— А когда с отцом помиришься? Тебя от куклы твоей отличает что? От-но-ше-ни-я! Связи! Со мной, с батькой, с доками, с эскадрой. У туманных вон и ядро есть, и такие они все неуязвимые, а толку? Не ты у них, они у тебя под кнутом ходят. Ты спрашивал, чего адмиралы такие непривычно умные? Так все дурни за войну отставлены, разжалованы, а кого и по закону военного времени вывели в чисто поле, прислонили спиной к стенке и убили выстрелом в затылок! 　　　　

— Это кого же? 　　　　

— Да был тут комфлота… Без буксиров на «Чабаненко» швартовался. Пирс разворотил, ясное дело. И за свои рога зампотыла наказал — типа, тот пирс непрочно построил. 　　　　

— Так его и правда…? 　　　　

— Кровавая гэбня не шутит… Вздрогнем! 　　　　

— Тут блин безо всякой стопки вздрогнешь. Ладно, дед. Стас в машине заждался уже. Что мне делать? 　　　　

— А ты сколько раз предложение повторял? 　　　　

— Четыре. 　　　　

— До пятнадцатого января повтори еще несколько раз. Грузи ее чем хочешь. Ниточки тяни. Тут только надеяться можно, что какая-то сработает, рассчитывать нельзя. А потом забудь. Видно, неправ я, старый корч, оказался. Зря, блин, в сказки верил. 　　　　

— А почему именно пятнадцатое, дед? 　　　　

Старик поднимается, аккуратно составляет посуду друг на друга, несет в раковину. Говорит, не оборачиваясь: 　　　　

— Обратный отсчет от визита заклятых друзей. К их приходу надо что-то предъявить. Иначе они смекнут, что мы своими трофеями не рулим. А ноги на стол положить, зачморить оппонента, почуяв слабину — это у политиков спорт на всех уровнях, от хижины вождя до Овального кабинета. Ну вот, их приход — начало июня. За весну надо же что-то подготовить. Ну и до весны полтора месяца — запас по времени. Придется новую тактику выдумывать, раз эта не сработала. 　　　　

Внук хмурится, натягивает шинель. Нахлобучивает шапку, привычно выравнивает кокарду. Щелкает каблуками, направляется к двери. Несколько мгновений думает; потом, так ничего и не сказав, открывает дверь. 　　　　

За дверью снег и метель; за дверью северный ветер. 　　　　

* * *

Северный ветер стекает со Скалы. Гибралтарская крепость дремлет; пролив, наоборот — пляшет, кидается уже гребешками с верхушек волн. 　　　　

Линейный корабль Флота Тумана, он же — линейный корабль Краснознаменного Черноморского Флота… А что, собственно, такое линейный корабль? 　　　　

Обычный военный корабль в самом деле можно счесть живым существом — громадным, наподобие кита. Сопят котлы, гудят на низах или воют на высоких оборотах турбины. По палубе то справа, то слева — волны горячего выдоха механизмов, сквозняк от тяги громадных вентиляторов, жадно загоняющих влажный соленый воздух во внутренние помещения. Хлопают клапана, посвистывает магистраль высокого давления — травит где-то, зараза! — и вот уже хлоп-хлоп крышки люков, стук и бряк инструментов боцманской команды, спешащей на устранение неисправности… 　　　　

С этой точки зрения, корабль Тумана больше всего похож на зомби. Начать с того, что все известные корабли Тумана изображают утопленников. То ли потому, что в глубине у них других образцов для копирования нет. То ли еще почему — логика-то нечеловеческая, гадать можно до морковкина заговенья. 　　　　

Вот — утонувший и воскресший «Новороссийск». Длина почти двести метров. Силуэт красивый, итальянцы строили. Потомки Да Винчи вывели четкую, без погиби, линию борта. На длинном — аж до третьей башни, за грот-мачту — полубаке: ступенями первая и вторая башни; и так же ступенями к небу — носовая надстройка. Ходовой, боевой мостики; боевые марсы, площадки зенитных автоматов, уши дальномера-первого, полочка радара, единственный рей — для антенн и флагового такелажа. Понижение в силуэте — две трубы. Трубы — вдесятером не обхватишь; ну так и ширина лодочки двадцать восемь метров. Кормовая надстройка еще чуть ниже труб, но уже верхушка трехногой грот-мачты — высшая точка корабля. А затем ступенями вниз еще две башни главного калибра, у которых и заканчивается линия полубака — ют пониже, корма округлая, с заметным подзором, зрительно как будто не касается воды. 　　　　

Корабельные архитекторы умело ведут зрителя — вверх-вниз, вверх-вниз, в точно рассчитанных пропорциях. А что эти пропорции еще и оптимальны для остойчивости, для ходкости, для верткости такого вот громадного корабля — кто хочет, пусть говорит: случайность. Наследники Микеланджело уверены: промысел Божий открывается человеку не только во фресках, не только в бликах мрамора на скульптурах — но еще и в миллиметрах главного калибра, в обводах, в покрытии необрастающего борта! 　　　　

Несмотря на красоту, корабль страшен. При близком рассмотрении слишком хорошо различимо — нет люков, трапов, леерных ограждений, иллюминаторов, воздуховодов. Нет и внутренних объемов, куда бы все это вело. На корабле нет людей, которых нужно питать, омывать, беречь от чужих снарядов. Весь корабль — все двадцать девять тысяч тонн водоизмещения, все десять орудий главного калибра, с итальянским изяществом размещенные неравномерно по башням — три, два, два, три — все это только наклейка, вывеска. Этикетка на ядре нечеловеческой мощности, на непонятных принципах сборки, управления, на невообразимых и непредставимых целях. 　　　　

Глыба корабля — не то, чем кажется; и потому совершенно непонятно, чего можно ждать от подобного… существа? Сооружения? Артефакта? 　　　　

И наблюдатели Гибралтарской скалы ежатся, когда исполин проносится полным ходом — из Атлантики в Альборан, и клочок Андреевского флага на грот-мачте успокаивает их не слишком. 　　　　

* * *

— Слишком торопимся… — говорит человек. Она уже привыкла выделять «своего» человека из остальных. Но как не понимала раньше, так не понимает и теперь. Человеку совершенно не с кем разговаривать на вахтах — он вываливает на аватару все, что знает. Казалось бы, нужен собеседник — так в кубрике тридцать лбов личной охраны. Судя по тому, какими словами там обмениваются — совершенно не идиоты. По крайней мере, обсудить с «ее» человеком всякие ритуальные гонки за мячиком, какие-то оценки за что-то какого-то мелкого родича непонятной степени близости — вполне в состоянии. 　　　　

А уж когда человек начинает «петь песни»! Право, лучше бы «пить водку»! Корабль Флота Тумана не может не разбираться в резонансе, защита ведь вся вибрационная. И негармоничное вытье человека — царапает, почти как скользящий по защите снаряд. 　　　　

Кстати, можно ли считать родичами три лидера, спящие сегодня в Инкерманском ковше? Линкор «Джулио Чезаре» — флагман Средиземноморского Флота Тумана. Теперь — флагман. После «Веллиента», после взрыва «Роднея»… Люди все же имели средство; а может, судорожно разыскали его прямо в ходе войны. Но — торпеда в кавитационном пузыре обеспечивает вполне пристойную даже по меркам туманников скорость. А боеголовка торпеды часто содержит не бессильный гексоген, даже не щекотный ТГА — но что-то необъяснимое, изначальное, опасное даже для самого ядра; уничтожающее самый воздух, самую основу для всякого синтеза. 　　　　

И так люди ухитрились выбить многих и многих туманников. Это уже потом вирус научился проникать в ядро, устанавливать квантовый канал с Главным Человеком где-то посреди Континента, захватывать туманника в плен. При неповиновении ядро пленника прожигает иглой пламени, сжимает ледяными тисками, выгрызает изнутри неутолимой жаждой действия — при полном бессилии отключенных наглухо исполнительных механизмов… Как-то с тоски она насчитала семьдесят два вида боли: кнут по ней применяли ровно столько раз, и всякое срабатывание ощущалось иначе. 　　　　

В последние три недели человек не применял кнут ни разу. Повода не было. Она научилась предсказывать его логику, его способ направлять корабль, даже в какой-то мере — опасения человека. «Курсовые задачи на пять баллов! Можно запрашивать разрешение на артиллерийские учения» — человек явно хвалил, но что кораблю Тумана до свиста ветра в растяжках? 　　　　

