По такому случаю Двирре даже принял человеческий облик. Они сидели на валунах у Старого дуба и говорили. Вожак волчьей стаи и княгиня людей. Два вождя.
-Так чем же, княгиня, могу я тебе помочь? Ты знаешь, что народ волков верен союзу с людьми!
-Помоги мне сформировать армию, Двирре! Мне больше некого просить.
Двирре искренне удивился:
-Опомнись, Сигрид! Что ты говоришь? Да как же волки могут помочь людям создать армию? У вас, людей, больше опыта!
-Не тот у нас опыт, вожак! Что могут в открытом бою несколько тысяч воинов против миллиона имперских солдат? И опытных солдат, Двирре, прекрасно обученных. У завоевателей, очевидно, огромный опыт войны! Видел их тактику? Видел, как они быстро перестраиваются? Их нельзя застать врасплох... Прежний наш опыт больше не пригодится, вожак. Теперь мне нужен опыт волков. Опыт незаметной, тайной войны. Мне нужна волчья тактика. Мне нужны в армии волки. И вейры!
Двирре насупился.
-Я всегда готов помочь, ты знаешь. Волки не раз доказали свою верность союзу с вами, людьми! Мы с тобой — родичи. Но послать волков в армию людей? Тебе не кажется, княгиня людей, что ты просишь слишком многого? Еще недавно вы — люди — охотились на нас! Забыла? И снова начнете охотиться на нас после победы, шкуры сдирать?
-Княгиня людей, говоришь? — переспросила спокойно Сигрид и, не торопясь, поднялась с валуна. Медленно сняла платье. И мгновенно обратившись в волчицу, встала в боевую стойку. Из оскаленной ее пасти раздалось яростное рычание. — А я кто, по-твоему? Я победы могу и не дождаться, Двирре! Я лучше прямо сейчас с тебя шкуру сдеру!!!
Двирре даже попятился от неожиданности. А потом рассмеялся и почесал оробевшую сразу княгиню за ухом:
-Ловко, Сигрид... Ладно, уговорила. Помогу. Волков я тебе дам. И вейров тоже. И даже насчет переформирования армии подумаем. Подошли ко мне своих офицеров. Подумаем. Учиться то не вам... то есть, я хотел сказать, не людям одним придется. Волкам тоже есть чему учиться. Это ведь не баранов у крестьян красть!
Подумали! И как подумали! Впервые с сотворения мира в боевом волчьем кругу сидели люди. Впервые волк расхаживал перед строем людских воинов и читал лекцию о методике тайной войны, об искусстве незаметно подкрасться, снять часовых, о засадах, о способах отрыва от преследования, об учете рельефа местности. Впервые армейский десятник учил вейров владеть мечом и стрелять из лука, рукопашному бою и верховой езде. Впервые инструктор рукопашного боя вместе с творческой группой волков и вейров ломали головы над разработкой волчьей борьбы. Люди учились понимать лес, слышать его голоса, разбирать запахи. Люди учились бесшумно ходить и бегать по лесу, даже по сухим опавшим листьям, не оставляя при этом следов.
Сигрид училась вместе со всеми.
Шел третий год войны. Тогда до командования имперской армией, наконец, дошло, что против них действуют отнюдь не отдельные разбойничьи банды, как полагали прежде, а организованное сопротивление, бороться с которым придется всерьез и долго. Император Гао-цзу издал указ, в котором поручал начальнику военного приказа империи уничтожить сопротивление. Но, в то же время, "Запретный город" не желал признавать сам факт войны всего лишь через три года после Блистательной победы. Посему имперские полководцы были вынуждены действовать против армии Сопротивления ограниченными силами, вполне достаточными, чтобы (при возможности) стереть в порошок четыре тысячи воинов, но совершенно недостаточными для того, чтобы взять рыжегорское убежище штурмом.
Позже, после Победы, много говорили о роли Случайности в истории. В самом деле! Что стоило Черной империи перебросить к Рыжим горам не пятьдесят тысяч воинов, а пятьсот тысяч? Заблокировать лес, осадить нас в горах? И уморить голодом? За год они бы управились... Но им хотелось задавить нас быстро, незаметно и малыми силами...
Ха-ха! Как говорит мой муж, нельзя разом жениться на двух суках! Только по очереди. А не то... Ну, в общем, понятно, что будет... Имперское командование, очевидно, не слыхало этой поговорки. Их глупость дала нам тогда единственный шанс, который мы использовали полностью. Когда, несколько лет спустя, до властей кое-что дошло, было уже поздно. Мы встали на ноги.
Однажды прискакал гонец с тревожными вестями. И Урмаз Грорсон, воспитатель Сигрид, встал, легонько сжал ее плечо и молча ушел. Больше Сигрид его не видела.
Шли дни. Вставали и молча уходили друзья. Никто из них не возвращался. Сигрид училась. Приходили новые ученики — суровые воины, прошедшие многие сражения. Сигрид училась. Скрипя зубами, училась.
И настал день, когда Сигрид витЯрре, дочь Безымянной, вывела свой первый отряд в первый рейд.
Сколько их было потом, до конца войны, этих рейдов. В них ходили целыми бригадами, позже — дивизиями и корпусами. Но тот рейд был первым. Сигрид прошлась по тылам черных, вырезая гарнизоны врага, сжигая склады продовольствия и оружия, освобождая пленных из тюрем.
И вернулась живой.
Запылали города в лесостепной полосе и предгорьях, закипели ожесточенные сражения по всему югу континента, бешеные кони выносили всадников из горных ущелий, сверкали на солнце острия копий, свистели стрелы. Вороны клевали на полях битв трупы в черных плащах, рыдали женщины в горных селениях, выли волчицы на холме, одевались в белое матери и вдовы в городах, а сыновья брали черные клинки и уходили в армию, чтобы отомстить мятежникам. Император Гао-цзу повелел создать карательные отряды.
Начиналась настоящая война. Война двух народов за одну землю.
Ее прежние соученики, те, кто выжил, формировали собственные сотни и обучали новобранцев. В этих сотнях появились волки. Со временем люди приобретали волчьи повадки, в их походке, осанке, взгляде появлялось нечто волчье. А волки учились у людей дисциплине, осваивали неведомые им прежде понятия, такие, как дружба, взаимопомощь, доверие. Стремительно исчезали довоенные предрассудки. Не важно становилось, руки или лапы у товарища! Главное, чтобы ты мог доверять его клыкам, его мечу... Ему самому. И плевать, кем он рожден, волком ли, человеком ли... Так начиналось боевое братство людей и волков. Так начал формироваться народ, вскоре названный вейрмана — волколюди.
Сигрид спала, когда выдавалось время. Сигрид бегала перекусить кем-нибудь в ближайший лес. Сигрид месяцами не вылезала из боев.
Впереди было четыреста лет войны. Четыреста лет славных побед и жестоких поражений. Четыреста лет потерь и скорби. Четыреста лет грандиозных битв и широкомасштабных диверсионных операций. В сравнении с ними бои первых лет войны могут показаться незначительными и даже бессмысленными.
Но именно в тех боях, отчаянных и жестоких, крепла армия Сопротивления. Именно в тех боях мужали и набирались опыта будущие прославленные полководцы вейрмана.
Никакой свадьбы у Сигрид не было. Она родила сына от Урмира тонВистла — внука Роара тонРийр.
И через месяц после родов снова ушла в рейд.
Этот рейд должен был стать последним: с трудом, но ее все-таки убедили, что княгиня должна руководить военными действиями из ставки, а не носиться, сломя голову, по полям и лесам.
Он и стал последним рейдом Сигрид витЯрре.
Когда четыре быка неспешно рвали обнаженное тело княгини на части, новая армия сопротивления нанесла свой удар. Три тысячи бойцов начисто разгромили второй корпус черных. Двадцать пять тысяч солдат. Не ушел ни один человек.
