Осень Альвиады. Часть первая

Тэдди выбрал себе команду! Осталось заявить в ней участие и правильно зарекомендоваться.

— Интересно, людоеды — вкусные? — задумчиво протянул он.

А действительно забавно — как перекосило лица блондина и рыжей. Зато Дуболом и Элия ободряюще ухмыльнулись.

— Кто еще с нами? — Дестроерша обвела взглядом зал.

— Мы с Дэниэлом, конечно! — немедленно вызвался Крыс-Драчун. — Сагамор, вы — с нами? Под боевую песню Маниту?

— Конечно, — серьезно кивнул индеец.

— Подраться — это хорошо! — согласился цыган постарше.

Второй кивком присоединился к его мнению.

— Самураи всегда умирали в бою, — подал голос японец.

Нет! Если Тэдди вовремя не прибьют местные — он сам свихнется в этой компании! Впрочем, возможно, самых чокнутых оперативно поубавят в числе местные голодающие расы.

— Я с вами, — на закуску объявила Латиночка.

Хоть одна хорошая новость...

— Умеешь драться? — уточнил Дуболом.

И зачем ему? Можно подумать, Крысы — великие бойцы? Да и японец — наверняка программист какой-нибудь. А карате в спортзале изучал. Два часа в неделю — под руководством такого же кабинетного тренера. И то — лишь в последние полгода.

— Да... Дело в том... — Латиночка чуть запнулась. — Я — бывший офицер полиции. Если это вас не смущает...

Ого! Коп — такая же новинка в коллекции Тэдди, как и Дестроер! И почти так же экзотично...

— И я тоже с вами! — проворчал Космонавт. — Не могу же я смотреть, как этот чертов северянин дерется, а я ему не помогаю...

Когда подружиться успели? Или уже были знакомы раньше? Клат, приглядись. Так, на всякий случай. В любом мире выживают самые информированные.

— Остальные — с нами автоматически! — пронзительным взглядом обвела всю теплую компашку Дестроерша.

А чего тогда было спрашивать? Хотя вполне понятно — проверяла команду на вшивость.

— Нас — семнадцать, и мы — в тельняшках! — подхватил цыган помладше.

— Возражаю! — взвился Поп. — Я умру, как мученик! И я — в сутане!

— Тогда отдайте ваш крест!

Монах на всякий случай отодвинулся подальше. Хоть его с Дестроершей и разделяет Монашка-из-Шаолиня. А ее Элия трогать не станет. Они уже явно сконтачились. Не хуже, чем Дуболом и Кэп.

— Хоть перед смертью покайся, грешница!

— Не верую, святой отец, — жестко, без тени улыбки ответила Дестроер.

Глава пятая.

1

Сто лет над замком тишь да гладь...

Густой тенистый полог леса...

Ты никого не ждешь, принцесса,

Полет видений невесом,

Полет видений невесом...

Сто лет малиной и быльем

Горбатый мостик зарастает.

Сто лет лишь стрекозиной стае

Глядеться в сонный водоем,

Глядеться в сонный водоем...

Сто лет внимает слух земле,

Ловя неумолимый цокот.

Сто лет плющом увитый цоколь...

Не вянет роза сотни лет,

Не вянет роза сотни лет...

В тот миг, когда веретено

Кольнуло палец алой точкой,

Звук-призрак, как куранты точен,

Путь начат, время сочтено,

Путь начат, время сочтено...

Сто лет все ближе, все ясней,

Все четче россыпь дробной рыси.

Ты спишь, и только в звонкой выси

Парящий сокол ждет вестей,

Парящий сокол ждет вестей...

Йовин (Лина Воробьева).

— Ирина Океанова, вы догадываетесь, зачем вас вызвали сюда?

Пособолезновать? Извиниться?

Дождешься!

Будто вчера прозвенел последний звонок. Выпускной. Ее фамилия в списке студентов заветной мечты — медфакультета. В самой престижной группе, где самый зверский конкурс. Только для отличников...

Всё это — в прошлом. Вместе с мамой, папой, Славкой, Арсом...

— Да. Я всё понимаю.

Казенное здание, казенный кабинет, казенный человек, казенные слова. И формулировки.

