Счастливые времена

Больше всего ему понравилась газета "Тумба". Каких только объявлений там не было: менялись и продавались квартиры, предлагались автомобили, дачи, гаражи, мебель, инструменты, электрооборудование и радиоаппаратура. Люди искали и предоставляли работу. Потом шли совсем смешные объявы: граждане поздравляли друг друга со всевозможными событиями, какие-то пижоны в разделе "Тусовка" сообщали всевозможные глупости, желая, видимо, показать свою незаурядность. А затем три страницы занимали разделы знакомств. Станислав слышал краем уха, что где-то в Прибалтике, где все было не так, как по всей стране, есть газетенка, публикующая подобные объявления, но то, что сейчас это возможно и в местных газетах, произвело на него неизгладимое впечатление. Когда же он дошел до раздела знакомств сексуальных меньшинств, удивление его стало огромным, как вселенная. Сначала Фигурнов даже ничего не понял, и подумал, что во фразу "Он ищет его", вкралась опечатка, но, прочитав пару объявлений типа: "Добрый, скромный, приятный мужчина познакомится с активно— пассивным другом", он понял, что дело идет о самом натуральном гомосексуализме, и был крайне удивлен тем, что милиция не берет этих граждан под белы ручки и не ведет в каталажку. Это же 121 статья УК РСФСР в чистом виде! Станислав, подобно Остапу Бендеру, любил и чтил уголовный кодекс, и потертый его томик в зеленой обложке был одной из немногих книг, которые он любил время от времени проглядывать.

На последней странице газеты была рубрика "Красивая жизнь". Ознакомившись с ее содержимым, Фигурнов понял, что, кроме уголовной статьи о мужеложстве, за быстро промелькнувшие тринадцать лет перестали, похоже, действовать и другие статьи УК РСФСР. О проституции, например, о сводничестве и содержании притонов. По крайней мере, если судить по объявлениям, можно было просто по телефону заказать девочку. А поскольку Станислав и раньше не был сторонником морального кодекса строителей коммунизма, то он подумал, что совсем не плохо было бы воспользоваться услугами какой-нибудь девицы. Телефон у него есть, а вот деньги... Весь вопрос упирался в цены и наличие денежных знаков. Интересно, если это его квартира, то где он держит деньги? Уверенной походкой Станислав Фигурнов пошел в кухню...

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

"Взгляд в будущее."

— Все теперь упирается в цены и наличие денежных знаков, сказал я своим собеседникам.

Они все трое слушали меня, разинув рты.

До этого я им более-менее подробно рассказал про их жизненный путь. Про то, что Смолянинов через Клаву получил другую квартиру в соседней пятиэтажке и сейчас в этом подъезде не живет. А квартира, в которую они сейчас с Гришей вломились и где ничего не обнаружили, давно не его. Ведь после него в этой квартире номер 6 жил милиционер, жена которого совсем недавно эту жилплощадь продала. Пока никто сюда не въехал, поэтому и нет там не только никаких инструментов, но и какой— либо мебели. Так что эту квартиру лучше закрыть и делать вид, что они там не были. А вообще-то, в данный момент Смолянинов уже на пенсии, но иногда подрабатывает на своем заводе.

Григорий Иванович тоже выехал из этого дома. Сначала в ДОС при части, а потом получил квартиру в Новосинеглазово, а здесь осталась жить его дочь Наталья, вышедшая в девятнадцать лет замуж за Витьку Парамонова. Года полтора назад Наташка, ставшая рыночной торговкой и челночницей, своего мужика, не прошедшего испытания капиталистической рыночной экономикой и сильно пьющего, прогнала. А поскольку на торговле шмотками у "Детского мира" она пока не очень сильно разбогатела, то пользуется мебелью, что досталась ей по наследству от родителей. По этому-то Федоренко и не заметил, что он не у себя дома.

