в редкие моменты свободного времени хвалил меня за успехи, а Баффало-Чемпион словами не разбрасывался даже для собственного сына. В общем, я рад, что не занялся балетом — это бы сейчас меньше помогло. У стола Грейс на миг задумалась, какой из ножей выбрать, чтобы выпустить мне кишки, и этого мига хватило. От прицельного удара она грохнулась на пол, а я осторожно отодвинул ножи подальше, чувствуя себя героем какого-то безумного артхаусного фильма.

Я удивляюсь тебе, Мэтт... До меня дошло, что ее вариант я даже не рассматривал. Все-таки Грейс предана ему больше. У меня в магазине под прилавком был пистолет, три пули — и дело сделано. Не исключено, что на место тех троих придут другие, но у них не будет мальчика-ласки, а значит, не будет ничего.

Видно, я неплохой человек. Или действительно слабак.

Грейс наполовину очнулась, когда я поднес к ее рту стакан воды, и она выпила его без раздумий. Надеюсь, что растолок туда не многовато таблеток.

Потом я прибрался на кухне и стал ждать.

Фиори вернулся через два часа в чудесном настроении — впрочем, он редко бывал в другом. Мое лицо улыбалось, а нутро кровоточило, хоть и в переносном смысле. Боец из Грейс все же был так себе. Я не хотел, чтобы он что-то заметил, и потому обнял его, так крепко, как мог.

— Почему ты дома? — спросил он мне в шею, и мое самообладание зависло над краем ступеньки перед бесконечным, стремительным падением. — Что-то случилось?

О да, еще вчера, хотел сказать я, но... Странно, что Фиори этого не знал. Как-то на чердаке я всего лишь слегка порезал палец — и он уже поднялся ко мне с пластырем. А Грейс разлила здесь пару пинт, пусть даже отмыла все до блеска — но он чуял кровь, как все хищники. Хищник. Впервые я подумал о нем так.

— У меня что-то для тебя есть, — сказал я хрипло. Фиори отстранился, и я надел ключ ему на шею.

Так легко.

* * *

Бессонными ночами, что ждали меня впереди, я не мог не признать, что все-таки дело было в Грейс. Можно наплевать на геноцид, избавиться от магов или как там они себя называют, в конце концов, поговорить с Фиори — и он бы все уладил. По-своему. Но то расчетливое разумное безумие, овладевшее Грейс, все и решило. Я не чувствовал себя ни иудой, ни героем — в нашей-то сказке было очевидно, к кому я расположен больше, к дракону или принцессе. Может, будь у меня больше времени на раздумье... Ну, вот времени у нас обоих теперь будет завались.

Фай взглянул на ключ, очень медленно, как иногда человек смотрит на пулевую рану, еще не понимая, что убит. Он был из темного серебра с янтарным треугольником, совсем простой формы. Потом поднял глаза. Я не знал, чего больше бояться — его гнева или его слез. Первое не могло мне навредить — а второе очень даже да.

— О... так вот он куда подевался, — сказал он наконец и прошелся по нему пальцем. — Это было мое. Тебе не говорили?

Покачать головой — вот и все, что я смог.

— Она разбилась... а янтарь так любит кровь. Мэтт, мне нужна минутка — и сигарета. Пожалуйста.

Мы сидели на кухне и курили, а когда я хотел бросить окурок в чашку, Фиори подсунул мне пепельницу. Какая теперь разница? Кому какое дело до чашки?.. У него слегка подрагивали пальцы, и это потихоньку меня добивало. Я продумал далеко не все — что, если он попросит, обнимет, будет умолять на коленях... у меня не станет сил отказать. Но он не умолял. Не знаю, почему. Вряд ли кто-то пожертвует жизнью просто для того, чтобы облегчить ее мне.

Не монстр же.

Но если у него и был какой-то план, то я его не понимал.

Фиори выпустил последнюю струйку дыма и встал. Я тоже, повторяя каждое его движение, осознанно или нет. Он все молчал, и я задал вопрос — самый дурацкий и бессмысленный, какой можно представить.

— Ты злишься?

— Не на тебя, — ответил он и наконец улыбнулся. — Мир слишком изменился, а я не обратил внимания. Такое легкомыслие... думать, что всегда смогу делать что угодно безо всяких последствий. Где Грейс?

— Спит. Она бы не позволила.

— Не сомневаюсь... Как забавно — я всегда любил тебя больше именно поэтому. Ты знал? — Не дожидаясь ответа, Фиори продолжил: — Значит, Колодец. Его же до сих пор так называют? Не самое плохое место — есть и похуже.

Я деревянно кивнул — наконец-то. "Да" по всем пунктам. Да, я знал... да, не самое плохое, если верить на слово. Наверное, что-то вроде облегчения в его глазах заставило меня поверить в Омут окончательно. Могли они или не могли его туда отправить — я не хотел рисковать.

— Фай, — начал я. Но он лишь легко оттолкнул меня, будто в шутку.

— Помоги собраться.

