Дом

И то, что наполняло Настю сияло ярче других.

"Она ведьма..." — вспомнились Мине ее собственные слова. Теперь она знала, почему сказала это. В тот миг, когда она увидела Настин портрет, выжженный на фанерке, на миллионную долю секунды она увидела ее такой, какой видела сейчас. Другой. Не такой, как все. Сияющей.

Вспышка!

Она вновь стала сама собой. Вновь видела мир своими глазами, вот только чувство ирреальности от контакта с иным разумом, так и осталось где-то на третьем подвальном этаже ее подсознания.

Настя вновь вошла в свою комнату и вернулась к прерванному занятию — украшению амулета бисером. Казалось, голубой камень загорелся легким огоньком, когда руки девочки вновь коснулись его. Он ждал ее. Скучал без нее.

— Пока что ты повесишь здесь, — тихонько заговорила девочка, обращаясь к амулету. — В этой самой комнате, со мной. А потом мы переедем отсюда, из этого дурацкого, дурно пахнущего дома.

Она не любила этот дом. Боялась его старых скрипучих лестниц, зажав нос проходила мимо луж нечистот, разлившихся во дворе из прогнившей насквозь канализационной системы. Она мечтала о переезде. О том, что им вот-вот должны выделить новую квартиру...

Последняя бисеринка встала на свое место, отчего амулет засиял еще ярче.

— Вот так! — провозгласила Настя, любуясь своим творением. — По моему, красиво.

Она повесила его на стену и отошла, чтобы полюбоваться им издалека.

— Пока что это будет твое место. Рядом с моей кроватью. Будешь защищать меня от кошмаров. Мама! Посмотри на мой амулет! — эти слова она прокричала уже в сторону дверного проема.

— Сейчас. — отозвалась мать, но голос ее был вовсе не таким бодрым и веселым, как несколько минут назад, когда она звала всех к столу.

— Дорогая, тебе нехорошо? — раздался голос отца. Настя обернулась и тревожно взглянула на дверь, ведущую в коридор. Сделала, было, шаг к ней, но тут же пошатнулась и ухватилась за стену, чтобы не упасть.

— Что со мной? — прошептала она, опускаясь на колени.

— Папа! Звони в скорую! — это кричал уже старший брат, а затем из кухни раздался глухой стук падающего на пол тела.

— Мама... — прошептала Настя опускаясь на колени и пытаясь ползком добраться до двери. — Мамочка! Что с тобой?!

Она свернулась в клубок, прижав руки к животу и застонав от боли.

Мина бросилась, было, к ней, но тут же остановилась, осознав, что видит или обычный кошмар, или события, давно канувшие в прошлое. И что в любом случае она бессильна что-то изменить. Ее здесь нет. Она лишь призрак для обитателей этого дома. Для самого дома....

— Ты отравил нас! — прошептала девочка, теряя сознание. — Зачем мы тебе?! Зачем тебе я?!

Вспышка!

Мина вновь оказалась запертой в сознании кого-то иного. Того, кто видел мир в черно-желтых тонах, при чем, черному соответствовала телесная оболочка человека, а желтому — его душа, сияющая с разной яркостью. Его зрением она видела, как желтый туман покидает тело умирающей Насти, вливаясь в стены дома. Желтые стены дома! Видела, как ее душа поглощается домом, и как затем перетекает из стен в голубой глаз амулета.

Вспышка!

Она вновь оказалась сама собой. Вновь обнаружила себя стоящей все в той же комнате, принадлежавшей Насте, но теперь она выглядела покинутой и заброшенной. Исчезла мебель, выбито одной из стекол большого окна, чуть потускнели краски на оборванных кое-где обоях, потемнели нити амулета.... Теперь Мина видела его таким, или почти таким, каким он был сейчас. В настоящем. Ее настоящем.

Скрипнула половица, заставив Мину обернуться. Девочка, чуть старше Насти, осторожно вошла в пустую комнату, стараясь производить как можно меньше шума.

Ее лицо показалось Мине знакомой.... Она напрягла память, воспроизводя перед мысленным взором лица "мертвых" детей с выжженной картины. Точно! Эта девочка была одной из них.

