"Рассказ Зои" (Война старика 4)

Из-за спины папы я видела, как Джейн оторвалась от чтения и посмотрела на меня, вспоминая, что произошло в магазине игрушек, и ожидая моей реакции.

Я расхохоталась.

— Похоже, это значит "да", — сказал папа через минуту.

— Мне нравится, — согласилась я. Я обняла своего нового щенка, а затем снова подняла его.

— Привет, Бабар, — поздоровалась я.

Бабар радостно гавкнул, а потом обмочился мне на рубашку.

И это вся история о нефритовом слонике.

ПЯТЬ

В мою дверь постучали условным стуком, какой был назначен Гикори, когда мне было девять лет, и я сделала его тайным членом моего секретного клуба. Я сделала Дикори членом совершенно другого секретного клуба. То же самое с мамой, папой и Бабаром. Когда мне было девять, я, по-видимому, увлекалась тайными клубами. Сейчас я даже не могу вспомнить, как назывался этот тайный клуб. Но Гикори по-прежнему стучал в дверь моей спальни, когда она была закрыта.

— Входи, — пригласила я, стоя у окна своей спальни.

Вошел Гикори. — Здесь темно, — отметил он.

— Так происходит, когда уже поздно, а свет выключен, — сказала я.

— Услышал, как ты ходишь, — сказал Гикори. — Зашел узнать, не нужно ли тебе чего-нибудь.

— Типа стакана с теплым молоком? — спросила я. — Я в порядке, Гикори. Спасибо.

— Тогда я тебя оставлю, — предложил Гикори, пятясь.

— Нет, — возразила я. — Подойди на минутку. Посмотри.

Гикори подошел и встал рядом со мной у окна. Он посмотрел туда, куда я указывала, на две фигуры на дороге перед нашим домом. Мама и папа. — Она была там уже некоторое время, — сказал Гикори. — Майор Перри присоединился к ней несколько минут назад.

— Знаю, — сказала я. — Видела, как он выходил. — Я также слышала, как мама выходила, примерно часом раньше; скрип пружин на входной двери заставил меня встать с постели. Я все равно не спала. Мысль о том, чтобы покинуть Гекльберри и поселиться в каком-нибудь новом месте, не давала мне покоя, а потом заставила меня расхаживать по комнате. Мысль об отъезде овладела мной. Она заставила меня нервничать сильнее, чем я думала.

— Слышал о новой колонии? — спросила я Гикори.

— Мы знаем, — сказал Гикори. — Лейтенант Саган проинформировала нас ранее этим вечером. Дикори также направил запрос нашему правительству о предоставлении дополнительной информации.

— Почему ты называешь их по званию? — спросила я у Гикори. В тот момент, похоже, мой мозг искал параллели, и это было удачное решение. — Маму и папу. Почему бы тебе не называть их "Джейн" и "Джон", как все остальные?

— Это неуместно, — ответил Гикори. — Слишком фамильярно.

— Вы прожили с нами семь лет, — сказала я. — Могли бы отважиться на некоторую фамильярность.

— Если хочешь, чтобы мы называли их "Джон" и "Джейн", мы так и сделаем, — сказал Гикори.

— Называйте их, как хотите, — предложила я. — Я просто говорю, что если ты хочешь называть их по именам, то можешь.

— Мы будем помнить об этом, — сказал Гикори. Но я засомневалась, что в ближайшее время обращение изменится.

— Вы ведь поедете с нами, верно? — спросила я, меняя тему. — В новую колонию. — Я считала, что Гикори и Дикори присоединятся к нам, что, если задуматься, было не самым разумным предположением.

— Наш договор позволяет это, — ответил Гикори. — Решать тебе.

— Ну, конечно, я хочу, чтобы вы поехали, — подтвердила я. — Мы скорее оставим Бабара, чем не возьмем вас двоих.

— Я счастлив, что нахожусь в одной категории с твоей собакой, — сказал Гикори.

— Наверное, это прозвучало неправильно, — задумалась я.

Гикори поднял руку. — Нет, — не согласился он. — Знаю, ты не хотела сказать, что мы с Дикори похожи на домашних животных. Ты хотела сказать, что Бабар — часть твоей семьи. Ты бы не уехала без него.

— Он не просто член семьи, — уточнила я. — Он семья. Слюнявая, какая-то тусклая семья. Но семья. Вы тоже семья. Странная, чуждая, иногда навязчивая семья. Но семья.

— Спасибо тебе, Зоя, — поблагодарил Гикори.

— Не за что, — ответила я и внезапно почувствовала смущение. Разговоры с Гикори сегодня приняли странный оборот. — Знаешь ли, поэтому я спросила, зачем ты называешь моих родителей по званию. В семье это не принято.

— Если мы на самом деле часть твоей семьи, то можно с уверенностью сказать, что это необычная семья, — возразил Гикори. — Так что трудно сказать, что для нас было бы нормальным.

Я фыркнула. — Что ж, это правда, — признала я и на мгновение задумалась. — Как тебя зовут, Гикори? — спросила я.

— Гикори, — ответил он.

— Нет, я имею в виду, как тебя звали до того, как ты переехал жить к нам, — сказала я. — Тебя же должны были как-то назвать, прежде чем я назвала тебя Гикори. И Дикори тоже, прежде чем я назвала его так.

— Нет, — возразил он. — Ты забываешь. До появления твоего биологического отца у обинян не было сознания. У нас не было чувства собственного достоинства или необходимости описывать себя самим себе или другим.

— Но из-за этого было бы трудно что-либо делать с вами, когда вас больше двоих, — сказала я. — Слова "привет, ты" заходят слишком далеко.

— У нас были описания, которые помогали нам в нашей работе, — пояснил Гикори. — Это не то же самое, что имена. Когда ты назвала нас с Дикори, то дала нам наши настоящие имена. Мы стали первыми обинянами, у которых вообще были имена.

— Жаль, что не знала этого в то время, — заявила я, обдумав услышанное. — Я бы дала вам имена, которые не были взяты из детского стишка.

— Мне нравится мое имя, — сказал Гикори. — Оно популярно и среди других обинян. И "Гикори", и "Дикори".

— Есть и другие обинянские Гикори? — спросила я.

— О, да, — ответил Гикори. — Сейчас их несколько миллионов.

На это у меня не нашлось вразумительного ответа. Я снова обратила внимание на своих родителей, которые все еще стояли на дороге, сплетенные вместе.

— Они любят друг друга, — заметил Гикори, проследив за моим взглядом.

Я оглянулась на него. — Не совсем то, чего я ожидала от разговора, но ладно, — сказала я.

— Это имеет значение, — сказал Гикори. — То, как они разговаривают друг с другом. Как они общаются друг с другом.

— Наверное, да, — согласилась я. Замечание Гикори, на самом деле, было преуменьшением. Джон и Джейн не просто любили друг друга. Они были без ума друг от друга, именно в том смысле, который одновременно трогает и смущает дочь-подростка. Трогательно, потому что кто же не хочет, чтобы его родители любили друг друга до мозга костей? Неловко, потому что, ну. Родители. Мы не должны вести себя друг с другом как идиоты.

Они проявляли это по-разному. Папа был наиболее откровенен в этом, но я думаю, что мама переживала это сильнее, чем он. Папа раньше был женат, его первая жена умерла еще на Земле. Какая-то часть его сердца все еще была с ней. Однако никто другой не мог претендовать на сердце Джейн. У Джона была вся ее любовь, по крайней мере, то, что должно было принадлежать супругу. Как ни крути, нет ничего, чего бы они не сделали друг для друга.

— Вот почему они здесь, — сказала я Гикори. — Я имею в виду, на дороге прямо сейчас. Потому что они любят друг друга.

— Как так? — спросил Гикори.

