Балтийский фактор

Чтобы выиграть время для подготовки, я послал делегацию к генералу Маннергейму с встречным предложением: пропустить русские войска в Таммерфорс, вернув им все захваченное у них оружие и имущество. В состав делегации я включил командира артиллерийской бригады — бывшего полковника Боровского и члена дивизионного комитета товарища Мариюшкина.

Генерал Маннергейм принял делегацию в Сейнайоки, куда он к этому времени перенёс свой главный штаб из Николайштадта. Выбор генералом для размещения своего штаба именно Сейнайоки был вызван тем, что этот небольшой городок являлся стратегически важным железнодорожным узлом, от которого пути расходились сразу в четырёх направлениях.

Маннергейм, разумеется, отказался выполнить мои требования, но беспрепятственно отпустил делегацию обратно. В Таммерфорс вернулся только Мариюшкин. Боровского никто не задерживал. Он сам выразил желание остаться в Сейнайоки, заявив, что не собирается вмешиваться в гражданскую войну в чужой для него стране.

Я времени не терял и успел сформировать из красногвардейцев, которыми руководили братья Рахья, и добровольцев 422-го пехотного Колпинского полка сводный отряд двухбатальонного состава при двух орудиях и десяти пулемётах.

18 января в Таммерфорс прибыли отряд разведчиков и пулемётная команда 421-го Царскосельского полка с десятью пулемётами, 250 добровольцев 114-го пехотного полка из Свеаборгской крепости, примерно столько же анархистов с кораблей Балтфлота и блиндированный поезд Красной гвардии. С такими силами уже можно было ввязываться в серьёзный бой.

На поезде мы доехали до станции Коркиакоски, уже освобождённой нашим передовым отрядом, двигавшимся от Оривесси вдоль железной дороги. Первый серьёзный бой с силами белых состоялся в районе станции Люлю, расположенной в тридцати пяти километрах к северо-востоку от Таммерфорса.

Это событие было запечатлено на киноплёнке. В Таммерфорсе в эти дни находились молодой российский журналист Михаил Кольцов с кинооператором Петром Новицким, присланные в революционную Финляндию Комитетом народного просвещения Российской социалистической республики. Михаил убедил меня взять их с собой. В дальнейшем они с Новицким включили кадры, снятые в процессе первого победного сражения Красной гвардии с войсками Маннергейма, в фильм "Красная Финляндия".

Мы наголову разбили белых и отбросили их к станции Вильпула, где они смогли закрепиться на перешейке между озёрами.

На этом направлении белые были остановлены, и Таммерфорсу на данном этапе ничего не угрожало, но они продолжали двигаться из района Коски и Кристиненштадта на Бьернеборг вдоль берега Ботнического залива и из Карелии на Выборг.

Своими действиями в районе Выборга, в котором размещался штаб 42-го армейского корпуса, они создавали угрозу сообщению по железнодорожной линии, которая соединяла Финляндию с Россией.

Вскоре их продвижение на этих направлениях было остановлено. Некоторое время обе стороны почти не вели широкомасштабных военных действий, накапливая силы для генерального сражения. При этом бои местного значения, в которых с каждой из сторон участвовало от двухсот до пятисот человек, периодически происходили вдоль всей линии фронта.

Барон Маннергейм был серьёзным противником. Генерал-лейтенант, имеющий десять орденов (против семи моих) и такое же, как у меня, Георгиевское оружие, опыт Японской и Великой войны. Меня спасало лишь то, что он был в основном паркетным генералом, выслужившим большую часть своих орденов, подвизаясь на Царской конюшне и устраивая гешефты императрице, а я получил свои за реальные заслуги в трёх войнах, считая и Китайский поход. А ещё у меня за плечами была Императорская академия Генерального штаба. Поэтому, будучи полковником, я ни в коей мере не считал себя слабее этого долговязого генерал-лейтенанта.