Полноватая, если не сказать пухленькая, что нередко для этого возраста. Легкая россыпь угрей на лице, выдающая чрезмерную любовь к шоколаду. Большие голубые глаза.... Немного печальные, немного испуганные.

Одета в легкую курточку и вязаную шапочку. Штанины джинсов забрызганы грязью. Переведя взгляд с нее на окно, Мина удивилась, увидев почерневшие сугробы снега и бегущие из их утроб ручьи. Весна....

Все так же крадучись она прошла через комнату и остановилась возле амулета. Протянула к нему руку, но тут же отдернула ее, словно бы переживая некую внутреннюю борьбу с собой.

— Это же не воровство, правда? — прошептала она, обращаясь, вероятно, к себе самой, а вовсе не к амулету. — Он висел тут давно, а они просто пришли сюда и нашли. Это могла быть и я.... Мне он нужнее, чем им!

Она вновь протянула руку к амулету, коснувшись его....

Порыв ветра пронесся по квартире, взметнув с пола редкие листочки бумаги и множество "пыльных зайчиков". Скрипнули половицы, загудели щели в заколоченных окнах. Что-то большое и тяжелое громыхнуло на чердаке.

— Ты не хочешь уходить? — спросила девочка.

Чердак отозвался грохотом, в котором Мине отчетливо послышалось громкое "НЕТ".

— Хочешь, но он не пускает?

Новое дуновение сквозняка. Но на этот раз Мине показалось, что она услышала и тихий голос, до предела напоминавший голос Насти.

"Да..."

— А мне все равно! Я больше не вернусь сюда. — крикнула девочка, и бросилась бежать, оглушительно топоча каблучками по деревянным ступенькам лестницы.

Подойдя к окну, Мина видела, как та, вихрем промчавшись через двор соседней девятиэтажки, скрылась в ее подъезде.

Сквозняк утих. Последний раз громыхнуло что-то на чердаке, а затем наступила тишина. Тишина, нарушаемая иногда лишь тихим скрипом досок, да шелестом ветра, похожим на дыхание. Дыхание дома...

Вспышка!

Мина села на кровати, часто дыша и пытаясь угадать в окружающей ее темноте знакомые черты. Сон ушел, вернув ее в реальность. Она была у себя на даче. Там, где на втором этаже спал Паша. Там, где у его изголовья висел амулет.

Она соскользнула с кровати, нащупала босыми ногами тапочки, и, как была, в ночной сорочке, поднялась по лестнице наверх.

Паша лежал в той же позе, в какой она его и оставила, уходя от него вечером. Вот только теперь его глаза были открыты и устремлены куда-то вдаль. За пределы этой комнаты.

— Паша... — тихо позвала она, остановившись в паре шагов от его кровати, — Ты спишь?

— Нет... — прошептал он в ответ. — Подойди....

Расстояние в два шага она одолела лишь в четыре, и присела на край кровати.

— Что произошло? — спросил он, переведя взгляд на нее. — Как я здесь оказался?

— Я вызвала скорую. Они приехали, когда мотоцикл уже догорал. Нашли два мертвых тела, а неподалеку — тебя, в состоянии, как они сказали, кататонии. Отец помог довести тебя до дома — ты шел сам, а затем мы уложили тебя сюда, и ты заснул.

— Смутно помню все, что было после взрыва.... Урывками вспоминается, как я шел по деревне. Вообще не помню, как оказался здесь.

— Врачи сказали, что это шок от увиденного. Говорили, что вид горящего человека может попросту погрузить в транс. Слишком уж это страшно... Предлагали отвезти тебя в больницу, но мой отец сказал, что тебе лучше остаться у нас.

Паша неожиданно сел на кровати, схватив ее за руку.

— А где нашли тела? Одно — под мотоциклом, а второе? На склоне холма? Там, где мы с тобой его и видели?

— Нет. — Мину передернуло от воспоминаний о запахе горящей плоти и виде обгоревшего оскала мертвеца со сломанной шеей. — Тот, кого мы нашли первым, лежал неподалеку от мотоцикла. Должно быть, тогда он еще был жив. Ты помнишь это?

