Талые воды

Талые воды

— Димыч, Ромка — кричит из голографички Володя, — Айда к нам!

— Что у вас там? — недовольно ворчит химик Ромка, но по характерному звуку захлопывающейся печки ясно, что он решает бросить свои голограммы, дабы взглянуть, что же такого интересного раскопали ребята.

Дима тоже идет к ним, нехотя поставив на паузу фильм, только что скаченный с сервера института. Любопытства нет. Лишь просто желание понять, что там происходит... Скорее всего Володя опять каким-то хитрым образом свел пучки лазера в загадочный узор...

Одновременно с Ромой они входят в темную комнату, на стенах которой словно гротескные летучие мыши вольготно расположились отраженные от различных объективов и диафрагм лазерные пучки, принимающие немыслимые формы и расползающиеся, порою, по всей стене. Дима не первый раз видит эту картинку, и понимает, что его позвали не ради этого.

— Что? — спрашивает он.

— Включи свет, — отвечает Володя, и он привычным движением давит на выключатель. Длинные ртутные лампы под потолком оживают и нехотя, поморгав, чтобы окончательно проснуться, заливают голографичку тусклым белым светом. По идее он должен быть ярким, но учитывая, что Диме вот уже две недели как лень заменить две из четырех ламп — света как-то маловато.

— И что? — повторяет он свой вопрос.

— Вон... — Володя указывает рукой куда-то в сторону блока питания лазера. Настя отодвигается чуть в сторонку, давая ему возможность рассмотреть... Рассмотреть что?...

— Моп твою ять! — вырывается у Ромки, — Весна пришла, чтоб ее! Пойду проверю в цехе.

Теперь и сам Дима отчетливо видит темную лужу, растекающуюся под СИНом. Вода вытекает из-под двери, расположенной в дальнем углу голографички. Двери комнаты, которую на его памяти не открывали ни разу... Старая, убогая, серая деревянная дверь, которую один из прежних работников ТОО "Лазер" украсил наклейкой с надписью "Windows must die!" и картинкой соответствующего содержания. Перечеркнутая эмблемка незабвенного Microsoft'a и ухмыляющийся череп поверх нее. В результате эту маленькую комнату, которую Дима видел лишь на планах фирмы, так и окрестили: "Смерть Майкрософту".

— Да, весна пришла, — соглашается с Ромкой Настя. — Как обычно... Наверху все радуются, восьмое марта празднуют, а здесь, в подвале, мы талые воды ловим. Почему нельзя переехать на пару этажей вверх?

— Потому, Настенька, — поучает ее Ромка, — Что наверху ничего не пишется. Голограммам покой нужен... А где спокойней, чем в подвале?

В душе Димы нарастает странное напряжение, причины которого он не может объяснить. Что-то плохое связано с этой темной водой, вытекающей из-под двери... Но вот что?

— Откроем? — предлагает Ромка.

— Ага! — с издевкой улыбается Настя, — Откроем, и на нас хлынет поток воды.

— Не хлынет. Под дверью щель. Уровень воды там в аккурат по порог. Будем вычерпывать... Вообще-то обычно оттуда не текло. Там порог очень высокий — вода собиралась в этой ямке, и также благополучно и сохла. Мы даже Петровичу не говорили — на фиг ему знать... Только вычерпывать оттуда заставит.

— Дим, ты мне поможешь? — спрашивает Настя.

— Помогу, — против своей воли соглашается он. Какая-то сила влечет его к двери, и он не может ей противиться. Настя отходит в сторонку, давая ему дорогу, и он делает шаг к двери, за ним еще один и еще... Ненадолго останавливается перед лужей, но взглянув в нее и превозмогая брезгливость, ставит ногу в эту темную воду, одолевая последние пару метров до двери.

— Свет включается слева, — напоминает Володя.

Дима помнит. Когда-то давно, только придя сюда работать, он интересовался у Ромки, что это за выключатель болтается у косяка. И, хоть дверь и не открывал — знал, как в Смерти Майкрософту зажигается свет. Горит ли там лампочка, или уже давно проржавела в этой сырости? Чушь. Лампочки не ржавеют. Они просто лопаются, вонзаясь острыми осколками в лицо.

Почему так страшно открыть эту дверь?

Медленно, словно боясь удара, Дима прикладывает к двери ухо. Тихо. Ни звука. Естественно, там же пусто, как в заднице у голодающего негра.

— И что там? — с улыбкой спрашивает Володя.

— Тишина, — отвечает он и отодвигает защелку, медленно открывая дверь.

Сквозь образовавшуюся щель сразу же проникает мерзкий гнилостный запах. Запах застоявшейся болотной воды, отождествляющийся с кикиморами, лешими и голубыми огоньками.

"Топь!" — приходит неожиданная и бредовая мысль, — "Там за дверью — топь!"

Ерунда! Откуда в подвале института дверь в болото?!

Дима распахивает дверь полностью и столбенеет, видя в тусклом свете лампочки, подвешенной на косяк, бескрайнюю поверхность зеленоватой топи, поросшей редким камышом... Темная водица стоит у самого порога, тонким ручейком сбегая вниз, в голографичку, ему под ноги. И вдруг болото перед ним оживает, выбрасывая из себя темное нечто, бросающееся вперед, на него.

Дима не успевает отшатнуться — иссиня-черное щупальце опутывает его, могучим усилием втягивая под воду. Топь смыкается над его головой... Зловонная жидкость вливается в легкие. Хочется кричать, но не хватает воздуха. Не хватает сил даже на крик...

Дима открыл глаза, вглядываясь в сумрак перед собой. Тело била мелкая дрожь, по виску сползала холодная капля пота...

Приснится же! Болото... Что за чушь!

Он нехотя поднялся с постели и, потянувшись, подошел к своему столу. Часы показывали без копеек семь, о чем можно было и так догадаться по тусклому свету, пробивающемуся из окна. Солнце уже поднялось над горизонтом, но тут же утонуло в дымке, окутывающей город. Утонуло, словно в болоте...

Зевнув и поведя руками в разные стороны — этакая импровизированная разминка для человека умственного труда, которому лень делать полноценную зарядку — Дима заковылял на кухню. Болото болотом, а на работу все же надо, какой бы топью эта работа не была.

— Доброе утро, — поприветствовал он маму, колдовавшую возле плиты.

— Что-то ты рановато проснулся? — вопросительно взглянула на него она, — Не спится?

— Поспишь тут... — пробормотал Дима, — Чем завтракаем?

— Едой.

Исчерпывающий ответ... Он умылся холодной водой, прогоняя остатки липкого, зеленого и пахнущего тиной кошмара. К чему бы это? Есть поговорка, что любовь — это болото, в котором тонут два идиота... Может быть, тогда, это болото к счастью? К любви? Да ну его на фиг!

Позавтракав, нагрузившись под завязку кофеином, чтобы не клевать носом на работе, Дима нехотя оделся, подхватил с кресла сумку и вышел из дома, направляясь в СибГУВТ — Сибирский Государственный Университет Военной Техники... Пар сегодня не предвиделось, значит только на работу... В осточертевший подвал "Лазера"...

ТОО "Лазер" было, пожалуй, единственным подразделением института, занимавшегося насквозь мирной тематикой. Остальные, разбросанные по коридорам ГУВТа кабинеты скрывали небольшие конструкторские бюро, занимавшиеся расчетом различных модификаций систем наведения, самонаведения и систем безопасности. Прицелы, головки самонаведения ракет, различные сигнализации и системы подавления оных — всем этим институт был нашпигован по самое немогу! При чем и преподаватели и студенты старательно делали вид, что они и не подозревают о том, что у них под носом ведутся все эти разработки, и это при том, что нередко и те и другие сообща работали над каким-либо проектом.

Помимо тематики была и другая принципиальная разница — "Лазер" был практически частной конторой, хотя ректор университета и сохранил за собой право вето при любых голосованиях и принятии решений, в то время, как все остальные кабинеты были сугубо государственными. Более наглядно это можно было проиллюстрировать на простом примере — за разглашение секретов любого КБ можно было получить срок. За разглашение секретов "Лазера" (коих, надо сказать, как таковых и не существовало) можно было получить по морде от крыши фирмы. Таким образом, не смотря на то, что ректор ГУВТа периодически напоминал Николаю Петровичу Гано, директору "Лазера", о том, что по первому же его слову ерунда, которой занимаются Лазеровцы должна быть выброшена на помойку, а военные заказы войти на первый план, на деле никаких военных заказов не планировалось вот уже лет десять, и лет на десять вперед не ожидалось.

Команда Гано, состоявшая из не самых лучших студентов ГУВТа, благополучно занималась сугубо мирными проектами, не желая иметь ничего общего с военщиной, ну а военщина всячески открещивалась от Гано и его голографии, мотивируя это тем, что голография как начала свой подъем в 70-х годах прошлого века, так в 70-х же и закончила. Или более того — благополучно умерла как наука, оставив после себя зыбкий след в истории.

Вопрос о бесполезности Гано и его ребят, как таковых, вставал отнюдь нередко, но ректор ГУВТа рубил его на корню, вспоминая давний случай о том, как 80-х годах именно Гано отдали заказ на новейший измеритель мощности мегатонных лазеров, предназначенных для разрабатывавшейся тогда в СССР программы "Звездных войн". Чудовищно-мощные лазеры на углекислом газе предполагалось размещать на космических платформах и оттуда поражать направленные на Советский Союз ракеты условного противника. Собственно, при надобности, ракету с ядерной боеголовкой можно было сбить еще над территорией этого самого условного противника, чтобы там огребли по полной программе все неприятности, связанные с атмосферным ядерным взрывом... Проблема была всего одна — лазер спроектировали, собрали, но его точной мощности никто не знал. Как в анекдоте: "Испытано ядерное устройство мощностью от 20 до 100 килотонн... Мы думали, там двадцать, а оно как шарахнуло!!!" Поэтому в спешном порядке потребовалось измерить мощность этого сверхсекретного детища советских инженеров, что было абсолютно невозможно, так как все измерители при наведении на них луча лазера на минимальной мощности, вспыхивали синим пламенем, и даже пепла от них не оставалось.

Гано первым придумал установить на пути лазерного луча голографическое зеркало, которое пропускает, скажем, 99% энергии, а один процент отсылает к измерителю, который от этого процента не то, что не сгорит, но даже и не нагреется. Зная это соотношение потом легко было вычислить, сколько же энергии изначально вышло из лазера, хватит ли его на сбивание ракеты, и не стоит ли расстрелять проектировщиков лазера, утверждавших, что моща должна быть раза в три больше...

Знающие люди поговаривали, что знаменитое голографическое зеркало Гано врало на три порядка, так как от воздействия высокой температуры структура голограммы изменилась и пропускать она стала отнюдь не 99%, но об этом история уже умалчивала, так как создателей того лазерного монстра, кажется, все же посадили, лазер вывели-таки на орбиту и даже пару раз развлеклись тем, что сбили несколько Штатовских спутников...

Сейчас, после того, как в ходе перестройки ГУВТу урезали финансирование и все резко стали переквалифицироваться с выпуска автоматов на выпуск сковородок, Гано, посуетившись, спер на одном из военных заводов города хороший импортный лазер, мощностью в полтора ватта, заказал для пробы пачку фотопластинок и, в спешном порядке объявив подвал ГУВТа своей собственностью, организовал ТОО "Лазер", занимавшееся выпуском сувенирных голограмм, расходившихся по неплохой, в принципе, цене. Голограммки со, скажем, объемным гербом города или страны, яркой и переливающейся надписью типа "Здесь был Вася" и болтающейся перед голограммой подписью заказчика на ура брали мэры, губернаторы и прочие представите власти, использовавшие эту ерунду как визитки. Тот факт, что каждая визиточка стоила по десятке долларов, уходивших из бюджета, мало кого волновал.

Различные бизнесмены также с готовностью выкладывали деньги за сей товар, так что Гано жил не то, чтобы припеваючи, но уж точно не бедствуя. В "Лазере" работали студенты ГУВТа, подавшиеся туда, дабы познать азы великой (но безвременно почившей) науки под названием голография, да подзаработать хоть копеечку и дотянуть до окончания курса наук и выхода в большой мир.