Некоторое время мы оба набирались сил. Маннергейму в этом плане было проще. Он объявил в Эстерботнии мобилизацию и тысячами ставил под ружьё многочисленных крестьян этой провинции. Мои же российские войска таяли в результате демобилизации. Спустя несколько недель в моём распоряжении осталось всего около тысячи русских добровольцев.

Утешало то, что численность Красной гвардии росла как на дрожжах. Её комплектование происходило следующим образом: в каждое отделение, состоящее из двенадцати человек, я включал как минимум пару своих добровольцев, имеющих опыт обращения с оружием и на собственной шкуре прочувствовавших необходимость воинской дисциплины. Два отделения объединялись во взвод, четыре взвода — в роту, по штату вместе с командным составом состоящую из 110 человек. Четыре роты составляли батальон, а четыре батальона полк. Командирами двух из Таммерфорских полков я назначил братьев Рахья. Два красногвардейских полка объединялись в бригаду.

Командиром первой бригады я поставил Георгия Викторовича Булацеля — подполковника, ранее командовавшего 421-м Царскосельским полком. Георгий Викторович был старше меня на шесть лет. Закончив Павловское военное училище, он служил тут в Финляндии в пограничной страже. Потом, будучи поручиком, участвовал в Японской войне, закончив её штаб-ротмистром и уже капитаном, пошёл на Великую войну. На этого офицера я всегда мог положиться и, когда мне требовалось выезжать в Гельсингфорс, оставлял его за себя.

Вскоре я уже был назначен Командующим российским войсками в Западной Финляндии, и одновременно Главный штаб финской Красной гвардии утвердил меня Командующим войсками Красной гвардии Таммерфорского фронта.

Если с товарищем Глазуновым из Областного Военного комитета у меня было полное взаимопонимание, то с находящимся в Выборге командованием 42-го армейского корпуса, в который входила моя 106-я дивизия, часто возникали тёрки. Люди, абсолютно не владеющие обстановкой, отдавали мне непродуманные приказы, которые в принципе невозможно было выполнить. Например, с отрядом в 200 человек отбить у войск Маннергейма Николайштадт. В конце концов, я не выдержал и отправил в Петроград телеграмму Подвойскому (копия Председателю СНК) с просьбой вывести меня из подчинения начальника 42-го корпуса, предоставив самому решать, что и как делать в Западной Финляндии. Ленин и Подвойский пошли мне навстречу, наделив соответствующими полномочиями.

Войска Маннергейма были рассредоточены вдоль линии Николайштадт — Сейнайоки — Хаапамяки — Ювяскюля — Санкт-Михель.

Наши войска я разделил на пять позиционных районов. Войсками Таммерфорского района командовал Булацель, который временно исполнял обязанности начдива 106-й. Руководство районом Бьернеборга осуществлял командир 3-го дивизиона Петроградской пограничной стражи. За район Або и побережье Ботнического залива вплоть до города Ганге включительно отвечал капитан 1 ранга Вопляревский. Войсками в районе Гельсингфорса руководил комендант Свеаборгской крепости, а в районе Тавастгуса — командир 424-го пехотного полка.

Таким образом был образован фронт протяжённостью в 130 километров с тыловым районом глубиной в 120 километров. Для оборонительных действий я мог использовать все русские войска, а для наступательных — только добровольцев и Красную гвардию.

Из Петрограда нам в помощь прислали два бронепоезда. Первый из них, "Путиловцы", вооружённый четырьмя семидесятишестимиллиметровыми зенитками Линдерга в поворотных башнях, оказался слишком тяжёлым для финских железных дорог, на большей части которых использовались более тонкие рельсы, поэтому его мы использовали только на линии между Выборгом и Гельсингфорсом. Зато второй, названный нами "Красногвардеец", был весьма хорош: три пятидесятисемимиллиметровыми скорострелки Норденфельда и пулемёты в двух броневагонах, между которыми расположен бронированный паровоз.

Ещё несколько обычных поездов железнодорожники Гельсингфорса блиндировали, обив железными листами, и снабдили пулемётами. В дальнейшем мы использовали эти блиндированные поезда для переброски войск с одного участка на другой и борьбы с мелкими мобильными отрядами белогвардейцев. Это натолкнуло меня на нестандартную идею, успешно реализованную мной при одном из посещений Гельсингфорса.

Решив все свои вопросы в Военном отделе Областного комитета, я отправился в крепость Свеаборг вместе с начальником её артиллерии — товарищем Бальзамом.

День был хмурым, но безветренным. Низкие тучи лениво осыпали острова снежной крупой, ещё сильнее уменьшая и без того незначительную видимость. Во внутренней гавани чернели силуэты вмёрзших в лёд кораблей.

Первая крепость на островах Волчьих шхер, как называли архипелаг, прикрывающий Гельсингфорс с моря, была построена ещё шведами. В дальнейшем русские военные инженеры провели её основательную реконструкцию, но окончательный вид крепость приобрела только во время Великой войны, когда передовые батареи были вынесены на внешние острова, а тыл защищён стационарными укреплениями.

Старые каменные стены теперь были укрыты толстыми земляными валами, фортификационные сооружения новых позиций выполнены из бетона, соединены железнодорожными путями и телеграфными линиями, снабжены мощными прожекторами, которые можно было поднимать из бетонных шахтных колодцев.

Первым делом я спросил у артиллериста:

— Как вы планируете защищать крепость после того, как закончится вывод наших войск и уйдёт флот?

— Военный отдел дал объявление о наборе добровольцев, — ответил товарищ Бальзам. После небольшой паузы он уточнил — Да и вы, я надеюсь, поможете нам, прислав красногвардейцев?

— Пришлю, но это рабочие, а не солдаты. И среди них нет артиллеристов.

— Да, с артиллеристами совсем плохо. Мало кто соглашается остаться.

— Попробуйте бросить клич на кораблях, — посоветовал я. — И упирайте не только на сознательность. Мы предложили красногвардейцам 15 марок в день на всём готовом содержании. Если срок больше месяца — 450 марок в месяц.

— Так и сделаем. Без опытных комендоров нам крепость не удержать.

— А есть чем встретить немецкий флот, если он подойдёт к крепости? — спросил я, когда мы зашли в штабной корпус.

— Есть, но немного. Большая часть орудий, которые имеются в крепости, давно устарела. Не все, конечно. В качестве серьёзных аргументов у нас имеется 24 десятидюймовки образца 1891 года, сорокапятикалиберные. Мы их разделили на шесть четырёхорудийных батарей, которые разместили на Рюсакари, Катаялуото, Куйвасаари, Исосаари (две батареи) и Итя-Виллинки, — товарищ Бальзам показал расположение батарей на большой схеме крепости, занимающей почти всю стену. — Это вполне приличные орудия, снаряды переснаряжены тротилом. С такими можно и против немецких линкоров повоевать. На дистанции в 13 миль мы их достанем, а если подойдут на шесть — утопим. Всё остальное можно использовать только на ближних дистанциях. Из тяжёлой артиллерии ещё имеется 12 устаревших одиннадцатидюймовых пушек образца 1877 года. Против кораблей их применять почти бессмысленно, а вот по десанту или береговым целям пострелять можно. Их мы поставили во втором рубеже обороны на островах Кустаанмиекке, Кунинкаансаари и Валлисаари.

— А меньших калибров есть что-нибудь приличное?

— 20 шестидюймовок Канэ образца 1892 года и столько же пятидесятикалиберных трёхдюймовок образца 1892 года. Эти можно будет использовать против тральщиков и миноносцев. Четырёхорудийные батареи шестидюймовок установлены на островах Миссаари, Хармая, Исосаари и Сантахамина. Пятую планировали поставить вот тут, на мысе Скатанниеми, но пока не успели. Дальнобойность этих орудий составляет чуть больше восьми миль, но в отличие от десятидюймовок, они скорострельные (до пяти выстрелов в минуту). Трёхдюймовки и старые орудия средних калибров установлены на материке. Ещё было два десятка пятидесятисемимиллиметровых сорокавосьмикалиберных пушек Норденфельда, но их мы уже все передали Красной гвардии для бронепоездов. Нам тут эти пукалки без надобности, они даже миноносец не остановят.

