Немой Менестрель (1-4)

Военный совет, он же обед было решено провести в гостиной. Со стола стоящего в углу Камилла единым жестом сгребла на пол весь хлам (пока она этого не сделала, Арисандр был уверен, что стола в том углу нет). Киана, после нетерпеливого жеста хозяйки, достала из шкафа белую скатерть, расшитую лекарственными растениями, которую сама же вышивала почти год. Так уж получилось, что учебники в Арнеко она не читала, ей вполне хватало того, что их читала Камилла. А под вышивку лучше запоминалось.

Скатерть постелили на стол, наконец позволив Арисандру освободить руки от различной снеди. Щенок уже не носился по дому — сидел рядом со столом и весело тявкал, намекая, что тоже не прочь перекусить. В общем, при деле были все.

— Значит так, — начала Камилла, когда все расселись. — Нам с вами нужно обсудить несколько вопросов. И первый из них — кличка для этого стихийного бедствия, которое уже успело стащить круг колбасы, проглотить ее и теперь смотрит на нас голодными глазами.

"Это как ты выразилась "бедствие" скоро вырастет и станет значительно спокойнее", — заметила Киана.

— Уверена? — подозрительно поинтересовалась Камилла, не очень опрятный дом, которой теперь выглядел как после урагана.

"Конечно, эта порода вырастает до четырех локтей ростом. Он просто не пролезет в те дырки, куда помечается сейчас".

— Он до этого времени успеет разнести мне весь дом! — возмутилась Камилла. — Нет уж, придумайте имя, господа хорошие, я хочу знать, как именно на него ругаться.

— Ну что ж, — Арисандр осторожно отставил кубок с вином и предложил. — Давайте звать его Тристаном.

Девушкам большого труда стоило удержать на лицах серьезные выражения. Возможно через полгода, когда этот зверь вырастет имя Тристан и будет ему соответствовать, но сейчас... смешно право слово.

"Ладно, Тристан так Тристан". — Киане единственной не было нужды прерывать еду для разговора. — "А теперь слушайте меня внимательно. Отсюда надо уходить, и уходить быстро. Честное слово, Камилла, тебя на редкость неудачно распределили. Это моя деревня. Она принадлежит мне по праву наследования, но я пока несовершеннолетняя. Значит, наследством распоряжается Францесска. Она моя мачеха, и сказать, что она меня не любит, значит сильно преуменьшить. А еще меня угораздило засветиться перед ее кортежем. Меня не только Францесска видела — пол деревни в свидетелях, что я сюда нагрянула. Францесска умна, и быстро догадается, что я приехала сюда не просто так, а к кому-то. Этим кем-то можешь быть только ты, иначе за три года после окончания Школы я бы сюда хоть на час заглянула. А я не заглядывала, только совсем уж официальные церемонии посещала, пока ты не появилась. Мы поступали в один год, а о том, что дружили, в Школе только ленивый не знал. Не удивлюсь, если ей известно каким образом нам удалось сдать вступительный экзамен в Арнеко.

Опять же зелье... его теперь придется варить еще три месяца, да и не для себя ты варила. Сама Францесска его тебе заказала, так?"

Камилла медленно кивнула и менестрель продолжила:

"У меня есть подозрения, кому предназначалось это зелье. Камилла, тебя убили бы при любом результате. Сработает приворот — ты свидетель, и свидетель опасный. Не сработает — это значит смерть важной особы и сразу станет ясно, чем отравился и кто варил. За такой приворот на костре сжигают. Да со страховкой, что бы от дыма не задохнулась.

Тебе здесь оставаться нельзя — жизни не будет никакой.

Про Арисандра я вообще молчу. Я накрыла тебя невидимостью, хорошей. Тебя никто не увидел и не почувствовал. Но к вечеру стражники обязательно доложат про подозрительного парня, с эльфийской рожей. И про то, что уши посмотреть не смогли — как глаза им кто отвел. Опять же, нас с тобой видел Майкл, а он не промолчит, что я купила негодящего щенка за золотой.