Одним из таковых студентов и был Дима, занимавший в иерархии "Лазера" одно из самых последних мест. Да, чего уж там... Самое последнее! Более-менее приличные деньги получали те, кто стоял на записи и проявке голограмм. Гано гордо именовал их кормильцами, подбадривая иногда небольшими премиями в честь праздников. Затем шла Настя — офис-менеджер, а если по-русски, то просто секретарша. Она была лицом фирмы, встречающим и охмуряющим потенциальных клиентов. И замыкал сей табель о рангах как раз Дима — подсобный рабочий, необходимый для того, чтобы починить то, что развалилось, или встать на запись/проявку в том случае, если кто-то из ребят заболеет или, разругавшись с Гано, уволится из этого дурдома на фиг. Собственно, такой вариант событий был очень и очень вероятен, так как все без исключения сотрудники "Лазера" Гано терпеть не могли и, надо сказать, не без оснований, да и зарплата "кормильцев" была хоть и побольше Диминой, но все же оставляла желать лучшего.

Не то, чтобы Дима был совсем уж бездарным студентом — таковые в ГУВТе не задерживались, вылетая насовсем, или перекочевывая в менее престижные ВУЗы города, близкие по тематике — скажем, НГУ или НГТУ, но и отличником, как таковым, не являлся. Подающих надежду студентов тут же растаскивали по своим коморкам профессора различного пошиба, трудившиеся над новыми прицелами, приборами ночного видения и т.д. К примеру, один из таких студентов лет так семь назад разработал принципиально новую головку самонаведения для ракет типа "Игла", которую благополучно приняли на вооружение доблестные военные, а если быть точнее, то зенитчики...

Дима был твердым середнячком, которому светлое будущее на ниве оптоэлектроники и оных систем вооружения не светило вообще. Он намеревался благополучно закончить институт и податься... Да куда угодно! С дипломом о высшем образовании можно было идти в любую сферу, даже не связанную с привычными прицелами и системами наведения — взяли бы с удовольствием. Кто-то как-то брякнул ему, что вездесущие бизнесмены с готовностью подбирают отбросы, от которых отказалось государство... Умом Дима понимал, что так дела и обстоят, но верить в это все же не хотелось.

У Гано, помимо рутинных работ по починке разваливающихся лазеров (один из которых был даже старше его самого), усовершенствований различных креплений для записи голограмм и прочей ерунды, Дима занимался очередной гениальной задумкой шефа — голографическим прицелом, на тему разработки которого, как предполагалось, он должен будет написать диплом...

Гано, как всегда, претендовал чуть ли не на Нобелевскую, расписывая свое изобретение так, что волосы на затылке шевелились. Да что там шевелились! Танцевать начинали! Безусловно, идея интересная — голографический прицел... Чем хорош старый-добрый лазерный снайперски? Да тем, что на лбу жертвы охотник видит аккуратную красненькую точку от лазерного лучика. Фактически, то место, куда попадет пуля. Но плох он тем, что эта жертва, будучи достаточно умной и внимательной (т.е. не оленем, а человеком, что как раз и интересовало ГУВТовцев), также может заметить эту точку, и уйти с линии огня. А что, если охотник точку будет видеть, а жертва — нет?! Гениально?! Казалось бы, да. Голограмма, вставленная в прицел, помогала решить эту проблему, и в США таковые прицелы лет двадцать назад в порядке эксперимента уже приделали на все вооружение ближнего радиуса поражения — от пистолетов до охотничьих дробовиков и помповых ружей. На другое оружие эти прицелы не годились совершенно, так как дальность виденья маленькой красной точки составляла не более 50-ти метров. Позднее, логически рассудив, что в ближнем бою их бойцы могут прицелиться и без технических новшеств, Американские военные давно поснимали эти прицелы с вооружения везде, где только было возможно. В России ситуация была почти аналогичной — голографический прицел появился в семидесятых, и в семидесятых же исчез из военных разработок.

Но Гано был упорен! Он изобрел схему, принципиально отличавшуюся от всех известных аналогов (но не становящуюся от этого более удобной в использовании), что позволяло получить патент на принципиально новое изделие, пусть и используемое для старых нужд. И не беда, что красть эту дурацкую техническую новинку никто не собирался — для Гано главным было запатентовать, доказав, тем самым, что "Лазер" не только штампует голограммы, но и ведет какие-то научные разработки.

Таким образом, Дима был уже третьим, кто безуспешно пытался довести это изобретение до ума. Первого, помнится, чуть не покалечило в тире, когда после выстрела из "ТТ", к которому был присобачен экспериментальный образце прицела, пуля полетела в одну сторону, а вылетевшая из прицела голограмма — в другую, т.е. в глаз.

После всего перечисленного легко было понять, что и без наличия разного рода кошмаров Дима отнюдь не горел желанием переступать порог "Лазера", хоть и осознавал печальную необходимость сего подвига.

Порог все же пришлось переступить... Плавно прикрыв дверь (Володя всегда крыл отборным матом всякого, кто рискнул бы хлопнуть ею — от малейших вибраций его голограммы переставали писаться) Дима вошел в "Лазер", с порога прислушиваясь и пытаясь понять, на месте ли шеф. Нет, Гано в офисе не было — обычно его сразу выдавал тягучий скрип старого кресла, удерживающего шефскую задницу от падения на пол. Уже хорошо, значит, по крайней мере пока что все тихо и спокойно.

— Опоздал! — бодро крикнула ему со своего места Настя. В ее словах не было упрека — все равно все хором наверняка маялись бездельем — так, констатация факта.

— Так точно! — отрапортовал в ответ Дима, — Рядовой Ковалев прибыл в ваше распоряжение.

— Здорово, Димыч! — крикнул из голографички Володя, — Подь сюды, ужас тебе покажу.

Входя в голографичку он вполне ожидал увидеть темную лужу, вытекающую из под двери Смерти Майкрософту, но таковой не наблюдалось... Зато в углу стояло ведро, которого раньше тут тоже не было.

— Что у тебя тут за ужас? — с напускной веселостью спросил Дима, хотя взгляд его так и косился на проклятую дверь, увиденную сегодня во сне.

— Да, собственно, как такового ужаса уже нет — Настя поспособствовала и все вовремя ликвидировала. Но кое что осталось... — ухмыляясь ответил Володя, — Загляни в Смерть Майкрософту!

Ведро с мутной водой, весна, улыбающийся, но порядком злой Володя... Все было ясно и так — опять весна, опять грачи, а значит "лазер" опять заливает талыми водами, которые, как и следует из законов физики, текут не вверх, а как раз вниз. К ним в подвал. Заглядывать за дверь не имело смысла — Дима прекрасно знал, что там увидит — небольшое озерцо скопившееся за порогом и так и намеревающееся пробраться в голографичку. Но вместе с тем в сознании свербил непонятный страх... Страх того, что сон сбудется на все сто, и там, за дверью, скрывается нечто, ждущее его чтобы утащить его в пучину темных вод.

Он сделал первые шаги к двери, чувствуя, как в груди гулко бьется сердце. Как в дешевом фильме ужасов, когда герой увидев ночной кошмар, точно знает что как только он произнесет определенные слова, таинственное нечто поглотит его или разорвет на куски. Но почему-то этот герой все равно всегда произносит эти слова, даже если перед ним ТАК погибли с десяток его друзей.

Должно быть, фильмы ужасов все же имеют под собой логическую подоплеку, так сейчас Диме нестерпимо хотелось, совсем как во сне, приложить ухо к двери и вслушиваться в то, что творится за хлипкой деревянной преградой. Услышать хлюпанье щупалец по воде и броситься наутек...

Бред! Не может быть в подвале НГУВТа дверей, ведущих в параллельные миры, в жуткие болота и копи Мории. Бред!

Включив свет он медленно потянул дверь на себя. В нос тут же ударил концентрированный запах радона, гнили и чего-то еще, вызывающего содрогание желудка и позывы к тошноте. Запах комнаты, в которой несколько лет простояла вода...

— Мерзость, а? — спросил Володя, глядя как Дима кривит носом, — ты вовремя пришел — мы как раз тут все убрали...

Он распахнул дверь полностью, готовый отпрыгнуть назад в случае малейшей опасности и, в то же время, стараясь не выдать Володе своего беспричинного страха. Разумеется, никакого болота. Кто бы сомневался? Маленькое озерцо глубиной по щиколотку и площадью во всю комнатушку, равную по размерам туалету допотопной "хрущебы", и куча бесполезного старого хлама.

Вода не доходила до порога самую малость — несколько сантиметров, а со стен стекали тоненькие ручейки, грозившие рано или поздно пробраться в голографичку.

— Ночевать тут будем... — прокомментировал Дима, закрывая дверь. — Иначе затопит все на фиг.

— Ага, — согласился Володя, — Петрович мне как-то рассказывал, что лет так семь назад, когда не то, что тебя — и меня-то в проекте "Лазера" не было, в одну такую, вот, весну наш подвал обесточил весь институт.

Дима кивнул, тоже вспоминая эту историю.

Если верить словам Гано, (который, вообще-то, любил и приврать во всем, что касалось его любимого детища, т.е. "Лазера"), то в те давно забытые годы весна была еще дружнее чем сейчас, а поскольку ГУВТ тогда переживал далеко не самые лучшие времена — в бюджете не было заложено даже денег на зарплату дворнику, который мог бы откидать снег от стен института. Итог был плачевный — "Лазер" не просто залило, затопило! Промаявшись весь день с выносом воды и спасением всего, что стояло на полу, измученный коллектив фирмы разбрелся по домам, проклиная теплый Сибирский климат и самого Гано за компанию, словно он и был виновником погодного катаклизма. Ночью вода, естественно, перемерзла, но до того ее успело натечь в подвал не малое количество, так что весь цех (так Лазеровцы именовали подсобное помещение, где велась гудронка голограмм и прочие хоз. работы) оказался залит примерно сантиметровым слоем воды. В то время, помимо печек и столов там стоял и еще одни СИН с рабочим в то время лазером, на котором тогда и шла запись. И вот ночью, шлепая по воде маленькими лапками, на охоту вышли мыши, крысы, тараканы и прочая подвальная живность. Скорее всего виновником случившегося были именно крысы, так как мало кому еще было бы под силу перегрызть толстенный силовой кабель лазера, по которому проходило ни много ни мало — 20 киловольт...

Благо, что на ночь свет в "Лазере" полностью отключался на центральном рубильнике, но это мало что изменило, так как в восемь утра на работу первым заявился Гано... Известно, что начальник — это человек, который опаздывает, если ты приходишь вовремя, и приходит вовремя, если ты опаздываешь, так что вероятнее всего в его подлой душонке тогда родилась пакостная мысль придти на работу раньше всех... Логика простая — он приходит в восемь утра, в то время как рабочий день начинается с девяти, а замученные сотрудники приходят и вообще к десяти, и как только слышит как отворяется дверь хватает в руки половую тряпку и начинает старательно изображать трудовую деятельность. Мол, вот как вы все довели своего шефа — спите в то время, как ваше рабочее место тонет в весенних ручьях, а он, трудяга и работяга, пришел раньше вас всех!

Естественно, об этом Гано умолчал, рассказывая ту историю о крысах вредителях. Он, как раз заявил, что пришел с утра пораньше чтобы убрать воду, так как знал, что все остальные проспят до обеда.... Но зная характер своего шефа, Дима без труда домыслил остальное.

Но все это — из области домыслов... Факты же были следующими: войдя в "Лазер" Гано врубил центральный рубильник, подав ток во все помещения и на всю аппаратуру. И 20 киловольт благополучно перекинулись с поврежденных проводов на один из лучших проводников в природе — на воду. Свет мгновенно погас во всем институте, в "Лазере" начисто выгорел деревянный стол и, обрушившись в воду благополучно потух, а тогдашние сотрудники фирмы еще двое суток устраняли последствия пожара и потопа, между делом собирая по полу обугленные тушки крыс и мышей. Насобирали с десяток...

Все хором жалели только об одном — о том, что вода залила лишь цех, не пробравшись в офис и коридор, под ноги Гано.