— А нам на железной дороге они как раз впору. Слушай, а мортир, у вас тут случайно нигде не завалялось?

— Одна, кстати, именно что завалялась. Одиннадцатидюймовая казнозарядная, образца 1877 года. Их тогда на Обуховском заводе делали. Остальные мы уже в Петроград на переплавку отправили. А зачем тебе это старьё? Их ведь уже давно сняли с вооружения.

— Она исправная?

— Была исправная. В крайнем случае, подлатаем. Там нет ничего сложного. Так зачем тебе?

— Финских белогвардейцев пугать. Хочу её на железнодорожную платформу поставить.

— Эти непуганые, должно получится. Но она же тяжёлая, 26 тонн. Не всякая платформа выдержит.

— Надо взять такую, чтобы выдержала. И усилить дополнительно.

— Допустим, выдержит. Но при выстреле колёсные пары разломает. Вместе с рельсами.

— А мы её вывесим на винтовые опоры, которые обопрём через башмаки прямо на насыпь. Вот таким образом.

Я набросал схему на клочке бумаги.

— А ведь получится, — загорелся артиллерист. — Сделаем. Напрягу железнодорожников. Когда тебе нужно?

— Тут чем скорее, тем лучше. За неделю справитесь?

— Постараемся. Мне самому теперь интересно, что у нас получится. Такого вроде бы ещё никто не делал.

— На коленке никто. А на специально спроектированную платформу немцы даже шестнадцать с половиной дюймов ставили. Страшная штука. Снаряд с меня ростом.

— Слышал о таких.

— А я видел. Меня в Осовецкой крепости ими обстреливали.

— Теперь понятно, откуда у вас такая идея появилась. Только ведь кругового обстрела не получится. Не повернуть будет её на платформе больше, чем градусов на 30, а то и меньше. Даже если борт срезать, то 35 максимум.

— Мне хватит. Только борт не срезайте, а откидным сделайте. Снарядов то к ней много?

— Много. И таблицы имеются. Но мы её ещё дополнительно пристреляем. Мало ли, взрывчатка скисла.

— Договорились. Пригласите потом на пристрелку. Снаряд сколько весит?

— Двести пятьдесят килограммов.

— Тогда подберите мне четверых комендоров поздоровее. И обязательно добровольцев.

Закончив разговор, мы вдвоём обошли крепость, не всю, разумеется, а три западных острова. Я оценил капониры орудий и бомбозащищённость снарядных погребов. Вполне разумные и грамотные решения. Лишь бы нам на всё это артиллеристов хватило.

Оружия у Финляндской советской рабочей республики теперь было достаточно. Но появилась другая, не менее значимая проблема: людей было нужно чем-то кормить. Запасы продовольствия в стране иссякали. Совет Народных Уполномоченных объявил беспощадную войну спекулянтам, Красная гвардия помогала милиции в проведении обысков, изыскивая припрятанные запасы, десять вагонов зерна было отправлено из Петрограда, который сам сидел на голодном пайке.

И тут неоценимую помощь молодой советской республике оказал старший из братьев Рахья — Яков. Иван и Эйно пригнали в январе из Петрограда эшелон с оружием. А Яков в феврале из Омска — 21 вагон с зерном. Встречали его на Гельсингфоргском вокзале под звуки Марсельезы. На платформе, не смотря на проливной дождь, собрались сотни людей. Это был настоящий праздник. Этот поезд оказался не единственным. Следующий, добравшийся до Гельсингфорса в марте, привёз 45 вагонов зерна, третий, пришедший через два дня после него — ещё девять. На этом доставка хлеба из Сибири закончилась — четвёртый поезд попал в руки к контрреволюционерам.