Учитель и отец мой! Прости меня, но все, исполнявшие этот приговор, умрут. Даже быки. Умрут страшно. А те, кто отдавал приказ, будут жить. Долго. Очень долго. Очень!!! И такой страшной, такой жуткой будет их жизнь, что они позавидуют мертвым. А умереть не смогут. До ста лет не смогут. Такова моя воля, отец. Пусть это — шаг по пути разрушения. Ты хотел, чтобы я почувствовал себя человеком? Что ж? Я почувствовал. И отныне я мщу за всех, кто достоин мщения, за всех, кто не смог отомстить за себя.
Сигрид! Простишь ли ты меня? Я мог спасти тебя... Я мог спасти твою маму... Я мог, и я не мог... Права не имел... Когда-нибудь, девчонки, мы встретимся на поле Последней битвы. И будем сражаться вместе. Я не могу обещать, что избавлю вас от второй смерти... Но ни ты, Арьерэ вторая, ни ты, Сигрид, не умрете раньше меня. Клянусь посмертием.
М-м-м! Как далеко до всего этого!
Я хочу умереть.
Глава 6. Возьми меч у мертвых
Гибель Нурланда
(Начало войны)
Так тихо в лесу, так мирно! Кроны деревьев тянутся в синее небо, солнечные лучи проникают сквозь густую листву, стараясь ослепить глаза. Желтые, белые, синие цветы рассыпаны по поляне, подмигивают, улыбаются.... Пахнет свежей листвой, водой из ручья, малиной...
И лишь из памяти тянет дымом, треском пламени, запахом горящего человеческого тела.
Как давно это было! Целую неделю назад.
-О, мой город, белостенный Норборг! Тебя больше нет. Ты честно сражался и погиб, как воин. Лишь семеро смогли выбраться из пылающего города. Лишь семеро. И вот сегодня остался один я — Гуннар Торкельсон.
Воин последний раз провел точильным камнем по лезвию. Сегодня — его последний бой. Сегодня он — вся армия.
Он знал, что все кончено. Армии нет, конунг погиб, страна захвачена врагом. Жена и двенадцатилетний сын неизвестно где... Уходя из Норборга, он прошел мимо деревни, где жила этим летом Илзе с сыном, надеялся забрать их... Деревни не было. Только обгорелые печные трубы. Война проиграна. Можно было бы уйти, спрятать меч в лесу... Можно было бы. И потом жить, пряча выправку, оглядываясь по сторонам, боясь, что кто-нибудь узнает в нем бывшего гвардейца последнего конунга Нурланда? Ну, нет. Он — воин. И умрет, как подобает воину.
Неужели всего неделю назад не было войны? Неужели такое было? Память моя, память... Оставь меня, усни, хоть ненадолго, память!
-Армия и народ Нурланда! Неведомый враг напал на нас! Их — тысяча кораблей! Это значит — сто тысяч воинов. Я — Олаф, конунг Нурланда, прошу всех, кто не может держать меч — уходите!
Конунг обвел взглядом людей.
-Вы меня знаете. Я водил вас в бой и за спинами не прятался. Я посылал вас на смерть, и голос мой не дрожал. А сейчас дрожит мой голос, ибо не могу я послать на смерть весь народ. Народ Нурланда! Мне горько говорить эти слова, но мы не победим в этой войне — их в десять раз больше, чем нас. Посмотрите на север, в сторону моря! Видите черный дым? Это горят прибрежные деревни. Враги не щадят никого. Уходите. Пусть останутся только воины.
Воцарилось молчание.
И сказал старый Канут:
-Я слишком стар, чтобы бегать, мой конунг. Твой дед вручил мне меч, твой отец водил меня в бой. Что скажут они, пребывающие ныне во Вьялльхейле, узнав, что я бросил своего конунга?
И снова повисло молчание.
И объявил Гримкель, маршал тинга:
-Седина Нурланда сказала свое слово!
-Но женщины? — спросил конунг.
И ответила ему Бронвин, вдова моряка:
-Долг женщин — перевязывать раненых и закрывать глаза мертвым, мой конунг. Зачем нам жить, если не будет вас? Мы остаемся.
И опять молчание прервал Гримкель:
-Грудь Нурланда сказала свое слово!
-А дети? — спросил конунг.
-Дети уйдут!
Мальчик, стоявший рядом с Бронвин, с обидой вскинул на мать глаза, но, натолкнувшись на ее повелительный взгляд, не осмелился перечить.
-Пусть те, кому остался год до вручения кинжалов, получат их сегодня! — предложила Бронвин. — Пусть они уведут младших.
-Народ Нурланда сказал свое слово! — объявил Гримкель и трижды ударил посохом о плиты площади совета.
Вздохнув, приказал Олаф, конунг Нурланда:
-Детям — собраться у ворот. Кандидатам — получить кинжалы. Открыть склады! Сторд! Примешь командование! Даю час времени на подготовку. Подводы и лошади уже ждут. Перед уходом зайди ко мне получить последние указания.
Сторд, еще недавно нагловатый и хулиганистый мальчишка, гроза всего города, молча кивнул.
-Мой конунг! Продовольствие, одежда, инструменты погружены. Начальник воинских складов выдал сто пятьдесят мечей, триста луков и тридцать тысяч стрел. Дети собраны, одеты. Младшие посажены на подводы. Мы можем выходить в путь.
-А ты вырос, парень! — задумчиво сказал конунг. — Ну, что же! Получай свой первый приказ: уведешь своих в горы. Треснувшую корону знаешь?
-Знаю, мой конунг.
-Встанешь на закате спиной к камню. Последний луч укажет тропу. Там, в горах, есть пещеры. В них — склады продовольствия, оружия, одежды, мастерские и так далее. Пятьсот лет назад там обосновался Харальд Рыжий. Слыхал про его мятеж?
Сторд слыхал. По сей день не забылся мятеж Харальда Рыжего, приведший к гражданской войне. Конунг Сигурд был убит, а его трон занял Харальд, тан, объединивший к тому времени под своей властью весь север страны. Только через три года Нильс Сигурдсон, сын погибшего конунга, разгромил узурпатора в морском сражении в Поххе-фьорде. Харальд был убит, и Нильс вернул трон отца.
-Так вот, Сторд! Когда его логово захватили, решили там на всякий случай склады оборудовать. Вот этот случай и настал. Там безопасно. Сохрани детей, парень. Ты отныне — их командир.
Мальчик помялся, не решаясь сказать что-то, потом все же предложил, бросив взгляд на супругу конунга, стоявшую рядом с мужем:
-Мой конунг! А как быть с теми детьми, кто... еще не родился?
-Глазастый! — улыбнулась королева. — Я думала, еще незаметно...
Сторд выжидающе смотрел на нее. Королева переглянулась с мужем и спокойно ответила:
-Нет, Сторд. Я останусь со своим мужем и со своим народом. А ты спасешь его будущее. Иди, тан Сторд. Удачи тебе.
Мохноногие битюги тащили тяжелые подводы на восток. Младшие дети сидели на этих подводах. Тех, кто сам не мог идти, несли старшие. Молодые воины, то есть те, кому только сегодня вручили кинжалы, патрулировали колонну.
-Эй! Не растягиваться! — приказал Сторд. — Аскель, глянь-ка! Есть еще на подводах место?
-Есть, Сторд. Немного, но есть! Перегружать подводы тоже не стоит — лошади не выдержат.
-И все же попробуй девчонок разместить на подводах! Хотя бы младших.
-Ну, если разгрузить несколько, то уместим всех, — подумав, решил Аскель.
-Хорошо, действуй!
Аскель отсалютовал тану кинжалом и побежал вперед, командуя на бегу:
-Парни! Разбирай груз с подвод! Девчонок туда посадим. Десяток подвод освобождай!
-Мальчишка! — подумал тан. — Ему пока что это — игра.
Сторд не думал о том, что ему тоже всего двенадцать лет. Теперь он носил кинжал, то есть был уже воином. Он выполнял приказ. Он отвечал за четыре тысячи жизней, доверенных ему.
Тан оглянулся назад, на горящий Норборг и сжал кулаки.
-Прощай, мой конунг! Моя королева! Прощайте, люди. Мы отомстим! И мы еще вернемся.
Таким был в год Нашествия Сторд, ставший годы спустя первым горным королем.