Я виновата, что подставила вас обоих. Очень виновата. Но сейчас надо уходить, причем всем троим".

Арисандр и Камилла сидели, всем своим видом выражая глубочайшую задумчивость: она выдергивала нитки из изящной вышивки, он теребил кончик острого уха. И только щенок решительно прижался к ногам девушки, всем видом показывая, что готов защищать ее, и вообще их четверо! Камилла посмотрела на защитника подруги и сильно топнула ногой. Тристан быстро переместился охранять менестреля со стороны спины.

— Киана, — начал Арисандр. — Я дал обещание следовать за тобой повсюду, и сдержу его. Если ты считаешь, что в этой деревне оставаться не следует, я пойду за тобой туда, где ты будешь в безопасности.

Какое совпадение, умилилась девушка. А я вот жажду оказаться в месте, где именно ты будешь в безопасности. Потому, что о моей уже позаботились, а о твоей — никто.

— Мда... — Камилла подцепила кончиком ногтя очередную зеленую ниточку. — Это называется, из огня да в полымя. Я понимаю, что идти надо. Я даже понимаю, что тебя везде ждут. Но мне-то куда податься? Я ведунья, мне надо быть к травам поближе. Здесь — сплошное раздолье, все, что нужно растет. А что не растет — заказать можно, и через неделю будет. Как же мне с земли сниматься и куда-то идти?

"Ногами, солнышко. Ногами. Потому, что иначе ты до конца недели не доживешь и травок своих все равно не увидишь. А вольной ведуньей стать мысль в голову не приходила?"

Как же мало осталось в этом мире настоящих ведуний. Тех, что знают травы и умеют с ними разговаривать. Камилла не знала названия ни одной травы (собственно, поэтому Киана и подарила ей расшитую скатерть: и на глазах часто, и все растения подписаны), но скажи ей, что нужно зелье, помогающее от того-то и того-то — ни на мгновенье не задумается, что и когда добавлять. Ведунья в деревне — большое счастье. Да только все равно нельзя Камилле тут оставаться. А вольная ведунья — сама себе хозяйка, как лекарь странствующий...

— Не приходила, — признала девушка. — Но теперь должна там поселиться всерьез и надолго, я правильно понимаю? Киана, ну прекрати ты смущаться и думать, что все проблемы от тебя. Ты же предупреждала, что в этих местах тебя не любят, так что я сама не должна была настаивать.

Тяжело это — покидать собственный дом. За месяц много не наживешь — только-только бы обжиться, а все равно тяжело. И Камилла едва не плакала, когда Киана, выходящая последней, закрывала тяжелую дверь. Хоть сама толком не понимала, о чем жалеть в этом маленьком домике, а слезы все равно на глаза наворачивались. Что бы скрыть их Камилла тихонько придиралась к эльфу. В смысле шепотом, ибо глубокой ночью приличные люди на всю улицу не орут. Хотя бы потому, что вся эта улица немедленно выбежит посмотреть, на скандалистов. Посмотреть, а то и советом помочь.

Перебранку на тему: "Кто же так в поход собирается?" прервала Киана, которой, наконец, удалось зачаровать дверь так, чтобы туда какое-то время никому не хотелось заходить. Конечно, Францесска снимет заклятие на "раз, два, три", но Киана сильно сомневалась, что она самостоятельно отправиться за зельем. И даже за здоровье тех, кому с этой дверью столкнуться придется (ой, хорошо бы не лбом!) девушка не особенно тревожилась. Уж чем-чем, а методичным желанием всех и вся наказать Францесска никогда не страдала. Просто убирала с дороги ненужные фигуры, а так челядь готова была на руках носить свою молодую и красивую госпожу.

"Камилла, прекрати ругаться. Он эльф, ему в дороге много не нужно. Арисандр, большой плюс за выдержку. Тристан, отпусти мое платье. Все, идем".

