Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Тебе посчастливилось, доченька, — объясняла Анна. — Тебя берут в прекрасную семью, ты станешь женой достойного человека. Ференц Надашди — прославленный воин и примерный сын. Ты полюбишь его.
Эржебета молчала, ждала, что еще скажет мать. Анна продолжала:
— Свадьба будет через четыре года, а пока ты — просватанная невеста. Но решено отправить тебя в семью Надашди, в замок Шарвар. Достопочтенная Оршоля Надашди, твоя будущая свекровь, хочет сама заняться воспитанием невестки... Только не плачь! — воскликнула она, увидев, как дрогнули алые губы дочери.
Эржебета и не думала плакать. Она улыбалась. Наконец-то свобода. От этого замка, от связанных с ним тяжелых воспоминаний, от Иштвана, который смотрит злобно и жадно, как побитая собака. И кто знает, может быть, она сумеет освободиться даже от Черного человека?
— Что ж, я рада твоему благоразумию, — прохладно сказала Анна, выходя из комнаты.
Ее немного задело, что девочка даже не огорчилась разлуке. Анна давно уже перестала понимать дочь — с того самого дня, когда Эржебета пришла в себя и ее глаза налились тьмою. Мать боялась признаться в этом даже себе, но она чувствовала облегчение оттого, что Эржебета скоро уедет.
Замок Шарвар, май 1571 года от Рождества Христова
Бричка, запряженная четверкой вороных, въехала в ворота замка. Следом скакала охрана, далеко позади тащились повозки, нагруженные приданым. В них ехали и девки, отданные в услужение Эржебете.
Уставшие от многодневной тряски Агнешка с Пирошкой, которым тоже выпало сопровождать барышню, с любопытством оглядывались по сторонам.
— Как-то нам тут поживется... — вздохнула робкая тощенькая Пирошка.
— Как бы пожилось, а не померлось, — насупилась Агнешка.
— Что ты, что ты — замахала руками ее подружка. — Бог даст, выдюжим. Главное, от барчука бешеного уехали.
— От бешеного уехали, к бешеной приехали, — не сдавалась Агнешка. — Барышня, она ведь тоже не проста. Видала, губы у ней какие кр-раснющие? Как кровь. Лидерка она, точно тебе говорю, как есть лидерка!
Пирошка всегда, открыв рот, слушала подругу и признавала ее правоту. Но сейчас вдруг решительно воспротивилась:
— Наговоришь ты, Агнеша. Язык у тебя без костей! Барышня как барышня. Хоть раз она тебе что плохое сделала? Или, может, на конюшню отправляла?##1 Не злая она. Просто несчастливая...
##1 Слуг обычно пороли на конюшне.
Агнешка, не ожидавшая такого отпора, надулась и замолчала.
Эржебете сразу не понравился этот замок. Он стоял на равнине, невысокий, приземистый. Скучный.
Как и его хозяйка, которая вышла на крыльцо, встречая гостей.
Оршоля Надашди была невысока ростом, худощава и сера, как небо поздней осени. Серое платье напоминало монашеское: без всяких вышивок, отделок и украшений, лишь поверх юбки — белоснежный накрахмаленный передник. Серые волосы — русые с сединою, серые тусклые глаза. И даже покрытое морщинами лицо словно припудрено серой пылью времени.
Она увидела Эржебету, и тонкие губы сложились в кисленькую улыбку, которая должна была выражать радушие:
— Добро пожаловать, дитя.
Эржебета подумала, что голос хозяйки тоже сер, тускл и ломок. Оршоля ей решительно не нравилась.
— Как прошло путешествие, дитя?
Девочка едва стояла на ногах: тело затекло от долгого сидения, от тряски тошнило, а голова болела и кружилась. Однако она не могла в этом признаться. Батори не жалуются.
— Спасибо, госпожа Надашди. Все хорошо.
Оршоля критически оглядела девочку:
— Мда? Что-то ты бледна, дитя. Ступай, Анка проводит тебя в твои покои. Обед через полчаса.