— Я прошу прощения, что вынужден беспокоить вас до истечения девяти дней, но закон не ждет. Ваш отец совершил серьезное преступление...

У Ирины больше не осталось сил спорить. Вся эта неделя прошла за хлопотами о похоронах и отчаянными попытками хоть что-то доказать.

Бесполезно.

Ладно хоть дали время предать земле родных. Без Ирины этим не озаботился бы никто. А родители Арсения позвонили только раз. Мать. Чтобы сообщить, что отец Ирины — убийца. И будь проклят день, когда Арс с Ирой познакомились.

А еще — на суде несостоявшиеся свекровь и свекор будут по ту сторону баррикады.

— ...В результате его действий был тяжело ранен представитель разумной расы, и погибло трое людей...

Четверо. Самого папы тоже больше нет.

— ...Мы не знаем, имел ли место преступный умысел или преступное легкомыслие... Галактический скандал...

Почему отец — прекрасный водитель! — не успел свернуть при виде "приоритетной" машины? И хватило бы ему времени? Подобные мелочи не интересны никому.

— Ирина, вы должны подписать необходимые документы... — неожиданно мягко заговорил представитель властей.

В его интересах сделать всё, чтобы искупить вину перед привилегированной "разумной расой". И побыстрее — без малейших хлопот и проволочек.

— Я могу подумать?

— О чём тут можно думать?! — тон "доброго и понимающего старшего друга" изменился резко. И опасно. — Ирина, вы хотите суд? За соучастие? Отказываясь осудить вашего отца, вы автоматически подтверждаете, что сами готовы на такое же преступление. Третьего не дано. Ира, одумайтесь!

Лучше бы по-прежнему орал...

— Вам семнадцать лет, у вас вся жизнь впереди. Вы ведь только что поступили в университет. Разве вы не мечтали стать врачом?

И это им известно! Хотя... школьное сочинение. Якобы анонимное.

— Неужели тюрьма лучше? Не ломайте себе жизнь...

А представителю власти — карьеру. И доход. Он ведь его уже на годы вперед распланировал. И жене пообещал. И точно уверен, что уж ему-то "приоритет" на узкой дороге не встретится.

Не опустить глаза — легко. Труднее, много труднее не дать кому-нибудь в морду.

Нет, Ира. Детство кончилось. Юность — тоже.

Собственно говоря, кончилось всё. Почти.

— У меня по закону есть двадцать четыре часа.

— Я жду вас здесь завтра до десяти утра... — Теперь льда в голосе чиновника хватит на десяток матерых рецидивистов. А сам он уже наверняка размышляет, далеко ли сбежит глупая девка.

Очень далеко. Туда еще наши предки бегали.

Он, наверное, очень удивится — когда доложат, куда она идет. Еще бы — Ирина Океанова там отродясь не бывала. С момента крещения.

Только бы решил, что она завтрашний грех замаливать побрела. Как все трусы, что сначала произнесут много красивых слов, а потом всё равно сдадутся. Спасут собственный будущий доход.

Позади — родной дом, превратившийся в склеп. Фотографии на столе. Мама, папа, братишка, Арс. Все еще живы, всё еще хорошо...

Оружие в углу, друзья-толкиенисты, ребята из клуба, университет. Прощай, прошлое. Прощай, Ира Океанова.

С трудом узнаваемые лики на стенах, старушки в темных платках. Свечи, свечи, свечи...

Тусклый чеканный полумрак. Отныне и навсегда. Но даже он — лучше тьмы небытия. И уж точно — лучше серой трясины предательства.

— Мне нужна мать-настоятельница.

— Идите за мной...

Темный коридор. Как в воспоминаниях побывавших в коме. Наверное, кого-то этот путь выводит к свету. Кого-то другого...

— Ирина, подумайте! — И здесь просят о том же! — Назад пути не будет. Вы умрете для этого мира. Подождите хотя бы год...

Она уже умерла.

— У меня нет времени на послушничество. Завтра я стану подсудимой или предательницей. Раз мне всё равно не жить — пусть я умру с пользой для этого мира. В монастыре я еще смогу помочь хоть кому-то. Я вас прошу сделать это сегодня.

Здравствуй, сестра Ирина.

2

Конвой — слева, конвой — справа. Равнодушные лица. Для них это — работа. Привычная, обыденная... с перерывом на обед. С выходными и отпуском.

Хирург ежедневно режет, конвоир ведет на смерть. Или в ссылку.

Не по себе — всем. Даже Дэниэлу — а ведь он знает больше других. Даже неустрашимому Сигурду и бесстрастному индейскому вождю. Может — даже Элии. Впрочем, последнее — вряд ли.

И что не так с самой Ириной — если ей не страшно совсем? Она действительно — давно умерла? Еще семь лет назад — вместе с родными?

И еще в одном из осужденных нет ни капли страха. В отце Герасиме. Он-то — не мертв, а жив. И для него священничество — действительно единственный верный путь.

Рыжая девочка жалобно всхлипывает в объятиях Николетты — бывшего офицера полиции. Финна Пекко Укконена трясет, как на миновавшем его электрическом стуле.

Элия ступает слева — шаг в шаг. И ее лицо вполне поспорит с непроницаемой маской Арриса Горного Орла.

Действительно — Лифт. Под еле слышный мерный гул казенно-серый зев угрожающе раскрылся и затих. Ожидает жертв. Шестнадцать живых и одну давно мертвую.

Даже странно: пространственно-временная кабина — и так безлика. Впрочем, и в Центральной Земной Тюрьме, как выяснилось, — ни грамма экзотики. Как и в том давнем кабинете.

Ожившее зло редко бывает черным и мрачным. Обычно оно — серо и тоскливо.

Еще одна темная пещера. И станет ли последней — давно уже неважно. Только остальных жаль. Они-то жить хотят. Даже Дестроер.

Девочка ведь и прожила меньше всех здесь присутствующих. Даже Тэдди и Джинни.

Элия чуть заметно вздохнула — словно в последний раз. Ирина положила бы ей руку на плечо, но незачем подводить перед остальными. Дестроеры не плачут, правильно? И им никогда не бывает страшно.

— Оптимальный вариант — по семь человек, — равнодушно объявил из динамика оператор. Тоже казенно. Вторая половина дня. Наверняка устал и считает часы до конца смены. — В последней партии окажется трое. Первые семеро, прошу пройти в кабину. Не задерживайте процесс.

А то у работников тюрьмы — нормированный рабочий день. Согласно прогрессивным законам.

А "прошу" — это особенно мило. И неожиданно — после откровенной грубости охраны. Особенно к Элии.

— Само Царствие Небесное идет к нам, сестра! — лицо отца Герасима озаряется тем внутренним светом, что Ирина столько раз видела у других. У сестер, идущих умирать за веру.

Наверное, так правильнее. Сама она много раз убеждалась в незримом существовании Господа. Но вот насчет себя и своей безгрешности сомневалась сильно. А поступала в монастырь вообще Фомой неверующей. И уж точно — не ради спасения души.

Бесконечный ужас в глазах Тави. Затравленно озирается рыжая, но спасать здесь некому. Рыцари на белых конях остались в легендах. И в старых фильмах.

Разрыдался Пекко. Дрогнули руки у профессора-физика Сержа...

Отец Герасим шагнул вперед первым. Всё с той же светлой улыбкой.

Жаль, нельзя вернуться и пройти с каждой партией. Не все здесь такие, как она сама и этот монах. Остальным станет легче — если рядом хоть кто-то, не охваченный паникой. Кому давно всё равно.

Ирина обвела взглядом всех. Быстро подошла к Дэниэлу:

— Вы пойдете первой партией?

— Предпочел бы, — грустно улыбнулся он. И виновато.

Зря. Разве его вина, что он знает больше других?

— Если вас не затруднит — идите со второй, — Ирина едва заметно кивнула на товарищей по несчастью.

Будем надеяться, что едва заметно. Индейский вождь, кажется, видит всё. Как и Элия.

— Конечно, — кивнул в ответ Дэниэл.

Уже лучше. Он — прирожденный лидер. Он поможет.

Аррис Горный Орел шагнул в кабину вторым.

Элия Рэндом бросила насмешливый взгляд в сторону хулигана Тэдди Клата. Тот предпочел не тронуться с места.

Надеется, если первая партия погибнет — Лифт починят, прежде чем отправить следующих?

Вряд ли. Вряд ли вообще поймут, что пора что-то чинить.

А даже если и поймут...

Светловолосая девушка пожала плечами и последовала за индейским вождем. Ирина поспешила за ней, за руку увлекая в пасть Лифта Тави.

— Сестра, для меня найдется место? — усмехнулся Сигурд, проскользнув в угол кабины. — Я постараюсь занять его поменьше.

— Разумеется, — улыбнулась монахиня.

Каратист, он же компьютерный гений Акиро Кубаро, шагнул в клетку Лифта последним.

— Я рад, что мы снова встретились, Ирина, — улыбнулся он.

— А я предпочла бы, чтоб вы остались на Земле, — девушка едва удержалась от фырканья.

Привет прежней Ире Океановой. Той, что когда-то на международном слете боевых искусств всю ночь проболтала с таким же фанатом холодного оружия. Акиро было двадцать четыре, Ирине — семнадцать. И если бы не Арс... кто знает?

Двери съехались абсолютно бесшумно. Рука Тави бессознательно до боли стиснула запястье Ирины. Надо было попросить и Акиро пойти следующим рейсом. А в кабину взять рыжую Джинни.

Впрочем, тогда пришлось бы брать и Николетту.

Странно — в таком месте должно быть душно. А здесь... никак. Даже воздух — безвкусный. Казенный. Никакой. Не лучше и не хуже, чем в камере, "зале суда", "столовой", коридоре...

— Отче наш, иже еси на небеси, — зашептала вдруг Тави дрожащим голосом.

— Да святится имя твое, да приидет царствие твое, — подбодрила Ирина.

— И на земле... — неожиданно вплелся в хор голос Сигурда.

— Раскайтесь, дети мои! — уже привычно взвыл отец Герасим. Под мерное гудение вновь заработавшей машины. И вполне ощутимо перекричав его.

Лучше б помог!

— Ты — мировой парень! — сообщил ему Сигурд, перекрывая еле слышный шепот Тави и ровный голос Ирины. И от души хлопнул монаха по плечу — тот еле на ногах устоял. — Я замолвлю за тебя словечко перед Одином и Тором. И ты тоже попадешь в Вальхаллу! Знаешь, какие там пиры? А девушки!..

— Что?! — онемел от возмущения отец Герасим.

В кабине разом вспыхнули все звезды небес. И исчезли в небытии.

3

Нежное, прохладное дуновение ветерка осторожно пробежалось по лицу. Поворошило короткие волосы, забросило прядь на лоб. Сейчас бабушка отругает, что опять заснул на траве...

Какая трава и какая бабушка?! Сейчас здесь будут...

Или уже есть?!

Как же не выдать хозяевам стола, что еда очнулась?! Миледи Винтер из Сержа — никакая, но осторожно взглянуть из-под ресниц он попытался.

Трава. Настоящая. Пронзительно-зеленая. И ветерок — настоящий.

Луг?

Слева — Дэн. Явно без сознания.

Справа? Капитан Майкл Браун.

Есть ли поблизости кто еще — неизвестно. Для выяснения пришлось бы нормально открыть глаза. Да еще и приподняться.

А кто мешает? Похоже, информация Галактической Лиги безнадежно устарела. К счастью! И никаких вампиров-людоедов вблизи не наблюдается!

Может, уже вымерли от бескормицы? Или сожрали друг друга?

Тогда — пора сматываться, пока не поздно. Но почему-то... почему же не проходит тревога? И совсем не хочется шевелиться и подавать признаки жизни? И почему вот-вот зашевелятся на голове волосы?!

Ладно — деваться всё равно некуда. Если опасность близко — она никуда не денется. А если ее нет — запросто появится, пока подневольные переселенцы время теряют!

Серж осторожно сел и огляделся. Всё правильно: ссыльные развалились на приличных размеров лугу. Вдали — лес. Метрах в ста пятидесяти — широкая река. Вот откуда ветерок! Свежий, мимолетный — родом из детства...