Драконье логово. Главы 1- 8

Потом беготня начиналась по новой, "ведьму" ловили, и теперь уже поймавшему предстояло убегать от "драконов".

Шайен усмехнулась про себя — в замке на холме и впрямь обитал дракон. Вот только дети об этом не знали. Или...?

Игра увлекла ее, застыв в своем укрытии, она продолжила наблюдать.

Ведьма успела замерзнуть, а ловцы — раскраснеться от бега и поочередно побывать "ведьмами". Шайен бы и дальше наблюдала за веселой возней, если бы обладательница рыжей косы, увлеченно отстреливаясь снежками, не нырнула за сосну и едва не сбила колдунью с ног.

— Ведьма, сгори! — выпалил старший мальчишка, выбегая следом за онемевшей от удивления сестрой, но Шайен прочертила перед ним линию носком сапога и, подмигнув, заявила:

— А мы в круге!

Смех и голоса разом стихли. Малышня узнала ее, не иначе, как о чародейке из трактира говорили родители. Рыжеволосая "ведьма" подала голос первой.

— Здравствуйте... тетенька. Мы... сейчас уйдем. Извините, что помешали.

— Помешали? — Шайен подняла слетевшую с одного из малышей шапку, отряхнула от снега, протянула ему. Тот опасливо шагнул навстречу, недоверчиво покосился на колдунью, но все же нахлобучил на смоляную макушку забавный красный колпак. — Это я вам помешала. А хотела попроситься с вами поиграть.

Кажется, таких круглых глаз она не видела с тех пор, как на спор заставила танцевать ложку с вилкой в одном из придорожных трактиров.

— Ну, так — как? Поймаете ведьму?

Ах, какая это была игра! Как давно она не убегала, не падала в снег, хохоча, а не плача. Как давно ее гнал вперед не страх и не долг, а азарт игры. Как давно она не поддавалась, будто случайно ухнув в снег по коленку, чтоб в следующую же секунду быть поваленной в сугроб. Как давно!

Мийке, так звали чернявого малыша, выпала очередь водить. Жутко гордый тем, что именно он смог поймать взрослую тетю-ведьму, мальчишка вовсю улепетывал по сугробам, а старшие делали вид, что никак не могут его догнать. Малыши носились между деревцами и кустами, не замечая, что давно уже миновали заброшенные закоулки сада, и бегут теперь по вычищенным дорожкам прямиком в сторону господского дома. И возможно, так и не заметили бы, если б неловко пущенный рыжеволосой Карин снежок не ударился с глухим стуком в закрытый наглухо ставень.

Ставень одного из окон библиотеки, между прочим...

Шайен выдохнула, порадовавшись предусмотрительности Тима — витража было бы очень и очень жаль.

Но игра вновь замерла. Дети сбились тесной стайкой, с ужасом и любопытством разглядывая оказавшийся вдруг таким близким запретный "дом мрачного лорда".

— Тетя ведьма, нам, наверное, надо уйти... Лорд Вэрден рассердится. — Карин мигом стала очень серьезной.

— Лорд? — рассеянно переспросила Шай, пытаясь угадать тень движения за сомкнутыми ставнями. — Не бойся, милая. Его все равно дома нет.

Словно в опровержение ее словам, ставни отворились, и в черном провале окна возникло сердитое бледное лицо. И увидев его, дети бросились в рассыпную, истошно завопив на четыре голоса "Дракон! "

Даэрела на долю секунды перекосило.

Шайен с дурашливой учтивостью отвесила любезный поклон.

— Прошу нас простить, милорд. Мы увлеклись игрой. Простите, что помешали. — Она еще раз поклонилась и, с достоинством вышколенной гувернантки подхватив зазевавшуюся Карин за капюшон, направилась к воротам.

Он захлопнул ставень с такой силой, что с веток взмыла черной кляксой в небо растревоженная воронья стая.

Уже у самых ворот Шайен, не удержавшись, показала закрытому окну язык, за что заслужила хитрые смешки столпившейся за забором ребятни и полный недоумения взгляд выглянувшего на шум из своей домушки Тима.

И судя по тому, как тепло приветствовали привратника дети, не трудно было догадаться, с чьего молчаливого попустительства оказывается открытой калитка в дальней стене.

