Вась-Вась-Вась

Положил себе на тарелку овощей, понемногу каждого сорта, попробовал — и обратил внимание, что на вкус все они очень даже хорошие, без специфического аптечного привкуса, коим отличались овощи в его прежнем мире, а прежде всего тепличные.

— Химией здесь народ не травят... — сделал вывод старый хрыч.

Дальше был чай с бутербродами. Старый хрыч обратил внимание, что его мать сначала ошпарила изнутри заварочный чайник кипятком из большого чайника, выплеснула в раковину, потом засыпала туда чайной заварки из жестяной коробки с надписью "Краснодарский чай ароматизированный лимонным маслом", и залила кипятком.

И вспомнил старый хрыч, что как раз такой сорт чая в его прежнем мире не всякому большому шишу по должности полагался. А здесь его пьют простолюдины в отдалённом посёлке...

А память Вась-Вась-Вася безотказно напомнила, что в поселковом магазине много сортов чая можно купить, кто какой предпочитает. Некоторые любят индийский, некоторые — цейлонский, индонезийский, японский, китайский или африканский, а некоторые считают самым лучшим грузинский "N36". Только что зелёного чая вроде бы никто в посёлке не употребляет, все предпочитают чёрный. Ну, а в его семье — любят пить вот этот краснодарский...

— Надо будет попросить индонезийского попробовать, в прежнем мире он был самый вкусный... — подумал старый хрыч.

Сахар к чаю оказался быстрорастворимым рафинадом.

— Однако! — подумал старый хрыч — такой в прежнем мире появился в семидесятые... И чай с ним много вкуснее, чем с песковым или колотым...

К чаю было подано блюдо с бутербродами, опять-таки на резаном батоне. Бутерброды оказались — с чёрной икрой, с красной икрой, с копчёным осетром, с солёной неркой и с копчёной колбасой.

Старый хрыч подумал, что в его прежнем мире как раз в эти годы было такое безобразие, как пропажа из свободной продажи всего этого; хотя в годы предыдущие оно тоже лежало на прилавках продмагов по всему Союзу. А память Вась-Вась-Вася напомнила, что с такой едой здесь нет дефицита, и чёрной, и красной икры по несколько сортов; так же, как и осетровых, и лососёвых. И потому жители выбирают, что кому нравится кушать, кому-то солёную чавычу, кому-то гольца холодного копчения, а кому-то сёмгу горячего копчения. И что в его семье так считается, что из красной рыбы самая вкусная — это солёная нерка; а стерлядь хороша не для бутерброда, а для ухи.

— Вот так! — подумал старый хрыч — гурманствуют, и сами того не замечают...

Под конец завтрака отец с дядей Федей зашушукались насчёт не сходить ли им сегодня "к Афоне чаи гонять", и решили — сходить, только не сейчас, а после обеда.

И в памяти Вась-Вась-Вася сразу же всплыло про дядю Афоню, который живёт в одноэтажном одноквартирном домике типа "изба-пятистенка", в той части посёлка, что застроена таковыми. И живут там те из поселковых, в основном которые постарше, коим столь привычно иметь свой палисадник и свой огород, что они согласны иметь отопление только от дровяной печи, воду только из колодца, и сортир только деревенский. Хотя газовые плиты с баллонами у них установлены...

Вот и у дяди Афони в палисаднике растут вкусные ягоды на кустах каких-то растений, только что сейчас им ещё не сезон; а в огороде у него груши разных сортов, им, впрочем, тоже не сезон. А ещё у дяди Афони есть пёс какой-то охотничьей породы, причём живёт этот пёс в одной конуре с пёстрым котом, и кушают они из одной миски...

— У взрослых свои компании... — подумал Вась-Вась-Вась.

— А у котов — свои... — добавил к этим мыслям старый хрыч.