Разве что — ветер северный. То, что в здешних местах зовется «трамонтана». Чем-то связан с ней, глубоко с ядром — непередаваемый гул скатывающейся с гор трамонтаны, налетающий вдвое быстрее даже кавитационных торпед... Ассоциация? Да, стоит запомнить. Чем больше связей в мозгу, тем аватар больше похож на человека. 　　　　

Проекция пугает людей еще больше, чем сам корабль. Корабль — этикетка на ядре, отображение многомерного космоса на тесную «четырехмерность Римана-Эйнштейна», как это называется у человечков. Тогда аватар — этикетка на этикетке? Тут слабенькие мозги людишек отключаются вовсе. Начинаются вздохи-ахи, восхищенная или злобная ругань… 　　　　

А ведь «ее» человек реагирует совершенно не так! 　　　　

На прямом курсе по хорошей глубине делать особо нечего. Анализ поведения можно спроворить в момент. Ну-ка, и какой же вывод? 　　　　

О! 　　　　

Человек реагирует на проекцию — как на человека. Почти так же, как на любого из кубрика охраны. Некоторые отличия есть, но главное — нет страха. Или человек очень умело этот страх прячет. Выражаясь их же слогом, «напускает тумана». 　　　　

* * *

Туман при боковом ветре под сто километров на час — существовать не может. Сдует к водяному такой туман. Взамен такого тумана поднимется белая взвесь: сорванные и распыленные ветром верхушки волн. Радар еще работает, а вот зрительная связь — исчезает даже между соседями в ордере. 　　　　

Караван пытается дойди до Мальты. Два года назад он бы не выходил из Картахены — пробирался бы вдоль побережья, чтобы потом рисковым прыжком дотянуться до места от Сицилии. Пять лет назад самая мысль о выходе каравана заставила бы поседеть любого, связанного с мореплаванием. Впрочем, тогда на флотах уже практически не осталось молодых — люди не верили, что корабли Тумана можно победить, и что сообщение между континентами возможно не только в стратосфере. Но даже и сегодня дойти от Картахены до Мальты — все еще игра с заметным шансом напороться. 　　　　

Корабли Тумана загоняют, как волков, и бьют ракето-торпедами с вирусом, чтобы подчинить. Или сразу жгут ядерным зарядом, чтобы уничтожить. Но — как те же волки! — корабли Тумана все еще попадаются в морях. 　　　　

Особенно — в туман. Особенно — в туман, который никак не сдувает северный ветер. 　　　　

Собственно, корабль Тумана и есть — туман. 　　　　

Вот он, впереди-слева. Силуэт в мокрой мгле опознать не получается. Радар видит его расплывчато. Что-то большое. Крейсер наверняка. Если легкий — шансы есть. А если это так и не пойманный «Гнейзенау», или уже трижды воскресавший «Больцано»? А если там еще стая эсминцев? Они-то уж точно волки; по такой погоде конвой и просто ордер не удержит, что уж говорить о защите! 　　　　

Командир конвоя перебирает бусины четок. Он уже скомандовал стрелять торпедами по выходу целей на дальность пуска. Он уже радировал во все стороны, кого и в каких координатах видит. Он даже успел радировать, где именно видит начальство. Уже приказал транспортам разбегаться… ага, разбежались. Против шквалистого ветра, при шести баллах волнения? 　　　　

* * *

— Волнение семь баллов. Ветер северный, до восьми. По курсу пять миль, миля и кабельтов к норду — конвой. Шесть транспортов, впереди сторожевик. Флаг не опознан. Радиосигнатура — корвет королевства Испания. Меняют курс. Предположительно: сильная волна в борт. Меняют курс против волны. 　　　　

— Рассчитать курс обхода с зюйда, дистанцию до транспортов иметь миля и пять кабельтов. Скорость уменьшить до среднего… Чего лететь, семнадцатое число уже… — последнее человек проговаривает в нос. Аватара не реагирует; впрочем, как и всегда. 　　　　

— Курс рассчитан. 　　　　

— Курс вижу… курс принимаю. Движение по курсу, выполнять. 　　　　

Корабль вздрагивает — и гудит, подобно басовой струне! 　　　　

— Попадание, — констатирует Юлия, и повторяет: 　　　　