— Мина. — его пальцы сильнее сжали ее руку, — Я точно помню, что он был мертв. Его голова была повернута на сто восемьдесят градусов. После такого не выживают! Пока ты не пришла, я пытался убедить себя в том, что то, что я видел — или галлюцинация, или какие-то жуткие конвульсии мертвого тела. Но после такого перелома шеи не может быть никаких конвульсий вообще, не говоря уже о том, чтобы труп, вдруг, встал и пошел.

— Встал и пошел? — переспросила Мина.

— Именно так. Он спустился с холма, подошел к Коле, глядя при этом на меня, и тогда тот и поджег вытекший бензин!

Они оба замолчали, то ли обдумывая сказанное или услышанное, то ли просто боясь высказать свои мысли вслух.

— Ты веришь мне? — наконец спросил Паша, — Или думаешь что у меня в самом деле стресс, кататония или транс?

— Верю. — на секунду задумавшись ответила она. — После того, как увидела новые портреты на той фанерке, я готова поверить во что угодно.

— Я даже знаю, чьи это портреты. — отрешенно произнес Паша. — Тех парней, да?

— Да. Когда я прибежала домой, полностью проявился лишь один из них. А второй стал проявляться прямо у меня в руках. Видимо, тогда он и погиб.

— Это как-то связано с амулетом.

— Да. Я чувствую это. Чувствую, что почти поняла, в чем загадка, но.... Только почти.

— Знаешь, а там, на холме, когда мотоцикл несся прямо на нас, я, вдруг, подумал, что не проявившиеся лица на фанерке — это мы с тобой. — сказал, вдруг, Паша. — Что амулет должен убить двоих, и он убьет нас. А потом.... Потом Коля сказал мне перед смертью, что они потеряли управление из-за яркого фонаря, или чего-то вроде этого, который был у тебя в руках.

Они оба одновременно взглянули на амулет, мирно висящий на стене. В слабом свечении луны, пробивавшемся из окна, он казался разве что чуть фосфоресцирующим, но уж точно никак не походил на яркий фонарь, которым можно ослепить.

— И еще, — вновь заговорил Паша, — Сергей... Тот, что умер первым, перед тем, как сгореть, сказал мне, что мы должны вернуть его обратно, иначе смертей будет больше. Он сказал, что ему это понравилось.... Я думаю, он говорил об амулете. — и вдруг, словно опомнившись, он спрятал лицо в ладонях. — Боже мой, что я такое несу?! Мне что-то сказал мертвец! Повернул голову себе за спину, и сказал...

Мина обняла его за плечи и прижалась к нему. Сейчас он вообще не был похож на того тинэйджера из современной "продвинутой" молодежи, каким она увидела его впервые. Не было в нем и ничего рыцарского — того, что она увидела, каким-то образом заглянув к нему в душу при первом знакомстве. Скорее Паша напоминал, теперь, испуганного ребенка. Она молчала, ожидая, что он сам справится с приступом страха и отчаяния, овладевшим им. Наконец, Паша вновь взглянул на нее.

— Давай вернем амулет туда, откуда взяли. В нем есть что-то страшное. А вдруг эти два портрета и в самом деле предназначались нам?

Мина несколько секунд не отрываясь смотрела на амулет, а затем покачала головой.

— Нет, дело не в нем. Он создан для того, чтобы защищать, приносить радость. Убивает не он.... Или не совсем он.

— Да какая разница?! — взвился, вдруг, Паша, — "Не совсем он"? Все, что происходит как-то связано с ним и с этой гребаной доской. Нужно выбросить их, и все встанет на свои места!

Он вскочил с кровати, и направился к амулету.

Вспышка!

Они оба замерли, озираясь по сторонам. Привычная обстановка Мининой дачи канула в небытие. Вместо дощатого пола второго этажа они стояли, теперь, на ковре, посреди гостиной, в освещенной яркими солнечными лучами квартире. За окном стоял погожий весенний день.

— Что это? — шепотом спросил Паша, ошарашено озираясь по сторонам. — Где мы?

— Не знаю... — ответила Мина. Ощущения походили на те, что она испытала во сне, и она хотела, было, сказать об этом Паше, но тут в комнату вошла девочка. Та самая, что унесла амулет из заброшенного дома. Покрасневшие от слез глаза, измазанные чем-то черным кисти рук, оранжевая футболка, также с черными пятнами на груди и животе.

В дрожащей правой руке она сжимала амулет, который был на удивление чист, в отличие от самой девочки.

Паша инстинктивно шарахнулся в сторону, когда она появилась в дверях гостиной, но Мина жестом остановила его, и поманила к себе. Девочка не видела их и, скорее всего, не слышала.

— Она нас не видит. — сказал она.

— Как?... — спросил, было, тот, но осекся, видя, как напряглась девочка.

— Кто здесь? — испуганно воскликнула она, готовая вновь заплакать, — Опять ты? Скажи мне, это ОН? Скажи! Кого я не вижу? Кто здесь?

Паша осекся на полуслове и вновь замер на месте. Видеть-то она его, может и не видит, но уж слышит-то точно....

Мина подошла к нему и взяла за руку, приложив палец к губам.

— Смотри. — прошептала она ему на ухо, — Просто смотри.

Девочка обвела комнату загнанным взглядом, и вновь заговорила с кем-то невидимым.

— Он не хочет возвращаться к тебе! Не хочет! Оставь нас в покое!

Из-за стены раздался громкий чавкающий звук, как будто кто-то большой резко приподнялся из грязной лужи, и девочка в ужасе отпрянула от двери, ведущей в коридор.

— Отстань от меня!!!

Звук повторился, и девочка бегом бросилась вон из комнаты. Паша и Мина, переглянувшись, последовали за ней, не ощущая пола под ногами. Они не ощущали вообще ничего — ни дуновений воздуха, ни температуры. В этом мире, в этом времени, они были лишь призраками. Бестелесными наблюдателями.

— Не-е-е-т! — завизжала в кухне девочка, заставив их ускорить шаг, — Уйди! Отстань!

Некогда чистая кухня была залита бурой грязью, выползавшей из раковины. Бурое нечто, в котором были перемешаны фекалии, волосы, куски бумаги, и много чего еще, не поддающегося определению, мерно вытекало из водопроводной трубы, заполняя пространство и оттесняя девочку к окну.

Паша и Мина, словно завороженные, наблюдали за тем, как грязь, будто живая, приближается к ногам девочки, боязливо отступавшей под ее натиском. Чавкающий звук раздался позади них, заставив обернуться. Лента бурого вещества сочилась из-под дверей ванной комнаты и туалета, подбираясь, теперь уже, и к их ногам.

Мина инстинктивно дернулась, намереваясь броситься бежать, но Паша схватил ее за руку.

— Не бойся. — прошептал он, — Мы не осязаемы для нее. Значит, все дерьмо просто протечет сквозь нас.

— Ну да, — злобно прошипела ему в ответ Мина, — И остаток своих дней я буду вспоминать о том, как сквозь меня текла какая-то пакость?! Ни за что! — и она потянула его за собой. Прочь, в коридор, пока бурая мерзость еще не отрезала им путь.

— Забирай, сволочь! — закричала девочка, заставив их обернуться. Она повернулась лицом к окну, распахнула форточку и швырнула в нее амулет. Бурое месиво вплотную подобралось к ее босым ногам, и теперь, коснувшись пальцев, наползало на них, взбираясь все выше.

— Что ты еще хочешь?! У меня его нет! Отвали! Отстань от меня!

Мина бросилась в коридор, перепрыгнув через широкий поток грязи, и потянула Пашу за собой. Теперь они не видели девочки. Единственное, что было доступно их взглядам — была дверь в ванную комнату, из-под которой тянулся темный ручей грязи.

— Я только хотела, чтобы он помог мне! — вновь закричала девочка, — Хотела, чтобы все было хорошо!

Она умолкла, и, вдруг, зашлепала босыми ногами по мерзкой грязи, направляясь к ним. Она подошла к ванной, и рывком распахнула дверь, другой рукой, одновременно, включая там свет.