"Покои" оказались серой скучной комнатой. Узкая кровать, шкаф у стены, сундук, стол, стул, зеркало в простой деревянной раме. Все удобно, но слишком уж просто. Никаких украшений, позолоты, резьбы. Будь комната поменьше, ее можно было бы принять за келью.
Так началась ее жизнь в Шарваре. Жизнь, которую Эржебета сразу невзлюбила. С первого же дня Оршоля взялась перевоспитывать девочку, стараясь вылепить из нее достойную жену своему обожаемому сыну Ференцу. Спокойно, методично и чрезвычайно нудно вколачивала в голову Эржебеты знания, которые, по ее мнению, должны были превратить беспечного ребенка в образцовую хозяйку.
— Ты не так отдаешь приказания, дитя. Слишком резко, слишком отрывисто. Служанка может не расслышать, а переспросить побоится. Потом ты же будешь недовольна, что твое распоряжение не выполнено или выполнено неточно. Приказы следует отдавать ровным тоном, говорить при этом громко и внятно...
— Должно наблюдать за чисткой серебра лично, пока не убедишься, что оно сияет. Затем пересчитать приборы — увы, попадаются вороватые слуги. Чтобы такого не случилось, хозяйка замка должна точно знать, сколько и чего у нее имеется...
— Ты одета слишком вольно, дитя. Такой яркий цвет и платье, открывающее шею, не подобает воспитанной девице...
Оршоля умудрялась, кажется, быть во всех местах одновременно или умела ходить сквозь стены. Стоило Эржебете спрятаться в укромном уголке, чтобы передохнуть, подумать над происходящим, как хозяйка тут же появлялась рядом, нависала над девочкой, ханжески поджав тонкие губки. Она никогда не бывала довольна, никогда не хвалила Эржебету. Лишь поучала, воспитывала, осуждала, приказывала. Зудела, как комар, которого хотелось прихлопнуть.
К концу дня Эржебета уже всей душою ненавидела будущую свекровь.
К концу недели она ненавидела замок, со всеми домочадцами.
К концу месяца ненавидела самую жизнь.
К концу лета она поняла, что все ее горести суть пушинки одуванчика, дунь — и разлетятся.
Потому что на свете есть Ференц.
Он влетел в ворота на гнедом скакуне. Соскочил, кинул поводья конюху, быстро пошел через двор. Эржебета вместе с Оршолей вышла на крыльцо, жадно разглядывала юношу, о котором прежде лишь слышала.
Он был высок и широкоплеч, кудрявые черные волосы опускались на воротник зеленого кафтана. Черные, почти как у Эржебеты, глаза смотрели колюче. Смуглым скуластым лицом, густыми бровями, крупным горбатым носом, тяжелым подбородком Ференц походил на отца, и лишь тонкие губы напоминали материнские.
Он взбежал на крыльцо, поцеловал Оршолю, почтительно поклонился Эржебете. От него пахло конским потом, пылью дорог, полынью, костром... и ко всему этому букету примешивался слабый, едва заметный металлический аромат крови.
Один короткий взгляд, равнодушный, может быть, почти пренебрежительный — но и его хватило, чтобы у Эржебеты подкосились ноги. Ференц был великолепен. Безоговорочно, бесконечно. Это был ее мужчина — сильный, уверенный, жестокий.
В тот момент она и полюбила будущего мужа. Сразу, крепко, навсегда. При одной мысли о нем обдавало жаром, а в животе словно скручивался тугой клубок. Увы, Ференц не торопился отвечать взаимностью. Что ему странный бледный ребенок? Ему, шестнадцатилетнему мужчине, знаменитому воину, через руки которого прошли десятки покорных пленниц с горячими соблазнительными телами?
Как почтительный сын, Ференц не стал возражать матери, которая главным счастьем любого человека мнила крепкую семью. В самом деле, почему бы нет? Эржебета обещала вырасти в красавицу. Да она и сейчас была красавица. Зная мать, он был уверен: все странности девочки вскоре будут уничтожены. Ну, а соблазнительные формы... Ференц надеялся, что и это — дело наживное. В конце концов, свадьбу играть лишь через четыре года.