— Ты сам это подтвердил, — сказала я. — Это влияет на то, как они общаются. — Я снова указала на них двоих. — Папа хочет пойти и возглавить эту колонию, — сказала я. — Если бы он этого не хотел, то просто сказал бы "нет". Так уж он устроен. Он весь день был угрюм и не в духе, потому что сам этого хотел и знал, что могут возникнуть осложнения. Потому что Джейн здесь нравится.

— Больше, чем тебе или майору Перри, — сказал Гикори.

— О, да, — подтвердила я. — Это место, где она замужем. Это место, где у нее есть семья. Гекльберри — ее родной мир. Он скажет "нет", если она не разрешит ему сказать "да". Так вот чем она там занимается.

Гикори снова посмотрел на силуэты моих родителей. — Она могла бы сказать это и дома, — высказал он.

Я покачала головой. — Нет, — не согласилась я. — Видишь, как она смотрит вверх. До того, как вышел папа, она делала то же самое. Стояла там и смотрела на звезды. Возможно, искала звезду, вокруг которой вращается наша новая планета. Но на самом деле она прощается с Гекльберри. Папа должен увидеть, как она это делает. Мама это знает. Это одна из причин, по которой она здесь. Чтобы дать ему понять, что она готова оставить эту планету. Она готова забыть ее, потому что он готов.

— Ты сказала, что это одна из причин, по которой она здесь, — заметил Гикори. — А что еще?

— А, другая часть? — переспросила я. Гикори кивнул. — Ой. Хорошо. Ей нужно попрощаться и за себя тоже. Она делает это не только ради папы. — Я наблюдала за Джейн. — Здесь она стала такой, какая есть сейчас. И мы, возможно, никогда сюда не вернемся. Тяжело покидать свой дом. Тяжело для нее. Я думаю, она пытается найти способ забыть об этом. И это начинается с того, что мы прощаемся с ним.

— А ты? — спросил Гикори. — Тебе нужно попрощаться?

Я на минуту задумалась. — Не знаю, — призналась я. — Это забавно. Я уже жила на четырех планетах. Ну, на трех планетах и космической станции. Я здесь дольше всего, так что, наверное, это мой дом больше, чем любой другой. Знаю, что буду скучать по некоторым его особенностям. Буду скучать по некоторым своим друзьям. Но больше всего... я взволнована. Я хочу это сделать. Колонизировать новый мир. Я хочу поехать. Взволнована, нервничаю и немного напугана. Понимаешь?

Гикори ничего не ответил на это. За окном мама немного отошла от папы, и он повернулся, чтобы вернуться в дом. Затем остановился и повернулся к маме. Она протянула ему руку. Он подошел к ней и взял ее за руку. Они вместе пошли по дороге.

— Прощай, Гекльберри, — прошептала я. Я отвернулась от окна и позволила родителям продолжить прогулку.

ШЕСТЬ

— Не понимаю, как тебе может быть скучно, — сказала мне Савитри, облокотившись на поручень смотровой площадки, когда мы смотрели со станции Феникс на "Магеллан". — Это замечательное место.

Я посмотрела на нее с притворным подозрением. — Кто ты такая и что сделали с Савитри Гунтупалли?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — вежливо уточнила Савитри.

— Та Савитри, которую я знала, была саркастичной и резкой, — заявила я. — А ты такая слезливая, как школьница. Следовательно, ты не Савитри. Ты какая-то ужасная, пылкая, замаскированная инопланетная тварь, и я тебя ненавижу.

— Вопросы по порядку, — заметила Савитри. — Ты школьница и почти никогда не льешь слезы. Я знаю тебя много лет, но не думаю, что когда-либо видела, чтобы ты когда-либо была слезливой. Ты почти не плачешь.

— Отлично, ты болтаешь даже больше, чем школьница, — сказала я. — Что только хуже. Надеюсь, ты счастлива.

— Я рада, — согласилась Савитри. — Спасибо, что заметила.

— Хрррррр, — передразнила я, закатила глаза для пущего эффекта и с обновленным настроением облокотилась на поручень смотровой площадки.