Парни переглянулись, уловив мысли друг друга. Думали они сейчас об одном, пусть и наверняка разными выражениями. "Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса!" Пылесос под названием ООО "Лазер" действительно заслуживал подобного обращения.

— Ладно, — буркнул Дима, — Пойду к своему 222-му, займусь делом.

— Ты только не шуми там, — по инерции напутствовал его Володя. Дима, конечно, работал здесь меньше него, но, тем не менее, прекрасно понимал большинство тонкостей голографии, основная из которых была проста как сибирский валенок: "Не вибрируй!" Малейшая вибрация в момент записи, и интерференционная картина лазерных пучков превращается в что-то неудобоваримое и не желающее фиксироваться на фотопластинке.

Дима вышел в офис, мимолетом взглянув на Настю. Обычно розовощекая и словно только что пришедшая с мороза она сейчас выглядела немного бледной и подавленной.

— Настен, — позвал он, — С тобой что? Ты какая-то бледная...

— Да что-то взбледнулось. — без энтузиазма отозвалась она, — Простыла, наверное. Повод сегодня сбежать с работы пораньше, если, конечно, Петрович на меня не насядет.

— А он насядет... — улыбнувшись "обнадежил" ее Дима, — А где Ромка-то?

— Где-то в цехе. Гудронит, кажись.

Поколебавшись секунду, выбирая между тем, чтобы подняться к Ромке, или взяться за работу, Дима естественно выбрал первое. Работа — не мужик, по бабам не пойдет...

Ромка колдовал возле печки, установленной в вентиляционный шкаф из которого валил густой черный дым...

— Опять поджег? — спросил он, подходя.

Объемный (а говоря проще — просто пухлый) Ромка даже подпрыгнул от испуга, и на долю секунды Диме показалось, что тот сейчас уронит себе под ноги кастрюлю расплавленного гудрона.

— Тьфу ты, дьявол! — выругался Ромка, — возвращаясь к прерванному занятию — сбиванию варежкой языков пламени, вырывавшихся из-под крышки кастрюли. — Я уж думал, Гано пришел!

У постороннего человека, попавшего в "Лазер", могло, наверное, сложиться впечатление, что здесь работают хронические лентяи, занимающиеся всяческой ерундой и панически боящиеся прихода шефа, который может застукать их за этим занятием. В действительности все было отнюдь не так — как раз в отсутствие Гано и шла самая оживленная работа, а как только он появлялся — сводилась на нет. Из-за его привычки всюду совать свой нос, постоянно критиковать и поправлять (зачастую — не вникнув в суть дела) работать с ним было совершенно невозможно.

Вот и сейчас — стандартная ситуация, Ромка, видимо, забыл про гудрон, через чур сильно нагрел его, и тот вспыхнул. Никакой катастрофы — погорит, остынет и потухнет. Но увидев это Гано, наверное, тут же отдал бы приказ залить всю печку из огнетушителя, для ликвидации открытого пламени, а потом велел бы Володе провести со всеми дополнительный инструктаж о мерах пожарной безопасности, ад еще и лично принял бы экзамен.

Лазеровцы знали свое дело и умели его делать... Если никто не лез под руку.

— Что делаешь?

— Гудрон жгу! — огрызнулся Ромка, явно недовольный, что его оторвали от такого важного дела. — Видишь, развлекуха у меня такая.

Видимо, день не задался сегодня у всех, или почти у всех. Да и сам Дима, надо сказать, был не особенно расположен к задушевным беседам после того, что лицезрел сегодня во сне. Поэтому оставив Ромку в гордом одиночестве тушить свой гудрон, он направился к своему лазеру... Работать, так работать...

Окончательно прогнав из головы обрывки того ночного кошмара, естественно не имевшего ничего общего с реальностью, Дима включил свой лазер и занялся настройкой схемы записи того, что в будущем, лет этак через пять, могло стать прицельной маркой голографического прицела Гано.

Его лазер, в отличие от Володиного, был куда менее мощным. Если от Володиного зеленого лазера, работавшего на аргоне, вполне можно было прикуривать, то его красный гелий-неон не мог даже зажечь спичку. Но для целей Димы большей мощности и не было нужно — на его фотоматериале все писалось и так...

Пожалуй, что его сон все же имел некоторое отношение к реальности... "Лазер" был болотом! Настоящим болотом, способным затянуть в далекие глубины, из которых уже нет выхода. Но что поделать, если в более серьезные КБ ГУВТа тебя не берут, а работать где-то надо, не говоря уже о том, чтобы писать диплом. Поэтому приходилось работать тут...

Были в "Лазере", конечно, и свои плюсы... Как ни крути, а работа все же была интересной, пусть и абсолютно никому не нужной. Дима не раз наблюдал, как первые люди Новосибирска и области — мэр или губернатор, приходя к Гано чтобы заказать свои голографические визитки, долго не могли оторвать глаз от портретных голограмм, висевших на входе. При обычном освещении — рамки со вставленными в них темными стеклами, но стоит включить специальные лампы под потолком, и голограммы оживали, поражая воображение людей, далеких по свой специальности от оптики и физики вообще.

Вот в глубине стены лежат ордена Суворова. Конечно, не те самые, что лежат в Эрмитаже, но их точная голографическая копия. Они идентичны настоящим во всем, за исключением того, что голограмм нельзя потрогать... но с другой стороны, кто бы позволил трогать экспонаты в музее?

Вот из стены выглядывает один из основоположников портретной голографии, какой-то видный ученый, фамилию которого Дима никак не мог запомнить. Смотрит из своей рамки, словно из окна — как настоящий! И кажется, что вот она — картина, вдохновившая Беляева на "Голову профессора Доуэля!" Кажется, что за стеклом распахивается окошко в новый мир, а то и еще проще — что за стеной полость, в которой вольготно расположился этот самый Доуэль! Но нет, проводя экскурсию Гано всегда двигал голограммы вверх-вниз, наглядно показывая, что весь объем — ТАМ, внутри стекла, толщиной не больше пяти миллиметров.

И все без исключения приходили в восторг от голограммы, из которой маленький мальчик выдувал мыльный пузырь. Мальчик — внутри, пузырь — снаружи! Фантастика!

Первое время, работая здесь, Дима и сам не мог оторваться от этих картин, казавшихся ему фантастическими. Правда, уже через неделю, во время небольшого ремонта, ему потребовалось помешать чем-то цемент, и для этих целей он выбрал первую попавшуюся голограмму... Чудо перестало быть таковым, и тут же растеряло все уважение.

Лазеровцы не раз с гордостью заявляли, что то, что умеют делать они, умеет делать не больше десятка человек в городе. Вопрос о том, кому это надо, они предпочитали игнорировать, гордясь своими навыками и знаниями. Да, это было все равно, что уметь работать в давно канувшем в лету DOS'овском Lexikon'e", которым никто и никогда пользоваться уже не будет... Но гордость оставалась.

Вторым плюсом "Лазера" был коллектив... Чисто молодежный, за исключением, понятное дело, Гано и его жены — замдиректора, веселый, непосредственный... Общую картину, конечно же, портил вездесущий шеф, но на то он и шеф....

А учитывая, что выбора как-то особо и не было, Дима радовался и тому, что имел... В частности, сейчас он был доволен тем, что его ЛГН-222 исправно выдает необходимую мощность, не фырчит, не дымится и вообще не выпендривается.

Подкорректировав схему записи и сняв необходимые параметры он традиционно перекрестился, пробормотав про себя что-то в духе "Господи, милостив ко мне буде, и подай мне еду на блюде..." и открыл затвор лазера, экспонируя фотопластинку. Экспозиция составляла полторы минуты, и единственной мечтой Димы на это время было то, чтобы сейчас никто и нигде не вздумал завибрировать. Закон подлости всегда оставался законом подлости, поэтому во время важной записи с лестницы в подвал пьяный сантехник обязательно ронял батарею, Ромка крыл матом непослушную голограмму, а Гано падал с кресла, не выдержавшего его величественной задницы.

Разумеется, закон подлости оставался таковым и в этот раз!

С криком: "Алле, Алле, Сема, не теряйся, я тебя не слышу!" в коридор вылетел Володя, держа у уха сотовый телефон. В его голографичке из-за могучих электромагнитных полей лазера (а точнее — его блока питания) не ловился не то, что сигнал сотового, но даже и обыденное радио.

Тихо выматерившись, Дима закрыл затвор и, теперь уже не боясь издать лишний звук, вышел из-за ширмы, отделявший его голографичку от коридора и встал перед Володей, уперев руки в бока.

— Ну и что?! — спросил он. — Ну и какого?!...

— Извини, — неопределенно пожал плечами Володя, — Ты ж знаешь, у меня там связи нет... Ты ж не предупредил, что пишешь.

— Тебя предупредишь... — пробурчал Дима и тихо матюкнувшись про себя вновь вернулся в голографичку.

Ромка, надо сказать, был изрядным пофигистом, принципом которого всегда было: "Все, что не касается меня — меня не касается". Таким образом, если Дима громко топал ногой, пытаясь раздавить таракана, Володя обзывал его вредителем и угрожал сдать НКВД (а еще лучше — Гано). Но если причиной "ухода" голограммы был сам "кормилец" Володя — это было всего лишь досадным недоразумением.

Вновь двухминутная выдержка, на время которой Дима даже задержал дыхание, затем минутная экспозиция и тихие мольбы о том, чтобы именно в этот момент Ромке опять кто-нибудь не позвонил. И вот вожделенная голограмма в его руках. Если быть точнее, то пока что это всего лишь темно-красная фотопластинка, безнадежно боящаяся дневного света. Но стоит пропустить ее через пяток специальных химических растворов, а затем просушить в сушильном шкафу (который в "Лазере" благополучно заменил фен), и перед Димой теоретически должна была предстать картина неземной красоты. Точнее, великолепной и фантастической она была бы только для него, ибо сторонний наблюдатель, промучавшись минут пятнадцать в попытках поймать свет от лазера под нужным углом, увидел бы лишь яркую красную точку, удаленную вглубь голограммы на полста метров.

Для Димы же это было бы верхом счастья на данный момент, ибо все это время точка получалась тусклой, бледной, и скособоченной от центральной оси. И более того, наверняка не смотря на все его усилия, она осталась таковой и в этот раз.

Проходя через офис в химическую лабораторию, в просторечии — в химичку, он машинально отметив, что Насти нет за компьютером. Собственно, это было ее законное рабочее место, ибо ей по рангу полагалось принимать телефонные звонки и изображать перед Гано усиленную работу, однако, в отсутствие шефа Настя любила потрепаться с кем-нибудь из парней о том — о сем. Скорее всего ей полагалось сейчас быть в химичке, обсуждать с Ромкой новые научные заморочки.

Ромка действительно оказался в химичке, карпея над заполнением маршрутного листа, в который полагалось вписывать данные о каждой проявленной голограмме из партии. Но вот Насти там не было.

— Ром, ты мне место не уступишь?

Для проявки голограмм на этом фотоматериале требовалась полная темень, а для заполнения маршрутных листов, естественно, некое подобие освещения. Делить химичку на двоих, конечно же, не нравилось никому, но такова была суровая жизненная реальность.

— Уступлю... — буркнул Ромка, собирая свои записи со стола, — Петровича пока нет — посижу в офисе.

— А где Настя ты не знаешь?

— Без понятия. А тебе что, хотелось бы провести здесь пятнадцать минут в полной темноте?

— Пошляк! — беззлобно отозвался Дима, — Давай, дуй отсюда. Мне работать надо.

— Всем надо... Но не все умеют...

Настя, как единственный член мужского коллектива, естественно, была той, кто мужественно принимал ухаживания троих скучающих парней. У Ромки с ней был даже бурный, но короткий роман, закончившийся разрывом с переходом в дружеские отношения, у Володи — одноразовый секс, после которого его переставала интересовать любая девушка, а у самого Димы — долгий роман, интенсивность которого изменялась по синусоиде. При чем сейчас синусоида проходила свой минимум.

Щелчок выключателя, и химичка погрузилась во тьму. Дима осторожно развернул листок упаковочной бумаги, вынимая голограмму, на ощупь нашел проявочную ванную и каретку и опустил голограмму в проявитель, медленно покачивая каретку из стороны в сторону.

