Лопату искать не пришлось, она лежала прямо у первой нычки. Поработав ей, я извлек из земли пластиковый пакет, в который был завернут рукав от автокамеры, запаянной с обеих сторон. В самом рукаве, завернутый в три пакета и обильно смазанный, лежал ТТ, два магазина к нему и всего десять патронов. Пистолет был старый, воевавший еще в Отечественную, да еще и собранный из нескольких экземпляров.

Летом между десятым и одиннадцатым классами, сразу после военных сборов, я уехал с группой поисковиков под Смоленск. Месяц, невзирая на наглых кровососущих, мы искали и хоронили наших солдат, погибших за Родину, находили и неразорвавшиеся бомбы и снаряды, оставшееся, проржавевшее оружие. Оружие мы конечно сдали кому следовало, но ТТ мне заныкать удалось, правда в нерабочем состоянии, автоматика пистолета не работала в принципе. Дело поправил второй сломанный пистолет, привезенный после второй поездки, когда я учился уже в универе на историка. Путем долгих проб и ошибок, мне удалось таки собрать из двух ТТ один рабочий. Правда, отстрелять его как следует, мне не удалось, патронов не хватало, поэтому удостоверившись в его работоспособности, он был закопан в подвале на черный день.

В другой комнате по разным углам были закопаны обрезы. Первый, одноствольный, сделанный из ИЖ-18 под 16 калибр, я выменял на две бутылки водки у старика, в далекой деревне в Арбажском районе, куда часто заезжал поохотиться с Серегой Фюрером. Второй, сделанный из вертикальной двустволки Иж-27 под 12 калибр, чуть не стоил мне жизни.

Я тогда только-только устроился в Службу судебных приставов и пришел к одному должнику-алкашу. Должен он был не так уж и много, всего тысяч пятнадцать, вроде. Нормального разговора тогда сразу не получилось. Он сходу начал орать на меня, материть всю нашу службу и всё правительство вместе с президентом. Я даже толком ничего ответить не успел, когда из комнаты вышел собутыльник должника и, не говоря ни слова, с расстояния трех метров, выпалил мне в грудь из этого самого обреза.

Спас меня тогда бронежилет, с которым я не расставался и до этого почти никогда. Выстрел из нормального охотничьего ружья он бы, наверное, не сдержал, но заряд дроби из обреза выдержал, правда, сломав мне пару рёбер. К тому же, падая, я больно приложился головой к стене, потеряв сознание. Наверное, те уроды посчитали, что я уже мертв и добивать не стали. Слава богу, что проверить тогда не додумались, их ждала водка, которую они потом спокойно и глушили, когда я очнулся. Из коридора я слышал, что один из них озвучивал мысль поискать деньжат у меня в карманах на новый пузырь. Ждать его в коридоре не хотелось, поэтому вынув нож с которым ходил всегда и везде, я зашел в комнату сам. Таких отмороженных граждан, стреляющих без причины и без предупреждения по всем, кто им не нравятся, моей стране не нужно, у неё и так проблем хватает. Вытерев нож, я забрал обрез, с десятком патронов к нему, после чего тихо скрылся из того дома, не появляясь там по работе пару месяцев.

Откопать бывшие ружья было не долго, они были упакованы так же как и пистолет, в несколько пакетов и в запаянный рукав от автокамеры. Вместе с ними были упакованы и патроны в латунных гильзах, по два десятка картечи на ствол, так, на всякий случай. Но самая главная вещь меня ждала в самом дальнем углу подвала.

Там под грудой тряпья и всякого хлама, которые остались после последних ремонтных работ, на глубине двух штыков лопаты покоился АК-74 младшего сержанта ЖДВ Руфата Нагимова, редкостной твари и урода, с которым свела меня судьба в армии.

Восемнадцать мне исполнилось как раз перед выпускным, отгуляв который, я подал документы в местный университет, на тот факультет, на который и хотел — на исторический. Но не судьба. В местных военкоматах был жуткий недобор, шла вторая Чеченская, поэтому хватали всех, кто подходил. Забрали и меня, причем в предпоследний день призыва. Естественно, что ни о каких элитных войсках говорить не приходилось, меня и еще двух парней послали туда, куда требовалось — в доблестные Железнодорожные войска в город герой Муром, что во Владимирской области.

То, что мы попали в жопу, стало понятно, когда выяснилось, что мы единственные русские-срочники в части. Основная масса из 553 защитников Родины была призвана из Северо-Кавказких республик, оставшаяся часть — из диких деревень Татарстана, Башкартастана, Мари Эл и Чувашии. К тому же все младшие командиры, вплоть до последнего прапорщика, были из местной солдатской среды, и носили очень сложновыговариваемые имена и отчества, вроде Иршата Минехайдоровича, старшины первой роты, что радости, нам русским доставляло мало. Но ничего, обтесались, освоились.

С земляками держаться вместе не получилось, как то растеклись по ротам, куда нас распределили, и всё. Но в одиночку не выжить, тем более в таком окружении, товарищи как-то сами нашлись. Серёга Макеров, родом из деревни на границе Мари Эл и Кировской области, явный мариец с очень заметной раскосостью, стал первым с кем я сдружился еще в первую ночь в роте, когда после разбора полетов на 'взлётке' он утащил меня в ротный сортир и откачивал после 'приёма'. Вторым стал Сослан Айларов, осетин из Беслана, которого мы отбили от ингушей за чепком, и который в дальнейшем по мере возможности прикрывал нас от своих же соотечественников.

Вообще, драки в армии были регулярно, причем 'кавказкая солидарность' здесь напрочь отсутствовала, ибо народы Кавказа сами и били друг друга. Например, чеченцев били все, разве кроме ингушей, за их наглость и крысятничество, тырить они успевали всё, что плохо лежало, за это и огребали. Ингушей тоже били все, но тут уже в основном усердствовали осетины, хотя и самих осетин были многие во главе с ингушами. Во время этих баталий о мне, русском, вспоминали, только когда я попадался на глаза, ну а так служба шла нормально — дважды мне ломали руку, один раз ногу, несколько раз ребра, ну а сколько их сломал я, даже и подумать страшно, счет идет на десятки.

Так мы прослужили больше года, когда случилось страшное, тот самый Руфат Нагимов со своими земляками табасаранцами изнасиловал Серёгу. Просто взяли и изнасиловали, за то, что он без подобающего почтения не вытер плевки за ними. Мы с Сосланом тогда были в наряде по кухне, и даже не думали об этом, пока к нам не прибежал взволнованный Кямал, молодой лезгин, недавно прибывший с новой партией, и который упал нам под крыло, но было уже поздно. Единственное что мы смогли тогда сделать — это отнести друга в лазарет.

Серёга после всего этого сломался. Дважды он вскрывал себе вены, но дважды его спасали не вовремя вернувшиеся медики. Третьего раза решили не дожидаться и комиссовали его со справкой. Он даже не пришел к нам попрощаться, за что я его не виню, да и Сослан, думаю, тоже. Ну а те твари жили себе спокойно и открыто нам скалились. А однажды, проходя мимо них, я услышал, что и со мной будет тоже самое.

Тут я и решился. У дедушек аварцев, рискуя здоровьем, я выкрал грамм триста травы с горных садов Дагестана (посланную родственниками, наверное, для лучшей службы своих земляков) на которую нанял в городе отморозков-наркоманов. Задача их была предельно проста, напасть на табасаранцев когда они будут в увале или в самоходе, по возможности покалечив. Им были вручены фотографии всех представителей этой маленькой, но гордой народности нашей части, спертых до этого мной из канцелярии, и половина 'гонорара'. А на мою долю оставался Руфат.

Не знаю, за какие грехи, практически дембель Нагимов был послан в караул, но знаю, что для меня это был подарок богов. Ибо, что делает 'толковый кавказкий дедушка' в карауле? Правильно — либо спит, либо долбится доступной наркотой до появления чертей. Черти в ту ночь не пришли, за них пришлось отдуваться мне. Руфат даже не пискнул, когда я резал ему горло, как козлу на заклании. К сожалению, он даже не понял, что происходит.

Автомат и подсумок с запасными магазинами я в ту же ночь закопал за пределами части, успев вернуться в расположение роты как раз к подъёму по тревоге. Террориста-убийцу 'боевого товарища' мы тогда искали до обеда, после чего нас перевели на усиленный режим несения службы, продержавшийся полтора месяца. К нам в часть понаехало множество проверяющих, особистов, представителей военной прокуратуры, замучив солдат и офицеров постоянными допросами и объяснениями. Но убийцу младшего сержанта Нагимова, слава богу, не нашли.

За автоматом я вернулся позже, уже отучившись курс в университете, куда поступил сразу после армии. В магазинах пришлось заменить пружины, старые за два года уже изрядно ослабли, сам автомат пришлось неплохо прочистить, так как зарывал я его, просто-напросто упаковав в несколько полиэтиленовых пакетов.

Вот почти и вся моя оружейная коллекция, которую удалось собрать за не столь продолжительную жизнь. Именно на неё и была у меня надежда.

Все разложив в большую спортивную сумку, пора было вновь подумать и о смене одежды, точнее о замене бушлата, который уже наверняка примелькался, именно его хозяина и будут искать в первую очередь, как подозреваемого в двойном убийстве. Примерно на этот случай у меня в подвале были припрятаны две куртки, купленные недорого в Секонд Хэнде. Одна серая, другая красная. Серый цвет хорош, чтобы не привлекать внимание, красный тоже неплох, смотря в каких случаях. Если все ищут человека в черном, будут внимательно смотреть и на людей в сером, снисходительно относясь к людям, носящими яркие цвета. Поэтому сейчас красный цвет был предпочтительней.

Выбираться назад тем же путем, что и вошел, почему-то не хотелось, но и на этот случай у меня был запасной вариант. Из подвала на улицу по всему периметру фасада выходили небольшие окошки, точного предназначения которых я не знал. Для не проникновения в теплый подвал бомжей и кошаков, эти окошки были намертво забиты досками, но не везде, в нескольких местах я вытащил гвозди, скрепив доски двусторонним скотчем. На вид они все еще были крепки, но один хороший удар, и доски вылетали, открывая вход в подвал, или выход, в зависимости от ситуации.

К одному из таких оконцев, выходящих на густые кусты под балконами, я и направился. Сначала на улицу вылетели доски, потом я протолкнул туда сумку со сложенной в неё красной курткой, а уж потом в окошко с большим трудом пролез и я.

Чтобы не нарваться на милицию, пришлось дать немалый крюк до дома, но зато через двадцать минут я целый и невредимый был в своей квартире. Всё что я мог сделать здесь, я уже сделал. Стрелка часов приближалась к полудню, и мне следовало поторопиться к Глебу. И естественно на 'всполох' я не мог ехать с пустыми руками. Упаковав автоматы и затрофееные пистолеты вместе с магазинами к ним в длинную синюю спортивную сумку, я отпер сейф, мирно прикрученный к несущей стене прямо в шкафу, и вынул оттуда помпу Бекас под 16 калибр и ИЖ-71. Выдав это оружие своим женщинам, я еще раз проинструктировал их перед выездом.

— Готовьте быстропортящиеся продукты — яйца, овощи и фрукты. Начинайте собираться. Дверь никому кроме меня не открывать. Ну а я пока поехал решать, что делать дальше.

Интерлюдия первая.

Студент

В наушниках играла 'Ария'. Саша, не особо её любил, это была музыка под настроение. Под какое настроение, объяснить было решительно не возможно, но в данный момент этот 'Хеви метал' отечественного разлива его не раздражал. Закрыв глаза, и растянувшись на кровати, он даже тихо подпевал, что впрочем, никому не мешало, в комнате Саша был один.

