Когда цветёт багульник

— Не торопи. Гонишь, а у меня мысли разбегаются. Я скажу. Сейчас. В общем, о женщине, что убирает с сегодняшнего дня мой кабинет.

— Про кого?— опешил полковник, собравшийся уже сворачивать горы.

Но Терёхин на этот раз чётко поставил задачу:

— Сергеевич! Не тормози и поторопись. Мне это, очень важно. Докладываешь каждый день. Понял? День прошёл, ты у меня...

"Батюшки, какие причуды и из-за кого". Сергеевич, привалившись на спинку, покачался на стуле туда-сюда и осторожно предложил:

— Может, заменить её к лешему и вся стрельба?

Ладонь Терёхина припечатала крышку стола. Голос жёсткий, глаз колючий.

— Доступ до меня не ограничен, в любое время суток. Ты меня понял? Иди.

— Понял,— согласился тот. Бурча за дверью отделяющей шефа от приёмной.— Ни хрена не понятно. Какая его муха укусила?

Саша, на его вопросительный взгляд, замахал руками, мол, только вот сделайте одолжение, меня не трогайте, ничего не знаю. Сам с утра весь в непонятках.

Люба была несказанно рада работе, помогла знакомая. Соседка с лестничной площадки, приятная женщина немного постарше её. Ей давно посчастливилось попасть в один из отделов этого богатого офиса. И вот сейчас она удружила советом Любе.

— Ты влезь, хоть куда, а там видно будет,— учила она.— Сейчас уборщица требуется. Правда, на всё конкурс. Знаешь, они там в современный подход к кадрам играют, но ты рискни, вдруг повезёт. Часа два, самое большее три, покрутишься и свободна. Зато деньжищи больше чем ты на своём заводе получаешь, вкалывая от звонка и до звонка. Делов-то кот наплакал. Протереть мебель, да полы. А оборудование там закачаешься?

— Скажешь тоже,— возразила Люба,— какое, у уборщицы оборудование: тряпка, щётка, да ведро со шваброй.

— Не скажи. Пылесосы различной величины и направления, а также всякой всячины с прибамбасами навалом. На начальников не смотри. Своё сделала и ушла. Работу основную опять же бросать не надо. Чего ты так боишься? Тебя там кроме меня никто не знает. Убрала рано утром или поздно вечером и свободна, гуляй куда надо.

Соседка, с которой у неё были откровенные, без сплетен и обид отношения, не обманула. Люба справилась со всем за час, и убирать одно удовольствие. Все моющие средства в её распоряжении... Прилетев в свой плановый отдел отдышалась. Девчонки протянули кружку кипятка, побултыхав в нём вчерашний пакетик заварки, достала кусок батона с маргарином: "Позавтракаю и за дело. Как кстати подвернулась эта работа. Куплю теперь Ванюшке к осени хорошую куртку, жених вымахал уже. Выше отца на голову. Девчонки пороги отбивают, а ходит в старье,— радовалась она, отхлёбывая чай.— И с начальниками этими важными совсем не страшно. Попросила сегодня, как учила подруга, перейти на другое место, он и перешёл. А мужик по всему холёный, что полуботинки взять, что брюки дорогущие. Жаль Ване никогда такого не носить, а ему пошло бы, красивый малый, только молчун". На предприятии давно шла финансовая неразбериха. Перестройка подпилила государственную экономику, а остальное, как колос на глиняных ножках рухнуло само. Люди неприлично ругали руководство страны, предприятий, укоряя их за бездеятельность и не выплаченные за полгода заработные платы. Шло обнищание народных масс и каждый выкручивался как мог. Люба не исключение.

Леонид Сергеевич от шефа прямым ходом потопал в кадры. Но там отдел не был настроен на рабочую обстановку. Всё стояло вверх дном. Некоторые темпераментные дамы, забравшись на стулья и столы, отбивались папками и книгами, бросая их в разные концы кабинета попеременно. В общем, доставалось то одному, то другому месту.

— Что у вас тут происходит?— оторопел он.— Вы что коллективно сошли с ума?

— Вот, слава Богу, начальник по безопасности пожаловал,— кинулся к нему начальник отдела.— Надо было давно догадаться вас пригласить...

— Только вот давайте без надрыва и по порядку,— остановил Сергеевич их азарт.— Что?

Не дружный и порядком вымотавшийся хор голосов ответил ему:

— Мышь.

— Кто?

— Мышь, мышь. С ушами и хвостом,— заверили его.— Выскочила проклятущая и вон, что натворила.

— Откуда она у вас взялась?— вытаращил глаза полковник.

— Дизайнеры притащили для кота Серафима. Кота для души они держат у себя в отделе.— Тут же наябедничали они.

— Ну?

— Купили ему для забавы мышку. А он сволочь ловить её не стал.

— Ещё бы они его перед этим булкой с паштетом накормили. На фиг ему надрываться,— всхлипнула сидевшая на столе с поджатыми ногами женщина. Помогая с объяснениями начальнику.

Сергеевич прошёлся по разгромленному кабинету, переступая через папки и документы, осматривая поле побоища зорким взглядом.

— Как же она к вам попала, если интрига случилась у дизайнеров?— мало поверил им Сергеевич.— Где они, а где вы.

Вторая женщина, отсиживаясь на подоконнике, попыталась объяснить вставшему напротив неё столбом полковнику:

— Так они её заманили сыром в тумбочку и вынесли в коридор.

Сергеевич потоптался на месте, но так и не поняв ничего, уточнил:

— Зачем?

Пришла объясняться очередь начальнику:

— Решили избавиться за непригодностью и выкинуть мышку на улицу. А тумбочка выскользнула из рук, как раз около нашего кабинета. Я вышел посмотреть, что там за грохот, а она шасть к нам и вот результат,— обвёл красный от натуги начальник растопыренными руками побоище.

Сергеевич в раздумье пожевал губами:

— Все как с ума сегодня спрыгнули. Это грёбнуться можно, чтоб я вам ещё мышей ловил.— Отмахнулся Сергеевич.

— Леонид Сергеевич хоть советом помогите, вы же спец,— простонали жалобно женщины.

— Советом? Это подумать надо?— ухмыльнулся он.— О! Идея.

— Не томите уж...

Сергеевич затолкал увесистые кулаки в карманы светлых брюк.

— Откройте тумбочку и заманите сыром. Раз получалось, клюнет и ещё. А потом замотайте дверцу скотчем, откройте верх и киньте туда к ней вашего ленивого кота. Сядьте сверху, желательно кто-нибудь мощнее, на ту крышку. Всё, конец ей обеспечен. Казнь состоится наверняка.

— А, если осечка? — ахал народ.

— Значит, они подружатся,— ухмыльнулся полковник.

Идея всем понравилась. Начальник повеселел и сразу вспомнил о деле:

— Здорово, спасибо! Зачем пожаловали Леонид Сергеевич?

Полковник хлопнул себя ладонью по лбу.

— Дьявольщина! Вы со своими диверсантами выбили меня из колеи. Дайка мне всё, что у тебя есть по этой бабе?

— В смысле?— растерялся Валентин Семёнович.

Сергеевич, поняв свой промах, засуетился.

— Я что не сказал? Уборщицы этой, что у шефа кабинет с сегодняшнего дня убирает...

— Странно. И что за свистопляска вокруг этой фурии?— удивился начальник кадров.

Полковник развёл руками.

— А я знаю. Вызвал с самого утра. Озадачил без объяснений... А почему ты спрашиваешь, что по ней было?

Ещё как было! Именно это было написано на лице чиновника.

— Вчера вцепился сам. Лично. Ни черта не понять...

"Ещё бабьего шёпота не хватало",— опомнился полковник. Совсем та мышь с толку сбила. Сказал сухо:

— Мне столько же. Ладно. Не наше это дело. Раз приказал, значит, ему виднее. Нашёл? Давай бумаги.

Забрав у Валентина Семёновича заведённую на неё вчера папку, Сергеевич занялся изучением. Выписав всё, что ему необходимо, посмеялся:

— Дерзайте, ловите свой зоопарк. Вон сидит за мусорной корзиной. Симпатяшка!

Мышка действительно задумчиво смотрела на людей. Ещё бы! Её маленькую головку наверняка разрывали два вопроса. Первый— чего они так оглушительно все орут и второй— как выбраться от этих ненормальных живой и невредимой. На её месте Сергеевич думал бы о том же.

День прошёл плодотворно. Сергеевич был весь при деле. Перевернув горы бумаг, переработав море информации, поездив по Москве туда-сюда, он выполнил задание Терёхина. Вечером, не дожидаясь вызова шефа, он, постучав, шагнул в кабинет президента компании.

— Можно?

Тот кивнул на стул рядом с собой.

— Садись. Не томи. У меня было большое желание тебя поискать.

Сергеевич, пристроив руки на стол перед собой, улыбнулся.

— Вот он я. Сам без уздечки.

Терёхин в нетерпении покрутил в воздухе ладонью.

— Давай, давай выкладывай...

Полковник первонаперво, тяня время и проверяя свои версии откашлялся и только доведя точку кипения терёхинского терпения до предела начал:

— Баба работает в технологическом отделе еле сводящего концы с концами госпредприятия. Растит двух пацанов...

Тот, сорвавшись с места, перебил:

— Двух?

Сергеевич поднял бровь. "Какая ему разница— один или два?"

— Да. Я ж посчитал...— Он помедлил не решаясь продолжать, но шеф кивнул, мол, давай, давай... Сергеевич принялся объяснять: — Все так сейчас крутятся... Деньжат не хватает.

— А муж?— не удержавшись на солидности, опять вскочил Терёхин.— Извини. Продолжай.

"Ооо! Это уж совсем непонятно".

Сергеевич продолжал, отчего бы и не продолжить, тем более ему есть что сказать:

— Не замужем и никогда не была. По крайней мере, по документам. Хотя раз дети есть, то мужик был.

Сухим, скрипучим горлом, Терёхин проныл наклонившись к полковнику:

— Почему мужик, их же двое, могло быть два мужика?

Полковник помотал пальцем перед его носом.

— Нет. Там без экспертизы видно, что отец один. Они сто процентов братья.

— Давай дальше?— проглотил булькающий в горле комок Славка, убрав дрожащие руки со стола. В голове горело жаром: "Значит, Ваня не с ней и это её дети".

Была бы команда, а Сергеевич продолжал:

— Жила с родителями. Отец умер в 90 м году. Сердце. Квартиру продали, купив маленький домик в Подмосковье и двухкомнатную старую "хрущёвку" на окраине. Старшему двадцать, младшему — четырнадцать.

— Как? Повтори. Сколько ты сказал младшему?— опять вскочил шеф.

— Четырнадцать. Говорить?— запнулся полковник. "Что с ним такое?"

— Да, да...

— Старший — Иван Вячеславович Терёхин, студент МАИ.— Прочитав это до конца, он сам поперхнулся, услышанное из собственных уст ввело полковника в недоумение. "Дьявол",— воззрился он на Терёхина.— Что же это получается?

— Дальше?

— Да я ж говорил, они братья. Там без документов видно на мордочках гербовая печать...

Терёхин застонал:

— Читай, тебе говорят.

Сергеевич, ткнув нос в бумагу, прочитал:

— Артём Вячеславович Терёхин, школьник, девятый класс.

Ооо! Он, обхватив голову руками, покачался в кресле. Успокоившись, прошептал:

— О нём я ничего не знал.

— Получается что?— повторил Сергеевич свой вопрос, почти крича.

Терёхин встал и, набрав полную грудь, выдохнул:

— Это мои дети. И она моя жена. Мы не виделись около пятнадцати лет.

Сергеевич постоял с открытым ртом. Поправил челюсть и для порядка потёр подбородок.

— У неё же другая фамилия и нигде не зафиксирован брак?— прошамкал он.— Но дети...

— Это ничего не значит. Она моя жена, а мальчики мои дети,— улыбнулся Славка, думая о своём: "У меня два сына! Два!"

— Фотографии смотреть будете?— вернул его на грешную землю озадаченный Сергеевич.

С засунутыми в карманы руками Терёхин мерил шагами кабинет. Услышав про фото, подлетел к Сергеевичу и чуть не свалил его.

— Выкладывай, чего же ты молчал?

Сергеевич сопя выложил перед ним вещдоки. Славка взволновано перекладывал из руки в руку снимки, по десятому разу разглядывая их. Покачивая головой и улыбаясь, бормотал:

— Ванька, конечно, Ванька. Мужик уже, но всё так же застенчив, как девчонка. А это Артём, он ещё больше Ивана похож на меня и будет, как пить дать, повыше старшего брата. Этого не видел ни одного разочка, Сергеевич, даже не подозревал о его сосуществовании.

Сергеевич подвинул ему камеру.

— Вот ещё записи, я их и на камеру заснял...

