В лабиринтах темного мира. Книга 2

— Ну, и напугал же ты нас, парень, — сказал Глеб Владимирович, — а заснул ты так крепко, что тебя из пушки не разбудишь, и на каком языке ты говорил?

Глава 12

Происшествие с собакой сделало меня лидером нашей маленькой компании и привлекло ко мне внимание преподавателей и воспитателей.

Было установлено, что я говорил на мандаринском диалекте китайского языка. Это язык Северного Китая, который китайцы сами называли как гуаньхуа. Иероглиф гуань обозначает мандарин, а хуа — это язык, не физический, а способ общения, такой же, как и русский язык. В Китае великое множество языков и единение Китая произошло только лишь потому, что повсеместно стал насаждаться общий для всех язык — путунхуа. И в качестве общего языка был выбран мандаринский язык. Когда единое государство подходит к своему закату, все входящие в него части начинают вспоминать свои исконные языки и насаждать их в повседневную жизнь, закрывая для себя и для своих детей окно в большую жизнь, переселяясь в современные пещеры, оборудованные по последнему слову развития цивилизации и урча на языках, носителями которых являются две-три тысячи человек. Молодежь бежит с такой родины, ослабляя как ее, так и то государство, за счет которого они стали принадлежать к числу великих мира сего. А затем начинают рушиться гиганты, погребая под своими обломками тех, кто эту глыбу и разрушил. Из всех них остается только exotica типа острова Мальта или микрогосударств Западной Европы.

Но тогда я этого ничего не знал и, когда мне читали тексты на китайском языке, чувствовал, что это мне знакомо, но моих нынешних знаний не хватало для того, чтобы уяснить это самому и объяснить кому-то. В конце концов, был сделан вывод о том, что мне приснился какой-то сон, который совершенно не имеет никакого отношения к китайскому языку, о чем мне сказал Глеб Владимирович, но я-то чувствовал, что был далеко отсюда и занимал большую и важную должность.

Первую половину дня мы занимались иностранными языками, а вторая половина дня отводилась на ролевые игры и воспитание. Как в армии. До обеда занятия по программе, после обеда стрелковые и иные тренировки, а также политико-воспитательная работа.

Так как мы были уже взрослыми, то с нами занимались и изучением оружия, которое было по силам для наших маленьких организмов. У каждого из нас был свой пистолет Beretta 950 Jetfire, выпуска 1952 года, 22 калибр, 5,6 мм. Это запасное оружие секретных агентов или офицеров полиции, на самый крайний случай. Весит всего лишь триста граммов. Неплохо стреляет на двадцать пять метров, но наилучшие результаты достигаются при стрельбе в упор. Хитрость этого пистолета была еще и в том, что можно было зарядить и без дергания затвора на себя. Нажав на кнопку, мы освобождали ствол, он поднимался, туда вставлялся патрон и затем ствол ставился на место в готовности к стрельбе. Представьте себе, какая была у нас гордость при обладании оружием. У девчонок гордости было не меньше, чем у мальчишек. Мы должны были подойти почти вплотную к объекту поражения, который ничего не должен заподозрить от приближающегося ребенка, и всадить ему несколько пуль в живот в те точки, которые вызывают смерть. На манекенах они были отмечены красными токами и прямо на уровне наших голов. Мы с азартом стреляли, совершенно не представляя, что мы будем делать, когда нам придется стрелять по живым людям. Но если есть механический навык и умение обращаться с оружием, то преодолеть моральный барьер несколько легче, потому что ты готов к тому, чтобы совершить подвиг за свою родину, то есть выполнить то, что тебе прикажут. А приказы, как известно, обсуждению не подлежат.

Второй вид подготовки — физическое воздействие на противника. Мы должны были драться друг с другом. С чего, зачем, мы не должны были рассуждать, а должны были дубасить друг друга, нанося противнику физическое поражение. Из всех защитных средств были только толстые кожаные перчатки, совершенно не похожие на те, которые используются боксерами.

Инструктор поставил меня и Рабича в одну пару. Мы стояли друг перед другом и не знали, что нам делать. За что его колотить? Те же мысли были и у него.

— Котек, Рабич, — кричал инструктор, — вы что как зайцы на полянке? Рабич, врежь этому умнику по морде, чтобы он умылся кровавыми соплями. Посмотри, он трясется от страха. Ты его победишь, я за тебя болею.

Вокруг смеялись ребята, и смех их был нервным, потому что после нас им придется драться друг с другом в этом спортзале. Девчонки настороженно помалкивали. Они будут драться отдельно от нас.

Мигнув Рабичу, я бросился на инструктора и стал наносить ему удары в область груди, куда мог достать. Подбежавший Рабич схватил его за ноги, и мы принялись бить опешившего инструктора. Очень скоро он пришел в себя и раскидал нас в стороны как щенят.

— Ну, волчонки, вы меня достали — злобно сказал инструктор и двинулся в мою сторону, натолкнувшись на стену ребят, вставших рядом со мной. Скопом мы бы его покалечили.

