Алые крылья

Зилле с Кесс немедленно закружились в танце, чуть позже к ним присоединились Углук с Дероном, мигом нашедшие себе пары. Я стоял возле Реоны как столб и мечтал провалиться сквозь землю, так как танцевать не умел вообще. Эльфийка метнула на меня быстрый взгляд, ухватила за руку и решительно втянула в толпу, правильно расценив причину моей заминки.

— Вот смотрите, Декс — правая нога назад, левая вперед, поворот...

Со стороны это выглядело, должно быть, забавно: невысокая, хрупкая девушка, ведущая егерского полковника, которому еле-еле достает до плеча. Второй танец я ухитрился провести с наименьшими для ног окружающих потерями. А на третий услышал фразу из песни, которая заставила меня рассмеяться. Реона недоуменно воззрилась на меня, и пришлось объяснять:

— Он поет про то, что весь мир ему завидует, так как он танцует с Эльфийской королевой.

— И что здесь смешного?

— Как что? Ведь эта песня про меня!

— Но я же еще не королева.

— Будешь! Непременно будешь!

— Ага, а ты со временем станешь генералом или штурмлордом, так что мне теперь петь про то, как я танцую с генералом?

— А почему бы и нет? — я залихватски сбил кивер набекрень и выгнул бровь. Реона засмеялась и опустила голову мне на грудь. А до меня вдруг дошло, что мы перешли на "ты", сами того не заметив. Тут я наступил на ногу очередному неудачнику и пришел к выводу, что звезды балета из меня все равно не получится, а значит — все, на сегодня танцев хватит. Мы выбрались из толпы и направились к набережной.

Набережная была тоже полна народу. Кое-как нам удалось отыскать относительно тихий уголок с удобной каменной скамейкой и устроиться там. С моря дул легкий бриз, и Реона зябко поежилась. Я снял доломан и накинул ей на плечи. Она запахнула его, посмотрела на море и вдруг сказала:

— Знаешь, а здорово было бы вот так всю жизнь провести — ни о чем не думая и живя в свое удовольствие. И чтобы не беспокоиться по поводу каких-то там интриг, не ломать голову надо всей этой лабудой, которую именуют политикой.

Я положил руку ей на плечи, Реона прижалась ко мне, и тут мелькнула мысль: ты что делаешь, придурок? Одного раза не хватило, чтобы раз и навсегда отбило желание маяться дурью. Ты же солдат, а солдат есть механизм, к ружью приставленный.... Ну и бред же мне в башку втемяшился. Надо разрядить обстановку.

— Ты же знаешь, что так никогда не будет. У нас с тобой, видимо, на роду написано отказаться от личной жизни в пользу государства, — патетики и сарказма в эту фразу я вложил по максимуму. Реона хихикнула и шутливо ткнула меня кулаком в пузо. Пришлось старательно изобразить смертельно раненого, и следующие минут пятнадцать мы потратили на шутливую борьбу. Затем я сбегал за бутылкой мандалорского, и мы немного посидели молча, любуясь лунными бликами на водной глади.

— Реона...

— Да?

— Еще тогда, на корабле... Я хотел тебе сказать...

— Что?

Я собрался духом и выдал:

— Ты совершенно не умеешь стрелять.

— Ах ты...! — И она натянула кивер мне на нос. От неожиданности я чуть не рухнул со скамейки, что вызвало новую бурю веселья.

Внезапно Реона сказала:

— Знаешь, ты когда на службе, то кажешься таким серьезным, прямо как герой романа. Все эти штуцера, каски, громкие и четкие команды. А кто ты на самом деле?

— В смысле?

— Ну, кто ты? Что ты любишь?

— Кто я? Я — солдат...

— Нет. Попробуем еще раз. Итак...

Я вздохнул, закатил глаза к небу в приступе притворного раздражения и выдал:

— Я этнолог. Изучаю разные народы, их традиции, верования, сказания, жизненный уклад.

— Вот, это уже лучше. А что ты любишь?