Взволнованный Терёхин бушевал:

— Сергеевич? Всё из тебя клещами тащить надо. Давай, давай, крути кино.— Он с трудом дождался картинки и с ходу, не в силах перебороть возбуждение, принялся комментировать.— Артём, шустрый, как веник, как она с ним справляется. Это школа его, как я понял. О, тут уже дёрнул за хвост девочку, эту толкнул. А та прыткая оказалась, умудрилась, изловчившись его огреть, прозевал,— смеялся он, рассматривая возвращение сына из школы, заснятое на камеру.— Сергеевич, а Ваня есть?

— Дальше.

— Красивый мужичок.— Сергеевич хмыкнул— есть в кого. А Босс продолжал:— Этот спокоен. Поговорил, попрощался, пошёл себе... Как же они живут, на что?— повернулся он к полковнику.

Сергеевич понимая, что это не простая сторона вопроса вяло перешёл к повествованию.

— Тянутся из последнего. Зарплата небольшая у неё. Завод больше стоит, чем работает. Сами понимаете. Метут подъезды, двор. Теперь вот у нас заработок. Ребята ей хорошо помогают. Ванька подрабатывает на рынках, товар развозит, а младший с матерью подъезды убирает и двор метёт.

Терёхин двинул кулаком в спинку кожаного кресла.

— Что же это такое? Придумай что-нибудь...

— Вот задача,— почесал тот затылок.— Что тут сочинишь? А не проще объявиться.

Славка замахал руками.

— Я тоже так думал ещё вчера. Незабываемую встречу сочинял...

Сергеевич поднял на него лицо, на нём застыло непонимание.

— Изменилось что?

Терёхин, приложив ладони к груди, простонал:

— Сегодня боюсь.

У полковника упали вниз уголки губ.

— Не врублюсь... Вы один. Она свободна.

Терёхин, опустив ладонь на его плечо, вздохнул:

— Что, если она пошлёт меня куда подальше и, забрав детей, сбежит.

Полковник не придумал ничего лучшего, как хмыкнуть:

— Ха! Не чумная же она, в самом деле, от такого достатка бегать?

Он, пристроив обе руки на плечах Сергеевича, затряс его:

— Другая она, понимаешь, тонкая натура, нежная. А я получается столько лет где-то болтался, пока она бедовала, таща моих пацанов, сейчас на готовенькое заявлюсь. "Здрасьте вам, я папка ваш!" Даже, если я буду бить себя руками в грудь и рассказывать, что все эти годы искал её, это мало мне поможет. Не земная она. Любаша может уйти. Поэтому подождём. Сергеевич, придумай, как им помочь?

Сергеевич честно думал, но его голова отказывалась ему помогать.

— Давайте деньги малому подкинем. Найдёт, обрадуется, — скромно выдал он первое, что пришло в голову.

Терёхин обрадовался и тому.

— Действуй и завтра же. Компьютер у них есть?

— Откуда.

— Купи новейший. И договорись с деканом. Мол, за хорошую учёбу фирма, придумай название сам, не важно это, награждает. Как кстати он учится?

— Хорошо учится, на компьютер потянет,— заверил полковник.— Может, для отвода глаз ещё парочку ребятам подарить, что попроще и нуждаются.

— Делай.

Славка опять взялся за пылающую голову.

— А я помню, как Любаша его буквам учила. Сочини, Сергеевич, ещё что-нибудь сочини.

— Ладно, помозгую.

Оставаться один он в такой вечер не мог. Уговорив Сергеевича отправились в японский ресторан.

Утром, устроившись за дверным косяком, Терёхин наблюдал за ней в приоткрытую дверь. Ловко орудуя салфетками и мурлыкая мелодию, она старательно натирала мебель. "Складки легли на лоб, и под глазами лучики. Трудно было,— горевал он.— Получается те осень и зима прошумели не напрасно. От нашей любви растёт сын. Не зря я на месте той таёжной постели поставил церковь и достраиваю рядом монастырь". Она взялась за ведро, оглянувшись на дверь, насторожилась. Враз, отпрянув, он скрылся в конференц-зале. Люба, закончив уборку кабинета, перешла на приёмную и, естественно, нашла деньги подброшенные им. Покрутив "зелёные", положила на стол секретаря: "Кто-то потерял, или нарочно подложил, чтоб проверить"— решила она, направляясь к залу, где спрятался Славка. Но покрутившись около двери и не найдя никакого способа открыть её удалилась.