Горный ключ - 2

Анжела стояла у перил балкончика и волновалась. Вид двадцати четырех членов судейской коллегии не вызывал у девушки никаких светлых чувств, и она с новой силой вцепилась в батистовый платочек, который нещадно трепала уже полчаса. И зачем только Рамон вернулся?! Они же съедят его, просто съедят!

Хуан тоже смотрел вниз. Большая зала, в плане напоминающая миндальное зерно, обычно использовалась, когда рокуэльские герцоги хотели провозгласить что-нибудь в обстановке особой торжественности. В узкой части залы раньше располагался трон и кресла для доверенных советников, в середине — свободное место для герольдов или докладчиков, все остальное пространство занимали расходящиеся веером ряды скамей. Однако для проведения Суда обстановку несколько поменяли: вместо трона появилась высокая трибуна для судей и кафедра секретаря. Центр залы заняла кафедра пониже — для свидетелей. Обозревания нововведения, Хуан напряженно сопел. По Коронельскому акту истец обязан был принимать Суд, но не слишком ли роскошно?..

Руи, судя по его мрачной физиономии, снедали те же мысли.

— Ишь, расплодилось, — буркнул он, неприязненно оглядывая дипломатов, послов, военных и клириков, которые набились в залу, словно разноцветные зерна — в гранат. — Так и шнырят, так и шнырят...

Хуан вздохнул, ему эхом ответил Даниэль. Феоне поправила шелковую мантию Верховной волшебницы и усмехнулась:

— Не паникуйте раньше времени, молодые люди. Выкрутимся.

— Какие шансы у Ординарии? — не переставая сиять на присутствующих любезной улыбкой, спросила Веро. Магисса пожала плечами:

— Прогнозировать трудно. Конечно, основные козыри на руках у нас, но и Лемуэ есть за что уцепиться. За отсутствие Рамона хотя бы...

Миро задумчиво пробежался пальцами по цепи с голубыми алмазами, словно перебирал струны. В нарушение всех и всяческих этикетов свиту томоэ составляли только его друзья и те, кому он доверял: Родриго, Дань, Хуан, жена, Анжела, магисса и ее преосвященство. Дон Мигель Оливарес уже занял полагающееся ему место внизу — справа от кафедры секретаря. Слева встал лагерем Октавио Лемуэ; за обоими столами кипела бурная деятельность. Юноше даже странно было сидеть в роскошной ложе, из которой открывался дивный вид на суету внизу, и ничего не делать. Впрочем, в подготовке к Суду герцог и его жена принимали настолько деятельное участие, что вчера Сава едва ли не силой загнала их в спальню: никто не должен был видеть на лицах монаршей четы следов бессонницы.

Кардиналесса, воплощение отрешенности от мирского, сидела в высоком кресле по правую руку от Рамиро и меланхолично смотрела вниз, на заранее грозного Германа Штайна, который взобрался на кафедру, откуда ему предстояло бдеть за восстановлением справедливости. Проорали фанфары, водворяя в зале тишину и порядок. Секретарь принялся зачитывать обвинение.

Анжела перегнулась через перила. За оставшееся до разбирательства время она прочитала все, что могла найти о Суде Паладинов — от истории до порядка процедуры. Она, эта процедура, восходила к тем древним временам, когда никаких адвокатов и прокуроров не было и в помине. Все разбирательство вел секретарь судейской коллегии, самим судьям запрещалось общаться с участниками процесса. Секретарь определял порядок выступления свидетелей и представителей сторон, задавал вопросы, а потом, после некоторого совещания, судьи выносили решение.

— Да уж, процесс века, — пробормотала Феоне, Анжела сердито шикнула: молчала бы лучше!

Отец Эмиль заерзал в кресле. Никто, кроме секретаря и нескольких человек из следственной комиссии, не знал, кого и в каком порядке будут вызывать как свидетелей; а потому толстенький клирик принялся на всякий случай шлифовать в уме свои возможные показания, нервно поглядывая на разложенные перед магом-дознавателем амулеты истины.

— Рокуэлла в лице герцога Рамиро Ибаньеса, — продолжал вещать Штайн, — обвиняет Ординарию в проведении опытов на живом человеке с целью получения и использования запретной магии, а так же в похищении, применении пыток...

С другой стороны, размышлял отец Дюпре, если на тебя нацепят такое количество амулетов истины, то никакие заготовки не помогут — не заметишь, как скажешь правду. И любопытно, наберется ли Ординария наглости выдвинуть встречные обвинения?

— Ординария же, — словно отвечая на невысказанный вопрос, объявил Штайн, — обвиняет Рокуэллу в захвате замка, официально принадлежащего Ординарии, в клевете и пособничестве нарушителям Коронельского акта.

Священник бросил острый взгляд на Лемуэ. Улыбка на губах комиссара выглядела совсем уж наклеенной.

Взвыла труба, знаменуя начало разбирательства; Анжела от неожиданности чуть не выпала из-за перил.

— Дочь моя, — мягко сказала Сава. — Не надо так выказывать свое волнение. Берите пример с ее сиятельства.

Девушка бросила на сестру совершенно неродственный взгляд. Как можно выглядеть улыбчивой статуей, когда того гляди начнут допрашивать...

— Суд вызывает первого свидетеля, — зычно возгласил пристав. — Луи Месмер, комиссар Ординарии!

Место для свидетелей было оборудовано по последнему слову магической науки, так, чтобы даже чародей не смог уклониться от дачи показаний. Месмер только усмехнулся, пока маг-дознаватель надевал на него низки янтарных бусин — по две на запястья, шею и голову. Неужели господа судьи в кои-то веки заинтересовались правдой? Зачарованный янтарь препятствовал лжи, а в таких количествах и вовсе делал ее невозможной.

— Господин комиссар... — начал Штайн.

— Протестую! — вмешался Лемуэ. — Господин Месмер лишился этого звания сразу после потери способностей!

— Однако в момент совершения тех преступлений, в которых его обвиняет Рокуэлла, он носил именно такое звание, — немедленно возразил Оливарес.

Лемуэ поджал губы, к радости отца Эмиля перестав улыбаться:

— Да, это так. Как комиссар по особым поручениям Луи Месмер получил некоторые предписания от нашего руководства, но вышел далеко за их пределы.

Месмер издал короткий ироничный смешок. Ничего другого от родного начальства он не ожидал. Испускаемые свидетелем звуки вновь вернули к нему внимание Штайна.

— Луи Месмер, вы получали таковые предписания?

— Да.

— Какие?

Бывший чародей вздохнул.

— Ваша милость, позвольте, я начну с начала, иначе мы во век не распутаемся. Итак, я впервые лично встретился с тогда еще герцогом Вальдано во время Генеральных Штатов, что было в Медоне, в октябре тысяча шестьсот двадцать пятого года...

Месмер рассказывал неторопливо, обстоятельно, при этом — злорадно поглядывая в сторону Лемуэ, который безуспешно пытался вернуть на лицо улыбку. Луи прекрасно понимал, какую цену заставит его заплатить Ординария за промашку на севере, и потому предпочитал заточение в тюрьме Совета (или Рокуэллы, если Суд отдаст его в руки герцога) общению с коллегами и начальством. А для этого следовало оказывать Суду всяческое содействие.

— Позвольте заметить, ваша милость, — елейно улыбнулся Лемуэ, вклиниваясь в речь бывшего соратника, когда тот остановился перевести дух, добравшись до взятия Рамона под стражу, — что господин Месмер вошел в сговор с заключенным графом Вальдано.

— Вошел, — тут же подтвердил Луи. — А почему бы и не войти, ради секрета Аскелони? Входил, кстати, с полного согласия и одобрения вышестоящего начальства.

Штайн повернулся к Лемуэ и поднял бровь. Комиссар плюнул на обычную улыбчивость и прошипел:

— А что до пресловутого Карла Аскелони, то Ординарии стало известно, что он проводил запрещенные опыты, использовал запретную магию, и мы хотели оградить...

Луи громко расхохотался. Аудитория дружно вздрогнула, и Штайн холодно подумал, что на этом нормальный ход разбирательства приказал долго жить. Что ж, трудности закаляют.