— Люблю? Люблю свою дочь, мандалорское вино в дружеской компании, громкий откровенный смех, люблю стоять на вершине горы и чувствовать, как ветер надувает рубашку; люблю сидеть зимой перед камином, слушать, как завывает ветер в трубе, пить глинтвейн или играть с дочкой; люблю яркое солнце и холодное пиво.... Да вообще все так вот сразу и не вспомнишь.

— А что тебе не нравиться?

— Перловая каша, льющаяся за шиворот вода, политика вообще и политики как таковые, выполнение идиотских приказов и их последствие.... — Я остановился, пока меня не понесло окончательно. Реона успокаивающе погладила меня по руке, а потом...

А потом ее глаза оказались близко, очень близко.... Ой, что же я делаю? Все, поздно.... Хана мне.

X X X

— Декс?

— Да?

— Прекрати...

— Что прекратить?

— Сейчас по лбу тресну.

— Тебя я понял, прекращаю, не то по тыкве получу и подвиг свой не совершу....

— Дуралей.... — Реона слегка прикусила мое ухо. От удовольствия я зажмурился, а когда осторожно приоткрыл свои гляделки, то встретился с парой огромных, сияющих неподдельным счастьем зеленых глаз самой прекрасной принцессы на свете. Глядя в эти два бездонных озера, я забыл про все на свете — и про то, что завтра с утра мы как последние шпионы, крадучись, по очереди покинем этот номер, и про то, что очень скоро, через какие-то неполные две недели все это прекратиться, и мы, вполне может быть, никогда больше друг друга не увидим... Так, отставить пораженческие мысли!

— Декс, а ты любил ее? — вопрос, признаться, застал меня врасплох. Я недоуменно вытаращился на Реону. Она хихикнула, глядя на мою обалделую физиономию, но все же пояснила: — Твою жену. Мать Кассандры.

Странно, прошло уже больше десяти лет, а что-то там еще осталось. Иначе как объяснить эту неведомо откуда пришедшую боль?

— Да. Любил.

— Извини. Я не хотела делать тебе больно.

— Да все нормально. Я уже и забывать-то начал....

— Не ври мне, пожалуйста. Я ведь вижу. Как ее хоть звали?

— Элеонора. Элеонора Демойн.

— Элеонора... Красивое имя. Можно еще вопрос?

— Да, конечно.

— А как вы познакомились?

За двенадцать лет до...

Голоса доносились из-за поворота дороги. Судя по всему, кто-то там кого-то очень сильно не полюбил, и теперь доказывал свое право на это мнение. Хотя, вполне может быть, и "лесные братья", как они сами себя именуют, в просторечии — разбойники — вышли на свой нелегкий промысел. Я на всякий случай проверил револьверы в седельных кобурах и свой штуцер. Выс, видя мои приготовления, без всякой команды перешел на тихий, скользящий шаг, хороший мальчик, не зря я его столько натаскивал. К повороту мы прокрались абсолютно бесшумно, эдаким бесплотным призраком в сгущающихся сумерках. Именно поэтому ездовые волки являются кошмаром для противника.

