По велению короля. 4-я книга Шпиона

— Капитан!! Опасность!! Сзади!! — заорал я во весь голос, так как сделать больше ничего не мог.

Матерый наемник, не оборачиваясь на мой голос, резко пригнулся, и выпущенная предателем стрела прошла мимо, но я это видел краем глаза, так как надо было спасать свою шкуру. В тот самый момент, когда конные бандиты достигли головы нашей колонны и началась безжалостная и кровавая рубка, я, соскочив с лошади, добрался до леса, одновременно отмечая откуда стреляют. Одного из арбалетчиков врага я заметил, еще сидя в седле, когда он неосторожно высунулся из-за дерева. Его я наметил своей первой жертвой. Освободившись от плаща, я быстрыми шагами направился к нему. Бандит, скинув тяжелый теплый плащ на снег, чтобы не мешал ему стрелять, стоя за деревом, прямо сейчас, судорожно натягивал тетиву арбалета. Услышав хруст снега у себя за спиной, он обернулся и увидев меня замер. Я увидел его тяжелый подбородок, сломанный нос и растерянность в глазах, а уже в следующее мгновение метнул нож. Бандит выпустил из рук арбалет. У него еще хватило сил, чтобы вскинуть руки к горлу, а затем, хрипя и булькая, он рухнул ничком на снег. Подскочив к нему, я схватил готовый к бою арбалет, а затем выхватив из сумки арбалетную стрелу, бросился на поиски врагов. Увлеченные боем лучники и арбалетчики не особенно прятались, так как прекрасно понимали, что сейчас не до них, все решается на дороге, в рукопашной схватке. Этим я и воспользовался. Второго арбалетчика я убил, как и первого, а вот лучника, сидевшего на нижней ветке дерева, вычислил по громкому сопению. Он только собирался пустить очередную стрелу, как арбалетный болт вошел ему в бедро. Стрела ушла в небо, а он, дико заорав, уронив лук, рухнул с трех метров на землю. Спрятавшись за деревом, быстро вставил болт в направляющий желоб арбалета, а потом выглянул. Несколько минут ожесточенной рубки хватило бандитам чтобы понять, что их основной туз в рукаве, неожиданность, сошел на нет. Матерые бойцы Капитана и рыцари, несмотря на потери и растерянность в первые мгновения боя, сумели не только выдержать бешеную атаку, но уже прямо сейчас рубились на равных с лесными разбойниками. Снег таял под горячей кровью, кричали раненые, лязгало железо. Я решил, что теперь и мне можно вступить в схватку. Выйдя из-за дерева, я поднял арбалет, быстро прицелился и спустил курок. Болт, прервав свой полет, вонзился в шею разбойничьей лошади. Дико заржав, та попыталась встать на дыбы, но ноги подломились, и она завалилась вместе с всадником на рубившегося рядом с ним бандита. От неожиданного удара он пропустил удар меча, которым рыцарь разрубил ему плечо. Дико закричав, он выпустил меч.

Не знаю, что стало сигналом к отступлению, но разбойники вдруг стали разворачивать лошадей. Прислонившись спиной к стволу дерева, я опустил арбалет и тяжело выдохнул воздух. Бой прекратился, как и лязг железа, сейчас были слышны только стоны раненых и резкие отрывистые команды Капитана. Кинув арбалет в снег, а затем выйдя на обочину дороги, я пошел к месту, где сбросил плащ, автоматически отслеживая наши потери. Солдат и рыцарь епископа, лежали рядом, в луже крови. Одного поразила стрела, другого — меч. Дальше лежал один из людей Капитана со стрелой в горле, а невдалеке от него находился еще один солдат епископа, из груди которого торчал арбалетный болт.

Добравшись до своего плаща, я закутался в него, так как напряжение спало и меня начала пробирать дрожь. Подойдя к испуганной лошади, я постарался ее успокоить, поглаживая по шее, после чего взяв за повод, пошел вдоль возов к Капитану, чтобы окончательно прояснить вопрос с лучником. Предательство я прощать не собирался. На свободном участке дороги стоял командир наемников, епископ со священниками и трое рыцарей. Перед ними на коленях стояли, в лужах натекшей крови, два окровавленных разбойника, а в стороне, под охраной двух наемников, стоял обезоруженный лучник. Увидев предателя под охраной, я оценил цепкость и быстроту мышления Капитана, который даже во время боя, сумел разобраться в ситуации. Подойдя, я стал в стороне, как и положено простому человеку. Шел допрос разбойников, поэтому на меня никто внимания не обратил, за исключением Капитана, который бросил на меня быстрый взгляд. Боль от ран и страх быстро развязали языки разбойникам и спустя десять минут все узнали, что засаду организовал барон Арман де Бокер и что в конвое купеческого обоза были предатели.

"Скорее всего, еще был кто-то из приказчиков. Иначе откуда барон узнал, что едет столь ценный груз, — сразу подумал я.

С разбойниками церемониться не стали, оттащив в лес, перерезали горло. После чего Капитан, глянув в мою сторону, жестом подозвал меня.

— Что скажешь, Клод Ватель?

Я коротко рассказал про свадьбу и разговор Жака с бывшей девушкой. Услышав мои слова, лучник побледнел так, что цветом лица мог сравниться с белизной снежного покрова. В ответ Капитан объяснил появление Жака в своей деревне. Оказалось, что это была вынужденная обстановка из-за замены сломанного колеса на одной из телег. Несмотря на крики, что он не виновен, предателю тут же был объявлен приговор. Смерть. Меня удивили две вещи. Во-первых, желающих казнить предателя оказалось более чем достаточно, а во-вторых, выбранный вид казни мне предстояло увидеть впервые. Жака сначала поставили на колени, а затем один из людей Капитана накинул ему на шею петлю. В тот самый момент, как веревка коснулась его шеи, предатель заплакал и стал униженно просить священников об исповеди и прощении грехов. Я видел, что на лицах церковников нет печати "божьего милосердия", зато хорошо читалось отвращение к мерзавцу. Они были людьми, только что испытавшие сильный страх и теперь жаждали, как и все здесь, отомстить негодяю. Именно поэтому епископ, с лицом, на котором было написано крайнее отвращение к грешнику, прочел ему короткую проповедь, смысл которой состоял в том, что он уже видит адский огонь, в котором будет гореть душа этого мерзкого паскудника. Слова епископа были встречены одобрительным гулом людей, которые жаждали мщения за пережитый ими страх, за раненых и убитых товарищей.

— Делай свое дело, Колен! — скомандовал Капитан и палач преступил к казни. Зрелище было отвратительное, но я, как и все, досмотрел его до агонии предателя. После чего все начали готовиться к отъезду. Тела разбойников, как и предателя, раздетых до исподнего, отволокли в лес, а своих, убитых и раненых, быстро погрузили на телеги. Собранное оружие и доспехи разбойников были навьючены на четырех разбойничьих лошадей. Следом за остальными я вскочил в седло. Только сейчас я понял, что здорово замерз. Достал флягу с бренди, взболтнул ее и по звуку понял, что грамм двести живительной влаги у меня есть, но стоило мне вытащить пробку, как подъехал Капитан.

— Спасибо, приятель. Теперь я твой должник, — я кивнул, соглашаясь с его словами, после чего протянул ему флягу. Он сделал два быстрых и больших глотка, после чего вернул ее мне. Я допил бренди.

— Ты положил в лесу лучника и арбалетчиков? — спросил он, сопроводив свой вопрос цепким и острым взглядом.

— Случайно вышло, — я усмехнулся.

— Тогда это твой, — вернул он мне усмешку и протянул уже вычищенный метательный нож, который я забыл в шее одного из арбалетчиков, после чего повернул лошадь и поехал к своим людям. Поредевший кортеж епископа, постепенно набирая скорость, довольно быстро обогнал обоз, и я поехал за ним следом. На прощанье помахал рукой торговому люду и охранникам, в ответ, кто-то из наемников, заливисто, по-разбойничьи, свистнул. Люди принимали меня за простого приказчика, считая, который испугавшись, где-то прятался, и только Капитан, похоже, был в курсе моего партизанского рейда в тыл врага.

"Догадывается, не значит, знает, — подумал я, после чего прислушался к разговору солдат, которые ехали впереди меня. Сейчас они говорили об епископе, который по прибытии в Немур, который являлся столицей герцогства, собирался подать жалобу герцогу на произвол, творящийся на его дорогах.

На завершающем этапе пути ничего больше не произошло и под перезвон церковных колоколов, звонивших к вечерне, мы въехали в городские ворота. Насквозь промерзшие стражники, стоявшие у ворот, встретили нас хмурыми и недовольными взглядами, но стоило им увидеть лежащие на телах трупы, как они, не разобравшись в чем дело, перегородили нам дорогу. Тогда один из рыцарей сопровождения, выехал вперед, зло и коротко объяснил, что произошло, после чего нас беспрепятственно пропустили в город. При въезде в город, не теряя времени, я за пару мелких монет получил от усатого пожилого стражника, от которого разило пивом, как от бочки, полезную информацию о постоялом дворе, где можно остановиться на ночь. Несмотря на то, что в этом городе мне довелось быть впервые, сориентировался довольно быстро и уже спустя десять минут спрыгнул на землю у дверей гостиницы. Коротко переговорил с хозяином, заплатил ему, после чего отправился в свою комнату. Спрятав вещи в сундук, спустился вниз. Расположился поближе к очагу, дарующему живительное тепло, в ожидании подавальщицы. Тепло, люди и неяркий свет постепенно вытесняли из моего тела и сознания холод, пронизывающий насквозь ветер и зимнюю темноту.

— Что желаете, сударь?

— Что есть?

— Луковый суп на мясном бульоне...

— Давай, — не дослушав, коротко и нетерпеливо бросил я. — Второе?

— Рагу...

— Давай, — снова оборвал я ее. — И сразу неси большую кружку горячего вина, что получше.

Обычно я довольно вежлив со служанками, но усталость после долгого перехода, и нервная встряска после схватки с разбойниками, дали себя знать. Несколько больших глотков вина и тарелка горячего супа сначала встряхнули меня, вернув меня к жизни, но стоило мне доесть рагу, как нестерпимо захотелось спать. Вот-вот и засну прямо за столом. Расплатившись с женщиной, я поднялся и направился к себе. Уже полусонный разделся и даже не лег, а рухнул на постель и мгновенно уснул.

Утром я проснулся бодрым и довольным жизнью. Потянулся, полежал еще немного под бой колоколов. Что человеку в этом времени для счастья нужно? Правильно. Вволю поесть и выспаться. Встал, помолился. Только успел подумать о том, где запропастилась эта чертова служанка, как раздался стук в дверь. Открыл, пропустил женщину в комнату. Она поставила таз с горячей водой на табурет и подала мне полотенце.

— Что-то еще, сударь?

— Держи, милая, — я сунул служанке пару мелких монет.

На лице молодой женщины появилась довольная улыбка.

— Благодарю вас, сударь.

Приведя себя в порядок, спустился вниз, с аппетитом позавтракал, после чего завел разговор с хозяином заведения. Я собирался остановиться в городе на сутки, поэтому сначала узнал насчет бани и цирюльника, а уже затем завел разговор о местных землевладельцах, при этом не давая хозяину сбиться на пересказ местных новостей. Узнав, что что о замке графини он ничего не слышал, а до Монлери с десяток лье, я направился по своим делам. Цирюльник, баня, вкусный обед, прогулка по городу, а вернувшись, отдал грязное белье служанке.

На следующий день, где-то за час до вечерни, я въехал в городские ворота Монлери. Остановившись в гостинице, не стал терять время, а быстро прошелся по местным чиновникам, благо опыт общения с городской администрацией у меня уже имелся. Сначала зашел в казначейство, где поговорил с местными сборщиками налогов, после чего посетил Земельный департамент, дополнив ранее полученные сведения. Чиновники, за деньги, не только поделились общими сведениями, но и рассказали о некоторых подробностях жизни землевладельцев. После чего мой путь лег в городскую коллегию адвокатов, где я, но уже за хорошие деньги, получил дополнительную информацию, правда, толку от нее была чуть. Узнал, что вдовствующая графиня Катрин де Анжен, живая характером и весьма любезная женщина, в городе известна, как непременная участница всех приемов и балов, которые устраивали местные дворяне, что не скажешь о графине де Морсер, вдове и матери виконта Жерара де Морсера.

— Что-то изменилось в их семье, — доверительно сообщил мне один из адвокатов, который несколько лет назад вел дело, напрямую связанное с семьей де Морсеров. — Я знал графиню и ее мужа, когда он был жив, но встретив ее в прошлом году, на день святого Андрея, был поражен ее угрюмым видом. Совсем другая женщина. Знаете, у меня даже появилось ощущение, что ее что-то гложет изнутри.

"Может у нее зубы болели или желудок расстроился. М-м-м. А праздник святого Андрея — это 30 августа. Отмечу для памяти".

Теперь мне оставалось перевоплотиться в монаха и начать действовать по ранее намеченному плану, а для этого мне нужна была ряса и какой-нибудь документ. Например, что я являюсь сборщиком милостыни для нужд монастыря. С этими мыслями я отправился в Провен. Мне нужно было где-то оставить коня и оружие, сменить экипировку и переговорить с Анри. В свое поместье я приехал уже в сумерках, когда разглядеть лицо сложно, поэтому, чтобы избежать ненужных моментов, сразу представился: — Я, Клод Ватель, хозяин поместья.

Один из стражников тут же выдернул из держателя на стене факел, а затем подошел ко мне. Лошадь дернулась от огня, но я ее удержал, затем отбросил капюшон. Стоило охраннику меня узнать, как он воскликнул: — Рады видеть вас, господин! Проезжайте!

Кивнув ему, я проехал через приоткрытые ворота, а уже спустя полчаса весь замок знал, что приехал хозяин. Слуги, солдаты и дворня, все вместе, гадали, зачем, в такое неурочное время, приехал их хозяин. Память о расправах, которая нередко учиняла графиня Клеменция де Фонтрай еще была свежа в их памяти.

Я стоял в кабинете, потирая руки и наблюдал, как слуга ворошит кочергой дрова в камине, чтобы они быстрее разгорелись. Судя по его напряженной спине, он чувствовал, что за ним наблюдают и старался как мог. У входной двери стояли и молча смотрели на меня начальник стражи и управляющий. Оба уже, заранее, чувствовали себя виноватыми, лихорадочно перебирая в памяти свои ошибки и промахи. Иначе зачем, не предупредив о своем приезде, в поместье прискакал хозяин. Вывод напрашивался один: карать виноватых.

— Хватит. Само разгорится. И скажи там: пусть мне горячего вина принесут.

После моих слов слуга низко поклонился, развернулся и торопливо пошел к двери.

— Как дела в поместье?

Анри и Жан Ламбер быстро переглянулись.

— Говори ты, Ламбер. Отчеты я твои читал. Есть что-то новенькое?

— Нет, господин, а за каждое свое слово в отчетах я отвечу, — твердо и уверенно ответил он мне.

— Хорошо. Свободен.

Управляющий бросил на меня удивленный взгляд, поклонился и вышел, аккуратно прикрыв дверь. Подойдя к камину, я протянул руки к огню.

— Анри, у тебя есть знакомые в монастырях поблизости?

— Есть, — недолго думая ответил он. — Брат Симеон. Он елемозинарий в бенедиктинском монастыре. Он находится в двух лье отсюда.

В иерархии любого католического монастыря находился монах— елемозинарий, который отвечал за раздачу милостыни беднякам по большим церковным праздникам. Помимо этого, он отвечал за прием бедняков и простых паломников, которые стучались в двери обители, прося о крове и пропитании, так же в его ведении был странноприимный дом, в котором селили паломников и путников.