В ванной я бездумно рисовал на запотевшем зеркале спирали, пока он принимал душ. Замереть во времени — так лучше чистым. Пока он закончил выбирать одежду, волосы почти высохли и серебрились на фоне черного — почти того же цвета, что и ключ. Красиво, подумал я. Нашел время любоваться... Хотя нет — смотри на здоровье, Мэтт Ларош, вчерашний счастливый человек — кто знает, когда снова увидишь. Наверху в спальне валялась в отключке Грейс, не зная, что скоро ее жизнь войдет в привычную колею и она снова станет Принцессой. Она была счастлива без нас — и будет, в этом нет сомнений. О себе я бы такого не сказал.

Хуже всего было, когда Фиори готовил ужин. Это отдавало последней трапезой, хотя мы и не собирались есть — по крайней мере, мне бы кусок точно не полез, а что до Грейс, то ей повезет проснуться только завтра утром. Но отказать я не мог, а потому сидел рядом и наблюдал за тем, что он делал; это давно должно было стать привычным и рутинным, но так и не стало. Зрелище было слишком завлекательным — как эти ловкие руки из банальных продуктов делают нечто близкое к совершенству. Вот только мы молчали — и это было необычно. Я не мог говорить. А он, видно, не хотел.

Фиори заговорил, когда стемнело и мы запихнули в багажник трупы. Я честно старался помогать, но на самом деле всю работу делал он, начиная с упаковки в целлофановую пленку. Потом он сказал:

— Мэтт, ты прекрасно держишься.

Вряд ли он хотел, чтобы я развалился на части прямо здесь у гаража, но мне стоило последних сил удержаться. И вряд ли он имел в виду окровавленные тела в багажнике. Да, если подумать, я совсем неплохо держался, только не знал, насколько еще меня хватит. Маргерит дала мне четкие инструкции, где разжечь костер, куда повернуть, и я проделал это на автомате. Парень-ласка дал мне янтарную бусину и пообещал прислать еще. Венсан мог дать только концентрированную ненависть и бессильную ярость — он так хотел упечь Фиори в Омут, что ненавидел меня и Ласку едва не сильнее предположительных всадников апокалипсиса. Я находил такую точку зрения деструктивной, но в свете собственных проблем не желал думать о Венсане ни на секунду больше необходимого.

Наверное, мы были первыми, кто въехал в Колодец на машине.

Тогда я потерял сознание и думал, что умер — лучший момент за последние пару часов. Фиори легко похлопал меня по щеке.

— Эта машина весит тонну, любовь моя, — прошептал он. — Надо торопиться.

Я хотел оглянуться, хотел рассмотреть место, где оставляю его навсегда. Но времени хватило только на объятие. С моей стороны оно было судорожным и сильным, с его — нет. Скорее нежным, будто он обнимал хрупкую Грейс, а не меня. Тогда я и понял, что такое "в унисон", а еще что ни хрена не прекрасно я держусь.

Впоследствии у меня еще были случаи рассмотреть Колодец, но на сегодня хватило и увиденного мельком. Если Омут еще хуже, то он слишком далеко за пределами моего понимания.

Очнулся я у костра, с головной болью и носовым кровотечением. Машина Грейс вместе с содержимым сгинула во тьме, но Фиори был предусмотрителен, и мы приехали на двух. Он думал, на чем я домой поеду. И что я дома буду есть. Он думал обо мне — в этом и было все дело, вот этого мне всю жизнь и не хватало. Да, я звезд с неба не хватал и ничем особенно не отличался. Няня Клара возилась со мной за деньги, родителям было не до меня, а все девушки, с кем мне довелось встречаться, велись в основном на фамилию или, в крайнем случае, на типаж. Но я не мог придумать ни одной причины, по которой Фиори оставался со мной — он во мне совершенно не нуждался, скорее наоборот. Он мог бы оставить себе одну Грейс, и это было бы логично. Он мог заставить нас любить его, но кто заставил его самого? Я нащупал в кармане записку, но доставать не стал.

Дома я еще раз тщательно осмотрел гараж, потом проверил Грейс и, даже не теша себя надеждой на сон, поставил чайник. Дзинь-дзинь — загремела ложка так, что не один Чарли Паркер, а вся его птичья банда слетелась на чай. Потом резким движением я смахнул чашку на пол и дал себе волю. Только так, без свидетелей, будто от сильной боли. Вдавливая кулаки в глаза, словно пытаясь загнать слезы обратно, но вода есть вода, она всегда найдет дорогу. В конце концов, выдохшись, я положил голову на сложенные руки и так заснул прямо за столом, рядом с печеньем на блюдце. Знакомый запах выпечки и шоколада странно умиротворял. Еще один стереотип — мужчины не плачут, а еще не танцуют и не говорят о любви. Не буду спешить вычеркивать пункт первый — никто не видел, и значит, ничего не было.

Нам нужно было жить дальше, и, успокоившись, я намеревался купить Грейс новую машину и стать тем, кто решает все проблемы, с кем не страшно и кто всегда рядом. Грейс спустилась к обеду с жутко бледным лицом и застывшими, как желе, глазами, мне казалось, она почти не моргала.

— Грейси, чаю? Может, есть хочешь? — заговорил я, но она не слушала. Просто села за стол, на то же самое место, где я рыдал несколькими часами раньше, и не двигалась минут десять. А потом посмотрела на меня с таким ужасом, какой я и представить на ее лице не мог.