И тут же вылезло из памяти Вась-Вась-Вася, что как раз в той части посёлка, где одноэтажно-одноквартирные домики, только что с другой стороны от дяди Афони, живут его дед, бабка и прабабка, по матери; и что у них в палисаднике цветы и малина, а в огороде клубника и яблони разных сортов, только что всему этому сейчас тоже не сезон. И недалеко от них живут его по отцу дед и бабка, у них в палисаднике цветы и крыжовник, а в огороде клубника и груши, которым, однако, сейчас тоже не сезон...

— Эх, май месяц!... — подумал старый хрыч.

Далее из памяти Вась-Вась-Вася всплыло, что его деды и бабки — на пенсии, которой им вполне хватает на жизнь, как говорят взрослые: "достаточно, чтобы можно было позволить себе сажать в палисаднике не картошку, а цветы". Хотя немного картошки и прочих огородных растений они всё-таки выращивают...

— Не столь полакомиться, сколь потешиться... — подумал было старый хрыч.

И тут же память самопроизвольно вспомнила неоднократно слышанные от взрослых, да и по телевизору, такие рассуждения, что при царской власти старикам, а тем более старухам, покоя не было; им приходилось быть у своих взрослых и даже семейных детей дармовыми домработницами. Тогда иначе было жить невозможно, кроме как — взрослые работают, деревенские в поле, городские на заводах; а домашние работы остаются на тёщ, свекрух и иногда даже специально для этого взятых в семью чужих тёток. А теперь, при советской власти, граждане зарабатывают достаточно, чтобы их жёны могли быть домохозяйками, благо пенсии по старости и таковым положены...

— О как! — подумал старый хрыч — а в прежнем мире наоборот было! Там ещё в семидесятые приходилось слышать, как советские гражданки, и даже партийные, так рассуждали, что большевики формально женщин раскрепостили, а фактически ещё больше закрепостили! Потому как при царе-батюшке на них была только семья, а при красных — ещё и работа... А здесь, получается, помнят, что всё не столь просто, мало кто при царе мог так жить, большинству приходилось вкалывать с малолетства, независимо от пола...

И тут же в памяти Вась-Вась-Вася всплыли ещё услышанные как-то от взрослых рассуждения, чем современные бабки (да и деды) отличаются от старорежимных, а также и деревенских-доколхозных. Тем, что современные бабки с великим восторгом пригласят своих внуков в гости на выходной день, угостят их кулинарными изысками собственного приготовления (а при желании внуков и особенно внучек — их ещё и научат готовить такое); и даже возьмут на себя возню с внуками на время отпуска детей, дабы те могли съездить на курорт. Но — никогда не согласятся пойти к своим внукам постоянными няньками; а если дети чего-то такого от них захотят, то заявят открыто и прямолинейно: "Мы вас отнянчили-отподтирали, теперь ваше время настало. А нам не мешайте хоть на старости лет побездельничать всласть!..."

— Ценят свой заслуженный отдых! — сделал вывод старый хрыч.

И подумал, что надо будет при случае и с дедами-бабками пошушукаться, насчёт их воспоминаний о событиях давно минувших лет...

Вышел из-за стола и машинально сказал:

— Благодарствую... Очень вкусно... Я пошёл гулять...

Мать ему ответила:

— На обед не опаздывай, а то остынет...

Выйдя из кухни, Вась-Вась-Вась по привычке свернул в ванную, почистить зубы после еды. Взял свою щётку из стаканчика, почистил зубы со своим любимым зубным порошком "Грушевый аромат". Старый хрыч при этом подумал, что с зубами у его носителя всё хорошо — пока что ни одной пломбы. А из памяти Вась-Вась-Вася вылезли воспоминания о таком неприятном процессе, как замена молочных зубов постоянными.

Выйдя из ванной в коридор и проходя мимо вешалки, Вась-Вась-Вась машинально переобулся в детские сапожки и надел на голову кепку. А старый хрыч вспомнил, что в его прежнем мире в царские и раннесоветские времена выходить на улицу с пустой головой было так же неприлично, как с голой задницей; и только ко временам позднесоветским людишки повадились ходить пустоголовыми, а особым шиком считали ходить таковыми в зимние морозы. Так же и насчёт мужских сапогов — в его прежнем мире они были незаслуженно забыты, в отличии от женских, которые изготовляли даже очень престижные обувные фирмы. А здесь был обыденностью мужчина в сапогах, в том числе и сшитых на заказ в хорошей мастерской.

— И в этом здешние ещё не испортились!... — сделал умозаключение старый хрыч.

И тут же аж подпрыгнул от мысли:

— Так что же, здесь есть частные мастерские?!...

Но память Вась-Вась-Вася сразу же напомнила про неоднократно слышанные по радио и телевизору рассуждения, что не нужно путать частника с личником или артельщиком. Частник — это тот, кто эксплуатирует наёмную рабочую силу; артельщики работают сами в своей компании, а личник работает один и тоже строго самостоятельно. И что если личники и артельщики не конкурируют с государством и не эксплуатируют никого, кроме самих себя — то они суть работники и потому в государстве Советском допустимы. И что есть в стране немало личников, таких, как сапожники, портные, точильщики ножей или сборщики дикоросов. А вот часовщиков уже всех перевели на положение государственных работников...

— Нечто подобное было и в прежнем мире — подумал старый хрыч — пока Никитка артельщиков не прикрыл... И перевёл личников в государственные работники... Получается так, что и здесь такой процесс тоже идёт, только что спокойно и неспешно...Здешним нет внешней угрозы, и потому не нужно никуда спешить...

И пошёл на выход. Когда проходил из коридора в сени, сзади метнулся Рыжик, проскочил под ногами, мяукнул возле двери и первым выбежал на крыльцо. Осмотрелся вокруг, поднял хвост трубой, спрыгнул с крыльца и побежал по направлению к крысиным сараям.

— Сколько кота не корми, а он всё одно крыс ловить бегает! — подумал Вась-Вась-Вась — Вечером опять будет сидеть на крыльце и крысу лопать...

Сошёл с крыльца, прошёл мимо цветочных клумб, обогнул дом, вышел на улицу и пошёл по ней. А навстречу — два его бывших одноклассника, из класса Д, Колюня и Вовочка. У одного — сумка через плечо, у второго — хворостина в руках. И оба — длинноволосые.

Увидев Вовочку, старый хрыч сразу же подумал, что если бы такой долговязый жил бы в его прежнем мире этих времён, да и последующих тоже, то не миновать бы ему баскетбольной площадки. Никуда бы он не делся от вездесущих тренеров, высмотревших бы его в вот этом самом возрасте...

Напряг память Вась-Вась-Вася, как здесь насчёт профессионального спорта. И память выдала слышанное не то по радио, не то по телевизору рассуждение, что в европейских государствах был профессиональный спорт как разновидность буржуазного образа жизни, при котором профессиональные спортсмены, как и всякие прочие дельцы от спорта, фактически были прожорливыми паразитами на теле трудового народа. А советским людям не нужен профессиональный спорт — а нужна массовая физкультура!...

И тут же память напомнила про неоднократно слышанную по радио спортивную, а точнее, физкультурную, песню, где были такие слова:

Не страшны дурные вести — начинаем бег на месте,

В выигрыше даже начинающий!

Красота — среди бегущих первых нет, и отстающих,

Бег на месте общепримиряющий!...

— А что же болельщики и спортзрелища?!.... — машинально подумал старый хрыч.

Память Вась-Вась-Вася сразу же выдала другие рассуждения, тоже слышанные когда-то не то по радио, не то по телевизору. Что в европейских странах было и такое безобразие, как спортивные игры на публику, которая от их созерцания уподоблялась стае обезьян; и что советским людям такое безобразие не нужно. А также и другие рассуждения, что все английские виды спорта советскому человеку не к лицу...

— Но что-то же должно быть?... — подумал старый хрыч.

И тут же память выдала уйму воспоминаний, про великое множество самых разных военно-патриотических игр, про которые часто талдычилось по радио и телевизору. И про устраиваемые иногда в посёлке таковые игры, куда берут и малышню с десяти лет, на должности разведчиков. Старый хрыч попытался осмыслить специфику таких игр своим житейским опытом — и сразу же пришёл к выводу, что они не столь общевоинские, сколь те самые, кои в его прежнем мире называли антиповстанческими. В них советских граждан с малолетства тренируют не столь как воинов, сколь как полицейских и карателей.

— Что же, не всех европейцев саблями порубили?... — подумал старый хрыч.

И снова память Вась-Вась-Вася выдала информацию — как и по телевизору, и по радио, и в разговорах старших иногда мелькает такая идея, что последним европейцам надлежит своим Вкалыванием компенсировать, хотя бы частично, весь тот вред, что их предки за много веков нанесли всяким-разным неевропейцам. И что обращаться с ними нужно соответственно — держать и не пущать. А память старого хрыча вспомнила о древней Спарте — там как раз был такой вот порядок, при котором свободные граждане были в своём государстве прежде всего полицейскими, надзирающими за всякими неполноправными, илотами и периэками; в результате чего спартанцы были самыми лучшими воинами во всей Элладе, однако же, не было среди них ни философов, ни поэтов, ни геометров, ни механиков, да и на Олимпийских играх спартанцы особо не блистали...

— Здесь не спортообразие, а Спартообразие... — сделал вывод старый хрыч — и неприкладные виды спорта не в чести... Хотя насчёт поэтов и механики здесь вроде как всё хорошо...

А потом в памяти старого хрыча выскочило, что в его прежнем мире не миновать бы Вовочке также и анекдотов про Вовочку. Напряг память Вась-Вась-Вася — а там про таковые ничего не было.

— Так что же, я могу запустить великое множество анекдотов?!... — подумал старый хрыч.

И сразу же вспомнил, кто в его прежнем мире имелся в виду в анекдотах про Вовочку. И почему эти анекдоты были про Вовочку — не про Петьку, не про Федьку, не про Сёмку, не про Ивашку, не про Игорька, а именно про Вовочку... А потом пошли соображения — что же будет, если он выдаст такой анекдот?... Так же, как анекдот про Василь Иваныча и Петьку... И пришлось сделать Вывод, что здесь с анекдотами из прежнего мира лучше не вылезать!...

Тем временем Колюня с Вовочкой подошли:

— О, привет, Вася!.... Проснулся уже...

— Привет, привет, проснулся, как и вы... Куда бы нам сегодня сходить?!....

— Да хоть на карусели...

И в памяти Вась-Вась-Вася всплыло, что в посёлке, оказывается, есть парк с качелями и каруселями, причём бесплатными. И что там постоянно околачивается поселковая малышня...

Всплыло в памяти и про прочих бывших одноклассников, а также и про некоторых хороших знакомых из параллельного класса У, так, что Вась-Вась-Вась машинально спросил:

— А что же Саня с Игоряшей?.... Не на каруселях уже?!...

— Они с утра пораньше пошли на речку с удочками, и сейчас там. А пойдём-ка посмотрим, много ли они карасей наловили...

— А пойдём!....

И пошли — сначала по улице, потом по тропинке, потом по обочине дороги. Прошли мимо памятника, пушки на постаменте. Старый хрыч сходу определил — пушка "полковушка", образца 1927 года.

В памяти Вась-Вась-Вася всплыло, что взрослые иногда рассуждают так, что их посёлок обделили, всего-то пушку на постамент поставили. И что во всём Советском Союзе трудно найти такой населённый пункт, от не очень большой деревни и выше, чтобы там не стояло что-то на постаменте — где-то пушка, где-то танк, где-то самолёт, где-то бронеавтомобиль. Поблизости от морей на постаменты ставят катера и подводные лодки, поблизости от железной дороги — паровозы и броневагоны. А кому совсем не повезёт — у тех на постаменты ставят автомобили или тягачи...