* * *

"Сей зверь остается зверем и в человечьем облике. Жажда крови не утихает в драконе ни на мгновение. Ради удовлетворения оной промышляет он заблудших, преимущественно девиц, и, не в силах будучи поглотить ее, беспрестанно терзает бренную плоть, находя наслаждение в сем действе.

Перфон-проповедник. "О гадах" Майлис. 308г. Эпохи завоеваний "

Шайен разложила на столе гримуары и устало опустилась в покосившееся кресло. Работа не продвигалась. Ни на шаг. Ни на полшага. То есть, конечно, работа шла своим чередом — сглазы, гадания, семейные разборки, шебуршунчики в углах богатых спален, — но это все не то, совсем не то.

За дверью прошелестели юбки.

— Заходите, Симона. — Опережая стук, бросила Шайен.

Симона протиснулась в дверь, опустила на стол перед Шайен кувшин молока и краюху хлеба, подвинув локтем гримуары. Шайен поморщилась, но промолчала.

Молоко горчило. Не сильно, но ощутимо. Кусок не лез в горло. Зато под кувшином обнаружился вчетверо сложенный кусок пергамента.

Шайен пробежала глазами по строчкам, порвала записку на клочки и устало поднялась с кресла. Идти не хотелось. Вообще никуда. Не то, что в дом градоправителя, к его молоденькой жене.

Но что-то подсказывало Шайен, что упираться бессмысленно.

Она накинула куртку, быстро и тихо спустилась по лестнице и вышла в морозную, дышащую паром ночь. Через черный ход. Как обычно.

* * *

Карты легли на вышитую розами скатерть кельтским крестом.

Луиза сидела молчаливая, отрешенная, нервно кусала бледные тонкие губы, вздрагивала от каждого шороха, точно загнанный в ловушку дикий зверек.

Шайен поначалу приняла Луизу за дочь градоправителя, и только почтение слуг и уважительное обращение "метресса" убедили колдунью, что вот эта тоненькая голубоглазая девочка на вид, пожалуй, помладше самой Шайен — и есть жена того широкоплечего, коренастого, солидного типа, которому Шайен показывала грамоту неделю назад.

— Да все в порядке у Вашего супруга будет. — С центральной карты и впрямь улыбалась пышногрудая богиня Изобилия и щедро лила вино из красного кувшина.

Луиза рассеянно кивнула.

Шайен собрала карты.

— Что-то еще?

— Нет... то есть... да... Госпожа колдунья, не могли бы Вы посмотреть... что с одним... человеком...

Луиза запиналась, кровь хлынула к ее белым холеным щекам.

— Отчего же нет? — Шайен с деланным безразличием вновь перемешала колоду. — Как его имя?

— К-каспий, — выдохнула хозяйка и тут же затараторила, оправдываясь, — он управляющий моего мужа. Вы не подумайте, он просто... пропал. Его уже неделю нет. Мы... все... переживаем...

— Я ни о чем не подумаю, — мягко перебила ее Шайен, выкладывая на скатерть карту "страсть". — Тайна гадания... это почти тайна исповеди, метресса Луиза.

* * *

Каспий пропал еще до снега.

Луиза боялась спрашивать мужа, боялась быть узнанной, разоблаченной, боялась...

Страх стал привычным ее спутником, она бродил за ней по пятам с того самого дня, как с торгов муж вернулся один, без вечного своего компаньона, молодого, белокурого красавца Каспия, тех пор, как угрюмо швырнул сапоги в угол супружеской спальни.

Ушел? Просто ушел? Чтоб не подставлять под удар свою и ее, Луизы, честь и репутацию? Или... или муж все-таки узнал? Или нет?

Страх сводил с ума — не иначе как пребывая в полубезумном состоянии отправила она посыльного за колдуньей, о которой на днях рассказывал муж.

И колдунья пришла.

Не такая, какой представлялась Луизе по рассказам, но, может, еще более странная, чуждая.

Разложила два десятка карт, заглянула Луизе в лицо, и сердце, замученное предчувствиями и страхами, ухнуло я пятки. Показалось вдруг, что раскосые зеленые глаза видят ее насквозь, до щелочки, до потаенных от самой себя мыслей о Каспии.

— Он... жив?

Лицо колдуньи помрачнело.

Короли и шуты скалились зловеще с картинок, маг в звездном колпаке хитро щурил зоркие глаза, белокурая королева презрительно скалила ровные зубы в усмешке.

— Жив. — Наконец, произнесла приговор колдунья. — Но вот Вам грозит опасность. Будьте осторожны... Не выходите из дома одна. Даже в кондитерку.

Хотя бы до Йоля.

* * *

Болела голова. Боль пульсировала в висках и растекалась горячей удушливой волной до самых кончиков пальцев.

Шайен скатала в горячих ладонях комочек снега с наслаждением прижала оледеневшие пальцы к вискам.

Хотелось упасть на снег и просто смотреть в бесконечно звездное чернильное небо. Не думать...

За знание платят болью.

Глуп тот, кто считает, будто гадание говорит о том, что будет. Нет, все не так. Карты ли, резы, ракушки или камни — все эти бесконечные комбинации случайных черточек, знаков и картинок, укажут видящему лишь наиболее вероятный исход при текущем положении дел.

Только Серый Вещун, тот, в чьем облике сама Судьба стучится в двери, может предсказать то, что будет. Так или иначе, рано или поздно. Да и то — лишь раз в год, лишь в доме, где рады гостям, лишь в канун Йоля — дня середины Зимы.

Но за плечом Луизы стояла сама Смерть, безвременная, привлеченная чужим колдовством, а от того немилосердная. Она уже сейчас пила из нее силы, по капле, по толике.

Да и Каспий этот ее — жертва колдовства, вон как масть огней легла... Неужели заезжий колдун? Дикарь? Что-то ищет в драконьем краю. Не в сезон. Не регистрируется.

И заказал ему муженек отвадить от жены полюбовника. А что, тоже выход. Шайен бы не взялась, ну так то — Шайен. А кому-то другому и такой кусок хлеба — не лишний.

Да нет. Быть не может. Шайен отогнала прочь тягостное предчувствие.

Вполне возможно ведь и то, что какая-то доморощенная ворожея объявилась. Приворожила по бабкиным книгам, небось, парня, чтоб дорогу в дом забыл. Или еще что похуже...

Воистину, дура с силой хуже взбесившейся кобылы!

Как некстати, как не ко времени!

Глава 5

"Дракона нельзя победить. Но его можно подчинить. И это куда важнее, дети. Шеррил, не вертитесь. Вам нужна драконья шкура? Но не лучше ли получить ее вместе с властью над самим драконом? "

Во дворе трактира Шайен почудился запах мертвечины.

Тихо... только медленно падают колючие ежинки снега. Шайен поймала снежинку губами, выдохнула облачко морозного пара и шагнула в желтый ароматный уют трактира.

Пиликала флейта. Посетители привычно косились на чародейку, Холь приветливо улыбался из-за деревянной стойки.

— Как здоровьице, милсдарыня колдунья?

— Благодарю, господин Холь. Здорова, чего и Вам желаю. — Шайен облокотилась на стойку, пригубила травяного настоя, загодя приготовленного для нее Холем.

— Милсдарыня колдунья, — Холь понизил голос почти до шепота, — тут, говорят, в округе опять упырь объявился. Сплетни, конечно, может, девки брешут... Третьего дня сестра мясника от золовки возвращалась — встретила на дороге. Вроде как беловолос и бледен, по виду человек, но глаза, говорят, адским огнем горят. Зубы скалил, кинулся следом — насилу ноги унесла. Уж не тот ли самый?

— Не тот, — отрезала Шайен, и, подумав, добавила, — я очень надеюсь, что не тот...

* * *

В комнате хозяйничала метель — она трепала белую занавеску и ворошила разложенные на столе свитки пергамента.

Окно хлопало расхлябанными ставнями, и ночь швыряла в комнату пригоршни колючих снежинок.

— Что за черт! — выругалась Шайен, захлопывая ставни. На долю мгновения ей померещился шум под окном и чей-то темный силуэт, промелькнувший в тени тына.