Женька же так и продолжает жить в своей квартире. Сделал кое-какую научную карьеру, женат и имеет дочку. Родители его застряли на Cевере, поскольку все их накопления съела жуткая инфляция начала девяностых. Правда, кое-что в его палатах изменилось, шкафов добавилось вот, книг...

Затем я приступил к объяснению им современной экономической обстановки.

— Значит, за свою семьдесятодну тысячу рублей я могу купить...— Женька задумался.

— Ни хрена ты не купишь. Десять пузырей плохой водки!— сказал Петрович.

— Тридцать шесть рублей двадцать копеек,— перевел на привычные им цены прапорщик.

— Это, смотря, как считать,— поправил я.— Если покупать хлеб, то получится тридцать две буханки.

— Четыре восемьдесят — на старые деньги,— опять пересчитал Григорий.

— Однако, в пузырях поболее будет,— сообразил инструментальщик.

В ценах и инфляции они уже разбирались, поэтому я перешел к политике и довольно подробно рассказал о том, как диктатура пролетариата единой страны Советов выродилась в полтора десятка республиканских разношерстных, но, тем не менее, в чем— то схожих, политических режимов. Внимательно меня слушал и понимал только Женька. Петрович с Григорием уловили только то, что все союзные республики откололись от России и являются сейчас иностранными государствами.

— Так теперь Петька — братец мой младший— и мать-старушка, живущие в Харькове, получаются забугорные жители? И что мне сейчас в анкетах писать?— спросил прапорщик.

— Ну, это пока не так серьезно. Съездить ты к ним запросто сможешь, если денег на билет хватит,— ответил я.— А анкеты? Даже не знаю. С тех пор, как КПСС накрылась, по-моему, и вопроса такого в анкетах нет. Сейчас иностранные шпионы в нашей стране чуть ли не открыто живут, да из них еще только что героев не делают. Вроде, как в старом анекдоте: "Я — инженер Рабинович, а шпион дядя Вася, продающий славянский шкаф, живет этажом выше..."

Потом я им рассказал о том, кто у нас сейчас президент, премьер-министр и что такое Государственная Дума, пояснив по ходу дела сообщение теленовостей об участии министра обороны в судебном заседании. То, что в предстоящих выборах собираются принять участие несколько десятков партий, крайне удивило их, привыкших выбирать из одной, ранее отобранной в райкоме или обкоме кандидатуры, из нерушимого блока коммунистов и беспартийных.

Но все, что я им говорил на тему текущего момента, не казалось им уж таким актуальным. Представьте, что вы сами попали в не очень далекое будущее, неужели вам будет интересно, кто конкретно правит в данный момент государством и сколько политических партий насоздавали неведомые вам люди, желающие поруководить страной. Вас гораздо больше заинтересует, как изменилась лично ваша жизнь, ваша судьба, а также судьба друзей и родных.

От личной встречи с ними самими, но живущими в это время, я их отговорил. Разъяснять им про пространственно — временной контининуум было бесполезно — я и сам в этом вопросе небольшой специалист -, но с помощью более образованного и читавшего в детстве фантастику Никонова, я втолковал Петровичу и Грише, что для них встреча со своими двойниками может быть просто опасной. Единственно, что им сейчас можно — погулять по городу, побродить по магазинам, только вот надо найти какую-то одежду, а то на улице холодновато. Прогуляться по городу будущего захотели все трое. Для Женьки проблем с одеждой не было, Грише тоже подошла никоновская старая куртка, а вот с Петровичем было сложнее. Тогда я пообещал ему принести пальто моего недавно умершего отца.

Выйдя из Женькиной квартиры и спустившись на первый этаж, я увидел двух человек: крепко сбитого парня и девицу приятной внешности. Качок что-то сказал своей подруге, и та смело переступила порог квартиры номер 5, из которой доносилась громкая музыка. На улице, возле подъезда, я увидел две иномарки. Одна машина была подержанной японской развалюхой с правым рулем, а вторая "тачка" представляла собой шикарный темно-синий микроавтобус с тонированными стеклами и с множеством различных антенн. Одна из них, та что располагалась на крыше, была в виде тарелки, и я даже подумал, не для спутниковой ли это связи. На что я не автолюбитель, и то машина произвела на меня сильное впечатление. Никаких эмблем или надписей, указывающих марку автомобиля, на ней не было. Так я и не узнал, что это было за чудо техники.

Отцовское демисезонное пальто Петровичу оказалось чуть велико, но носить его можно было вполне.

— А маршруты трамвайные не изменились?— спросил прапорщик, когда мы вчетвером пошли на трамвайную остановку.

— Нет,— ответил я,— даже вагоны точно такие же, как в ваше время.

Город встретил их железным убранством. Он ощетинился решетками окон и витрин, а также стальными листами бронированных дверей. Для меня это было привычно, а вот моих спутников весьма удивляло. На вопрос Петровича я пояснил:

— С тех пор, как в стране стало больше демократии и свободы, люди стали более боязливыми и все больше стремятся укрыться и спрятаться от новой светлой жизни. Сейчас нет распределительной системы, талонов на все и вся, нет руководящей и направляющей силы и это— хорошо. Но, к сожалению, вместе с личной несвободой где-то в прошлом осталась и личная безопасность.

Кроме этого мои путешественники во времени заметили еще некоторые отличия новой жизни от прежней.

Во-первых, значительно больше стало магазинов и магазинчиков, да к тому же чуть ли не на каждом углу стояли лоточницы, продававшие всякую всячину. Это свидетельствовало о том, что товарное изобилие посетило, наконец, их многострадальную Родину.

Во-вторых, гостей из прошлого удивило изобилие рекламы. Раньше тоже можно было встретить рекламный плакат, где советовалось летать самолетами "Аэрофлота" или хранить деньги в сберегательной кассе. Но здесь все было по-другому. Новые лозунги призывали есть шоколад, запивать его спиртными и безалкогольными напитками, курить сигареты, вкладывать деньги в финансовые пирамиды, покупать компьютеры и средства для похудения. И виднелись они повсюду: на стенах, в витринах магазинов, на общественном транспорте, на будках и киосках, в общем, везде, куда мог бросить взгляд потенциальный покупатель.

В-третьих, Женька обратил внимание на качественное изменение граффити. Если раньше стены были украшены только молодежными надписями, то теперь многие из них были абсолютно серьезны и выполнены через трафарет. С их помощью призывали пользоваться услугами различных мастерских и магазинов или сообщали, где находятся офисы политических партий и культовых организаций. Да и рукописные народные настенные надписи стали заметно отличаться от тех, к каким привыкли мои спутники в своей эпохе. Если в их время они носили оттенок аполитичности, то теперь на стенах попадалось немало политических, в основном, антиправительственных лозунгов. На одном из домов на проспекте Победы предлагалось вставить клизму антинародному правящему режиму, на мосту через Миасс поносили областное начальство, а недалеко от оперного театра заступались за обиженный русский народ. Были, впрочем, и привычные молодежные автографы на стенах. В них, как и раньше, превозносились различные рок-группы, "Спартак"— чемпион, а также некоторые интимные части человеческого тела. Причем, культурный уровень юношества, на взгляд Никонова, заметно возрос, поскольку названия музыкальных групп даже на английском языке написаны были без грамматических ошибок, а в одной из неприличных надписей общеизвестное слово из трех букв было заменено научным аналогом.

Но в трамвае, везущем нас в центр города, мы с Женькой не столько обсуждали надписи, сколько проблему перемещения во времени.