Дорогой бархат зеленого, серебром простеганного платья, стелился по древним ступеням замка Келбара. Все ниже и ниже, к самому сердцу этого замка спускалась его законная хозяйка, госпожа Францесска Келбара. Из светлых волос были выбраны все шпильки, что поддерживали кокетливую прическу за ужином, теперь волосы были стянуты простой шелковой ленточкой в не тугую косу, что б не мешали обряду. С тонких бледных рук сняли все украшения, даже обручальное кольцо, что много лет в знак вдовства носилось крупным рубином к ладони, осталось лежать на столике возле кровати.

Пламя длинной тонкой свечи колебалось и расчерчивало тенями каменные стены, но почти не светило. Францесска знала дорогу. Она, до последней трещинки в камне, каким-то звериным чутьем чувствовала весь замок, и могла, не споткнувшись, пройти по нему с завязанными глазами. А свет... А что свет? Так привычнее.

Лестница закончилась, уперевшись в окованную железными полосами дверь. Женщина поставила свечу в специальную нишу и сняла с пояса кольцо с ключами. Когда она пришла сюда в первый раз, старый ключ рыжей ржавчиной запятнал пальцы Кронлета, а дверь им пришлось толкать вдвоем — иначе распухшее от влаги дерево на ржавых петлях никак не хотело открываться. Теперь же ключ серебрился при тусклом свете свечки, а сама дверь распахнулась от легкого прикосновения руки. Хоть приходила сюда Францесска в третий раз со дня замужества...

За дверью было темно... Тихие шаги Францесски обросли гулким эхом, пока она кругом обходила комнату, зажигая факелы на стенах. Ровно двадцать один. Трижды по семь, как того и требует традиция.

Широкие линии на полу образовывали сложную фигуру. Большая гексограмма, у нее внутри — правильный шестиугольник. А сама она вписана в круг. Работа древняя, по семейной легенде — еще эльфийская. Слуги тихо передавали на ухо новичкам, будто сам основатель рода Келбара — эльф стал быть — своими руками отделывал эту комнату, никого не допуская. Сам и заклинания накладывал. Францесска не знала, насколько это правда. Старые легенды внушали ей мало трепета, а уж к слухам она подавно не прислушивалась. Есть в этом замке место, где магическую силу можно использовать для не очень благих дел и никого не потревожить? Замечательно! Все работает? Еще лучше. А уж кто и когда это строил — дело десятое. Главное, что бы в нужный момент все работало, как надо.

Францесска отошла к небольшому круглому столику в углу. Поставила на него кубок, налила в него вина, и повернулась к зеркалу. Туго обмотала голову широкой полосой небеленого полотна, внимательно следя в маленьком, но идеально отражающем зеркале, что б ни волосочка не выбилось. Проявишь небрежность в начале дела, потом хлопот не оберешься — эту истину госпожа Келбара усвоила давно и прочно. И рисковать не собиралась.

Всем известно, что человек не умирает насовсем. Душа сбрасывает старое тело, и устремляется вверх — к светлым Палатам и какое-то время находится там — размышляет о своей жизни. О том, что и как делала, а потом ныряет в Облачное озеро и сбрасывает с себя память, как лишний груз. Тогда душа может снова родиться. Стать невинным младенцем и прожить другую жизнь... И так — пока не научится. Думать, жить по Высшим — не всегда для людей понятным — законам. А когда научится — встанет вровень с Богами, а может и заменит собой одного из них, уставшего от бремени всесилия...

Но фокус в том, что пока душа находится в Палатах ее можно — хитростью ли, силой ли, — выманить из них. Призвать прозрачной тенью и приставить охранять род. И такой хранитель у рода Келбара был. Бесплотное существо, наблюдающее за каждым членом семьи. Все знающий и помнящий... Жаль только что задавать ему вопросы можно только в одном месте, и доказывать свое право на эти вопросы нужно кровью.

Францесска поморщилась. Она до полуобморочного состояния боялась боли. Точнее — ее предчувствия. Если боль уже пришла, ее можно успокоить, убрать. Но стоять с покорно протянутой рукой и ждать пока острая сталь, сделает на коже надрез... от одной мысли об этом по телу пробегала слабость.

Женщина прошла по комнате и встала, почти касаясь носками туфелек золотой окружности. Если бы последние семнадцать лет она отступала, когда ей было страшно или неприятно, то давно бы жила в имении Ферко, не женой, и не вдовой. Так, куклой, с которой поиграли, а потом отшвырнули в чулан — надоела.

— Я, Францесска Келбара, по праву супружества и вхождения в род, повелеваю тебе, дух-хранитель Рода, предстать передо мной и дать ответ на два моих вопроса.

В центре гексограммы заклубилось облачко, сначала тоненькое, почти не заметное, но постепенно наливающееся грозной серостью. Францесска терпеливо ждала, пока облако не примет очертания (пусть и очень приблизительные) человеческой фигуры.

— Доказательства, — пророкотал голос, вполне соответствующий образу, так же напоминающий о грозе, сильном ветре и всполохах молний вдалеке.

Светловолосая женщина задержала дыхание, и бесстрашно протянула руку внутрь золотых линий. Ладонь сразу обдало влажным холодом. Из клубистого мрака проявилось тонкое лезвие, непонятно какими силами удерживаемое в воздухе... А вот укола не было. Францесска подозревала, что ее страх прекрасно известен хранителю, и тот нарочно медлит. Просто ради того, что бы доставить ей побольше неприятных ощущений.

Задумавшись, женщина пропустила сам момент укола. Крупная темно-красная капля сорвалась с запястья и упала прямо на золотую линию. Подержалась пару мгновений, сердце Францесски успело упасть до самых пяток — не получилось, а потом спокойно впиталась, даже следа не оставив.

— Ты в праве задавать вопросы. Спрашивай.

— Как случилось так, что Медальон, который носит моя падчерица, Киана Келбара, это слившиеся в один Медальоны ее родителей?

Дух помолчал. По темно-серому облаку, составлявшему его тело, пробежала короткая молния. Наконец, Хранитель заговорил, медленно осторожно подбирая слова:

— Я не могу объяснить тебе этого. Я не знаю, как облечь этот закон в человеческие, и даже эльфийские слова. Но я могу показать тебе их последнюю встречу.

Молодая женщина задумчиво подняла руку, подхватить и намотать на палец легкую светлую прядь, этот жест всегда помогал ей думать. Но вместо волос рука наткнулась на повязку. Францесска резко опустила руку:

— Показывай!

Темно серое облако разнеслось по всей гексаграмме, почти касаясь границ круга, и застыл чуть светящейся прозрачностью.

В центре круга возникла комната. Если бы Францесска бывала в доме Энеско, она узнала бы малую гостиную, любимую комнату Элвей. Но Францесска там никогда не была. А потому молча смотрела, как бледная Элвей спускается по широким ступеням, заботливо покрытым ковром. Впрочем, Кронлет, напряженно шагающий туда-сюда вдоль камина выглядел еще хуже. Францесске показалось, что ее лощеного супруга кто-то хорошенько выполоскал в самой грязной луже, а потом, когда чуть просох, окатил брызгами из-под тележного колеса.

Элвей между тем гордо вскинула голову и зашла в гостиную.

— Кронлет? — тихо позвала она, и молодой мужчина сбился с размеренного шага, резко обернувшись на звук.

— Элвей, — он чуть склонил в приветствии голову и самым светским тоном поинтересовался. — Госпожа, в курсе ли вы тех событий, что последние два часа тревожат город?

Элвей вздрогнула, как от пощечины. Бросила на Кронлета какой-то обиженный взгляд, но взяла себя в руки.

— Прошу простить мне мою неосведомленность, последние два часа я спала. Может, вы пожелаете присесть и рассказать мне об этом? Я могла бы приказать слугам подать вам вина и что-нибудь перекусить, вы, похоже, устали.