Кипелов допевал песню про ожившего мертвеца, мстящего своему убийце, когда в дверь отчаянно заколотили.

— Покой мне только сниться, — пробурчал Александр себе под нос, поднимаясь с кровати.

На пороге, выпучив глаза и хватая ртом воздух, стоял Яшка Оленёв, паренёк из соседней комнаты.

— На Светку напали, — прохрипел он.

— Кто, опять очередной любовник?

— Да не, — отмахнулся Яша, — Там серьезно, кусок мяса с руки вырвали.

— В порыве страсти? — вновь съязвил Александр. Светка была известна по всей общаге как стопроцентная давалка, хотя давала не всем. Например, любовных ласк от неё никогда не видел Яша, влюбленный в неё с первого курса. Тихий, скромный паренек не смог покорить сердце красавицы, заслужив лишь статус 'друга', что в переводе на русский означало, что Яша выполнял все поручения своей 'Визави', как он её за глаза называл. Вот и сейчас, он стоял на пороге, наверняка по её просьбе.

— Ну а от меня ты чего хочешь?

— Ты это... — замялся на секунду Оленёв. — Ты больше всех в медицине понимаешь.

— Как вы задрали! Если папа ветеринар, а мама фельдшер, то сын у них автоматически рождается выдающимся хирургом?

— Саш, помоги. Там действительно серьезно.

— Хорошо. Веди.

Жила Светлана этажом ниже, предоставленным Академией для её факультета, и прослывшим женским, из-за обилия девушек, заселявших его. Само общежитие имело стандартную планировку — длинный коридор на каждом этаже упирался в окно, из самого коридора двери вели в комнаты, кухня была ближе к лестнице, в другом его конце были туалеты, всё стандартно.

— Хоть расскажи, что произошло.

— Да сам толком не знаю. Света лишь сказала, что у Академии на неё какой-то больной напал, из ладони кусок мяса выгрыз.

— И чего ко мне? В больницу ей надо.

— Понятно в больницу, да только линия 03 занята. Со связью что-то. Генка Хамурашин говорит что и по 02 занято, он Светку отбил и хотел на того гада заявить, но тоже не судьба.

— А как вообще узнали, что я в общаге? — Саша только утром вернулся из под Арбажа, куда ездил к Семёну-одногрупнику на охоту. Ну как охоту, в лесах неподалеку от деревни Семёна регулярно видели снежного человека, вот они уже в который раз, вооружившись ящиком водки, пытались его поймать. Пока безуспешно.

— Да никак, наобум прибежал.

— Ясно, — протянул Саша, подходя к Светкиной двери. Чего греха таить, сам по пьяни залетал к ней пару раз на первых курсах.

Света сидела на кровати, удерживая на покусанной руке полотенце, уже изрядно напитанное кровью, и выла. Именно выла, местами даже поскуливая, раскачиваясь вперед-назад и шмыгая носом. Тушь по красивому её лицу растеклась так, что Светка была похожа на героя из фильма 'Ворон', что вместе с раненой рукой смотрелось жутко.

— Давно случилось?

— Минут десять назад.

— А жгут чего не наложили?

— Ну... это...

— Понятно.

Остановить кровь не получалось долго, минут десять Александр провозился, стоя перед Светкой на коленях. После остановки потока, наконец, появилась возможность забинтовать по-хорошему саму рану. Из ладони действительно был вырван кусок мяса, была видна даже лучезапястная кость мизинца, что внушало определенные опасения.

Саму Светку трясла дрожь, она ни как не могла успокоиться, поэтому прижалась к первому мужскому плечу, которое попалось — к Яшке. Сам Оленёв, не веря в свое счастье, расцвел необыкновенно, но тут же опомнившись, придал своему лицу хмурое выражение. Хотя стоит заметить, что последнее ему не очень-то и удалось.