Охранный заговор висел целехонек, даже руны, спешно нацарапанные на подоконнике, не обуглились, не потемнели. Но еще минуту назад здесь кто-то был. Этот кто-то ворошил ее бумаги, заглядывал в сложенные стопкой книги.

Шайен начертала охранный знак на ставне и обессилено опустилась на жесткую койку.

В висках стучало.

Это все казалось немыслимым, нереальным.

Или все-таки колдун? Но кому, кому понадобилось залезать в ее бумаги?

Что бы там ни было, дневник наблюдений, крупицы истины, рецепты декоктов и сетки заговоров, все, что касалось драконов и не было досужим домыслом, Шайен носила у сердца — во внутреннем кармане куртки из "драконьей шкуры". В старенькой потрепанной тетрадочке.

Или... нет. Любопытные... просто любопытные. Мальчишки. Залезли поглазеть, что у госпожи магички в комнате делается. Поглазеть на страшные оскаленные черепа упырей, волшебную палочку или летучую метлу — чем там еще принято награждать колдуний в деревенских сказочках?

Ага... И не оставили следов присутствия. И прошли сквозь защитный контур, будто его и не было.

А может все просто — ветер распахнул ставни?.. С вечера запертые на крюк.

Карты легли на суконную скатерть бессмысленной мешаниной мастей и персон. Шайен собрала колоду, распустила шнуровку рубашки...

Нет. Спать. Теперь точно — спать.

И в этот миг снежную тишину ночи разорвал истошный визг.

* * *

"Помилуйте, неужто вы и впрямь думаете, будто драконам приносили в жертву девиц? Да они сами шли за этими гадами, как мыши за дудочкой. Покорные и очарованные.

Власть дракона над человеческой душой необычайна, она заставляет забыть обо всем и идти следом, не отставать ни на шаг. И молодые дурочки вроде вас, Шеррил, теряли остатки разума.

Вас интересует их судьба? По-моему четырнадцать лет — достаточно зрелый возраст, чтоб сообразить, как можно при должной фантазии использовать девицу. Не краснейте так отчаянно, Шеррил, человеческое мясо по своим гастрономическим свойствам превосходит оленину и баранину в разы. А Вы о чем подумали?"

* * *

— Упырь! Упырь! Единый видит, не вру — упырище там! Как есть один в один беловолосый, а зубищи — во! — Симона не плакала даже — выла, надрывно, истошно, и в этом вое не почти разобрать было слов и причитаний. — Я иду себе, корзину несу... а он как выскочит из-за сосны... сам огромный, белый весь аки мертвец, несется на меня прямехонько... насилу удрала.

— От упыря бы не удрала. — Мрачно констатировала чародейка, как из-под земли выросшая за спиной Холя. Вечерние посетители трактира, сейчас толпой собравшиеся вокруг рыдающей на груди у старика подавальщицы, вновь ощетинились ножами, но перед колдуньей расступились.

— Поднимись. И прекрати реветь. Не поранил он тебя? — в голосе колдуньи послышался металл, и девица мигом прекратила вой, послушно утерла глаза краем переехавшей на бок шали, протянула трясущиеся как у мелкого пьянчуги руки.

— Не поранил... За рукав хватанул, только овчина старая — вишь, клок выдрал, а я на крыльцо сиганула и сюда... — Симона выразительно покосилась на полысевший овчинный полушубок и протяжно всхлипнула.

— Едва ли это упырь. — Покачала головой Шайен. — Если упырь, то ведьмака звать надо. Сама не одолею. Вдвоем на нежить ходить надо. Или облавой.

Мужики в толпе опасливо переглянулись, рисковать брюхом им не хотелось.

— Впрочем, не думаю, что и впрямь упырь. — Чародейка поджала губы, нахмурилась. — Пойду посмотрю. Сидите спокойно. Мало ли, что девке померещилось, может, какой олух перебрал да позарился — Симона у нас барышня видная, так ведь? — "видная барышня" согласно хлюпнула красным от слез носом, в толпе послышался одобрительный ропот. Верить в то, что в тихом, мирном Лагене могла объявиться поднятая нежить, не хотелось никому. А менее всех — самой Шайен. А потому она накинула куртку и преувеличенно бодрым шагом направилась к выходу.