Картина, открывшаяся за поворотом, оправдала все мои ожидания. Четверо разнообразно вооруженных и живописно наряженных орёликов различной расовой принадлежности увлеченно потрошили содержимое узлов и баулов, извлекаемых ими из старого фургона, запряженного парой флегматичных буйволов. Сие нехитрое действо они сопровождали громогласными комментариями и плоскими шуточками. Сами хозяева повозки, чакос — парень и девушка — смирненько сидели неподалеку на травке, под присмотром еще двоих ребятишек с допотопными мушкетами. Впрочем, охраннички относились к своим обязанностям более чем халатно, по большей части пялясь на своих, занятых насквозь противозаконным делом, товарищей и попутно обрисовывая в красках, что они сделают с бедолагами-чакос. Звучало все это в достаточной мере жутко. Но, тем не менее, определенную опасность они тоже представляли, так как были единственными, вооруженными чем-то огнестрельным. У остальных на поясах висели разнообразные колюще-режущие предметы, но ничего стреляющего я у них не заметил. Хотя нет, стоп. Вон у того чижика, повадками смахивающего на вожака, за перевязью определенно торчит что-то вроде пистолета. Но все равно, либо дилетанты, либо насквозь уверенные в своей безнаказанности типы, ибо сколько я не всматривался, так и не заметил кого-либо, исполняющего роль дозорного. Хотя, в принципе, чего им здесь бояться? Патрули здесь не курсируют, так как нет дураков, желающих тратить на это деньги, а колониальное правительство чересчур занято решением проблемы с восставшими чакос на севере, разве что более сильная орава таких же вот обормотов подвалит. А может, ну их в пень? Блин горелый, а ведь не получится, совесть, будь она неладна, загрызет. Собственно, я бы мог и прошмыгнуть мимо, только вот хозяева повозки, точнее, их ближайшее будущее... Эх, была — не была Я тихо спешился, жестом указал Высу на парочку мушкетеров, а сам поудобнее надвинул кивер, вытащил из кобур оба револьвера, положил их рядом с собой на траву, осторожно вытащил из-за спины штуцер и тщательно прицелился. Но вот беда, гад, который был похож на главаря, зашел за повозку, пропав из поля моего зрения. Бист, которого я взял на мушку следующим, и не подозревал о том, что жить ему осталось всего ничего — все так же жизнерадостно тормошил содержимое очередного тюка и гоготал во всю глотку. Но вот за спинами мушкетеров бесшумно материализовалась косматая черная тень, и все, началось.

Все произошло в считанные секунды. Бахнул выстрел, и не успел подстреленный мною лиходей рухнуть на землю, как сверкнули клыки, и оба стрелка повалились с разодранными глотками, щедро орошая траву своей кровью. Я бросил штуцер и, подхватив револьверы, рванулся вперед, к оставшейся троице. Разрядил первые две каморы в орка, отчаянно пытавшегося вытащить шпагу, развернулся, успев заметить, как Выс хватает поперек туловища человека, и тот издает первый крик за все время боя. А вот тот, которого я посчитал за вожака, проявил недюжинную прыть, успев закатиться под фургон, и уже оттуда выстрелить. Что-то со страшной силой ударило меня в бедро, земля в какой-то миг оказалась рядом, и наступила тьма.

Очень холодно, болит все тело, а горле как будто костер развели. И очень хочется пить. Что-то теплое и влажное прошлось по моему лицу, а потом кто-то лохматый с тихим поскуливанием прижался ко мне. Я разлепил веки. Надо мной синело небо, а рядом лежал Выс и еле слышно скулил, жалобно на меня глядя.

— Очнулись, ваша милость? — Надо мной появилась лохматая голова. Я кое-как прохрипел:

— Пить....

— Счас, счас, ваша милость... — засуетился неведомый обладатель буйной шевелюры. Моих губ коснулась какая-то посудина, наполненная водой. Глоток, и снова тьма....

Следующий выход был менее болезнен. Холод был, а вот боль ушла. И чьи-то маленькие, но сильные руки мяли мое раненое бедро. Попытка открыть глаза удалась. На этот раз, видимо, для разнообразия впечатлений, я лежал на шкурах в каком-то шатре. Снаружи доносились голоса, детский смех, в общем, звуки деятельности большого количества живых существ, как сказал бы мой преподаватель этнографии. А над моей простреленной ногой склонилась красивая брюнетка с голубыми глазами. И тут же пришла мысль — раз уже интересуюсь такими вещами, значит, все нормально, жить буду. Девушка, очевидно, почувствовала мой взгляд, и повернула голову:

— Очнулись? Ну, и как самочувствие?

— Бывало и хуже... — героически произнес я, старательно напуская на себя вид бравого вояки. Правда, голос у меня был не громче мушиного жужжания.

— Хуже? — Девушка насмешливо фыркнула. — Поручик, да Вы везунчик. Любой другой на Вашем месте давно бы уже распрощался с этим миром. Причем как от потери крови, так и от лихорадки. Скажите спасибо, что их знахарь кое-что соображает в медицине, а то бы давно уже Вас черви дегустировали.

— Стоп, секунду... — от обилия информации у меня закружилась голова. — Какой знахарь? Чей? Где я вообще?

— Вы у тех самых чакос, которых спасли. Парень с девушкой — Лесной Ручей и Тростинка — перевязали Вас как сумели и привезли к себе. У Вас была большая кровопотеря, потом рана воспалилась, началась лихорадка, и если бы не Большой Арата, быть одним егерем меньше... Хорошо, хоть волк Ваш не мешал, видно, понял, что с добром к его хозяину...

— Стой!!! Стой, базга! — кто-то завопил снаружи. Некто здоровенный и косматый ввалился в шатер и начал вылизывать мое лицо. Выс, мальчик мой! В образовавшемся проеме обозначился запыхавшийся персонаж. Этот неизвестный восстановил дыхание, осмотрел представшую его глазам сцену, после чего повернулся и резво ломанул прочь вопя во всю глотку:

— Аэт кассар! Кассар!

Немедленно перед шатром собралась внушительная толпа. Лежа мне было плохо видно, но, по моему, там собралось все население племени. Я решительно попытался встать, но попытка позорно провалилась. Выс сочувственно забурчал, а вот девушка возмутилась:

— Лежите, поручик! Вы еще слишком слабы!

— Ага, как же. Всю жизнь мечтал предстать перед племенем чакос лежа на шкурах с голым задом!

— Поручик...

— Трэгг, — перебил я ее. — Поручик Пятого егерского полка Королевства Дрэдд Декс Трэгг, к Вашим услугам, госпожа.... — я посмотрел на нее.

— Элеонора Демойн, аспирант медицинского факультета Королевского Университета.

Вот так я познакомился со своей будущей женой. Сейчас, по прошествии многих лет, все это кажется таким нереальным. А ведь было. Было, гори оно все пламенем!

Но тогда я еще ничего этого не знал. Просто мне удалось выжить после проявления невиданного идиотизма с моей стороны, более того, познакомиться с красивой девушкой. И толпящиеся у входа чакос — темные эльфы, как их принято называть в "цивилизованных" странах, — были для меня неожиданным приключением.

Я все же настоял на своем, и, кое как одевшись, с помощью Элеоноры выполз из шатра, представ таким вот образом перед племенем Детей Старого Дуба. Чакос приветствовали меня радостными воплями и свистом. Как объяснила Элеонора, я у них оказался чем-то вроде героя, более того, приятным исключением из правил, ибо мало кто из кворров, колонистов то бишь, хоть пальцем шевельнет для спасения чакос. Признаться, я был неприятно поражен таким вот обращением со стороны колонистов к этим безобидным людям. Архипелаг тогда колонизировали исключительно страны Узора, а Королевство еще только подумывало об экспансии, поэтому сведения о местном населении были крайне отрывочны и неверны, что, собственно, и явилось поводом для моей командировки. И вот я стою перед этими самыми чакос, не зная, куда деться от смущения. А они жадно разглядывают меня, как какую-то диковину. Все смуглые, синеглазые и светловолосые. Тут вперед выступил важный мужчина средних лет, в накинутой поверх обычной одежды медвежьей шкуре, и как по команде наступила тишина. Очевидно, это и есть вождь племени. А увешанный разными кожаными мешочками и размахивающий пучком тлеющей травы старикан, соответственно, шаман. Вождь тем временем торжественно надел мне на шею костяной амулет в виде распростершего крылья орла, и пока дедок шустро обмахивал меня своим гербарием, повернулся к подданным и проорал:

— Боска!

— Друг, — тут же перевела Элеонора. Толпа пришла в полнейший экстаз. Вождь тем временем заговорил со мной:

— Теперь ты наш друг. В особенности мой, ведь ты спас мою дочь. Я твой должник. Поправляйся, Элли — он указал глазами на Элеонору — за тобой присмотрит.

Окончательная поправка заняла у меня две с лишним недели. Все это время я старательно учил язык и обычаи своих новых друзей, правда, в основном по словам Элеоноры, продолжавшей прилежно за мной присматривать. Как-то раз мы разговорились, и я спросил: