Талые воды

— Так вы говорите, текла по потолку? — спросил он. При этом медбрат покосился на него каким-то странным, немного даже сочувственным взглядом.

— Да. По стенам и потолку, — подтвердил Володя, — Не текла, а как бы ползла! А потом, когда набежала полная комната, вода ушла. Нигде даже мокрого следа не осталось — все чисто и сухо. Сами же видите...

— А можно взглянуть на тело девушки?

— Видите ли... — замялся Володя, — Это как бы не совсем тело... Оно ходит!

Медбрат уже явно собирался снимать свой скафандр и вызывать психбригаду вместо СЭС...

— То есть как это, "ходит"? Она умерла, или нет?

— Да. Но как-то странно... Она недавно пыталась выбраться из цеха, поэтому мы и держим дверь.

Врач переглянулся с медбратом и покачал головой, что, видимо, означало: "рано расслабляться, здесь похоже какой-то галлюциноген!" При чем, как отметил про себя Дима, сам врач выглядел не особо уверенным в истинной сути происходящего, так как после лицезрения стоящей вертикально воды в "Смерти Майкрософту", видимо, начал подозревать что галлюциноген проникает и через "чумовой" халат.

— Она там? — спросил он, кивком указывая на дверь.

— Там. Последние минут десять ее не слышно...

— Откройте дверь.

— Может не стоит? — осторожно спросил Володя, — Это страшно. На самом деле страшно.

— Но должен же я понять, что здесь происходит? Открывайте дверь.

Парни настороженно переглянулись, словно мысленно кидая жребий, кому же открывать дверь. По взгляду Володи и Ромки и по собственным ощущениям Дима чувствовал, что делать это предстоит доктору.

— Вон ту рукоятку нужно повернуть вправо... — тихо произнес Володя, — Дверь открывается на себя. Простите, но я не могу...

Врач кивнул, будто бы понимая. Хотя, возможно он и в самом деле понимал что они пережили здесь. Должно быть, уже привык к испуганным лицам людей, ожидавших приезда скорой возле постели эпилептика или просто умирающего. Можно ли привыкнуть к виду смерти? Дима не раз слышал, что можно. Но привыкнуть к той смерти, которая постигла Настю было нельзя — это он знал точно.

Ее смерть была не настоящей, половинчатой...

Врач подозвал к себе медбрата и велел ему открыть дверь, резко захлопнув ее в случае чего. Вряд ли он всерьез поверил рассказу о зомби, но должно быть обладал природной настороженностью, которая подсказывала что шагать в неизвестность лучше всего привязанным к опоре страховочным тросом.

Лазеровцы стояли поодаль, с надеждой и, одновременно, с ужасом, взирая на происходящее. Диме ужасно хотелось верить в то, что все они и в самом деле попали под действие какого-то психотропного препарата. Что Настя жива, и сейчас выйдет из цеха кроя их матом за то, что они заперли ее там. Или, хотя бы, что врач сейчас найдет ее там мертвую, но мертвую НАСОВСЕМ! Что ее посиневшее тело не поднимется из ванны чтобы схватить его за горло.

— Боже мой! — выдохнул доктор, стоя перед открытой дверью... — Что с вами?!

Если бы медбрат по ужасу, сквозившему в его голосе, догадался бы захлопнуть дверь — все было бы по другому. Врач окончательно поверил бы в происходящее и, при этом, остался бы жив. Но он, видимо, был из тех людей, что привыкли действовать лишь по команде, как цепные псы, поэтому дверь осталась открытой. Более того, он, стоя за ней, даже заглянув в цех чтобы понять, что так напугало его шефа.

Настя стояла прямо за дверью, словно дожидаясь пока что-нибудь откроет ее, как некогда боги позволили открыть ящик Пандоры. На первый взгляд в ней не изменилось ничего — все то же синее, перекошенное лицо, разбухшие конечности, пустой взгляд. Но в следующую секунду Дима понял, что отечность ее тела заметна уже не так сильно, и что взгляд, пусть и лишенный смысла, теперь обрел способность фокусироваться на чем-либо. Настя смотрела на доктора...

