Объяснялся весь этот негатив просто: я, конечно, выспался (ведь спал в теплом помещении, а не собирал утреннюю росу на платформе), но вид имел помятый — валялся-то в одежде... ну, разве сюртук снял и туфли сбросил.
Так что на фоне отутюженности и накрахмаленности остальных студентов — смотрелся откровенно вызывающе и провокационно.
Староста не преминул прополоскать мне мозги, поставить на вид и проехаться по самолюбию... Главное — и сказать-то в свое оправдание нечего! А очередной лектор, осмотрев группу, задумчиво остановил взгляд на мне:
— Попали с утра под машину, Радович?
Аудитория хмыкнула весьма сдержанно — шутка была так себе — и застыла в ожидании моей реакции...
— Ну, не под машину, а под поезд. Не утром, а ночью. И не попал, а опоздал... А так — да — вы совершенно правы, Пал Дмитрич! Совершенно!
+++
— Господин Радович? Олег Ильич?
Два официально одетых господина стояли перед моим столиком... М-да... спецслужбы в любом из миров ни деликатностью, ни чуткостью не страдают... смысл?
А ведь я только-только приступил к поеданию этого замечательного низкокалорийного, с большим содержанием клетчатки и витаминов, салатика! И главное достоинство этого блюда — оно было сравнительно недорогим! Для ЭТОЙ столовой. К тому же, этот салатик замечательно оттенял килограммы поглощенных мной ночью сладостей.
Оба господина — в длинных черных сюртуках со стоячими воротничками. Черные брюки, черные тонкие перчатки, черные лакированные туфли... Им бы еще гарнитуры в уши и солнцезащитные очки для завершения образа спецагентов.
Внимание к себе этих двух — то ли "клериков Тетраграмматона", то ли "агентов Смитов", то ли "Нео и Морфиуса" — я выделил из общего фона еще минуту назад. Я даже успел уничтожить половину салата, понимая, что рискую потерять потраченные на него деньги!
Краем глаза отмечаю несколько "воздушных стеблей" — ну, до чего ж любопытный народ тут учится! Ощущают ли "стебли" "агенты"? Даже если да, то вряд ли их это хоть как-то беспокоит... особенно, если я угадал их организационную принадлежность.
— Мы можем поговорить, господин Радович? — Вежливо спросил меня тот, что постарше.
— Конечно, господа! Мы можем поговорить. Я прошу лишь минуту на уничтожение вот этого салатика... Если б вы знали, сколько он тут стоит, вы бы меня прекрасно поняли!
От студентов слышится фырканье. Незначительная доля фырканья окрашена презрительными эмоциями, но общий эмоциональный фон, от тех, кто поумней — и таких большинство — одобрительный.
— Служба Имперской Безопасности! — Один из агентов, молодой и какой-то...резкий, демонстрирует мне "ксиву". — Следователь по особо важным делам Казанцев.
Бляха с двуглавым — да-да! — орлом, мечами, щитами, девизом и прочими геральдическими прибамбасами и номером "398731" пускает зайчика в глаза и снова исчезает в кармане пиджака.
Сверкать такими цацками при всех... Идиот ты, Казанцев, а не следователь по особо важным делам!
Ну, а второй-то что? Я перевел взгляд на второго "мистера Смита", который был постарше. Тот только что справился с лицом и перестал играть желваками — видно, что подрастающая смена успела засесть в его печенках или еще в каком нежном ливере.
— Мы настаиваем на срочной беседе! — Молодой попытался добавить металл в голос... но получилось это у него паршиво, если честно.
Старший взмахом руки остановил порыв молодого балбеса:
— Мы ждем вас через десять минут в деканате, господин Радович. — И, поколебавшись, с сомнением добавил. — Приятного аппетита! Действительно, такой салатик — грех не доесть!
Агенты покинули столовую, а салатик свой я доедал, тщательно пережевывая и не торопясь — под любопытными взглядами и в полнейшей тишине... по-моему, даже повара греметь поварешками (или чем они там гремят?) стали тише.