Спустя неделю он уехал, расцеловав мать, небрежно кивнув нареченной, оставив ей сладкие воспоминания и надежды. Эржебете казалось, теперь никакие назидания Оршоли не выведут ее из прекрасного мечтательного состояния.
Не тут-то было! Заметив, какое впечатление произвел Ференц на юную невесту, Оршоля удвоила усилия по воспитанию, не забывая в конце каждого поучения добавлять что-то вроде:
— Ты должна быть достойна такого мужа как Ференц...
— Ференц, несомненно, будет доволен твоими успехами...
Это вызывало у девочки приступы ярости. Ей хотелось заорать: "Он и так будет мой, без твоих глупых наставлений! И плевать мне на то, как пересыпать белье лавандой!" — схватить нож, вонзить его в горло Оршоли. Она так ярко представляла себе, как мать Ференца будет захлебываться собственной кровью, что на мгновение становилось легче. Жажда убийства, ненависть отступали. Впрочем, лишь до очередного нудного поучения.
Вся жизнь Эржебеты в Шарваре была борьбой с ненавистью. Спасалась юная невеста лишь в библиотеке. Как ни странно, туда Оршоля подолгу не лезла с замечаниями. В семействе Надашди уважали образование, и стремление девочки к знаниям было приятно будущей свекрови.
Только вот Эржебета, оставшись в одиночестве, усаживалась за стол и предавалась грезам о любимом Ференце. Вдоволь намечтавшись, вместо богословских книг или философских трактатов выбирала спрятанные на дальних пыльных полках труды по алхимии и медицине, принималась их старательно штудировать.
В замке Шарвар она сделала для себя множество удивительных открытий. Узнала, чем металлы отличаются от остальных веществ, что такое акциденциальные и эссенциальные формы, и как от красной серы и живого серебра зачинается в чреве земли золото. Что есть четыре тинкториальных духа, и в чем разница между эликсиром и ферментом, и каковы истинные имена веществ, и какие хвори можно излечить с помощью корня мандрагоры, выкопанного из-под ног повешенного.
Ей хотелось выбеливать квасцы, готовить универсальную соль и винный камень, заниматься возгонкою киновари и делать еще огромное множество вещей, описанных в старинных трактатах. Но для этого требовалась лаборатория. Так что пока Эржебета лишь осваивала теорию, копила знания на будущее.
Когда же наконец Оршоля все-таки прерывала ее занятия, призывала к изучению домашнего хозяйства, девочка скрипела зубами от ненависти, мечтая залить ей в глотку расплавленный свинец или от души подсыпать в еду мышьяка.
Это же советовал сделать и Черный человек, который по-прежнему являлся к Эржебете каждое полнолуние.
Глава 3
Владивосток, май 2012 года
Осведомитель скинул мне протоколы опознания, осмотра мест происшествия, опросов родственников потерпевших и свидетелей. Этого вполне хватило, чтобы представить безрадостную для меня картину. Никто ничего не видел, никто ничего не знал. В первом случае родители не подозревали об увлечении детишек, по сути произошедшего ничего сообщить не смогли, никто не видел, как подростки лезли в подземелье. Во втором — убили немолодого мужика, который вечером вышел из подъезда к ларьку, и тоже никаких свидетелей не нашлось.
Можно было бы попытать счастья самому, но мое появление с расспросами вызвало бы подозрения, а начальство велело не высовываться.
Я решил сосредоточиться на местах преступления: эксперты там уже поработали, все что положено — собрали, никому мое появление помешать не могло. Мне же нужны были несколько иные улики — упыриные следы, заметные только глазу чистильщика.
Первым делом поехал на Гоголя, туда, где произошло первое убийство. Долго крутился между домами, искал вход в подземелье.