— Согласно научно-фантастической литературе вам нельзя встречаться со своими двойниками, живущими в наше время. Все литераторы, писавшие на эту тему, считают, что это крайне нежелательно, а быть может даже опасно. Почему это так — не знаю, ты лучше спроси у тех, кто это придумал,— говорил я.— Но и мне кажется, что видеться вам не надо. Ну зачем тебе встречаться с гражданином, который думает так же, как ты, поступает, как ты, любит и ненавидит то же, что и ты.. Он знает все про тебя, знает всю твою подноготную, даже то, что ты никому — ни жене, ни лучшему другу— не говорил. Мало того, он знает про тебя даже больше, чем ты, поскольку прожил на тринадцать лет дольше тебя. Я не уверен, что встреча с таким человеком для тебя желательна. Конечно, он может предостеречь тебя от каких-либо ошибок, которые ты совершишь в твоей будущей жизни, но боюсь, что тебе это вряд ли поможет. Мне кажется, если вы все втроем попадете назад к себе, а я считаю, что это произойдет обязательно, то вряд ли вы вспомните про это свое смешное и фантастическое путешествие во времени.

— Почему смешное?— спросил Никонов.

— Потому, что нелепое. Конечно, заглянуть в свое будущее интересно всякому, но то, каким оно окажется, не знает никто. Вот ты заглянул всего-то на тринадцать лет вперед, и все, вся жизнь настолько изменилась, что ты, наверняка, чувствуешь себя не в своей тарелке. Вместо коммунизма страна строит загнивающий капитализм. Партии нет. Вернее, партий столько, что противно становится, и очень трудно понять, чего же они все хотят, кроме, как постоять у руля и поворовать из государственной кормушки. Да и в твоей личной жизни много изменений. Теперь ты — кандидат наук, но науки в России в таком загоне, что ты получаешь в два раза меньше меня — рядового инженера МПС. Ты женат, у тебя есть дочка. Я представляю, какой для тебя кайф знать в двадцать три года, что твоей дочери девять лет, особенно, если у тебя нет никаких воспоминаний об этом, да и воспитатель из тебя еще тот. Но с другой стороны, тебе повезло, что ты попал в это время, а не в какой-нибудь 2015 год. Там бы ты был дедушкой, а все твои приятели и коллеги были бы людьми преклонного возраста. Неплохо быть дедушкой в двадцать три года?

Евгений задумчиво молчал.

— Мне кажется, вы попали в будущее по какой-то ошибке,— заключил я.

— Знать бы, кто это сделал и зачем.

Я только пожал плечами.

Мы вышли из трамвая у Заречного рынка. Я как мог, объяснил новоявленным путешественникам во времени, что им лучше всего скромно молчать и прикидываться глухонемыми. А то ныне живущие граждане их сразу раскусят и будут считать, в лучшем случае, дураками, отставшими от жизни. Если же встретится им знакомый, то лучше говорить, что, дескать, долго болел и, как говорится, "что-то с памятью моей стало..." Предупредил их, кстати, что и география нынешняя тоже претерпела немало изменений. Ленинград теперь — Санкт-Петербург, а Горький — Нижний Новгород. Куйбышеву вернули название Самара.

— Это что же, как при царе что ли?— спросил Петрович.

Я с ним согласился, а на вопрос об успехах "Трактора" в этом сезоне сообщил, что любимая городом команда играет неважно и находится в конце турнирной таблицы. Про футбольный же чемпионат, заданный Гришей, ответил, что, вроде бы, победила команда Валерия Газзаева.

Федоренко обрадовался и сказал:

— Я, как военный, болею за ЦСКА, но то, что золотые медали выиграли мвдэшники, тоже неплохо.

— Но Газзаев тренирует не "Динамо", а "Спартак",— сообщил я.

— — Вот так вот, Гришенька, не динамовцы твои, а спартаковцы мои любимые победили,— обрадовался Смолянинов.

— Степан Петрович, этот "Спартак"— вряд ли твой любимый. Он не московский, за который ты болеешь, а владикавказский. По-старому — это город Орджоникидзе. В ваше время он, наверное, в первой лиге играл, а сейчас — чемпион России.