+++
СИБ. Служба Имперской Безопасности. Местный жупел и пугало. В этом мире — полноценный заменитель КГБ. Как функционально, так и фольклорно. И, судя по тому, что толком об этой службе мало что неизвестно (ни выступлений деятелей этой организации, ни официальных коммюнике, ни воспоминаний ветеранов или перебежчиков) — действует эта организация достаточно эффективно и решительно.
Уровень расследования, которое ведут эти двое, тоже можно оценивать, как достаточно высокий. Как минимум — преступление, которое они расследуют, имеет непосредственное отношение к государственным интересам.
Эти двое — достаточно сильные маги — тут без вариантов. Иначе просто быть не может. Молодой и старый. Видимо, молодой — новичок, которого отдали для натаскивания старому бывалому волку. Вот только... или молодой — бестолковый, или бывалый — плохой наставник.
То, что дело как-то связано с тем, зачем меня возили к Сварогам — про это даже и говорить не стоит, это и так понятно. Плохо, что я по-прежнему не знаю, что случилось. Ну, вот разве что: это "что-то" произошло у Сварогов, это "что-то" имеет отношение к государственным интересам, это "что-то" случилось в воскресенье между двумя и тремя.
Впрочем, нет — то, что я не знаю, что стряслось — это даже хорошо. Убедительней докажу свою невиновность... и — возможно, может быть, вероятно — от меня отстанут и жизнь вернется в привычную колею.
А салатик закончился... Я даже старательно подобрал все листочки с тарелки. Ну — все! — больше поводов оттягивать "беседу" с агентами СИБ я придумать не мог. Пришлось подниматься, обозначать легкий благодарный кивок в сторону раздачи и под обстрелом заинтригованных взглядов, подхватив сюртук, направиться в деканат.
Весть о визите "сибовцев" в университет и о "виновнике" этого визита — если судить по эмоциональному фону — уже гуляла по учебному заведению. В коридорах оказалось неожиданно много студентов, делавших вид, что направляются по своим делам. Но мы-то знаем...
+++
Игра в "доброго и злого полицейского" шла настолько бездарно и топорно, что агент Ивлев (тот, что был старшим в паре) не выдержал и посадил молодого Казанцева за протоколирование допроса. Что, правда, не исключало вероятности ведения аудиозаписи.
"Беседа" проводилась в одной из свободных комнат деканата, которую торопливо очистили озадаченные преподаватели, только-только разложившие свои домашние обеды.
Второй из агентов, старший, оказался более вменяемым. И, кстати, предъявил свою бляху и представился — Игнат Дмитриевич Ивлев, старший следователь по ОВД, подполковник (!) — только после того, как комната опустела и был установлен Полог (действительно, оба агента были неслабыми магами — Первые Разряды или даже Кандидаты, а может даже и Мастера...).
— Говоришь, тебя вчера вечером уже допрашивал эс-бэ Сварогов в имении "Ламские холмы"? — Поинтересовался Ивлев, когда Казанцев, пытавшийся давить на меня и лезущий с замечаниями к месту и не к месту, наконец уткнулся в лист протокола.
— Не допрашивали, господин Ивлев. Допрашивать меня имеете право только вы и следователи жандармерии. При предъявлении соответствующих полномочий. А в поместье "Ламские холмы" мне задавали вопросы, на которые я добровольно отвечал...
— "Теория и практика допросов", да? Говорят, детишки в Семьях и такой предмет изучают?
— Нет, Игнат Дмитриевич. Конституция Российской Империи. Глава вторая "О правах и обязанностях российских подданных", пункт тридцать первый. Девятый класс общеобразовательной школы.
— И о чем же тебе... задавали вопросы?
— Их интересовало мое алиби в воскресенье. А так же причины перевода в Московский Университет.
— Алиби? А тебя в чем-то обвиняли?
— Никаких обвинений, кроме "да на тебя печенья не напасешься, проглот ты эдакий!" предъявлено не было.
Ивлев чуть заметно усмехнулся, а Казанцев нахмурился... с чувством юмора у него тоже полный... Ну — ожидаемо, ожидаемо.
— Причины, по которым Свароги тебя допра... э-э-э... испытывали любопытство, тебе раскрыли?
— Нет... Разрешите вопрос, господин Ивлев!
— Нет, — Покачал головой Ивлев, предугадав вопрос. — Государственная тайна.
— Понял.
— Когда закончился допрос?
— В два часа ночи.
— Переночевал в поместье?
— Нет.
— "Нет" и все?
— Нет, не все. Покинул поместье в два часа пять минут (часы на проходной), в два часа шесть минут пометил — простите за подробности — забор поместья... с внешней стороны... и отправился на платформу.
— То есть сел на электричку и...?
— Ну, Игна-а-ат Дмитриевич! Последняя подмосковная электричка идет через Кратово в ноль-ноль!
— Ах, да... забыл. То есть лег там на скамеечке и заснул, да?
— Там не скамеечки, а эти гадские пластиковые сидушки — лежать на них невозможно! Тем более — спать.
— Ага... То есть лег на голый бетон и сладко уснул?
— Не на бетон, а на плитку. Нет. Был задержан нарядом транспортной жандармерии за нарушение общественного порядка и препровожден в участок номер... Вот номер не помню...
— Ага... Хорошо. И плохо, что не помнишь. Ну, а офицер, проводивший задержание? Имя, Фамилия, Звание. Это-то хоть помнишь?
— А как же! Старший унтер-офицер Дерюгин был очень... убедителен, когда проводил беседу! Такого, попробуй, не запомни!
— Дерюгин... Паша, записал?
— Ага!
— Хорошо-о-о... А потом?
— Потом меня растолкали и посадили в электричку.
— Во сколько?
— Электричка — вторая — шла в пять десять. На первую — в четыре сорок пять — меня разбудить не успели.
— Оч-ч-чень интересно, Олег. Очень. Ну, что ж... Подписывай протокол. А, да, правильно — сначала прочти... А теперь возьми ручку и бумагу и письменно опиши свой день в воскресенье. То есть то же самое, что ты рассказывал у Сварогов. Потом подпишешь. Понятно?
— Так точно, господин Ивлев!
— Пиши!
Я постарался подробно, с указанием времени и свидетелей, написать сочинение "Как я провел это воскресенье". Разумеется, промежуток времени между двумя и тремя часами дня постарался описать не более подробно, чем все остальное.
Внимательно перечитав мой труд, Ивлев пошевелил усами над особо заковыристыми перлами, покивал, сказал несколько раз свое "ага-ага".
И засунул руку во внутренний карман пиджака.
— Олег Ильич, вам знаком этот предмет?
На столешницу лег маленький прозрачный пакетик. В пакетике находился крохотный сплавленный кольцеобразный кусочек металла, сквозь отверстие был продет кожаный шнурок... видимо, для ношения этого "украшения" на шее.
Дыхание вдруг перехватило, сердце бешено застучало, на лбу выступила испарина — откуда-то прорвались чужие эмоции и я потратил несколько секунд на то, чтобы успокоиться.
— Да... — Я прокашлялся и повторил. — Да. Мне знаком этот предмет.
Ивлев преобразился. Вместо сравнительно пожилого чуть флегматичного доброжелательного дядьки за столом теперь сидел опаснейший хищник. Я ощутил, как вокруг дрогнул воздух — и меня чуть прижало к стулу. А ведь это никакой не Кандидат... это Мастер!
Я с трудом удержался от нанесения удара... Да! Инстинкты требовали бить на опережения и — сразу — на поражение. Только в этом они усматривали путь к спасению!
— Что. Это. За. Предмет.
— Похороны матери. — Выдавил я. — Весной восьмого года. Мне передали коробку с прахом. И письмо. В письме... развеять прах по ветру в чистом поле... Я начал... А там выпало это... Это брошь. Видимо, персонал не увидел, когда готовил. К кремации.
— Оч-ч-чень хорошо...