А еще мгновение спустя Дима понял, что в ней изменилось и еще кое что. Она научилась двигаться!

Этот удар в лицо мог бы проломить человеку череп, но вместо этого ее кулак ударился о пластиковое забрало шлема "скафандра", одним ударом вдавив его внутрь. Создатели "чумового" халата предусмотрели то, что от удара его шлем может разбиться, изрезав осколками лицо человека, но такого удара они предусмотреть не могли.

Доктор пошатнулся, схватившись руками за лицо, и отступил назад, крикнув что-то неразборчивое. Медбрат толкнул дверь, но когда она хлопнула по косяку Настя уже была в офисе, ворвавшись в него одним прыжком. В два движения она перехватила руку медбрата чуть ниже локтя, а третьим — с жутким хрустом ломающихся костей вывернула ее за спину, сопровождая это коротким ударом ребра ладони по шее.

Шурша "скафандром" он сполз на пол, и Настя, уже не интересуясь им, метнулась к доктору.

Он пытался защититься, заблокироваться руками от сыплющихся на него ударов, но он был слишком испуган, чтобы действовать четко и быстро. Во взгляде Насти, в отличие от него, ни разу не промелькнул испуга или сомнение. В ее взгляде не промелькнуло вообще ничего! На протяжении этих нескольких секунд борьбы он вообще не менялся, выражая лишь отрешенность от жизни человека, на поясе которого горит динамитная шашка.

Настя напоминала дикое животное, от нападения которого невозможно защититься просто потому, что невозможно понять его логику. Сражаясь с боксером или каратистом можно предположить какой удар будет нанесен в следующее мгновение, хотя бы попытаться войти в ритм драки, уловить технику и т.д. В нападении рыси или волка нет техники, понятной человеческому разуму... В движениях Насти, точных и слаженных, все же не было ничего человеческого.

У доктора не была шансов даже не смотря на то, что Володя, опомнившись от шока и в доли секунды совладав со своим страхом и отвращением, бросился на Настю, метя кулаком ей в голову.

Она ушла в сторону легко и быстро, даже не скользнув по нему взглядом. Затем припала к полу, встав на четвереньки и громко по-змеиному зашипела, обводя офис своими мертвыми глазами.

Володя, не сводя с нее взгляда, оттащил доктора прочь, подальше от нее, но одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: поздно. Его голова была запрокинута назад под невероятным углом, а налившиеся кровь глаза выкатились из орбит. Он еще хрипел, выдувая на губах кровавые пузыри, но даже это подобие дыхания, кажется, было уже неосознанным. Рефлекторным. Предсмертным.

— Сука! — выдохнул Володя, опуская обмякшее тело на пол, — Мразь!

Она лишь угрожающе зашипела в ответ, а затем все также на четвереньках, готовая в любой момент взвиться в прыжке, засеменила боком в сторону голографички.

— Оно ждет ее там! — выдохнул Дима, чувствуя, как в горле разгорается пожар. Сухость была нестерпимой, а в сочетании с бешеным галопом сердца — и вовсе сводила с ума. Страх и страшная жажда — два компонента, необходимых и достаточных для того, чтобы лишиться рассудка.

Настя, нет, точнее — то, что теперь обладало ее телом, короткими перебежками семенило к выходу из офиса, направляясь в голографичку. В "Смерть Майкрософту". Туда, где ее ждала вода.

Зачем? Дима не знал. Быть может, чтобы напиться ее, или еще каким-либо образом войти с ней в физический контакт, став еще сильнее. За какие-то полчаса это нечто полностью освоилось в ее теле, превратив хрупкую девушку в смертельно опасного зверя. Тогда что же будет после того, как две половинки единого целого воссоединятся? То, что сидело в сознании мертвого тела, и то, что таилось в глубине талых вод, оккупировавших маленькую комнатку за лазером.

Дима не знал, что это, не понимал, как и зачем оно разделилось, но шестым чувством ощущал, что если Настя доберется до воды, беды не миновать.

— Не дождется! — скорее прорычал, нежели произнес Володя, и, схватив ножницы, метнулся за Настей, едва она скрылась за дверью офиса. Дима, опять таки подчиняясь своему шестому чувству, бросился за ним, но не успел сделать и двух шагов к двери...

Существо, порождение талых вод, было не просто невероятно сильным и диким. Оно было еще и разумным! Володя успел лишь поравняться с дверью, когда мертвенно синее тело с гибкостью кошки бросилось на него, обхватив руками за шею и повалив на пол. Дима видел, как он борется, как пытается оттолкнуть Настю прочь, но не в силах был заставить себя подойти к ним.

Синие скрюченные пальцы впились Володе в горло, но голова Насти была повернута в сторону и ее безжизненные глаза смотрели на него, прожигая его насквозь лучами холодной ненависти.

Она зашипела, сорвавшись на жуткий хрип, а затем, убедившись в полной Диминой беспомощности, полностью сосредоточилась на Володе, все сильнее сжимая его горло.

Его руки беспорядочно метались по полу, словно ища что-то, и Дима, парализованный страхом, понимал что именно. Ножницы, которые Володя выронил при падении. Ножницы, мимо которых его дрожащая правая рука проскочила уже дважды или трижды.

Дальнейшее слилось в одно мгновение, в одно действие, совершенное двумя телами, слившимися в одно в смертельной схватке.

Володя, наконец, нащупал ножницы. Настя чуть ослабила хватку, разводя руки в стороны и освобождая горло противника. Володина рука метнулась вниз вместе с Настиной головой... Вот только оскал ее зубов выглядел гораздо страшнее стального оскала ножниц.

Она отвратительно заверещала, когда ножницы вонзились ей в спину, но не разжала челюстей, сомкнувшихся на его горле.

Володя вновь занес руку, нанося еще один удар. Она закричала, вложив в этот крик месиво из ненависти и страдания, а затем, сорвав с его шеи лоскут кожи, кошкой метнулась в голографичку, унося ножницы в своем боку.

Дима отшатнулся, и чуть не упал, когда Володя поднялся на корточки, одной рукой опираясь о пол, а другой — прикрывая разорванное горло. Его взгляд уже подернулся пеленой, но все еще горел решимостью и ненавистью... Ненавистью к нему!

— Ничтожество! — прошипел он, от чего кровь полилась из раны фонтаном, — Трус! Предатель... Мы бы... Мы могли... Могли убить ее! Ромка... хрен с ним... но ты...

Сделав шаг к нему Володя покачнулся, и Диме показалось, что он устоит, распрямится словно пружина и в один прыжок настигнет его, затем вцепится зубами в его горло. Вцепится, и сожмет челюсти в смертельной судороге, чтобы унести с собой в могилу того, кто мог его спасти, но не спас.

Но Володя все же не удержался на ногах. Нелепо взмахнув руками он повалился на пол лицом вниз, разбрызгав вокруг себя мелкие капельки крови.

— Прости... — прошептал Дима.

Где-то за его спиной не то всхлипнул, не то шмыгнул носом Ромка.

Бежать! Бежать отсюда сломя голову.

Забыть! Забыть выражение ненависти в Володиных глазах.

Не вспоминать! Никогда не вспоминать этот жгучий стыд, смешанный со страхом.

Но нет. Нельзя.

Казалось бы, чего проще — открыть сейчас дверь, и броситься к врачам из машины СЭС или скорой помощи, которые наверняка стоят сейчас у черного хода. Ведь не приехали же эти двое в "чумовых" халатах своим ходом, на автобусе? Вот оно, спасение... Но нет. Огонь в горле разгорался с новой силой, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Он заражен. Оно внутри него, проникнув в его тело, в его душу, в его разум с мельчайшими капельками водяного пара. Испарений этих талых вод, управляемых тем, что пряталось в "Смерти Майкрософту". Особых вод, впитавших в себя все то зло, что годами пряталось под землей.

Выхода нет.

К тому же проклятое шестое чувство влекло его в голографичку. Требовало узнать, что сталось с девушкой, которую он когда-то любил. С ее телом, превращенным в инкубатор для того, что вырвалось наружу после четырех лет, проведенных в запертой комнате.

Что это? Отчего вода вдруг обрела разум? Отчего даже плесень из всеми забытой комнаты стала излучать ненависть и злобу? Был ли виной тому лазер, четыре года облучавший "Смерть Майкрософту" своими могучими магнитными полями, или же всему виной атмосфера неприязни и подозрительности, непроизвольно созданная Гано, вообразившим себя лучшим на земле начальником?

Дима не знал причин, породивших ЭТО, а значит не знал и способов убить его. Но просто увидеть... Склонить голову перед тем, что вселилось в Настю, преклониться перед его силой, и... И одним броском добраться до ее горла и вонзить в него кухонный нож! Пусть это бессмысленно, пусть она с каждой секундой становится сильнее, быстрее и умнее — все равно выхода нет. Лучше уж умереть с последней надеждой, что вместе с ним умрет и ЭТО.

Кухонный нож легко и непринужденно скользнул в протянутую руку, когда Дима проходил мимо полки возле раковины. Воспоминания волной прокатились по сознанию — должно быть так перед глазами умирающего пролетает все жизнь. Нет, не умирающего. Пока не умирающего. Идущего на смерть, как минуту назад на смерть шел Володя.

Вот Настя стоит возле этой самой мойки, костеря Володю за то, что он не залили водой сковороду после обеда.

Вот Володя на этом же месте ругается на Настю за то, что она открыла холодный кран во время работы лазера, питавшего свою систему охлаждения из той же трубы. "Ведь написано же, "Холодную воду не включать, убью!!!" — говорит он, указывая на нарисованный маркером плакат, — "Неужели не понятно?!"

Воспоминания... Отражение прошедших мгновений. Прошедших и исчезнувших навсегда.

В одну воду нельзя войти дважды... Если это не талая вода, сверкающая в темноте зеленоватыми всполохами.

Дверь "Смерти Майкрософту" была открыта, а за ней, в ореоле зеленых отблесков лазера, в глубине вод, стояла Настя. Ему было отчетливо видно, как мириады мельчайших серебрящихся частиц окутывают ее тело.

Инвар! Вода растворила этот неподдающийся коррозии и температурному расширению металл, и сейчас слой за слоем накладывает его мельчайшие частицы на тело, ставшее пристанищем жуткого разума.

Когда-то далекие предки человека, еще слабо приспособленные к жизни и лишенные разума, вышли из воды чтобы жить на суше. Вода — источник жизни. Но сейчас вода создавало то, что должно было уничтожить жизнь. Совершенный разум, лишенный человеческих слабостей, морали и умения любить. Совершенно тело, уже познавшее смерть и потому не боящееся ее. Тело, облаченное в прочный инваровый костюм, толщиной, быть может, в одну или две молекулы.

Что будет, если ОНО выберется из подвала на улицы города? Захочет ли разум, зародившийся в темном чулане просто обрести нормальную, полноценную жизнь? Или же он будет нести смерть и разрушения? Ограничится ли он тем, что будет просто убивать, как недавно убил Володю, или же в его арсенале есть оружие пострашнее зубов и ногтей? Например тот вирус, что превращает людей в безвольных зомби, позволяя ему вселяться в их тела?

Дима занес нож для броска, глядя в пустые глаза Насти, сверкавшие на него сквозь толщу воды, но затем опустил руку.

Оно в ней. Но в то же время оно в воде. Две половинки одного целого.

Нет, не две. Остается он сам, и страстное желание припасть губами к губам Насти, слизав с них смертоносную влагу. Остается Ромка, который совсем недавно едва не напился этой омерзительной воды. Оно в воде, в Насте и в них обоих, пусть и еще не смогло подчинить их себе.