История четвертая. Видели ночь

— Ты не можешь оставаться один, когда твоя жизнь так меняется — вот в чем я уверен, — сказал он, глядя на мое отражение.

— А ты прав, как всегда.

Я молча закончил его расчесывать. Потом обнял за шею обеими руками, не отрывая взгляда от его отражения в зеркале, и сказал на ухо:

— Будь у меня выбор, я бы остался с тобой.

Это был чистой воды порыв. Клянусь, я этого не планировал.

Несколько секунд Джоули молчал. Выражение его лица было абсолютно нейтральным. Белое Безмолвие. Наконец он сказал:

— Но у тебя же нет выбора.

Он криво улыбнулся моему отражению. Я улыбнулся в ответ. Знал бы он, чего мне это стоило...

Да знал, конечно.

— Я позвоню ей прямо сейчас.

Когда Джоули вышел, я распахнул окно, жадно втягивая воздух. И предположить не мог, что это будет так... больно, что ли. Дышать было почти невозможно, изнутри жгло, словно раскаленным железом, а слезы текли совершенно неуправляемо. Я вжался лицом в ладони, стараясь не завыть хотя бы в голос. Идиотизм. Так, наверное, чувствуют себя те, кому сказали: "Я тебя не люблю".

Интересно только, с чего бы это? Я ведь не люблю Джоули ни в каком смысле — в этом-то я больше чем уверен. И что бы я стал делать, скажи он "да"? Единственное объяснение — видимо, связь между созданием и создавшим действительно есть, и она довольно сильна. Это был голос крови, страдал не я, а та часть, которая принадлежала Джоули. Поэтому так тяжело, а может, будет еще тяжелее, не знаю. Но я переживу. И обещаю самому себе, клянусь — это мои последние слезы, теперь я буду только смеяться.

В конце концов, если бы у меня и правда был выбор, я остался бы не с ним, а с Ноа. Вот что вполне естественно.

Уже у самого выхода я вернулся. Что-то заставило меня потянуть на себя дверь, ведущую на первый этаж. Что-то — или кто-то?

Она сидела на полу, вцепившись пальцами в прутья решетки. На ней не было никаких видимых повреждений, если не считать размножившихся белых нитей в потускневших волосах. Их было так много, что они напоминали паутину, оплетающую голову.

От полопавшихся сосудов ее глаза стали похожи на разбитую тарелку.

— Аргенти, — сказал я ласково, — что ты ответила? На Тест?

Несколько секунд она всматривалась в меня, словно не узнавала. Потом сказала тихим шепотом, едва шевеля белыми потрескавшимися губами:

— Я сказала: при самозащите... При каких же еще условиях можно убить лучшего друга? Если только он не собирается убить тебя...

— Неверный ответ.

Я протянул руку через решетку и погладил ее по голове. Она медленно моргала. Казалось, все представлялось ей в замедленном темпе. Что Джоули сделал с ней?

— Я видела сон. Я не сказала ему. Не сказала Джоули. У меня бывают видения. И прозрения... Я знаю, что машина, которая ему нравилась так давно... Кадиллак Формозы. Разобьет их.

— Они разобьются в автокатастрофе? — уточнил я.

Она замотала головой, волосы налипли на лицо, но ее это не беспокоило.

— Да... Нет. Она их разобьет. Навсегда.

Что бы ни означало это странное пророчество, Джоули оно могло напугать до полусмерти.

Больше не было сил на нее смотреть. Может, я лицемер. Может, она этого и не заслужила, но порой обстоятельства решают за нас. Кто-то попадает под колеса молотилки, а кто-то выскальзывает. Я выскользнул. Мне повезло.

Сейчас нужно было просто уйти. Но отличие от Джоули, с Ноа я хотел попрощаться.

Его любимая комната была в мансарде под самой крышей. Дверь была открыта, я вошел — и обалдел. Стены были увешаны оружием. Ружья, автоматы, обрезы, одних пистолетов видов десять — словом, можно не бояться за Форт-Нокс. Ноа сидел за столом и собирал одну из игрушек — "шмайссер". Он поднял глаза, и я вдруг заметил, что уже не вижу того сияния и ослепительности, лишающих дара речи. Но на самом деле он не изменился. Изменился я.

Глаза у Ноа были очень холодные. Прямо ледяные. Зря я пришел. Неважно, кто я теперь, но он по-прежнему видел меня насквозь.

— А... Талантливый Мистер Финикс... — сказал он почти презрительно. Почти — потому что видимо ему не хотелось расходовать на меня даже презрение. — У тебя все прекрасно вышло, можешь гордиться.

Я промолчал, не двигаясь. Тогда он направил на меня собранный за долю секунды пистолет и дважды выстрелил в стену над моей головой. Сердце мое ухнуло вниз, но я все же удержался, чтобы не шарахнуться, как кролик. Я устоял.

— Я знаю таких, как ты. Ты из породы идеальных партнеров, верно? Никому не препятствуешь, никогда не высовываешься. Живя со мной, ты будешь моим отражением. С Джоули — его. С R.I.Р. — ее. Ты — как плохая копия, не сделаешь ее лучше, а будешь разделять все ее привычки и пристрастия или в лучшем случае просто молчаливо потворствовать. Благодари бога, что сейчас у меня одно на уме — спровадить R.I.Р. вон из города, пусть даже ее увезешь ты. А теперь убирайся, пока я не отстрелил тебе голову и все не испортил.

Я ничего не сказал, просто молча вышел. А что говорить, если все это истинно? По правде говоря, я не люблю перенапряг. Ноа изначально был мне не по зубам, слишком уж прочна была их с Джоули связь, на чем бы она ни основывалась. Об этом я никогда не узнаю. Но по мне, лучше жить со своей копией, чем с Джоули. Ноа слишком мало внимания уделяет психическому здоровью своего милого — его фобия, по-моему, довольно быстро прогрессирует. К тому же Джоули неизлечимый хищник, еще пару лет в этом раю, не убивая, и он съедет с катушек. Этот часовой механизм когда-нибудь все равно сработает, и кто-то из них погибнет. Может даже оба. И пророчество Аргенти тут ни при чем, это мой вполне самостоятельный вывод.

И еще до меня дошло, что я зря подставил Аргенти. Ведь узнай Ноа, что Джоули так неосмотрительно поделился со мной своей кровью, вопрос о кандидатуре для R.I.Р. даже не вставал бы. Ноа сам больше всего на свете захотел бы избавиться именно от меня, чтобы поберечь свое чокнутое сокровище от властьимущих Чикаго. Чтобы Перл ни о чем не узнала.

Что ж, у хороших мыслей есть плохая привычка опаздывать, и жаль, что кому-то это может так дорого обойтись...

* * *

Я хотел бы подарить тебе песню,

Но сегодня это вряд ли возможно.

Нот и слов таких не знаю чудесных —

Все в сравнении с тобою ничтожно.

А. Р.

Мне даже не пришлось ее искать. Она нашла меня сама. Она шла по мокрой от недавнего дождя дороге, которую лунный свет делал серебряной. Прекрасная и неукротимая, как снежная метель. Сияющая и непостижимая, как космос. Но это пока.

Джоули сказал, что она кардинально изменилась, но это было слишком мягко сказано. Ее волосы были цвета самого чистого снега. Белые кожаные брюки облегали ее ноги, блузка была почти прозрачной, и все это укрыто сверху накидкой из какого-то короткого меха, тоже белого. Я видел настоящие бриллианты. Они были жалким бесцветным гравием в сравнении ее глазами.

— Здравствуй, R.I.Р., — сказал я, — или тебя нужно называть Лу-Рашель?

— Рэйчел, — поправила она меня, — меня зовут Рэйчел. А тебя?

— Харлан.

Она произнесла мое имя, прокатывая его во рту, как конфету. Потом подошла и обняла меня за шею. Ради одного этого момента стоило пережить все, включая Стадион. Я пережил бы все еще раз. Столько раз, сколько скажет она.

— Понеси меня... Харлан.

Я подхватил ее на руки и закружил. Рэйчел была легкая, как перышко. Как снежинка. Или я стал сильнее?

— Как для тебя звучит Вегас? — спросила она, смеясь.

— Отлично, Рэйчел. Просто сказочно.

Потом я прижался губами к самому ее уху, чтобы ответить на ее Тест. Пусть для других это останется почвой для размышлений. Но теперь вы хотя бы знаете — если от ответа на вопрос: "При каких условиях ты сможешь убить своего лучшего друга?" будет зависеть ваша жизнь, то абсолютно беспроигрышный ответ все же существует. И он проще, чем вы думаете.

Я долго боролся с искушением сделать три вещи: раз — обрадовать Джоули пророчеством Аргенти; два — позвонить Хаузер или, что еще интереснее, поведать самой королеве Перл правдивую сказку о доме на улице Линкольна. И три — рассказать обо всем Рэйч. Потому, что она тут же сделала бы все это за меня.

В конце концов, я подавил искушение. Будь снисходителен, Харлан. Пусть еще поживут. Что-то подсказывало мне, что их счастье продлится не так уж долго.

Она сказала, что мне должно быть очень плохо, раз Джоули оставил меня так рано. Странно — но я этого почти не ощутил. Может, потому, что она была со мной?..

Когда-нибудь мы вернемся сюда. Когда-нибудь наступит время и Нью-Йорка. Мы перетанцуем во всех ночных клубах. Мы даже устроим пикник на Стадионе. Будет время для всего. Много, много времени... А сейчас я хотел одного — добраться до ближайшего салона и уничтожить мой мышиный цвет волос. Рэйчел думает, что мне просто идеально пойдет красный. Заметили? — я больше не боюсь красного. Я стал любить этот цвет. И этот вкус.

энд

Какая в сущности смешная вышла жизнь,

Хотя, что может быть красивее,

Чем сидеть на облаке и, свесив ножки вниз,

Друг друга называть по имени...

В.Г.

2000

Все эпиграфы принадлежат их владельцам

1

13