— Оградить они хотели, — издевательски повторил Луи. — Держи карман шире! Да они чуть не захлебнулись слюной, когда я принес им первые дневники Аскелони. Мне приказали тщательно исследовать лаборатории этого господина, а так же — герцога Вальдано. О господа, если бы вы только знали, что представляет собою граф Рамон! А ведь с виду такой приличный человек...

Штайн сурово нахмурился и призвал свидетеля к порядку. Общество, заметно взволнованное, шелестело, как морской прибой.

— Господин граф, ни много ни мало — эмпат, причем исключительной силы, — заявил Месмер и смолк, наслаждаясь эффектом. Это было то же самое, что запустить солдата-наемника в женскую баню при монастыре. Крик, шум, нервное потрясение и полное крушение устоев...

Отец Эмиль философски хмыкнул. Он-то уже свыкся с тем, что Рамон — эмпат, но на прочих присутствующих столь вопиющее нарушение Коронельского акта произвело изумительное впечатление. С подобающим сану спокойствием наблюдая народное возмущение, клирик не забывал поглядывать в сторону герцогского балкона. Юный Ибаньес не без интереса смотрел вниз, опираясь локтями на балконные перила, а подбородком на руки. Достойный юноша либо отлично владел собой, либо... следующий ход в игре был за ним. Тут отец Эмиль досадливо нахмурился. Похоже, прелестная Веро вздумала его надуть. Ну ничего, он с ней поговорит... после Суда, теперь уж ничего не исправишь.

Штайн с помощью приставов и магов-дознавателей наконец установил тишину в зале суда. Секретарь не боялся трудностей, но с печалью полагал, что дальше будет только хуже. Месмер явно не стремился облегчить его участь, потому что, едва публика угомонилась, заявил:

— Так же господам будет не лишне узнать, что к каждому эмпату полагается ключ, и ключом дона Вальдано стал дон Эрбо.

— Поясните нам, что есть ключ, — сухо потребовал Штайн.

— Ключ? О, это забавная штучка — существо, без которого эмпат жить не может, которым он дышит, которым одержим до безумия.

— То есть, вы утверждаете, что слухи о хадизарском грехе в отношениях между графом и его воспитанником не преувеличены? — спросил секретарь, выражая чаяния аудитории. Бывший маг пожал плечами:

— Конечно, они были любовниками. Это было неизбежно, в конце концов, и мало от них зависело...

— Лжешь, тварь! — взорвался Родриго, метнувшись к перилам.

— Идальго, — холодно осадил его Миро. Дель Мора круто повернулся к другу и встретился с ним взглядом. Секунду или две молодые люди смотрели друг на друга: Руи — тяжело сопя, Миро — чуть подняв бровь. Затем потомок хадизар склонил голову, неразборчиво извинился и занял свое место за креслом Рамиро.

Когда инцидент был исчерпан, Месмер продолжил:

— Правда, с ключом мне все время не везло. В первый раз щенок сам проявил негаданное упорство, а потом заявился его благодетель и все испортил. Во второй раз граф опять же выказал странное благородство, сдался сам и едва не нарушил несколько научных законов, но...

В зале поднялась волна негодующего шелеста — присутствующие ничего не понимали, а им хотелось. Штайн дернул колокольчик.

— Тихо, тихо! Не так быстро, господин Месмер. Что за первый раз?

— После моего знакомства с герцогом Вальдано, руководящий Ординарией Совет, — бывший маг иронично поклонился в сторону начальства, — счел целесообразным отправить меня в Рокуэллу в качестве комиссара, чтобы я добыл все возможные сведения об экспериментах Аскелони, а заодно изучил самого Рамона. Однако изучаемый объект упорствовал. У нас была договоренность — я помогаю ему выбраться из тюрьмы, он соглашается на мои исследования. Граф этот договор нарушил. Тогда я поручил Джеймсу Олсену изловить Фабиана Эрбо...

Отец Эмиль удовлетворенно улыбнулся. Он так и знал, что с освобождением Рамона из темницы что-то нечисто. Комиссар Лемуэ меж тем воспрял духом.

— Ваша милость, я обращаю ваше внимание на этот вопиющий случай! Месмер сам сознался, что нарушил присягу, сговорившись с заключенным под стражу преступником!

— Позвольте, ваша милость, и я обращу ваше внимание на один аспект этой проблемы, — поднялся дон Мигель. — На момент предъявления обвинений Рамон Вальдано уже не был герцогом Рокуэльским. Взгляните на этот документ.

Пристав вручил секретарю свиток. Штайн ознакомился и хмыкнул. Так, так. Отречение, составленное по всем правилам. Герцог оказался весьма предусмотрительной личностью, и доказать факт мошенничества со стороны венценосной персоны теперь практически невозможно. Сообщив о том всем присутствующим, секретарь снова вручил отречение приставу.

— Дальше, — велел Штайн, когда свиток откочевал к судьям.

— Вторую попытку я начал с поисков Карла Аскелони — по приказу Ординарского Совета. Я нашел его в Хадизарии, в обществе чудной ламии...

— Сейчас начнется, — напряженно прошептал Хуан.

— Если этот выродок еще чего-нибудь скажет о хадизарском грехе, я ему шею сверну, — мрачно пообещал дель Мора. Веро мерно щелкала створками веера. Даниэль нервно кусал костяшки пальцев, пока Сава не бросила на него укоризненный взгляд. Рамиро переглянулся с Феоне.

— Ну, положим, скрывать он ничего не будет, — пробормотала магисса, — чтобы всплыть самому, ему надо утопить всех подельников... но как на эти откровения отреагируют судьи?

— Надеюсь, они не проникнутся высокими замыслами Ординарии, — сухо отметил томоэ. — И не сдадут Рамона обратно на опыты.

Веро вздохнула. Ей нравился такой ход мысли, и если бы не престиж рокуэльской короны...

Месмер между тем увлеченно повествовал о ходе своих опытов. Судя по всему, почтенной публике казалось, что она медленно, но верно погружается в кошмарный сон — Луи рассказывал хорошо: ярко, красочно, выразительно. Когда маг поставил точку и смолк, в зале установилась тяжелая тишина.

— Вы понимаете, что все, вами сделанное, — вопиющее нарушение Коронельского акта? — сурово спросил у Месмера секретарь Суда. Луи порывисто поднялся; маги-дознаватели дернулись.

— А вы понимаете, ваша милость, — тихо спросил Месмер, — какая мощь заключена в Айна Граца? Вы знаете, какими исключительными способностями обладает эмпат? Приручи мы эту силу — каких вершин мы смогли бы достичь! Создавать магов искусственно, вкладывая в них нужные способности, наделяя отмеренной порцией силы, контролируя каждый их шаг...

— Это омерзительно! — возмутился кто-то впечатлительный.

— Богопротивная затея! — выкрикнули из рядов духовенства. Отец Эмиль молчал, переваривая величие замысла. Если Ординария и впрямь затевала такое, то никаких шансов выйти сухой из воды у нее не было. Вот если бы она уже поставила Совет Араны перед фактом — тогда другое дело, но у магов хватило глупости потерпеть неудачу; вот за это они и поплатятся.

— Ваша милость! — вскочил Лемуэ. — Все это не более чем досужие домыслы! Месмер совершил преступление, но эти россказни про Айна Граца — это же просто смешно. Есть ли ее магия, нет ли... В конце концов, этого великого мага, этого исключительного эмпата никто из здесь присутствующих пока не увидел.

— А вам так хочется на него посмотреть?

Отец Эмиль восхищенно цокнул языком. Священник оценил эффектность жеста — он никогда в жизни не видел такого количества обалделых лиц одновременно. Потом посмотрел в сторону герцогского балкона — на того, кто задал столь провокационный вопрос. Рамон Вальдано стоял у перил, небрежно опираясь на них рукой, и взирал на присутствующих, как хозяин, вернувшийся домой после долгого путешествия и обнаруживший толпу незваных гостей за дележкой его имущества. Эмпат обвел застывшую публику спокойным властным взглядом.