На самом деле Савитри меня не раздражала. У нее была отличная причина для волнения: всю свою жизнь она провела на Гекльберри, а теперь, наконец, оказалась где-то еще: на станции Феникс, космической станции, самой большой из когда-либо построенных людьми, парящей над Фениксом, родной планетой всего Колониального союза. С тех пор как я ее знала — а это было с тех пор, как она стала помощницей моего отца в Нью-Гоа на Гекльберри, — Савитри всегда производила впечатление умницы, и это одна из причин, по которой я обожала ее и равнялась на нее. Знаете, у человека должны быть образцы для подражания.

Но после того, как мы расстались с Гекльберри, ее охватило волнение от того, что она наконец-то увидела больше от этой вселенной. Она была безудержно взволнована всем происходящим; даже встала пораньше, чтобы посмотреть, как "Магеллан", корабль, который должен был доставить нас в Роанок, пришвартуется к станции Феникс. Я была рада, что она так радовалась всему происходящему, и безжалостно высмеивала ее за это при каждом удобном случае. Да, однажды наступит расплата — Савитри научила меня многому из того, что я знаю о том, как быть умницей, хотя не всему, что она знала об этом, — но до тех пор это было одной из немногих вещей, которые меня развлекали.

Послушайте: станция Феникс огромна, она оживленная, и если у вас нет настоящей работы — или если вы, как Савитри, только что приехали из глубинки, — там ничего не происходит. Это не парк развлечений, это просто большое унылое сочетание правительственных учреждений, доков и военных штабов, втиснутых в пространство. Если бы не тот факт, что выйти на улицу подышать свежим воздухом было бы смертельно опасно — никакого свежего воздуха, только высасывающий воздух из легких вакуум, — это мог бы быть любой большой, безликий, смертельно скучный общественный центр, где люди собираются вместе, чтобы делать важные, безликие, смертельно скучные общественные дела. Это место не предназначено для развлечения, по крайней мере, для того, чтобы мне было интересно. Полагаю, я могла бы что-нибудь придумать. Это было бы здорово.

Савитри, помимо того, что была безумно рада, что не осталась на Гекльберри, работала как проклятая вместе с Джоном и Джейн: с тех пор, как мы прибыли на станцию Феникс, они втроем почти все время готовились к Роаноку, знакомясь с колонистами, которые будут с нами, и наблюдали за погрузкой припасов и оборудования на "Магеллан". Для меня это не стало новостью, но делать мне было особо нечего, и не с кем было заняться чем-либо. Я даже с Гикори, Дикори и Бабаром почти ничего не могла делать; папа велел Гикори и Дикори не высовываться, пока мы будем на станции Феникс, а собакам вообще не разрешалось гулять по станции. Нам пришлось разложить по полу каюты бумажные полотенца, чтобы Бабар мог выполнить свои собачьи дела. В первый вечер, когда я сделала это и попыталась уговорить его заняться этими делами, он бросил на меня взгляд, который говорил: "Ты, должно быть, шутишь". Ну, извини, песик. А теперь, черт побери, пописай.

Единственная причина, по которой я вообще смогла урвать немного времени у Савитри, заключалась в том, что с помощью хитроумного сочетания нытья и чувства вины я убедила ее пойти со мной на обеденный перерыв. Даже тогда она взяла с собой свой компад и провела половину обеда, просматривая декларации. И радовалась этому. Я сказала ей, что подумала, может, она заболела.

— Мне жаль, что тебе скучно, — посочувствовала Савитри, вернувшись в настоящее. — Возможно, ты захочешь намекнуть на это своим родителям.

— Поверь мне, я так и сделала, — ответила я. — Папа, на самом деле, уже вмешался. Он сказал, что собирается отвезти меня в Феникс. Сделать кое-какие покупки в последнюю минуту и еще кое-что. — Главной причиной, по которой мы поехали, было другое, но я не хотела говорить об этом Савитри, у меня и так было плохое настроение.

— Ты еще не встречала других колонистов своего возраста? — спросила Савитри.

Я пожала плечами. — Видела некоторых из них.

— Но ни с кем из них не разговаривала, — сказала Савитри.

— Не совсем, — ответила я.