— Вы подняли этот предмет и...? — Включился Казанцев.
— Нет! Не поднимал! Там на земле он и остался. Я тогда был сильно... немного не в себе — не захотел прикасаться к ЭТОМУ. Думал — не имею права! Я же думал, что она от меня тоже, как этот мудак... А оказалось — нет. И он ее тоже выгнал... За это! Мы же почти рядом жили... а я даже не знал. Думал, что она тоже...
Честно говоря, не ожидал от себя подобного эмоционального взрыва... Олег Дорин и Сай Нагава отошли в сторону и не вмешивались... просто не знали, что в этой ситуации можно сказать... Стояли где-то в стороне, уперев взгляд в пол и не знали, что сказать...
— Ты убил своего отца за то, как он поступил с матерью? — Мягко спросил Ивлев.
Во-о-от оно что! Ну, ни... себе! Кто-то пришил этого мудака! Этого огненного монстра?
Играть удивление, потрясение и... радость мне даже не пришлось:
— Нет! Не убивал! А его убили? — И — Олег Радович снова не играл — губы расползлись в мстительной злорадной ухмылке... — Уби-и-или...
— А кто его убил? — Вкрадчиво и — тут же — как удар хлыстом — Кто его убил?!
— Не знаю, — Все так же глупо улыбаясь. — Но я за этого благодетеля жертву принесу. Любому из богов!
— Спокойно, Олег Ильич! Спокойно! Паша, дай водички — вон графинчик... Выпейте. Пейте, я сказал! Вот так... вот так...
Через минуту я успокоился. Снова стал единым. Олег Дорин и Сай Нагава возвратились на место и стали думать вместе.
— Откуда... это? — Спросил я, кивнув на кусочек металла.
— Государственная тайна... Господин Радович, вы потом видели этот предмет?
— Нет.
— Точное место, где развеяли прах, указать сможете?
— Северная сторона... Там специальная площадка расчищена... как раз для таких случаев.
— Кто-нибудь видел, как вы развеиваете пепел?
— Жрец-Распорядитель... наверно. Он мне вручил письмо и коробку, но видел он или нет — не знаю...
+++
Старший следователь по особо важным делам Службы Имперской Безопасности Игнат Ивлев с сожалением смотрел вслед вышедшему из кабинета студенту... Вот куда эти умненькие и хитренькие после окончания институтов деваются? Почему в СИБ идут такие тормоза, как этот Казанцев? И ведь не обучается этот долбо... дятел совершенно — уже столько раз он ему объяснял... Может быть, попытаться еще раз?
— Игнат Дмитриевич! — Напомнил о себе молодой напарник. — В подписке о неразглашении не было пункта "Обязуюсь держать втайне факт беседы"! То есть содержание — да, а сам факт...
— Паша, — Игнат Дмитриевич вздохнул... и поймал себя на том, что в последние дни при общении с молодым напарником делает это все чаще и чаще — только и занимается тем, что вздыхает. — Паша... Ну, вот представь себе: дознаватели — а это такие же классные ребята и тертые профессионалы, как мы с тобой — допрашивают этого хитрого паренька, потому что "факт беседы", как ты выразился, стал вдруг известен... Что на это скажет Радович? Вот как бы ты на его месте оправдался, а?
То-то ж! Казанцев понял и покраснел. Ну, может для него еще не все потеряно, раз краснеет.
— Правильно краснеешь, Паша, правильно. Он скажет, что агент Казанцев сам (сам!) продемонстрировал свою бляху агента СИБ в столовой, до отказа заполненной любопытными студентами...
Помолчали...
— Игнат Дмитриевич... он врал? Ну, просто... разговоры... о вашем чутье...
— Нет, Паша. Он не врал. И то, что мы до этого собрали, указывает на то, что у парня стопроцентное алиби на момент преступлений... И про этот предмет он не врал... Надо же — брошь! Брошь матери! А папашу он ненави-и-идит... ох, ненави-и-идит!
Ивлев поднялся и потянулся — такое мощное Давление Эфира слегка утомляло.