Инструктора от нас убрали, а с нами провели разъяснительные занятия и объяснили, что нужно делать в случае нападения на врага или защиты от него. Драки у нас стали получаться и в пылу азарта мы переходили допустимые грани, для чего с нами были опытные инструкторы и воспитатели. Из нас действительно получались хорошие волчата.

На лекциях нам рассказывали, откуда появляются дети и что означает повышенное внимание взрослых дядей или тетей к маленьким мальчикам или девочкам. Что движет взрослыми в отношении детей, как различить обыкновенное отношение к ребенку от сексуального. Мы этого не знали, да и в то время и взрослые в этом отношении были сущими детьми, отчего в стране нашей была пуританско-коммунистическая мораль во всем.

Периодически нас поодиночке вывозили в семьи коммунистов, вынужденных проживать в Советском Союзе, так как в своих странах они были преступниками, по которым плакали палачи.

Я ездил в семьи французов и иранских курдов, бывших офицеров Мустафы Барзани. Мы играли с их детьми, пока старшие обсуждали какие-то свои вопросы. Дети в компании намного быстрее учат язык, нежели ученики в классе. Способность к обучению заложена в людях генетически и все люди, начиная от взрослых и заканчивая маленькими детьми, делятся своими навыками и знаниями, обогащая этим себя. Те, у кого нос всегда вверху, оказываются самыми глупыми во всех вопросах.

Собственно говоря, во всем мире разговаривают короткими предложениями, это только в России пытаются разговаривать длинными предложениями на половину страницы, отчего слушающий нередко теряет нить повествования и перестает вообще прислушиваться к говорящему, или выискивая в потоке слов знакомые и интересующие его слова. Так и дети разговаривают конкретно, помогая жестами рук или красноречивыми взглядами. Главное — уловить суть мышления и понимания мира детьми, все остальное вторичное и приходит с возрастом, а уровень мышления и понимания ребенка должен внешне оставаться на детском уровне.

Лишь потом, спустя годы, я узнал, что в Иране на советских штыках были созданы Демократическая Республика Азербайджан под руководством Джафара Пишевари и Мехабадская Республика во главе с Кази Мухаммедом и Мустафой Барзани. Обе республики просуществовали до 1946 года, пока советские войска не были выведены из Ирана.

С нашими девочками мы практически не общались. С чего бы это мальчишки играли с девочками? У них свои интересы, а у нас свои. Хотя, мне нравилась одна девочка с красивым псевдонимом Сулико.

Глава 13

В апреле 1957 года я был вывезен в Иран на выполнение настоящего задания. Со мной был полуслепой певец по фамилии Насими и я в качестве его поводыря. Нас забросили через сухопутную границу в провинции Хорасан темной ночью и всю ночь мы шли по пустынной дороге в сторону большого города, росшего на наших глазах на фоне гор.

Заброска это не от слова бросать. Просто нам показали место, где безопасно перейти границу, и мы ее перешли.

Насими перепевал стихи Руми-Мевлеви о свирели, которая только одна может спеть о душе человека и его судьбе:

Вы слышите свирели скорбный звук?

Она, как мы, страдает от разлук.

О чем грустит, о чем поет она?

Я со своим стволом разлучена.

Не потому ль вы плачете от боли,

Заслышав песню о моей недоле....

Загляни туда, где камыш растет,

Мелодию ты зарослей послушай,

Вдохнуть коль сможешь в дудку ты

Вторую жизнь, раскроет пред тобой она

Истину величиной в целую жизнь.

Старый Иран совсем не похож на тот новый, который мы видим сегодня. Свободно одетые и свободные женщины, раскрепощенные мужчины, всегда одинаковые мальчишки и никакого засилья имамов и мулл, заглядывающих во все щели человеческого бытия.

Песни Насими нравились всем, и мы собирали плату за пение, иногда выходило по двадцать риалов, то есть два тумана, на которые мы могли покушать плова и выпить ароматного чая с наватом в чайхане и еще оставались деньги на завтрашний день.

Я первый раз был за границей и был как бы гражданином того государства, в котором находился. Везде были видны следы пребывания советских войск: замазанные краской названия улиц и лавок. Рядом с надписью: "Нан" была видна надпись "Хлеб". Были и другие примеры, но это русское слово "хлеб" роднило меня со страной и говорило о том, что я не на чужбине.

Выпроводив советских оккупантов и расправившись с мертворожденными советскими республиками в Иране, правительство с большим удовольствием бросилось в объятия инглизов (англичан), оставшихся в Иране для защиты интересов нефтяных компаний.

В селение Донгузхана (Свиная деревня) мы добрались на исходе седьмого дня пути. Там я был на правах племянника хозяина, пришедшего с оказией в гости к дяде. Наконец-то я выспался на лежанке в тени у дома и сытно поел домашней пищи. Сын хозяина сначала с опаской смотрел на меня, а потом мы разговорились, и стали вместе играть.

— Али, — спросил меня сын хозяина Реза, — почему у тебя голубые глаза и волосы намного светлее моих?

Вопрос был поставлен не в бровь, а в глаз. Мои учителя то ли не учли это, то ли им было все равно, вернусь я или нет, но моя внешность несколько отличалась от внешности мальчиков в персидских селениях. Насими мне ничего не говорил, потому что он подслеповат и ничего этого не видел. Кроме того, я не мочился на корточках, как это делают все местные жители, и я не был обрезан.

Сейчас я прекрасно понимаю смысл анекдота, когда заброшенный в Германию американский агент на чистейшем немецком языке поинтересовался, где находится ближайшая пивная. Немец посмотрел на него и спросил: ты американский шпион? Шпион просто опешил и спросил, откуда он узнал. А немец так спокойно и говорит, что у них в Германии негры по утрам по картофельным полям не шляются.

Я был в положении того же негра и для меня было сделано все, чтобы я провалился. А, возможно, это и было так задумано.

Я достаточно спокойно сказал Резе, что не знаю своего отца, он был каким-то русским офицером и что люди меня и так называют пэдаре сухте (бастард, дословно — сын сожженного отца). Но с муллой договоренность уже есть и по возвращению домой я сделаю все, что положено правоверному мусульманину.

Через день пришел офицер-инглиз и взял меня с собой как своего слугу. Сев в машину, офицер заговорил по-русски:

— Котек, сейчас мы поедем в одно место, где ты будешь прислуживать за столом. Твоя задача — разрядить пистолет офицера, который будет лежать рядом со мной на достархане.

Достархан был на окраине близлежащего города и был устроен вокруг огромной шелковицы. Там одновременно могло находится с десяток человек, но не было никого, кроме повара, который занимался приготовлением шашлыка и закуски. Офицер расплатился с ним и сказал, в какое примерно время можно будет приехать и убрать остатки пиршества.

— Котек, ты будешь подавать нам шашлык и зелень. Поливать воду на руки и подавать полотенце для утирания. Ты будешь подносить спичку для прикуривания сигарет и вообще будешь мальчиком на побегушках. Это понятно? Сейчас приедет офицер. Он вооружен американским пистолетом "Кольт". Когда мы подвыпьем, ты по моему сигналу достанешь из пистолета магазин с патронами и спрячешь его под ковром. Все понял?

Я утвердительно кивнул головой. Как хорошо, что рядом с тобой находится наш человек, пусть даже в чужой военной форме.

Офицер, старший лейтенант шахской гвардии приехал минут через десять. Умыв руки и лицо, два друга расположились на достархане и выпили водки "Московская" из бутылки с засургученным горлышком, которую открывал сам инглиз. Я подносил шашлыки и овощи с зеленью, готовил черный чай, заваривая его по наитию, так как чая выпито было немало, как и водки.

Наконец, инглиз махнул мне рукой, чтобы я что-то принес или убрал, и я стал прибирать уже съеденное, приблизившись к снятому поясному ремню нашего гостя. Толстая кожаная кобура желтого цвета скрывала только ствол пистолета, а рукоятка торчала снаружи. Нажав на кнопку на рукоятке, я тихонько извлек магазин с патронами и положил его под ковер на достархане. После этого я принес миску с жареным мясом и нарезанными крупными помидорами.

Я тихонько сидел в стороне и прислушивался к тому, что говорят взрослые.

— Господин Мухаммади, — говорил инглиз, — мне очень приятно принимать вас здесь как самого дорого гостя. Я хорошо знал вашего покойного отца, который был моим самым большим другом. Незадолго до своей смерти он говорил мне, что вы замените его на посту нашего помощника. Мы тоже видели ваши перспективы и помогали материально вашей семье, чтобы вы могли продолжать обучение в столичной военной академии шахской гвардии. Сейчас настало время, когда вы должны помочь нам.

По логике разговора, офицер должен был что-то ответить на предложение, но он молчал.

— Я понимаю, — продолжал инглиз, — что ваше молчание говорит о том, что вы согласны со всем мною сказанным и что у вас состоялся разговор с вашим отцом о том, что вы будете и дальше работать с нами, как и он. Кстати, ваш отец был большим другом Советского Союза, интересы которого я представляю здесь.

Последние слова вызвали очень сильное беспокойство офицера. Он схватился за свое оружие, но тут же опустил его.

— Вы уже разрядили мой пистолет? — спросил старший лейтенант Мухаммади. — Это все ваш мальчик с голубыми глазами?

— Видите, как все просто и как хорошо, что вы все понимаете, — сказал инглиз, — давайте выпьем еще по рюмочке водки и продолжим разговор.

Они выпили водки и стали молча закусывать жареным мясом и овощами. Я залил чайники кипятком и подал на достархан чай. Иранский офицер посмотрел на меня и сказал:

— Вы далеко пойдете, молодой человек.

Я приложил руки к груди и скромно сказал:

— Моташаккерам, агаи сетване йекь (Спасибо, господин старший лейтенант).

— Немцы нам говорили, что советская разведка использует младенцев, — сказал Мохаммади инглизу, — но никто из нас не верил в это. А сейчас мне приходится поверить немцам. Что же вы хотите от меня?