Владивосток построен на сопках, поэтому здания во многих районах стоят одно над другим. Между ними — лестницы для удобства пешеходов. Весь город в них. Здесь даже байка есть такая: мол, местные девчонки такие стройные и ногастые, потому что вся их жизнь — сплошная тренировка. Может, это только шутка. Но тучных людей во Владивостоке действительно мало, не выдерживают они пробежек по лестницам при стопроцентной влажности. И девушки здесь вправду хороши.
Огибая сопки, серпантином вьются дороги, от них ответвляются подъезды к каждому дому. Окна нижних этажей выходят на заросшие травой склоны, из которых часто торчат люки, трансформаторные будки, какие-то другие хозяйственные постройки. Встречаются и бомбоубежища — старые совсем, полуразрушенные.
Одно такое, почти на самом верху сопки, стало местом гибели двух подростков. Я с трудом его нашел — три раза проехал мимо провала в земле, из которого торчал осколок бетонной плиты. Наконец догадался заглянуть, оказалось, за дыркой находится неплохо сохранившийся коридор.
В лицо пахнуло сыростью. Неудивительно: дождь лил не переставая уже месяц, и от полного затопления бункер спасала только плита, козырьком нависавшая над входом. Я вернулся к машине, взял фонарь, кольт, и уж тогда полез в подземелье.
Под ногами чавкала жидкая вонючая грязь. Сделав несколько шагов, я остановился. Вот здесь они лежали, судя по фотографиям с места происшествия.
Конечно, никаких видимых следов не осталось — ни пятен крови, ни меловых контуров. Даже если что было, все сожрали грязь и плесень. Я водил фонариком, внимательно осматривая стены и потолок. Ничего. Только интуиция, которая утверждала: здесь был упырь.
Двинулся вглубь. Узкий коридор забирал чуть вверх, оттого дальше было суше, шагов через двадцать грязь исчезла. Зато теперь появилось много следов людей, которые в начале подземелья испачкали обувь. Отыскать среди них отпечатки ног подростков было бы затруднительно.
Напади на них вампир, и он оставил бы следы самых обычных подошв. Но вурдалак — а я подозревал именно его — вряд ли был в ботинках или кроссовках. Обычно оголодавшие до потери человеческого обличья упыри избавляются от одежды и обуви.
Я несколько раз прошел по подземелью туда-обратно, подсвечивая себе фонарем и время от времени наклоняясь в попытке найти отпечатки звериных лап. Ничего. Потом осмотрел стены и потолок. Тоже безрезультатно.
В очередной раз добравшись до глухой стены в конце, я задумался. Тварь не могла не оставить следов. Забравшись в подземелье, она непременно вляпалась бы в грязь, да пошла бы печатать лапы на полу. Или на стенах и потолке — упыри умеют и по ним ходить.
Если же ничего нет... получалось, вурдалак не входил в бомбоубежище. Откуда же он тогда взялся? Материализовался из спертого воздуха? Такое только в сказках бывает.
Я снова принялся осматривать, ощупывать и простукивать стены, пытаясь найти лаз, потайной ход или хоть малую щелку. На эту работу ушло несколько часов. Так ничего и не обнаружив, но изрядно проголодавшись, направился прочь. Скорее всего, если вурдалак — киан-ши, то он влетел в тоннель. Хотя это и затруднительно, при их размахе крыльев.
До выхода оставалось несколько шагов. Вдруг пятно тусклого света пересекла быстрая тень. Снаружи кто-то был.
Я вынул кольт, медленно двинулся вдоль стены, стараясь ступать бесшумно. Правда, из-за хлюпающей грязи не очень хорошо получалось. Остановился у самого выхода, прислушался.
— Вылезай давай, — совсем рядом сказал низкий мужской голос.
— Пока мы сами не спустились и тебе по башке не настучали, — подхватил веселый тенорок.
Осторожно выглянув, я увидел двух парней в камуфляже и кепках, на которых были укреплены фонарики. Диггеры. Они стояли всего в двух шагах от лаза. Увидев оружие, ребята напряглись.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |