"Охота на гончих"

— Повидаться? — Нэрис недоуменно наморщила лоб и, спохватившись, потащила гостью к камину: — Да ты садись скорее! Согревайся, вон, аж на ресницах иней.

— Ох, спасибочки, госпожа, — Бесс скинула шаль и опустилась в креслице, — до чего на улице холодно — ажно воздух звенит. И как вы в такую-то пору ехать собрались?

— Надо... — леди Мак-Лайон пожала плечами и с беспокойством повторила: — Так Ульф тебе ничего не сказал, что ли? Забыл?

— Это вы об том, чтоб с вами поехать? Сказывал, вестимо. Тока вот... Вы ж не подумайте, госпожа, я за вами — куда укажете, пусть и не служу уж сколько. Но муж...

— Не пустил, да?

— Пустит он, как же! — в сердцах всплеснула руками горничная. — Даром что просьбу вашу передал, а соглашаться как есть не велел, филин эдакий! Я и словечка сказать не успела, как он уж брови супить принялся да кулаком по столу стучать. 'Не пущу' — и точка!

— Кулаком? Это Тихоня-то?!

— И не говорите, госпожа, сама по сю пору в изумлении... Вы ж знаете, он у меня покладистый, чтоб ругань какая или там что — ни-ни! А тут как с цепи сорвался, вот те крест. Пошел бушевать — я прям диву далась, да и только!

— Ну надо же, — озадаченно пробормотала Нэрис. — С чего бы вдруг? Может, Ивар ему что сболтнул? Хотя нет, насчет поездки Тихоне еще вечером сказали, а с брауни припадок ночью приключился... Ничего не понимаю! Белены они все объелись, что ли?

— Вы это о чем, госпожа?

— А? Да так, не обращай внимания, — леди Мак-Лайон, оставив загадки на потом, перевела взгляд на едва заметно округлившийся живот Бесси: — Экие вы настойчивые! Что, пятерых девчонок вам мало?

— Так то и дело, что девчонок, — вздохнула горничная. — А Ульф сына хочет. Оно и понятно, мужчинам только и подай сыновей, да разве ж от судьбы убежишь? Наши бабы деревенские говорят — сызнова девочка будет.

— Ну, может в этот раз повезет, ошибутся?

— Пять-то раз не ошиблись... Да я ж не против, госпожа, нас у мамки восемь человек, нешто я не сдюжу? Дом, слава богу, чаша полная, лорд Мак-Лайон жалование Ульфу хорошее положил, грех жаловаться. Хоть цельный отряд рожай, ей-богу! Но ведь ежели опять девка родится, мой, чую, и вовсе духом упадет.

— Ничего, переживет как-нибудь, — фыркнула Нэрис, тихо порадовавшись, что у нее двое сыновей, и Ивару этого вполне достаточно. Дети — счастье, кто же спорит. Но каждую весну встречать беременной? Это уже сродни героизму!

— А чего он так завелся, спрашивается? — говорила между тем Бесси, грея озябшие руки возле каминной решетки. — Ведь сам же едет! Глядите, какой — супруге лорда, значится, не зазорно, а мне и шагу с крыльца не ступи? Завел порядки. Кабы завтра не прощаться — уж задала б я ему перцу, помяните мое слово!

— Не сердись, — улыбнулась леди. — Он, наверное, о ребенке беспокоится. Знать бы, так и я не заикалась бы даже. Вот не любишь ты письма писать!

— А сами-то?..

Они переглянулись и рассмеялись. Бесс, снова придя в хорошее расположение духа, оглянулась на дверь гостиной:

— Деток-то с маменькой оставите?

— Да. И не хихикай! Мама, конечно, когда о внуках просила, сил не рассчитала, но без нее мы б совсем пропали. При дворе с детьми тяжко, а нянькам со стороны Ивар не доверяет. Да еще эти разъезды постоянные.

— Ваша правда, — поддакнула горничная. И после паузы добавила: — А нынче уж и вовсе не до семейных поездок. Зима на дворе, добираться долго, да и там еще неизвестно что...

— В каком смысле?

— Ну, как! Свадьба-то эта, будь она неладна!..

Нэрис захлопала глазами:

— Ты о чем, Бесси? Почему 'неладна'?

— А что ж в ней хорошего? — та снова оглянулась на дверь гостиной и понизила голос: — Ведь Эйнара-то противу воли женят! Норманны, что от конунга старшему хозяину приглашение привезли, моему Тихоне за чаркой вчера растрепали. Он мне, понятно, не сказывался, но что ж я, глухая, что ли? Они как наберутся, дак орут на весь дом, не хочешь — услышишь! А вы, стало быть, не знали, госпожа?

— Не знала, — задумчиво отозвалась леди Мак-Лайон. 'Так вот почему он нас с Иваром звать не стал, — поняла она. — Уж конечно, не много радости... А мы-то голову ломаем, что стряслось?' Она наморщила брови. Брак по договоренности — дело понятное. Но Бесс сказала — 'против воли'. Эйнар, стало быть, жениться не хочет? Почему? Нэрис подняла голову:

— Бесси, а вот интересно мне...

— Чего Эйнар-то кобенится? — с полуслова поняла горничная. — Дак известное дело — не по сердцу невеста. Папаша выбирал, сына не спрашивал.

— Мы с Иваром тоже суженых себе не выбирали, — пожав плечами, сказала Нэрис. — И ничего. Можно подумать, норманны только по любви женятся.

— Это вряд ли, — рассудительно сказала Бесс. — Что они, особенные такие, что ли? Но вы ж сами посудите, одно дело — мой Ульф. Он человек простой, да и батюшка его давным-давно в этой ихней Вальгалле меды пьет. А Эйнар — сын конунга, не след ему черт-те с кем путаться.

— Выгодный брак, — кивнула леди. — Погоди-ка! 'Черти с кем'? Так у него, выходит, уже возлюбленная имеется? Сильно неподходящая?

— Точно так, госпожа!.. Норманны болтали, что девица-то красивая, при всех добродетелях, да из семейства дюже недружественного. Ее брат с конунгом и не прочь бы породниться, а вот сам конунг как есть против!.. Эйнар уж его и просил, и ругался с ним, да все без толку. До того, сказывают, дошло, что сэконунг едва девицу из отчего дома не увез, на честь рода наплевавши. А что, она-то согласная! Да только не вышло у них ничего. Донес кто-то конунгу, тот осерчал да и сосватал сыну другую. Из своих, понятно, ну и чтоб власть отцовскую показать. Куда Эйнару теперь деваться? Этак ведь не только с батюшкой, но еще и с кланом невестиным, случись чего, рассоришься! А уж вы мне поверьте, сама с норманном живу: таких обид они не прощают...

Лорд Мак-Лайон, кутаясь в плащ, мерил широкими шагами караулку, то и дело спотыкаясь о рассыпанные возле печурки поленья. У стеночки, руки по швам, смирно стояли Мартин и Мэтью Мак-Тавиши. Толстощекие физиономии близнецов выражали почтительное внимание, никак не вяжущееся с мечтательно-отстраненным блеском глаз: нотации командира братья слушали вполуха, а мыслями были уже за сотни верст от Файфа, на шумном норманнском пиру.

— ...Поэтому повторяю — никакой самодеятельности! Мы представляем не только лэрда Вильяма, но и всю Шотландию в лице его величества. То, что целью поездки является свадьба сына конунга, ни в коем случае не облегчает нашу задачу. У северян все по-простому, а в такой обстановке сболтнуть лишнее — раз плюнуть. Особенно по пьяному делу. Ясно, куда клоню?

— Дык...

— Еще бы...

— Замечательно. Теперь что касается завтра: гонцам не хамить, на драку не нарываться, на провокации возможные — не отвечать. Олаф Длиннобородый не меня, а тестя моего на праздник позвал, и не в наших интересах норманнов раздражать попусту. Гонцы, положим, от замены игрока и без того не в восторге. Как сходни поднимут — чтоб я вас обоих до самого северного побережья не видел. Поняли?

— Так отож...

— Не дураки чай, соображаем...

Ивар замедлил шаг, недоуменно покосился на слаженно кивающую головами парочку и продолжил:

— Как высадимся — держите ухо востро. Не расслабляйтесь! Знаю я норманнские гулянки, не выпьешь — обидишь, а всем уважение оказывать никакого здоровья не хватит. Вам-то, положим, оно и за счастье, но нас всего пятеро едет, и мне вместо бойцов два куля с мукой не нужны. В общем, без закуски не хлобыстать, языками не трепать, девиц чужих не щупать и от своих ни на шаг не отходить!

— Это как бог свят...

— С нашим удовольствием...

— Кхм. С удовольствием, значит? — лорд Мак-Лайон снова остановился, на мгновение прищурился и добавил, не меняя тона: — Прекрасно. А теперь ступайте на конюшню и передайте Творимиру, что я велел всыпать каждому по двадцать плетей в счет будущих заслуг. И фляги ему же сдайте, целее будут. Возражения есть?

— Нет! — витающий в облаках Мэтью, с облегчением выдохнув, споро развернулся к дверям — и протяжно взвыл, когда в затылок ему со свистом влетело тяжелое полено. С лица Мартина, который на свое счастье замешкался и не успел повернуться к командиру спиной, мигом исчезла мечтательная полуулыбка. Братцы встряхнулись, подняли изумленные глаза на лорда Мак-Лайона — и дружно попятились...

Минут пять спустя Творимир, привлеченный шумом со двора, высунул нос из конюшни и удивленно ухнул: все свободные бойцы и добрая половина домашних слуг облепили караулку, галдя как сороки, а изнутри пристройки набатом гремел знакомый голос:

— Подлецы! Пропойцы несчастные! Все жилы из меня вытянули!.. А ну, стоять! Я вас, мерзавцев, научу слушать! Слов не понимаете? Не понимаете, да? Так у меня аргументы повесомее найдутся...

— Ивар, не надо-о-о!

— А что надо? Налить на посошок и дать вам, паршивцам, перед соседями нас опозорить? Распустили слюни, шантрапа кабацкая! Гулять они едут! К черту командира, к черту инструктаж... Стоять, кому велено? В глаза смотреть! Я перед вами, дармоеды, ради чего полчаса распинался, а? Ради собственного удовольствия?!

— Ивар, мы больше не бу-у-удем!..

— Да плевать мне! Хоть на голове ходите, хоть в две хари северянам войну объявляйте — всё! Кончилось мое терпение!.. Пятнадцать лет кровь мою пили, негодяи, да все мало? Сыт я по горло вашей дуростью! Собирайте барахло и вон из отряда!

— Ива-а-а-ар! — дружный, полный ужаса вопль.

Творимир улыбнулся в бороду. Все это он слышал не раз — что громкие угрозы, что покаянные клятвы. Ивар, понятно, с умыслом стращает, а вот братцы каждый раз верят. Этих двух орясин надуть даже дите несмышленое может... Интересно, за что командир их чихвостит? Вроде бы пока не за что. Или, может, про запас? К норманнам же едут, а что у тех, что у других две радости в жизни — глаза залить да кулаками помахать. И дури — по пуду на каждого.

— Ивар! — донеслось из караулки. — Вот те крест! В последний раз!

— Тише мыши будем! Ей-богу, лопни мои глаза!

— Знать ничего не хочу. Пшли вон!

— Ну Ива-а-ар!

— Вы еще здесь?!

Зеваки сыпанули от двери в разные стороны: из караулки, спотыкаясь, вылетели растрепанные близнецы. Морды красные, волосья всклокоченные... Творимир, посторонившись, пропустил братьев и, добродушно хмыкнув, шагнул через порог. Лорд Мак-Лайон, привалившись плечом к стене, сосредоточенно вынимал из ладони занозы. В отличие от Мак-Тавишей, королевский советник вид имел вполне обыденный и даже несколько скучающий — словно не он, а кто-то другой еще минуту назад орал на весь двор, швырялся поленьями и топал ногами.

— Эх? — русич прикрыл дверь у себя за спиной и повернулся к товарищу. Тот, не поднимая головы, легонько пожал плечами:

— А что делать, друже? Самому надоело, но ведь они по-людски не понимают. Купились?

— Эх, — согласно прогудел бывший воевода, собирая разбросанные по полу поленья. Ивар, совладав с последней занозой, поправил сползший с плеча плащ и выглянул в маленькое окошко: любопытные потихоньку расходились, Мак-Тавишей видно не было. Унеслись в расстроенных чувствах товарищам по оружию жалиться.

— Надеюсь, я палку не перегнул, — сказал лорд.

— Эх, — отмахнулся Творимир. Он своих подопечных знал не первый день. Да им, толстокожим, что поленом по макушке, что угрозы — все едино! Пару часов поноют, а после виниться придут да прощения просить, дело известное. Зато потом тише воды станут — пусть и ненадолго. Главное, чтоб вправду слишком сильно горе вином не заливали! Эдакие туши на собственном горбу по сходням вверх тащить — невелика радость.

— Жаль, Лесли пришлось в Стерлинге оставить, — посетовал Ивар, отходя от окна. — И Робина... Толку от них не в пример больше, чем от этих двух дурней.

— Эх, — посочувствовал русич, выпрямляясь и отряхивая руки от сора. К молодому Гамильтону воевода был равнодушен, хоть и признавал, что парень он башковитый и боец неплохой. А вот Робина вправду было жаль. Творимир знал его давно — еще с тех пор, когда только нанялся служить к лорду Мак-Лайону. Зубоскал, конечно, еще тот, но человек надежный, с понятием. Опыт, опять же, проверка временем: почитай, лет пять рядовым бойцом в отряде по всей Шотландии вместе с ними мотался, потом еще семь начальником гарнизона во Фрейхе состоял без нареканий... И по первой просьбе командира место спокойное, хлебное оставил — ко двору явился, друга поддержать. Глава королевской охраны — должность почетная, да только от нее больше хлопот, чем выгоды. Вот и на север поехать не смог. А верных людей в окружении главы Тайной службы раз-два и обчелся.

Русич ободряюще хлопнул Ивара по плечу. И улыбнулся — не беспокойся, мол, дело житейское!..

— Согласен, — благодарно кивнул королевский советник. — Извернемся уж как-нибудь. Вещи собрали?

— Эх.

— Хорошо. Ульф небось до сих пор скачет выше головы от радости. Не успел домашних осчастливить новостью, как уже на пристань унесся, к своим.

Творимир понимающе прикрыл глаза. Еще бы! Тянет небось мужика на родину. А тут семья, служба — на чужих-то берегах. Воевода протяжно вздохнул: пусть Шотландия для него уже давно стала домом, но иногда все-таки тоже находило. Вспоминался знакомый бор, закопченный потолок общей избы, родная речь, которой он не слыхал уже много лет — и что-то начинало щемить в груди, звать да тянуть. Только в отличие от Тихони, Творимира на родине никто не ждал. А если и ждали, дак еще подождут! Русич поморщился: разбуженная память услужливо воскресила не только милые сердцу просторы, но и былых товарищей. Время давно стерло их лица, оставив только размазанные кляксы, но каждый раз при мысли о прежних соратниках Творимиру становилось горько и тошно, будто он объелся полыни.

Поймав на себе вопросительный взгляд лорда Мак-Лайона, воевода встряхнулся и махнул рукой:

— Эх!..

— Уверен?

Творимир коротко кивнул. И, толкнув плечом дверь караулки, вышел. 'Опять не к месту прошлую жизнь вспомнил, — понял Ивар, сквозь заиндевевшее окошко провожая взглядом широкую спину своего телохранителя. — Который раз за этот месяц. Зачастил, однако. С чего бы?'

— Стареем, друже, — с невеселой улыбкой пробормотал он, отводя взгляд. — Стареем... Нда!

Нэрис, одной рукой придерживая концы шали, подняла повыше жестяной подсвечник. Толку от него было мало — дрожащий огонек одной-единственной свечи был не в состоянии разогнать холодный мрак погреба. По ногам сквозило, в углах шуршали лапками крысы, но леди Мак-Лайон отступать не собиралась.

— Эй! — постаравшись придать своему голосу хоть малую толику уверенности, она сделала еще пару шагов и остановилась. — Эй, ты тут?

Погреб молчал.

— Дружочек! — снова позвала она, озираясь по сторонам. Темные очертания бочек, мешки с овощами, подвешенные к потолку окорока — ни звука, ни движения. И пронизывающий холод.

— Дружочек, ты здесь?.. Ну ответь же! Я тебя обыскалась!

Справа что-то царапнуло камень. Нэрис примолкла, навострив уши, но через долгую минуту вынуждена была признать, что это лишь очередная голодная крыса. Брауни как сквозь землю провалился. И ладно бы он просто еще вернуться не успел! Однако перед ужином Нэрис своими глазами видела, как один из отцовских псов, сунувшись под стол за упавшим куском, испуганно взвизгнул и дунул вон из кухни с такой быстротой, будто за ним черти гнались. Собаки у лэрда Вильяма были рабочие, охотничьи, и крыс давили со скуки десятками. Кошек в замке не держали. Так от кого же, позвольте спросить, здоровенный кобель, как щенок месячный, поджав хвост, шарахнулся?..