Две минуты в одной ванне, потом пятнадцать — в другой, и все это — в кромешной тьме. Было отчего сойти с ума..

От скуки Дима глазел на потолок, параллельно считая вспышки красного огонька пожарной сигнализации. Одна вспышка в пять секунд. Соответственно, двенадцать вспышек — минута.

Двадцать четыре вспышки — новая ванна. А потом пятнадцать минут можно отмерять не точно, а на глазок. Переставив каретку Дима краем глаза отметил какую-то зеленоватую вспышку слева, и тут же перевел взгляд на дальнюю стену комнаты.

Ничего. Темнота. Черная и липкая, как безлунная ночь в глухом лесу. Темнота, в которой прячется беспричинный детский страх. Но что интересно, в полной темноте он лишь прячется, а вот в сумерках — выбирается на поверхность вашего сознания, подбирается к вам поближе. Мы пугаемся игры теней, а не самой темноты...

Прежде, сидя в химичке в обществе одних лишь колб и голограмм, Дима никогда не испытывал даже намека на этот беспричинный страх. Ни разу даже в подсознании не ворохнулась мысль о том, что темнота может таить какую-то опасность. Сейчас же он явственно ощущал, как шевелятся волосы на его затылке. Он напряженно всматривался в темноту, пытаясь засечь эти зеленоватые всполохи, и вскоре увидел еще одну маленькую точку, вспыхнувшую лишь на мгновение.

Он поднялся со стула, на ощупь найдя опору и двинулся к стене. Зеленые точки каждый раз появлялись в новом месте — то выше, то ниже, но лишь на одной стене. На той, позади которой не было ничего — лишь земля, любовно обнимавшая фундамент института.

Дима протянул руку, нащупывая стену. Еще одна ошибка героев в стандартных ужастиках. Если ты — герой фильма ужасов, и видишь что-то странное — никогда не пытайся узнать, что это такое. Беги сразу, ибо ничего хорошего не может там тебя ожидать. Но ведь жизнь, какой бы отвратительной она, порою, не казалась — это не ужастик? А значит стена не должна поддаться по его рукой, а зеленоватые искорки не могут оказаться многочисленными лазами какого-нибудь жуткого чудовища?

Стена была мокрой. Уперевшись в нее двумя пальцами Дима даже ощутил легкий ток воды, бежавшей вниз.

Всего лишь талые воды, опять нашедшие лазейку в стене и силящиеся прорваться в помещение. Но откуда эти зеленые вспышки, едва уловимые человеческим глазом. Люминесценция каких-то частиц, растворенных в воде? Скорее всего.

Успокоенный таким простым объяснением Дима на ощупь двинулся обратно к своему стулу, но не успел сделать и пары шагов, как услышал вдалеке, вероятнее всего — в цехе, полный ужаса вопль Ромки. Он потянулся, было, к крышке от ванночки с фиксажом, дабы закрыть голограмму и выскользнуть из комнаты, но не успел сделать и этого.

Громкий топот ног через весь офис и "слесарку," к его двери, Ромкин крик "Володя! Дима!", все также наполненный ужасом и срывающийся на всхлип... А через секунду дверь распахнулась, и на пороге появился Ромка, с лицом, белее собственной парадной рубашки и хватающий ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.

— Дима!!! Настя... Она...

За его спиной вырос Володя, обеспокоенный и тоже побледневший.

— Что?! — крикнул он, встряхнув Ромку за плечи, — Что стряслось?!

— Настя... Умерла. — выдохнул тот и, сказав это, разом поник и осунулся, будто бы это слово, произнесенное вслух, стало для него страшнее недавно увиденного.

— Как? — одновременно вырвалось у обоих.

— В цехе... В ванне.

Ромка глотал слова и целые предложения.

Володя сорвался с места, но сделав пару стремительных шагов обернулся и крикнул Диме:

— Успокой его, я гляну там.

Дима кивнул, включая свет. Ртутная лампа под потолком загудела, пару раз сверкнула неярким светом, а затем вдруг заискрила в местах крепления, заставив Диму сначала отскочить в сторону, а затем — вновь щелкнуть выключателем, обесточивая лампу. В свете последних гаснущих искорок он увидел, как вода БЕЖИТ по потолку. Не сбирается каплями, чтобы упасть вниз, а бежит к выходу из химички, расстилаясь по потолку широким тонким слоем, словно прижимаясь к нему, чтобы не упасть. Исходя из трещинки под самым потолком поток воды раздваивался. Одна половина устремлялась вниз, по стене, которую он ощупывал минуту назад, а другая — ползла по потолку к выходу, охватив своим прозрачным полотном и лампу.

— Да что же это?... — пробормотал Дима, осматриваясь. Теперь, в свете, идущим лишь из слесарки он видел, как в дальнем углу на полу собирается лужа, и как эта лужа, перебирая ложноножками будто амеба, ползет к центру химички. Нет, не к центру — к выходу! В воде то и дело вспыхивали и гасли короткие зеленые искорки, добавлявшие жути к и без того невероятной картине.

— Пойдем отсюда... — пробормотал он, беря Ромку под руку и выводя его сначала в "слесарку", а затем и в офис, — Сядь вот сюда. Спокойно. Успокойся... Дыши ровно.

В Ромкиных глазах был страх. Что же он такого увидел там, в цехе, что так потрясло его? Сам Дима, наверное, выглядел не лучше — после лицезрения "живой воды" у него подкашивались ноги.

Тем не менее, усадив Ромку на стул, он направился в цех, стараясь побороть дрожь в конечностях. Чтобы там ни было? Нужно было знать, что происходит. Что случилось с Настей? Действительно ли она умерла?...

— Володь, ты где? — крикнул он, перешагнув порог цеха.

— Здесь... — негромко отозвался тот сверху — громадное помещение подвала было поделено на два этажа посредством своеобразных антресолей, державшихся на громадных металлических балках. Первый этаж был оприходован под хозяйственные работы, а на втором велась гудронка голограмм. Там же стоял небольшой стол, за которым ребята иногда обедали, когда лицезреть лицо шефа было уж совсем невмоготу.

— Если нервы крепкие — поднимайся сюда. — добавил Володя.

Глубоко вздохнув и медленно выдохнув воздух из легких Дима ощутил, что ватные ноги обретают нормальную твердость. Еще неизвестно, что он увидит наверху, но сейчас он, по крайней мере, мог идти. Собравшись с духом он ступил на лестницу.

Вытяжная вентиляция, гнавшая воздух из шкафа с печкой для гудронки, гудела словно лодочный мотор. Проходя мимо шкафа Дима краем глаза заметил, что кастрюля с гудроном вновь дымит, но печка уже была выключена, а значит пожар "Лазеру" не грозил.

Первым, что бросилось в глаза, была одежда Насти, разбросанная по всему полу, начиная от лестницы. Кофта, блузка, джинсы — все это валялось на расстояния одного шага друг от друга, будто бы девушка шла вперед, постепенно разоблачаясь. Лифчик, трусики... Володя стоял у края громадной ванны, занимавшей в длину все помещение цеха, в которой некогда велась промывка голограмм особого типа, нуждавшихся в сильном напоре воды. По сути своей это был здоровенный канал, намертво сваренный из стальных листов. Девять метров в длину, метр в ширину и в высоту. Два крана в начале ванны, и сток в конце.

Почему Володя стоит возле нее? Почему смотрит в ванну? Поднимая взгляд Дима уже догадывался, что увидит.

Громадная ванна была до краев заполнена водой. Удивительно было, как сварочные швы выдерживали такую массу воды... И страшно было даже подумать о том, что произойдет, если один из стальных листов вдруг оторвется от другого. Такое количество воды просто смыло бы и его и Володю на первый этаж. А там... Второй лазер и его блок питания сейчас отключены, зато включен калориметр. Они, конечно, получат не несколько тысяч вольт, а всего 220, но и этого должно хватить.

Настя лежала в воде, лицом вверх, устремив бессмысленный взор широко распахнутых глаз в потемневший от копоти гудронки потолок. Обнаженная почти полностью — лишь на ее ногах остались толстые шерстяные носки, которые она, почему-то, не стала снимать, перед тем как погрузиться в воду.

Хотя... применимо ли к мертвому телу слово "обнаженная"? Дима никогда не задумывался об этом, но если бы кто-то попросил его описать Настю в тот момент он сказал бы, что она была голой. Не обнаженной, а именно голой, ибо от прелестных девичьих форм не осталось и следа. Тело посинело и раздулось, превратив девушку в подобие через чур сильно надутой резиновой куклы. Нетронутым осталось лишь лицо — оно лишь посинело, но не увеличилось в объеме, уже за это Дима мысленно поблагодарил судьбу. От мысли, что когда-то он целовал эти губы, ставшие лиловыми, его желудок судорожно ухватился за позвоночник и пополз по нему к пищеводу.

— Мертва? — спросил Дима, глядя в пол.

— Да.

— Ты пульс проверил?

— Да. Хочешь — и ты проверь.

Притронуться к этому телу было выше его сил, поэтому Дима промолчал.

— Что будем делать?

— Как что? Вызовем скорую... Милицию.

Одним словом, Володя, который был на три года старше Димы и успел повидать в жизни гораздо больше него, тоже был растерян и испуган.

Володя уже направлялся к лестнице, когда Дима все же решился еще раз посмотреть в лицо Насти. В ее глазах не застыла боль, рот не был сведен судорогой. Она умерла тихо и спокойно, лежа в холодной воде и глядя в потолок.

Сам не зная, зачем, Дима поднял голову, проследив направление мертвого взгляда, и замер на месте. По потолку цеха ползла вода, слева направо, от стены, за которой заканчивался институт, к двери в цех. Медленно и неторопливо, аккуратно огибая мельчайшие выступы. Зеленых всполохов не было заметно, но это, скорее всего, объяснялось тем, что в цехе было достаточно светло.

— Володя... — тихо позвал он, испугавшись собственного хриплого голоса.

— Что?

Дима не ответил — у него пересохло в горле. Но Володя и сам все понял, лишь подняв глаза к верху.

— Моп твою ять!... — пробормотал он, — Что ж происходит то, а?

Дима двинулся к выходу, отслеживая взглядом направление тока воды. Пройдя по потолку практически весь цех она, теперь, спускалась к двери, явно намереваясь выбраться в офис.

— Она... Она как живая! — зачарованно пробормотал Володя, и эти его слова явно не относились к насте, свободно плававшей в ванне, до краев наполненной водой.

— Пошли отсюда! — крикнул Дима, и первым сбежал по лестнице. Водяной ковер уже спускался по стене, подбираясь к двери.

Володя выбежал следом, и Дима захлопнул за ним дверь, закрыв ее на замок. Он понимал, что для воды, обретшей способность ползать по потолку дверь не станет препятствием — найдя малейшую щель талые воды все равно втекут в офис, но... Быть может это случится хотя бы секундой позднее.

— Черт! Меня, кажется, сейчас стошнит... — пробормотал Володя, согнувшись пополам и уперевшись рукой в стену.

Дима тоже ощущал легкую тошноту, но позывов ко рвоте пока что не было. Ему часто приходилось видеть, как в кино неопытных полицейских выворачивает наизнанку при виде изувеченного трупа, но сейчас тошнота как-то не ассоциировалась с увиденным наверху. Она была сама по себе, никак не связанная с жутким зрелищем, открывшимся ему в цехе. Быть может, утром съел что-то не то?...

Ромка так и сидел на стуле в той же позе, в которой Дима его оставил. Сейчас он поднял глаза, в которых теперь читался не только ужас. Но и надежда, и тихо спросил:

— Мертва?

Вероятно он до последнего момента надеялся, что у него галлюцинации, или что Настя просто прилегла на воду отдохнуть.

— Да... — ответил Дима, проклиная все на свете за то, что именно ему приходится разбивать последнюю Ромкину надежду.

Володя, похоже, сумел-таки справиться с тошнотой, и, отделившись от стены, подошел к ним.

— Что это было, а? — спросил он.

— А ты зайди в химичку... Только свет не включай! — предупредил его Дима.

Володе оказалось достаточным дойти до порога между офисом и "слесаркой" — вода уже выбралась туда и двумя ровными потоками медленно катилась к голографичке по полу и потолку.

— Я звоню в... — произнес он, вернувшись в офис, но запнулся на полуслове, — В скорую? В милицию? В пожарку? Что я им скажу? Кто не увидит этого — не поверит. Валить отсюда надо!

— Да! — с радостью поддержал эту идею Ромка, лицо которого постепенно приобретало оттенок белил, — Пойдемте отсюда? А то меня что-то подташнивает. Наружу... На воздух...

Володя согласно кивнул, и уже направился к двери, когда до Димы дошла суть происходящего. Володю, бывшего для него всегда этаким авторитетным старшим товарищем, едва не стошнило при виде мертвого тела. К тому же он бледен как полотно, и даже отсюда Диме было видно, как дрожат его руки. Вопрос в том, а действительно ли на него так подействовал вид трупа, или здесь что-то иное?

— Володь, — крикнул он, — Посмотри на меня. Я белый?

— Как поганка, — не оборачиваясь ответил тот, — Ну что вы стоите? Идем! Позовем кого-нибудь сюда, а то я больше не могу смотреть на эту живую воду.

— Нет, стой! — подбежав к нему Дима схватил его за руку. — Ты что, не понял? Мы все бледны. Нас всех троих тошнит... МЫ все едва стоим на ногах. Думаете это от того, что мы видели мертвеца? Не знаю, как на вас, а на меня он такого тягостного впечатления не произвел. Было страшно... было жалко Настю, но чтоб так...

— Ты это о чем?! — Володя остановился и пристально посмотрел на него.

— А ты сам не догадываешься? И Настя сегодня утром, когда я пришел, была какая-то неестественно бледная. А ведь она первой прикоснулась к этой воде — ты ж мне сам сказал, что она убралась у тебя в голографичке, когда утром вы с ней обнаружили там лужу. Она что-то подцепила из этой воды!

Володя обессилено упал в шефское кресло, которое протестующе заскрипело, негодуя на такое обращение.

— Какой-то вирус... И мы все заражены. Я не прикасался к воде, я даже близко к ней не подходил! А ты?

— Прикоснулся, но всего пару минут назад. Когда мне поплохело — так с ходу не скажу. Я с утра сегодня какой-то квелый, так что наложилось, наверное...

— Ромыч?

— Что?

— Ты воду убирал? Прикасался к ней?

— Нет. В химичке сегодня не текло.

— Значит, мы все, кроме Насти, просто дышали, — резюмировал Володя, — И чем-то надышались. Ты прав, Димыч, выходить нельзя. Что бы это ни было, распространяется оно очень быстро. Не знаю, что случилось с Настей, но не хочу, чтобы это прошлось по всему ГУВТу. Звоним в скорую! Объясним им ситуацию, и пусть решают сами...

Оставив Володю объяснять медикам суть происходящего, Дима медленно, почти что крадучись, направился в "слесарку", чтобы проверить что творится там. Наверное, после того как за последние пять минут видишь столько страшного и невероятного, сколько не видел и за всю свою жизнь, чувство страха притупляется, а то и вовсе пропадает куда-то. По крайней мере, глядя на два потока воды, ползущих по полу и потолку в голографичку, он больше не испытывал ни удивления, ни страха. Куда-то пропало даже любопытство — вопрос о том, как такое могло быть, ушел гулять куда-то на задворки сознания.

Вода (да и вода ли это?) не текла, а именно ползла, распластавшись по полу и потолку тонким, едва заметным слоем. Быть может его толщина была равна всего лишь толщине одной молекулы... Медленно вода одолевала сантиметр за сантиметром, продвигаясь вперед. Дима оглянулся на дверь из цеха. Так и есть... Щели между дверью и верхним косяком оказалось более чем достаточно. Воды уже наползала на потолок офиса, все также целенаправленно намереваясь пересечь его и направиться... Куда? В голографичку? Но почему именно туда?

Нужно было сделать всего пару шагов, чтобы заглянуть в дверь комнаты, из которой доносилось мерное гудение лазера, но эти два шага пришлось бы делать по полу, залитому водой. Залитому ли? Скорее облепленному... А наступать в ЭТО не хотелось совершенно — Дима с содроганием вспомнил, что несколько минут назад коснулся пальцами этой воды, стекающей по стене химички.

— Я не могу ничего толком объяснить, — говорил, тем временем Володя в телефонную трубку, постепенно повышая голос, — Успокоиться?! Да я и так спокоен как боа-констриктор! Я и так излагаю все подробно. Нас здесь четверо... Нет, было четверо. Одна из нас уже умерла. Незадолго перед смертью Настя жаловалась на недомогание и была очень бледна. Сейчас бледны все мы, и у всех это самое недомогание. Что? Да откуда я знаю, такое было у нее, или не такое?! Спросить у нее я уже не могу. Мы боимся выходить наружу — кажется, это какой-то вирус. Думаю, что она подцепила его от талых вод. Талых, а не сточных, я сказал! Мы в подвале... Да, я и звоню Вам из подвала! Да работаем мы тут, а не живем! Фирма "Лазер" в подвале НГУВТа... Приедете? Замечательно! Что? Наш телефон? Записывайте...

— Ром... — позвал Дима, — Надо бы зайти в голографичку. Вода стекается туда, и я хочу понять, почему именно туда. У тебя, кажется, где-то резиновые сапоги были?

Ромка, кажется, начал приходить в себя. Одного взгляда, брошенного на коридор в "слесарке", по которому текла вода, хватило ему, чтобы понять суть проблемы.

— Были... — ответил он, — В цехе.

— Черт!

Возвращаться в цех тоже не хотелось... Однако, там вода, по крайней мере текла по потолку, а не по полу. Или, быть может, она уже облюбовала и пол?

— Все! Приедут! — сказал Володя, кладя трубку, — Не знаю, что с ними будет, когда они увидят что тут происходит, но по крайней мере, они приедут. Так что, пока сидим тут и ждем помощи.

— А если... — несмело заговорил Ромка, — Если эта вода... Нападет на нас? Что тогда? Бежать отсюда?

— Пока что эта вода, или что бы это ни было, никаких враждебных действий к нам не предпринимала, — резонно подметил Володя, — Так что выходить мы пока не будем. Если ЧТО-НИБУДЬ пойдет не так — посмотрим. Димыч, ты солидарен?

— Надо пройти в цех, — вместо ответа заявил он, — За Ромкиными сапогами.

— На хрена? — Володя, естественно, не слышал их разговора.

— Вода стекается в голографичку. Нужно посмотреть, что происходит там, но она течет по полу... Наступать в эту дрянь я не собираюсь.

— А в цехе вода текла только по потолку! — мгновенно подхватил идею Володя, — Я схожу!

Где-то в глубине души Дима был рад, что эта миссия досталась не ему. Правильно, идти должен Володя. Он старше, опытнее, наконец, просто физически сильнее. С ним ничего не случится.

Володя не стал тратить времени на разговоры и обсуждения. Он просто подошел к двери в цех, и резко распахнул ее, отскочив в сторону, чтобы его не обдало каскадом капель, сорвавшихся с верхнего косяка. Всколыхнувшись от этого движения, вода вновь продолжила свой неспешный ток по потолку, совершенно не обращая внимания на потревоживших ее людей. Пол цеха был сух...

— Так... — крякнул Володя, — Пол дела сделано. Где сапоги?

— В шкафу, возле двери на склад, — отозвался Ромка, стоявший позади него. Его трясло, словно в лихорадке, но он отчаянно пытался унять эту дрожь и не показывать остальным, насколько ему плохо. Должно быть он считал эту дрожь следствием испуга... Дима же, у которого вновь начали подкашиваться ноги, склонен был относить это к симптомам того вируса, что убил Настю.

Убил ли? Он лежала в воде голышом, и она явно не упала в ванну, а забралась в нее сама. Зачем?! Хотела умереть, захлебнувшись в воде, поняв что больна чем-то страшным? Но почему, тогда, она ничего не рассказала им? Не попросила вызвать скорую, наконец?!

Володя осторожно перешагнул порог цеха, а затем быстрым шагом направился к шкафу, внимательно оглядывая стены и потолок.

— Здесь сухо! — крикнул он, удаляясь, — Вода течет только по потолку!

Звучный плеск на антресолях цеха заставил всех троих вздрогнуть, а Володю — остановиться, готового броситься бежать обратно. Тонкие струйки воды стекали по балкам, удерживающим второй этаж — но в них не было ничего необычного. Они просто стекали на пол, чтобы там и остаться... Володя сделал еще несколько шагов вперед, и остановился возле шкафа, намереваясь открыть дверцу.

Должно быть, и ему и Диме пришла в голову одна и та же мысль, потому что шкаф он открыл очень резко, одновременно отскакивая назад, ожидая нападения. Кто знает, что могло прятаться в шкафу в день, когда ожила вода? Но за открытой дверцей взоры Володи предстали лишь несколько драных курток и рубашек, да несколько башмаков — сменная одежда лазеровцев на случай непредвиденных хоз. работ. Никому, ведь, не захочется таскать грязные коробки в белых рубашках? Поэтому каждый их ребят хранил здесь какую-либо ветхую одежду. Ромка, в частности, принес в "Лазер" кирзовые сапоги, голенища которых сам же и покромсал на прокладки.

Сверху, сквозь гул вентиляции, послышался какой-то звук. Не то шлепок, на то плеск, не то слабый удар по железу. Володя тоже услышал его, и замер, подняв голову.

— Вам ничего не видно? — крикнул он через цех.

— Нет! — ответил Дима. Снизу, из двери в цех, он мог видеть не дальше вытяжного шкафа с гудронкой, сразу за которым и начиналась громадная ванна, в которой приняла свою смерть Настя.

В сознании зудела мысль о том, что он должен подняться по лестнице, пока Володя ищет проклятые Ромкины сапоги. Поднять и посмотреть, что там издает эти странные звуки. Страшно? Да, страшно. Но ведь собрался же он войти в залитую талыми водами голографичку? Какая разница, коснется он воды, или нет, если вирус распространяется по воздуху? Да и, к тому же, он явно уже заражен...

Перила чисты. Лестница чиста. Вода течет лишь по потолку над его головой. Нужно подняться и проверить... Подняться и проверить...

Дима сделал шаг вперед, перешагивая порог цеха, не отрывая взгляда от потолка. Вода размеренно текла вперед, перекатываясь через косяк. Похоже, Володя был прав — что бы не двигало эти талые воды, причинять им вред оно не собиралось. Разве что сделало это нечаянно, заразив каким-то вирусом, убившим Настю.

Володя рылся в шкафу, время от времени оглядываясь по сторонам. Все это походило не на поиск одежды в СВОЕМ цеху, а на вылазку в стан врага. Опасность за каждым углом, но какая — никому не ведомо.

Дима ступил на первую ступеньку лестницы, поставил ногу на вторую, и вдруг отчетливо услышал звонкое "ШЛЕП!" наверху. Не на потолке, а именно на втором этаже, на антресолях. Он поднял голову, напряженно глядя перед собой и, одновременно вслушиваясь в звук работающей вентиляции — не прорвется ли через этот рокот что-то еще.

Шлеп!

Шлеп! Шлеп!

Шлеп! Шлеп! Шлеп!

Шлепки, будто бы кто-то бил ладонью по мокрому полу.

Шлеп!

На этот раз Дима ощутил, как под ним легонько содрогнулась лестница. Это были не шлепки — шаги! Шаги босых ног по мокрому полу.

Краем глаза он отметил движение слева от себя и, испуганно повернув голову увидел что это всего лишь Володя, быстро прошедший мимо него к двери из цеха. Увидев, что Дима смотрит на него он улыбнулся, подняв на уровень глаз кирзовые сапоги со слегка покоцанными голенищами, и махнул рукой, мол, возвращайся.

Шлеп! Шлеп! Шлеп! Шлеп!

Ему нужно было лишь развернуться и сделать два быстрых шага к двери, а затем захлопнуть ее за своей спиной, закрыть на замок и придавить для верности столом. Закрыть дверь, чтобы ЭТО не пробралось в офис. Пусть течет ядовитая вода, пусть они медленно умирают, пораженные загадочной болезнью... Но только бы ЭТО не двинулось вслед за ними!

Ему просто не нужно было смотреть... Но услышав последний шлепок уже совсем близко к лестнице, Дима поднял голову, все также стоя на второй ступеньки.

Над ним стояла Настя. Ее посиневшее лицо с правой стороны уже поплыло, превратив некогда милые губы не то в зловещий оскал, не то в издевательскую усмешку. Раздувшаяся левая рука тянулась к перилам, в то время как правая распласталась по ее шее, от чего Настя напоминала астматика, прижимающего руку к трахее, в надежде унять приступ.

Распущенные волосы прикрывали правую половину лица и с грехом пополам скрывали голые груди, которые теперь отнюдь не притягивали мужской взгляд.

— Настя?! — сдавленно прошептал он, чувствуя, как к горлу опять подступает тошнота, а сам он теряет равновесие, заваливаясь назад.

Она не ответила. Ее рука дернулась, хватаясь за перила — как будто она делала это рефлекторно, совершенно не подключая сознание. Затем резко шагнула вперед, с трудом попав ногой на узкую ступеньку. Ее движения походили на движения покореженного робота, разучившегося управлять собственным телом. Резкие, отрывистые, неосознанные.

Дима услышал, как за его спиной крикнул что-то Володя, но не разобрал слов. Он видел, как разбухшее и посиневшее тело медленно заваливается на него, при чем на мертвом лице Насти не отразилось даже тени удивления. Она не понимала происходящего! Видел и осознавал, что секунду спустя она рухнет на него, но не мог заставить себя сделать ни шагу. Его словно парализовало... И в то же время он чувствовал, как его рука тянется к перилам. Его тело собиралось взобраться наверх, или, быть может, удержать падающий на него труп.

Чьи-то руки обхватили его поперек туловища и резко дернули назад. Голова с размаху ударилась о дверной косяк, и боль, разлившаяся от виска по всему черепу привела его в чувство. Володя швырнул его на пол и, оттолкнув безвольно стоявшего Ромку, захлопнул дверь за мгновение до того как за ней раздался приглушенный грохот падения. Закрыл дверь на замок и облокотился на нее спиной, выдохнув воздух.

— Димыч, ты цел? — спросил он, переведя дыхание.

— Не весь... — отозвался Дима, поднимаясь. Ощупав ушибленный висок он ощутил под пальцами что-то вязкое и липкое. Кровь... Не так уж и много — должно быть, всего лишь ссадина. — Башкой ты меня приложил капитально.

— Извини... — вполне искренне сказал Володя, совсем не так, как обычно, когда извинялся за испорченную его криком или топотом голограмму.

— Да нет, даже спасибо тебе. Я словно загипнотизированный был... А от удара в себя пришел.

— Там же Настя! — подал, наконец, голос Ромка и, дрожа как осиновый лист, по стенке осел на пол. — Она там! Живая!

— Ромыч, она мертва! — сказал Володя, склоняясь над ним, — Не знаю, что с ней, но она точно мертва. Да и вообще, она ли это?

— Она... — выдохнул Ромка, и только сейчас Дима заметил, что его лицо из бледного приобретает какой-то синюшный оттенок. — Пожалуйста, дайте мне воды!

Володя, не смотря на то, что и сам вряд ли чувствовал себя лучше, направился к стоявшему в дальнем углу офиса кулеру и налив стакан воды вернулся к ним.

— Держи.

Ромка перевел взгляд на стакан в Володиной руке, а затем его взгляд потерял осмысленность. Он поднялся на ноги и, оттолкнув Володю, двинулся к химичке.

— Стой! Ты куда?!

— За водой...

— Так вот же вода!

— Не пойдет...

Дима не понял, что произошло, но понял, куда направляется Ромка.

— Держи его! — крикнул он Володе, и сам первый бросился вперед, сбивая Ромку с ног и заваливая на пол, — держи его, он не в себе!

Секунду спустя они вдвоем прижали к полу Ромку, который даже и не пытался сопротивляться, а лишь продолжал повторять севшим, вдруг, голосом: "Воды... Воды..."

Дима с размаху залепил ему звонкую пощечину — безрезультатно. От второго удара у него заныла рука, а Ромкина голова безвольно дернулась в сторону, но когда Дима замахнулся, чтобы ударить еще раз, Володя удержал его руку.

— Не надо! Он приходит в себя.

Ромка замолк, а его взгляд вновь обрел способность фокусироваться на окружающих предметах.

— Боже... — простонал он, пытаясь высвободить руку, которую удерживал Дима.

— Ты как? В порядке?

— Насколько это вообще возможно — да.

Дима с Володей медленно, с опаской, отпустили его, и убедившись в том, что Ромка и в самом деле начал ощущать себя самим собой — помогли ему подняться.

— Ты шел в химичку за водой, да? — спросил Дима.

— Помню смутно. Как будто все это было во сне... В горле, вдруг, зажгло, и я отчего-то точно знал, что это жжение можно унять только ТОЙ водой. Если бы вы не остановили меня, я, наверное, и в самом деле дошел бы до "слесарки" и стал бы пить прямо с пола. Что бы со мной потом было — не знаю.

— А я, кажется, догадываюсь, — невесело усмехнулся Володя, — То же, что и с Настей. Это, наверное, последняя стадия болезни — галлюцинации, во время которых ты пьешь эту, ОСОБЕНУЮ воду, а затем — не то смерть, не то что-то близкое к ней. Надеюсь, что "скорая" быстро сюда доберется. Мне не по себе от того, что в следующий раз за водой могу пойти я. Вы уж держите меня тогда...

От раздавшегося позади них глухого удара, ребята подпрыгнули. Должно быть, Настя пыталась выломать дверь в офис...

— Если кто-то собирается идти в голографичку — самое время. — с дрожью в голосе заметил Володя. Он боялся... Не смотря на всю свою напускную уверенность в счастливом исходе — боялся...

— Я пойду! — сказал Дима. Он уже переобувался в кирзовые сапоги. — Надеюсь, эта дрянь не заползет мне за голенища.

Новый удар из цеха, за которым последовал нечеловеческий вой и поскрябывание.

— Нет, она не мертва... — пробормотал Ромка, закрыв глаза, — Но это больше не человек... Человек так выть не может.

Удары в дверь стали слабее, но зато чаще — должно быть, Настя пробовала различные методы ударов.

— Ромыч, вставай к двери! — скомандовал Володя, — Будем держать ее до приезда врачей, а там уж они пускай сами разбираются. Замок на двери хиленький — я бы такой вынес с первого удара... Так что, вставай жопой к двери и держи!

— А ты?

— А я — пойду с Димкой. По воде в туфлях я, естественно, шлепать не намерен — друг она еще и через поры кожи впитывается? А вот сразу за дверью — постою. Вдруг ему что потребуется? ДА и вообще, мало ли...

Дима вздрогнув, подумав о том что он подразумевает под "Мало ли?" "Мало ли, вдруг его придется вытаскивать оттуда на себе?" "Мало ли, вдруг приступ случится с ним прямо там, и он станет лакать эту воду как собака, пробежавшая сотню километров по жаре?"

— Пошли! — сказал он, и шагнул в дверь "слесарки".

Вода из цеха уже перебралась по потолку через офис, и сейчас ее поток, ползущий по потолку, уходил в голографичку. Три маленькие "живые" реки стекались в одну, направляясь куда-то в одно конкретное место. Вот только в какое?

Страшно было лишь сделать первый шаг — остальные дались куда легче. Страшно было опустить ногу в этот тонкий слой воды, о которой Дима знал только то, что она убивает... Но когда подошла сапога коснулась пола, покрытого водой, а в его внутреннем состоянии ничего не изменилось, Дима сделал второй шаг, ставя в воду и вторую ногу.

— Все в норме? — спросил с порога офиса Володя.

— Да. Может я потом об этом и пожалею, о сейчас мне кажется что через сапоги оно не может до меня добраться.

Вой за дверью цеха и испуганный Ромкин возглас напомнили о том, что опасность отныне представляет не только вода. Сколько же времени осталось до приезда "скорой"? Обычно врачи не торопятся... Да и кто знает, сумеют ли они чем-нибудь помочь, или сделают только хуже. Насте, например, уже явно было не помочь. Свет в голографичке не горел — все осталось так, как было, когда Володя услышал Ромкин крик, и побежал посмотреть что случилось с Настей. Над Володиным рабочим столом горел небольшой светильник, над полуторатонным СИНом стояло зеленоватое марево, создаваемое равномерным светом, пробивающимся в щели вокруг затвора лазера. Дальний угол комнаты, в котором располагалась дверь, ведущая в "Смерть Майкрософту", тонула во тьме.

Дверь, с которой все и началось... И Дима почему-то был точно уверен в том, что вода стекается именно к ней.

Шаг влево, щелчок выключателя, и голографичку заливает слабый свет ртутной лампы под потолком. Помещение рассчитано на три таких лампы, но горит, естественно, только одна — Володя вообще редко включал здесь свет.

Поток воды, пройдя под СИНом, исчезал в щели под дверью в дальнем углу комнаты.

— Что там? — раздался из офиса приглушенный голос Володи, — Димыч, ты не молчи! Комментируй что ты делаешь, чтобы я знал, что ты еще живой!

— Все нормально! — ответил Дима, — Вода уходит в "Смерть Майкрософту".

— То есть как, уходит?

— Не знаю. Но течет она туда... Хочу открыть дверь и посмотреть.

— Давай. Только не молчи! Комментируй каждый свой шаг. Говори, что делаешь, и что видишь.

Это походило на голливудский боевик, виденный Димой когда-то. Копы завербовали глупого информатора, навесили на него микрофон, и отправили на задание, выяснить что к чему. Там его быстренько схватили и повели к шефу, а тот, еще не зная что давно потерял свой микрофон, старательно болтает всю дорогу: "А зачем вы ведете меня по этой широкой аллейке, по бокам которой посажены вязы? Ваш шеф живет в доках, да? В тех доках, что расположены на левой стороне озера?..." И так далее, чтобы его спасителям было легче его найти.

Дима шел к двери, проговаривая каждый свой шаг. Быть может, если что-то случится с ним, Володя действительно успеет вбежать и спасти его... Или, хотя бы, просто будет знать что произошло, чтобы не повторить его ошибку. Хотя главной ошибкой, наверное, было то, что он пошел сюда. Следовало бы дождаться приезда "скорой", и предоставить выяснять природу этой воды медикам, а быть может и военным, которые наверняка заинтересуются составом вещества, превращающего людей в зомби.

— Иду к двери. Иду прямо по воде. Может быть мне кажется, но по-моему вода здесь течет быстрее. Оно и логично, поток стал уже. Подхожу к двери. Она не закрыта на защелку — просто закрыта. Знаешь, Володь, а я сегодня эту дверь во сне видел.

— И что ты там видел?

— Во сне за ней была бескрайняя топь. И стоило мне открыть дверь, как что-то бросилось из болота на меня, и утащило с собой. Какое-то щупальце, что ли... ладно, это все равно просто сон. Открываю...

За дверью была вода. Не просто была налита до порога комнаты, а поднималась гораздо выше его, почти до самого потолка, заполняя всю комнатушку. Да и было ли это прозрачное студенистое вещество, отсвечивающее серебром, водой? Стена из серебра! Параллелепипед из студня, размером с целую комнату.

— Боже мой! — выдохнул Дима, — Я даже не знаю, как это описать! Здесь вода. Как будто за дверью еще и какая-то преграда из стекла, как будто я смотрю в аквариум! Уровень — выше моего роста... Она прозрачная — я вижу стены комнаты. Вот только... Володь, в "Смерти Майкрософту" что-нибудь было? Я имею в виду, здесь же валялся какой-то хлам?

Дима медленно отступал назад, оставив дверь открытой, когда обратил внимание на то, что изменился звук с которым он ставил ногу на пол. Больше не было звучного плюха — пол был сухим. Вода ушла! То ли иссяк ее поток, питавший этот ручей, умевший передвигаться по потолку, то ли... То ли нужное количество воды уже было достигнуто.

— Хлам? — раздался голос Володи совсем рядом, и через секунду он уже стоял в голографичке, рядом с Димой, — Вода ушла, — спокойно пояснил он, — Хламу там было выше крыши. На полу доски валялись, в левом углу, за стеной, столяо штук пять инваровых каркасов.

Инвар... Дима помнил этот металл — один такой каркас от лазера валялся сейчас где-то в цехе. Очень прочный и, главное, тяжеленный металл. Вряд ли он был прочнее стали, но имел одну весьма полезную особенность — мизерный коэффициент температурного расширения. Иначе говоря, инваровая трубка, наплевав на изменения температуры вокруг, всегда оставалось одного размера, не думая удлиняться или укорачиваться даже на сотую долю миллиметра.

— Мать честная! — пробормотал Володя, глядя на стену воды в "Смерти Майкрософту", — Это что ж за херня такая?! И ведь ты прав, там пусто! Нет никакого мусора, и весь инвар куда то делся...

— Может он... того? Растворился?

— Может и так, — пожал плечами Володя, всматриваясь в серебристый студень, — Пойдем.

Ромка стоял спиной к двери в цех, но по его позе, уже чуть расслабленной, было заметно, что Настя давно не делала попыток выбраться. Толи стала искать другой путь, то ли просто выдохлась. Черт его знает, чего ожидать от ожившего трупа?

— Что там? — спросил он, кивая на голографичку, и Дима подробно описал ему увиденное, добавив, также, предположение о том, что талые воды растворили инвар.

— Не нравится мне это... — пробормотал Ромка, и не взирая на слова Володи: "А кому оно нравится?!", продолжил, — Со "смерти Майкрософту" все началось. Оттуда первой пошла вода, там убиралась Настя, когда заразилась. А теперь туда стекается вода и чего-то ждет. Сколько лет мы не открывали эту дверь?

— Года четыре, — ответил Володя, — Я как раз сюда устроился.

— Четыре года в замкнутом пространстве... А что, если за это время там что-то завелось?

— Что именно?

— Не знаю. Что-то разумное и умеющее управлять водой. Что у нас там? Рядом стоит блок питания от лазера, в нем десять киловольт и, естественно, страшные магнитные поля. Что, если произошла какая-то мутация?...

Звонок в дверь напугал всех больше, чем некогда грохот в цехе, но в следующую секунду, когда стало ясно, что это не новый катаклизм, а всего лишь звонок в дверь, у Димы как-то сразу отлегло от сердца. "Скорая". Врачи, которые разберутся в происходящем, отловят "мутанта", если таковой имеется, и сделают так, что никто из них больше не будет хоть испить талой водицы.

— Я открою! — сказал он, и направился в коридор.

— Сначала спроси кто! — крикнул ему вслед Володя, — Посторонних не пускай, а то не хватало нам, чтобы эту заразу кто-то вынес наружу.

— Кто там? — спросил Дима, подходя к двери.

— "Скорую" вызывали? — раздался снаружи приглушенный мужской голос.

Дима открыл дверь и хотел, было, отступить на шаг, пропуская врача, но так и замер на пороге. Перед ним стояли два "астронавта" в так называемых "чумовых" костюмах, которые правильнее было бы назвать скафандрами.

— Все настолько серьезно?! — оторопело спросил Дима, все же совладав с собой и пропуская врачей, каждый из которых нес в руках по два медицинских бикса, похожих на металлические чемоданы.

— А я откуда знаю! — отозвался первый вошедший, — Меня направили сюда, предупредив что у вас тут заразное заболевание с неясными, по крайней мере для вас, пострадавших, симптомами, трое больных и один труп. Все перечислил? Ничего не забыл? Вы дверь-то закройте, молодой человек.

При виде "астронавтов" Володя с Ромкой офонарели ничуть не меньше — у обоих в голове, видимо, тут же всплыли кадры из "Секретных материалов" или "Эпидемии". Доктор, тем временем, не терял времени даром. Представившись как Леонид Сергеевич, врач-эпидемиолог из СЭС и не обращая внимания на своего помошника, видимо всего лишь медбрата, он потребовал немедленно подробно рассказать о происшедшем.

— Что вы все бледны я вижу и так. Внешне напоминает физическое переутомление, но не у троих же сразу? Какие еще симптомы? И почему вы двое подпираете дверь? И где умерший?

Парни переглянулись, и в глазах остальных вместе с удивлением Дима прочел и облегчение. Наконец-то появился человек, который хотя бы приблизительно знает, что нужно делать. Володя, как самый старший (и по возрасту и по должности) отошел на шаг от двери и, прервав монолог врача, попытался объяснить происходящее.

— Попробую объяснить, хотя здесь много необычного.... Сегодня с утра нас начало заливать. У нас по весне это в порядке вещей, мы же в подвале, и я попросил нашего офис-менеджера, Настю, протереть пол в моей... в общем, в моем кабинете. Через пол часа после этого Дима, вот он, заметил, что она немного побледнела и спросил ее, как она чувствует. Настя сказала, что просто устала. А еще, наверное, через час, мы нашли ее мертвой. У нас наверху, там, в цехе, большая ванна для промывки голограмм, так вот, она открыла кран. Набрала полную ванную, и... В общем, мы нашли ее в ванне, раздетую и уже посиневшую.

— При чем здесь вирус? — перебил его Леонид Сергеевич, — Больше похоже на самоубийство.

— Я сначала тоже так подумал, но потом... потом нам всем стало плохо. Ноги подкашиваются, руки дрожат, легкое жжение в горле и постоянная тошнота, которая временами становится особенно сильной. Это у нас у всех троих. А еще... Еще Рома, вот он, минут десять назад впал в какой-то транс. Просил воды, но от питьевой отказывался. Пытался напиться ТОЙ САМОЙ, талой воды. А эта вода, как бы вам объяснить... В общем, что тут объяснять, пойдемте, я вам лучше покажу.

Ничего не понимающий доктор ушел вслед за Володей в голографичку, а вернувшись оттуда через пару минут уже не выглядел таким уверенным в себе и спокойным.

— Так вы говорите, текла по потолку? — спросил он. При этом медбрат покосился на него каким-то странным, немного даже сочувственным взглядом.

— Да. По стенам и потолку, — подтвердил Володя, — Не текла, а как бы ползла! А потом, когда набежала полная комната, вода ушла. Нигде даже мокрого следа не осталось — все чисто и сухо. Сами же видите...

— А можно взглянуть на тело девушки?

— Видите ли... — замялся Володя, — Это как бы не совсем тело... Оно ходит!

Медбрат уже явно собирался снимать свой скафандр и вызывать психбригаду вместо СЭС...

— То есть как это, "ходит"? Она умерла, или нет?

— Да. Но как-то странно... Она недавно пыталась выбраться из цеха, поэтому мы и держим дверь.

Врач переглянулся с медбратом и покачал головой, что, видимо, означало: "рано расслабляться, здесь похоже какой-то галлюциноген!" При чем, как отметил про себя Дима, сам врач выглядел не особо уверенным в истинной сути происходящего, так как после лицезрения стоящей вертикально воды в "Смерти Майкрософту", видимо, начал подозревать что галлюциноген проникает и через "чумовой" халат.

— Она там? — спросил он, кивком указывая на дверь.

— Там. Последние минут десять ее не слышно...

— Откройте дверь.

— Может не стоит? — осторожно спросил Володя, — Это страшно. На самом деле страшно.

— Но должен же я понять, что здесь происходит? Открывайте дверь.

Парни настороженно переглянулись, словно мысленно кидая жребий, кому же открывать дверь. По взгляду Володи и Ромки и по собственным ощущениям Дима чувствовал, что делать это предстоит доктору.

— Вон ту рукоятку нужно повернуть вправо... — тихо произнес Володя, — Дверь открывается на себя. Простите, но я не могу...

Врач кивнул, будто бы понимая. Хотя, возможно он и в самом деле понимал что они пережили здесь. Должно быть, уже привык к испуганным лицам людей, ожидавших приезда скорой возле постели эпилептика или просто умирающего. Можно ли привыкнуть к виду смерти? Дима не раз слышал, что можно. Но привыкнуть к той смерти, которая постигла Настю было нельзя — это он знал точно.

Ее смерть была не настоящей, половинчатой...

Врач подозвал к себе медбрата и велел ему открыть дверь, резко захлопнув ее в случае чего. Вряд ли он всерьез поверил рассказу о зомби, но должно быть обладал природной настороженностью, которая подсказывала что шагать в неизвестность лучше всего привязанным к опоре страховочным тросом.

Лазеровцы стояли поодаль, с надеждой и, одновременно, с ужасом, взирая на происходящее. Диме ужасно хотелось верить в то, что все они и в самом деле попали под действие какого-то психотропного препарата. Что Настя жива, и сейчас выйдет из цеха кроя их матом за то, что они заперли ее там. Или, хотя бы, что врач сейчас найдет ее там мертвую, но мертвую НАСОВСЕМ! Что ее посиневшее тело не поднимется из ванны чтобы схватить его за горло.

— Боже мой! — выдохнул доктор, стоя перед открытой дверью... — Что с вами?!

Если бы медбрат по ужасу, сквозившему в его голосе, догадался бы захлопнуть дверь — все было бы по другому. Врач окончательно поверил бы в происходящее и, при этом, остался бы жив. Но он, видимо, был из тех людей, что привыкли действовать лишь по команде, как цепные псы, поэтому дверь осталась открытой. Более того, он, стоя за ней, даже заглянув в цех чтобы понять, что так напугало его шефа.

Настя стояла прямо за дверью, словно дожидаясь пока что-нибудь откроет ее, как некогда боги позволили открыть ящик Пандоры. На первый взгляд в ней не изменилось ничего — все то же синее, перекошенное лицо, разбухшие конечности, пустой взгляд. Но в следующую секунду Дима понял, что отечность ее тела заметна уже не так сильно, и что взгляд, пусть и лишенный смысла, теперь обрел способность фокусироваться на чем-либо. Настя смотрела на доктора...

А еще мгновение спустя Дима понял, что в ней изменилось и еще кое что. Она научилась двигаться!

Этот удар в лицо мог бы проломить человеку череп, но вместо этого ее кулак ударился о пластиковое забрало шлема "скафандра", одним ударом вдавив его внутрь. Создатели "чумового" халата предусмотрели то, что от удара его шлем может разбиться, изрезав осколками лицо человека, но такого удара они предусмотреть не могли.

Доктор пошатнулся, схватившись руками за лицо, и отступил назад, крикнув что-то неразборчивое. Медбрат толкнул дверь, но когда она хлопнула по косяку Настя уже была в офисе, ворвавшись в него одним прыжком. В два движения она перехватила руку медбрата чуть ниже локтя, а третьим — с жутким хрустом ломающихся костей вывернула ее за спину, сопровождая это коротким ударом ребра ладони по шее.

Шурша "скафандром" он сполз на пол, и Настя, уже не интересуясь им, метнулась к доктору.

Он пытался защититься, заблокироваться руками от сыплющихся на него ударов, но он был слишком испуган, чтобы действовать четко и быстро. Во взгляде Насти, в отличие от него, ни разу не промелькнул испуга или сомнение. В ее взгляде не промелькнуло вообще ничего! На протяжении этих нескольких секунд борьбы он вообще не менялся, выражая лишь отрешенность от жизни человека, на поясе которого горит динамитная шашка.

Настя напоминала дикое животное, от нападения которого невозможно защититься просто потому, что невозможно понять его логику. Сражаясь с боксером или каратистом можно предположить какой удар будет нанесен в следующее мгновение, хотя бы попытаться войти в ритм драки, уловить технику и т.д. В нападении рыси или волка нет техники, понятной человеческому разуму... В движениях Насти, точных и слаженных, все же не было ничего человеческого.

У доктора не была шансов даже не смотря на то, что Володя, опомнившись от шока и в доли секунды совладав со своим страхом и отвращением, бросился на Настю, метя кулаком ей в голову.

Она ушла в сторону легко и быстро, даже не скользнув по нему взглядом. Затем припала к полу, встав на четвереньки и громко по-змеиному зашипела, обводя офис своими мертвыми глазами.

Володя, не сводя с нее взгляда, оттащил доктора прочь, подальше от нее, но одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: поздно. Его голова была запрокинута назад под невероятным углом, а налившиеся кровь глаза выкатились из орбит. Он еще хрипел, выдувая на губах кровавые пузыри, но даже это подобие дыхания, кажется, было уже неосознанным. Рефлекторным. Предсмертным.

— Сука! — выдохнул Володя, опуская обмякшее тело на пол, — Мразь!

Она лишь угрожающе зашипела в ответ, а затем все также на четвереньках, готовая в любой момент взвиться в прыжке, засеменила боком в сторону голографички.

— Оно ждет ее там! — выдохнул Дима, чувствуя, как в горле разгорается пожар. Сухость была нестерпимой, а в сочетании с бешеным галопом сердца — и вовсе сводила с ума. Страх и страшная жажда — два компонента, необходимых и достаточных для того, чтобы лишиться рассудка.

Настя, нет, точнее — то, что теперь обладало ее телом, короткими перебежками семенило к выходу из офиса, направляясь в голографичку. В "Смерть Майкрософту". Туда, где ее ждала вода.

Зачем? Дима не знал. Быть может, чтобы напиться ее, или еще каким-либо образом войти с ней в физический контакт, став еще сильнее. За какие-то полчаса это нечто полностью освоилось в ее теле, превратив хрупкую девушку в смертельно опасного зверя. Тогда что же будет после того, как две половинки единого целого воссоединятся? То, что сидело в сознании мертвого тела, и то, что таилось в глубине талых вод, оккупировавших маленькую комнатку за лазером.

Дима не знал, что это, не понимал, как и зачем оно разделилось, но шестым чувством ощущал, что если Настя доберется до воды, беды не миновать.

— Не дождется! — скорее прорычал, нежели произнес Володя, и, схватив ножницы, метнулся за Настей, едва она скрылась за дверью офиса. Дима, опять таки подчиняясь своему шестому чувству, бросился за ним, но не успел сделать и двух шагов к двери...

Существо, порождение талых вод, было не просто невероятно сильным и диким. Оно было еще и разумным! Володя успел лишь поравняться с дверью, когда мертвенно синее тело с гибкостью кошки бросилось на него, обхватив руками за шею и повалив на пол. Дима видел, как он борется, как пытается оттолкнуть Настю прочь, но не в силах был заставить себя подойти к ним.

Синие скрюченные пальцы впились Володе в горло, но голова Насти была повернута в сторону и ее безжизненные глаза смотрели на него, прожигая его насквозь лучами холодной ненависти.

Она зашипела, сорвавшись на жуткий хрип, а затем, убедившись в полной Диминой беспомощности, полностью сосредоточилась на Володе, все сильнее сжимая его горло.

Его руки беспорядочно метались по полу, словно ища что-то, и Дима, парализованный страхом, понимал что именно. Ножницы, которые Володя выронил при падении. Ножницы, мимо которых его дрожащая правая рука проскочила уже дважды или трижды.

Дальнейшее слилось в одно мгновение, в одно действие, совершенное двумя телами, слившимися в одно в смертельной схватке.

Володя, наконец, нащупал ножницы. Настя чуть ослабила хватку, разводя руки в стороны и освобождая горло противника. Володина рука метнулась вниз вместе с Настиной головой... Вот только оскал ее зубов выглядел гораздо страшнее стального оскала ножниц.

Она отвратительно заверещала, когда ножницы вонзились ей в спину, но не разжала челюстей, сомкнувшихся на его горле.

Володя вновь занес руку, нанося еще один удар. Она закричала, вложив в этот крик месиво из ненависти и страдания, а затем, сорвав с его шеи лоскут кожи, кошкой метнулась в голографичку, унося ножницы в своем боку.

Дима отшатнулся, и чуть не упал, когда Володя поднялся на корточки, одной рукой опираясь о пол, а другой — прикрывая разорванное горло. Его взгляд уже подернулся пеленой, но все еще горел решимостью и ненавистью... Ненавистью к нему!

— Ничтожество! — прошипел он, от чего кровь полилась из раны фонтаном, — Трус! Предатель... Мы бы... Мы могли... Могли убить ее! Ромка... хрен с ним... но ты...

Сделав шаг к нему Володя покачнулся, и Диме показалось, что он устоит, распрямится словно пружина и в один прыжок настигнет его, затем вцепится зубами в его горло. Вцепится, и сожмет челюсти в смертельной судороге, чтобы унести с собой в могилу того, кто мог его спасти, но не спас.

Но Володя все же не удержался на ногах. Нелепо взмахнув руками он повалился на пол лицом вниз, разбрызгав вокруг себя мелкие капельки крови.

— Прости... — прошептал Дима.

Где-то за его спиной не то всхлипнул, не то шмыгнул носом Ромка.

Бежать! Бежать отсюда сломя голову.

Забыть! Забыть выражение ненависти в Володиных глазах.

Не вспоминать! Никогда не вспоминать этот жгучий стыд, смешанный со страхом.

Но нет. Нельзя.

Казалось бы, чего проще — открыть сейчас дверь, и броситься к врачам из машины СЭС или скорой помощи, которые наверняка стоят сейчас у черного хода. Ведь не приехали же эти двое в "чумовых" халатах своим ходом, на автобусе? Вот оно, спасение... Но нет. Огонь в горле разгорался с новой силой, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Он заражен. Оно внутри него, проникнув в его тело, в его душу, в его разум с мельчайшими капельками водяного пара. Испарений этих талых вод, управляемых тем, что пряталось в "Смерти Майкрософту". Особых вод, впитавших в себя все то зло, что годами пряталось под землей.

Выхода нет.

К тому же проклятое шестое чувство влекло его в голографичку. Требовало узнать, что сталось с девушкой, которую он когда-то любил. С ее телом, превращенным в инкубатор для того, что вырвалось наружу после четырех лет, проведенных в запертой комнате.

Что это? Отчего вода вдруг обрела разум? Отчего даже плесень из всеми забытой комнаты стала излучать ненависть и злобу? Был ли виной тому лазер, четыре года облучавший "Смерть Майкрософту" своими могучими магнитными полями, или же всему виной атмосфера неприязни и подозрительности, непроизвольно созданная Гано, вообразившим себя лучшим на земле начальником?

Дима не знал причин, породивших ЭТО, а значит не знал и способов убить его. Но просто увидеть... Склонить голову перед тем, что вселилось в Настю, преклониться перед его силой, и... И одним броском добраться до ее горла и вонзить в него кухонный нож! Пусть это бессмысленно, пусть она с каждой секундой становится сильнее, быстрее и умнее — все равно выхода нет. Лучше уж умереть с последней надеждой, что вместе с ним умрет и ЭТО.

Кухонный нож легко и непринужденно скользнул в протянутую руку, когда Дима проходил мимо полки возле раковины. Воспоминания волной прокатились по сознанию — должно быть так перед глазами умирающего пролетает все жизнь. Нет, не умирающего. Пока не умирающего. Идущего на смерть, как минуту назад на смерть шел Володя.

Вот Настя стоит возле этой самой мойки, костеря Володю за то, что он не залили водой сковороду после обеда.

Вот Володя на этом же месте ругается на Настю за то, что она открыла холодный кран во время работы лазера, питавшего свою систему охлаждения из той же трубы. "Ведь написано же, "Холодную воду не включать, убью!!!" — говорит он, указывая на нарисованный маркером плакат, — "Неужели не понятно?!"

Воспоминания... Отражение прошедших мгновений. Прошедших и исчезнувших навсегда.

В одну воду нельзя войти дважды... Если это не талая вода, сверкающая в темноте зеленоватыми всполохами.

Дверь "Смерти Майкрософту" была открыта, а за ней, в ореоле зеленых отблесков лазера, в глубине вод, стояла Настя. Ему было отчетливо видно, как мириады мельчайших серебрящихся частиц окутывают ее тело.

Инвар! Вода растворила этот неподдающийся коррозии и температурному расширению металл, и сейчас слой за слоем накладывает его мельчайшие частицы на тело, ставшее пристанищем жуткого разума.

Когда-то далекие предки человека, еще слабо приспособленные к жизни и лишенные разума, вышли из воды чтобы жить на суше. Вода — источник жизни. Но сейчас вода создавало то, что должно было уничтожить жизнь. Совершенный разум, лишенный человеческих слабостей, морали и умения любить. Совершенно тело, уже познавшее смерть и потому не боящееся ее. Тело, облаченное в прочный инваровый костюм, толщиной, быть может, в одну или две молекулы.

Что будет, если ОНО выберется из подвала на улицы города? Захочет ли разум, зародившийся в темном чулане просто обрести нормальную, полноценную жизнь? Или же он будет нести смерть и разрушения? Ограничится ли он тем, что будет просто убивать, как недавно убил Володю, или же в его арсенале есть оружие пострашнее зубов и ногтей? Например тот вирус, что превращает людей в безвольных зомби, позволяя ему вселяться в их тела?

Дима занес нож для броска, глядя в пустые глаза Насти, сверкавшие на него сквозь толщу воды, но затем опустил руку.

Оно в ней. Но в то же время оно в воде. Две половинки одного целого.

Нет, не две. Остается он сам, и страстное желание припасть губами к губам Насти, слизав с них смертоносную влагу. Остается Ромка, который совсем недавно едва не напился этой омерзительной воды. Оно в воде, в Насте и в них обоих, пусть и еще не смогло подчинить их себе.

Это лишь вопрос времени.... Сколь долго можно сопротивляться тому, что пожирает твой разум?

Нож выпал из его безвольной руки.

Настя медленно раскинула руки, позволяя инвару прочнее лечь на ее кожу. Стать второй кожей. Ее формы вновь были безупречны — мертвецкая вздутость утопленницы пропала без следа... Быть может как раз сейчас ОНО считывает из мертвого мозга девушки азы человеческой речи, и когда она выйдет из своего водяного контейнера никто уже не сможет заподозрить в ней что-то иное. Оно станет ею...

Взгляд Димы упал на мерно гудящий блок питания лазера, и на два силовых кабеля, по которым сейчас неслись потоки электронов, порождающих электрический ток. Десять киловольт...

Вода и электричество несовместимы!

Н сделал шаг вперед, к Насте и к лазеру. Ее пустые глаза не мигая смотрели на него сквозь водную гладь. О чем оно думало в этот момент? О том, что оно победило, и сейчас он идет чтобы припасть губами к воде, чтобы впустить ЭТО в себя? Понимало ли, что это приближается его смерть?!

Слава конструкторам этого чудесного импортного лазера! Если бы он был создан Советскими инженерами — на то, чтобы отключить силовой кабель ушло бы несколько часов копания в бесчисленных болтах и гайках. Здесь же — всего лишь отжать два зажима, и искрящийся кабель в его руках.

В лазере что-то гулко взорвалось, но это было уже не важно. Дима одной рукой дернул кабель на себя, а другой в это время перевел лазер в режим работы на максимальной мощности. Сейчас блок питания подавал максимально возможный ток, удар которым был бы смертелен для человека и при сотне вольт, не говоря уже о десяти тысячах.

Оно, вдруг осознало что он задумал. Дима понял это по взгляду Насти, в котором багровая ненависть окрасилась черным страхом. А еще — по тому, что ощутил воду под ногами... Вода прошла сквозь его ботинки как нож сквозь масло, и сейчас впитывалась в его носки и, быть может, в поры кожи.

Чего оно добивалось? Захватить контроль над его телом раньше, чем он нанесет последний удар? Или же просто пыталось остановить его, давая понять, что страшный электрический разряд пройдет и через его тело?

Ему было все равно.

"Предатель!" — сказал Володя, и был прав.

"Ничтожество!" — это был диагноз.

— Ведь должен же я в своей жизни сделать что-то хорошее? — сам у себя спросил Дима, шагая в объятия талых вод, держа перед собой сыплющий искрами кабель.

И черный страх в Настиных глазах затмил ненависть, разросшись до ширины вселенной. Вселенной, в которой время от времени вспыхивали зеленые огоньки.

Лето 2005 года.