Любимчик богов

Легко соскочив с возка, Горыня сделал движение, словно поправлял шляпу, и двинулся вперёд, туда, где на перекрёстке стоял двухэтажный дом занимаемый трактиром 'Пивная бочка'.

Сразу срисовав наблюдателей внизу и в окне второго этажа, он поднялся на крыльцо и распахнул неожиданно тяжёлую дверь.

Внутри кабак представлял собой просторное помещение с двумя десятками массивных столов, и длинную стойку, за которой находился сам кабатчик и ряды разноцветных бутылок.

Не глядя ни на кого, Горыня прошёл к свободному столу, сел, чуть расфокусированным взглядом посмотрел на хозяина, и сделал приглашающий жест.

Полноватая девка, в несвежем переднике, подскочила через несколько секунд.

— Немецкие вина есть?

— Германские? — Переспросила официантка, и не дожидаясь ответа кивнула. — Рейнвейн есть. Айсвайн...

— Давай Рейнвейн, да рыбки жареной. — Горыня опустил в потную распаренную ладонь золотой рубль, и откинулся на спинке стула, разглядывая посетителей с явной гримасой презрения и неудовольствия. А наткнувшись на лицо перечёркнутое длинным шрамом, вообще скривился, и отвернулся, уставившись на колыхающиеся полупопия другой официантки, протиравшей свободный стол от объедков грязной тряпкой.

Только стукнуло об стол донышко зелёной бутылки и тарелки с жаренными стерлядками, как возле стола нарисовался высокий кряжистый мужик в лёгкой поддевке, подпоясанный тонким ремешком и свисающими с ремешка кожаными кармашками под всякую мелочь.

— Ты не нравишься хозяину. — Гулко произнёс мужик и в упор посмотрел на Горыню.

— Ты, чьих будешь, сиделец? — Лениво процедил Горыня, и смерил гостя долгим взглядом, пройдясь от нечищеных сапог, до бородатой головы с торчащей на макушке прядью засаленных волос.

— А ты пошто, такой любопытный? — Мужик сжал кулаки до хруста, и уже открыл рот, что-то добавить, когда от хлёсткого удара в грудину, глаза остекленели, и он тихо и почти чинно стёк на пол грязной кучей.

Горыня отхлебнул прямо из горлышка, и держа бутылку в правой руке, а левой подхватив мужика за шиворот, потащил того к человеку со шрамом, прямо по полу кабака.

— Твоё говно? — Он толкнул тело прямо под ноги Миньке Седого, и снова приложился к бутылке, не отрывая взгляда от атамана.

Второй подельник бандита только начал вставать, когда бутылка звонко разлетелась вдребезги об его голову, а третий так и остался сидеть, получив кулаком по темечку. Таким ударом в мире Константина медбратья успокаивали буйных психов, и мужчина, получив по голове словно кувалдой, тихо растёкся по столу, уткнувшись лицом в тарелку с квашеной капустой.

Услышав за спиной нездоровую суету, Горыня одним движением словно кузнечик перепрыгнул через сидевшего Миньку, развернулся и положив один револьвер тому на спину, упёр ствол в затылок, а второй вытянул вперёд, демонстративно взведя курок.

Кто-то слева встал, с грохотом опрокинув стол, и Горыня почти не глядя воткнул пулю в лоб самого непонятливого.

Когда в кабак с двух концов ввалились бойцы Особой сотни, все посетители кабака сидели чинно, не отводя взглядов от револьверного ствола. Трупов на полу было уже целых три, но оставшиеся не хотели на себе проверять качество оставшихся патронов в барабане.

Дозначики и воины споро приняли арестованных, и вереница одинаковых закрытых возков покатила в сторону княжеского острога.

— И откель же ты такой шустрый на нашу голову ворон залётный? — Гордей разлил принесённое официанткой густое фряжское вино, и пригубил бокал. — Неужто выпускник Гагаринского училища?

Горыня дегустировавший вино, в этот момент чуть не поперхнулся.

— Или паче, Безбородовских будешь? — Гордей внимательно отслеживавший малейшие проявления вазомоторики собеседника, удивлённо поднял бровь. — Тоже нет?

— Про то, князя спрашивай. — Горыня виновато развёл руками.

— Это понятно. — Глава местного полицейского управления кивнул с грустным выражением лица. — Ну раз ты такой весь из себя орёл, то будем разбираться с нашей главной бедой.

В только что пустой ладони, будто из воздуха появился белый кругляш гривны.

— А можно ещё раз глянуть? — Горыня протянул руку, и в неё упала поддельная монета.

Горыню прежде всего интересовала технология производства и он внимательно словно под микроскопом начал осматривать изделие. Сейчас он понял, почему показался неровным рант. Накатан он был нормально, только вот сами риски бокового рисунка были неодинаковы, словно каждую вырезали отдельно. И главное, что заметил Горыня это тонкий след срезанного облоя по всей окружности монеты, там где заканчивался гурт.

В прошлой жизни ему пришлось пару раз заниматься фальшивомонетчиками и технологию процесса, он представлял себе довольно хорошо. Тем более что тогда подделывали тоже сувенирные серебряные монеты Госбанка.

— Значит так. Монета эта сделана не литьём, а штампом. Формы низа и верха подогнаны плотно, но щель всё равно есть и излишек выступает вот здесь. — Горыня показал Гордею след. — И потом его срезают, и в результате остаются характерные царапины. Если возьмёшь хоть пару таких монет, сразу увидишь, что на них есть такой же след,

— И что это даёт? — Гордей достал из кармана лупу в бронзовой оправе с длиной ручкой, и стал внимательно осматривать монету. — Полагаешь, что прессов таких в городе немного?

— Ручной не подойдёт. — Ответил Горыня. — Сплав серебра с оловом дрянной. Хрупкий. Давить нужно так, чтобы металл потёк, а это вручную не сделать.

— Паровой, молот. — Неторопливо и словно нараспев произнёс Гордей и облокотившись на руку с лупой задумался расфокусировав взгляд.

— Да ещё думаю, охрана у завода должна быть, и работников немного.

— Немного работников...— Гордей откинулся на спинку стула и задумчиво уставился в потолок. — И сторожа, и молот паровой... Никандр! — Глава приказа звонко щёлкнул пальцами и в кабак ввалился неприметный мужичок в рубахе и широких штанах.

Мужичок почесал под редкой бородёнкой и вопросительно посмотрел на Гордея.

— Значит так, Селезень быстрокрылый. Лети-ка ты на Лесную, да глянь, не курится ли дымок над Шубинской фабрикой. А паче молот услышишь так пулей обратно. А Антипу, передай, пусть на всяк соберёт десятка три своих убивцев, да на стороже побудет. Чую, дело ему будет. Да Афанасия зови. Ведун тоже пригодится.

— Сделаю, вашбродь. — Мужичок истаял в воздухе, словно приведение, а Гордей внимательно посмотрел на Горыню.

— Ежели ливцы12 Шубина при деле, лично государю отпишусь.

— Тут другое интересно. — Горыня кивнул. — Если всё так, то Шубин этот по своей воле, или как? И нет ли тут чьих-то хвостов?

— Как сказал, хвостов? — Глава приказа громко расхохотался. — Разберёмся. Это уж совсем просто. У меня такой мастер есть, ему все словно в храме Перуновом каются. Очищает так сказать душу орёлик когтистый. — Гордей достал из жилетного кармана часы, и помолчал прикидывая расстояние и время. — Минут двадцать туда, да там с полчаса, да двадцать обратно... — Он захлопнул крышку часов, и повернулся в сторону кабатчика.

— Неси-ка обед селезень наш бестолковый, да смотри, чтобы всё было свежим. Если что не понравится, отдам тебя вон ему. — Гордей кивнул на Горыню, который в этот момент как раз закончил перезаряжать барабан, и бросил задумчивый взгляд в сторону труженика стакана и поварёшки.

От этого взгляда мужчина чуть побледнел, и что-то неразборчиво икнув унёсся на кухню.

Сам Горыня съел жареной рыбы, потом, после щей, отдал должное рубленному в соусе мясу, и шлифанув всё стаканом морса, довольно отвалился от стола.

А полицейский чин только наращивал скорость, и после судачков, бульона, и тушёного в масле перепела, принялся за сочный ломоть мяса, запивая все это лёгким тавридским вином, и делая перерывы на пирожки.

Но как ни странно, к возвращению Никандра, старший взыскающий разбойного приказа уже сидел вполне насытившийся и благостно ковырял зубочисткой в ровных, словно вчера от стоматолога зубах.

— Ну? — Бросил он не обернувшись, услышав тихие шаги Никандра.

— Есть дым, — Никандр кивнул. — Машину видно обложили мешками с песком, тако что едва слышно, но земля гудит. И дорожка набитая от задних ворот к лесу. Там видно живут или что прячут...

— Людей поднял?

— Да, вашбродь. — Горыня посмотрел на Никандра и изумился тому, как не соответствует общий облик простоватого мужичка и жёсткий сконцентрированный взгляд опытного волкодава.

— Тянуть не будем. — Гордей улыбнулся, и посмотрев с ленинским прищуром на Горыню, кивнул. — Поехали.

В этот раз ехали долго. Почти через весь город, туда, где уже заканчивались дома и начинались промышленные постройки.

Сама дорога сузилась до проезда между заборами, и четверо возков неспешно катила по утоптанной до каменного состояния земле. Наконец приехали, и люди быстро высыпав из возков, подошли к широким воротам, а часть споро унеслась вдоль забора.

Никандр подошедший первым неожиданно сильно стукнул в створки так, что доски загудели от удара.

— Именем государя, открывай! Разбойный приказ!

Он прислушался к тишине за воротами и кивнул молодому мужчине в длинном плаще с капюшоном, который слез с своего места последним. Мужчина откинул капюшон, поправил длинные волосы и размяв пальцы, вдруг сделал движение будто толкал что-то от себя. Ворота прогнулись, словно в них уткнулся огромный зверь, но не поддались и с хрустом выпрямились обратно.

— Надо же, рунная защита! — Тихо проговорил ведун, и сдёрнув с шеи чётки, намотал их на правую руку, отошёл суть назад, и снова шагнул вперёд, толкая от себя невидимую волну.

На этот раз ворота не выдержали, и с хрустом распахнулись, разбрасывая вокруг оторванные куски досок.

Люди словно по команде рванули вперёд, и Горыня успев подумать, что не хватает чего-нибудь вроде 'Всем стоять, работает ФСБ!' кинулся следом.

Где-то впереди вдруг зачастили револьверные выстрелы, бухнуло ружьё, и резко прибавивший в скорости Горыня первым влетел в длинный сарай, в котором остро пахло дёгтем, дымом, и ещё чем-то знакомым со сладковато-приторным ароматом.

Дёрнувшись на одних рефлексах в сторону, он ушёл от пули, и перекатившись выстрелил на звук. Дальше всё утонуло в мелькании вспышек, и грохоте выстрелов, когда Горыня содрогнулся от хлёсткого удара в грудь. Оставаясь в сознании каким-то чудом, он стоял и смотрел на находившегося в паре метров грузного мужчину с большим животом, одетого в дорогой голландский сюртук, и щегольские туфли на высоком каблуке, с кривой усмешкой поднимающего оружие прямо в лицо Горыне.

Тот вхолостую щёлкнул сначала одним револьвером, потом другим, и выронив бесполезное оружие, уже уходя в сторону, метнул с правой руки один из своих кинжалов. Пуля ударила ему в руку как раз в момент броска, и острое стальное жало которое должно было приколоть лоб толстяка словно игла бабочку, воткнулось тому в плечо. Но этого Горыня уже не увидел, потеряв сознание от боли.

5

Основным критерием жизненного успеха является способность оставаться в живых.

Князь Медведев просматривал документы по задержанию банды фальшивомонетчиков когда в кабинет вошёл Никифор, опиравшийся на свой древообразный посох.

— Как он? — Князь поднял взгляд на ведуна.

— Рану в ноге, убрал, плечо тоже подлатал, а вот с пулей в грудь, занятная история вышла. — Ведун вздохнул, полез в карман и вытащил небольшой медальон похожий на монету с выбитым на лицевой стороне кречетом. — Вот что его спасло. Оберег старый, почти разряженный, но на одну пулю его хватило. — Ведун положил на стол медальон и сплющенную револьверную пулю в медной оболочке.

— А оберег-то... — Удивлённо протянул князь рассматривая медальон в сильную лупу. Никак князя Стародубского герб?

— Думаю, что сынок это его. — Никифор кивнул. — Любава-то прижила дитё ещё восемнадцать лёт тому как, да никогда не сказывала чей он. А через пару лет после родов, от огневицы померла. На дальнем хуторе тогда жила, и ни травница наша Варвара, ни я не успели. Сгорела за один день, словно свечка. А мальца выходили и взяли сначала в семью тётки его, Аглаи, а потом, как видно стало, что совсем дурачком растёт, выжили к Тасье, что ему тоже сродственница, а тако жил в избе, что после старого мельника осталась, да Любаве перешла, а потом и Горыне.

— Григорий Николаевич... я даже не берусь предсказать, что он сделает. — Медведев покачал головой. — Может доказательств потребовать. Он же после раны уже всё. Деток не сможет иметь.

— Доказательств? — Никифор расхохотался гулким раскатистым смехом похожим на уханье филина. — Да на кой ляд Горыне сдался этот старый стручок? Воин он из первейших, высок, строен, лицом пригож... Знаешь сколько он виры за банду получил? Вместе с деньгами за упыря, почти триста пятьдесят гривен.

— Да сейчас за боярина Шубина и его подельников получит не меньше полусотни. Он же и пострелял там в заводе почти всех. Сам подстреленный уже, приколол боярина к стене, кинжалом. Да так, что тот и провисел, пока не отцепили. До рукояти в боярина клинок вошёл, а в стену на пол-ладони.

— Вот — вот. — Никифор улыбнулся и ладонью огладил длинную седую бороду. — А титул ему и так случится. Пусть этот старый окаянник сам доказывает Горыне, что тот его сын.

— А сам-то что думаешь? — Медведев пристально посмотрел в глаза ведуна.

— А то и думаю, что как глянет Григорий на Горыню, так и всё решится. Горыня-то один в один с князем в лицо. Только моложе да глаже. Любава-то первой красавицей на селе была, и видать сыну её с той благодати перепало. А не признает, так и нет в том никакой печали. — Ведун усмехнулся. — Такой молодец и нам самим надобен будет. Вот отпишет Гордей в Москву, да знак какой — никакой пришлют молодцу. И будет у тебя в сотне дворянин Гордей Сосновский. Никому не должен, никому не кум не сват... Человек он такой, что не выдаст, да за спины прятаться не будет. Это я тебе точно говорю. Такого молодца хоть завтра в Особую Сотню Государя нашего.

— Переманят его... — князь вздохнул. — Новоградские или Московские...

— А и переманят, так не за мышкин чих. Будет тебе и с этого прибыток. Или деньгами или землёй, или ещё чем отдарятся. Но я тебе вот что скажу. Ты не держи его. Сразу все расклады расскажи, да объясни. Это сейчас он молод, богат, да свободен. А станет князем Стародубским, так сразу почует каково оно, быть всем головою. Пусть сам решает, что ему надобно.

Князь Стародубский, тёмник и старший советник канцелярии Военного приказа, дома старался одеваться как можно более просто и удобно. Серые штаны тонкого сукна, рубаха из тончайшего шёлка, синий сюртук, и мягкие сапожки, делали его похожим на помещика средней руки, если бы не массивный платиновый перстень, с сапфиром и вырезанным на камне соколом — знаком военачальника десяти тысяч воинов — тьмы, или как сейчас стали писать в государевых документах — дивизии.

Лицо князя, украшенное усами и длинными бакенбардами, просто излучало властность и волю, которой этому человеку было не занимать. Но имея характер жёсткий, почти диктаторский никогда не забывал выслушать совет, и вообще самодуром не был.

Почту привезённую курьером Государевой Почтовой Канцелярии, князь Стародубский распаковывал уже после завтрака и доклада управляющего. Дела шли хорошо, и даже более того, так что князь пребывал в благодушном и чуть расслабленном состоянии духа, когда из разорванного конверта на стол выкатился небольшой металлический кругляш.

Родовой оберег князь узнал мгновенно. Точно такой же, висел у него на груди, как и у всех членов не очень многочисленного рода Стародубских. Полностью заряженный оберег, мог отклонить или погасить до пяти выстрелов, и примерно столько же стрел. Это не помогло его сыну, которого разбойники буквально изрешетили пулями, но несколько раз выручало самого князя, до самых последних пор водившего Стародубскую дивизию в бой.

Чуть дрожащими пальцами князь развернул письмо и чертыхнувшись, потянулся за очками лежавшими на письменном приборе.

По мере чтения, складка между кустистыми бровями становилась всё глубже пока лицо не застыло в выражении крайнего удивления. Перечитав письмо ещё раз, а затем снова, князь отложил бумагу, и снова взял в руки оберег.

То, что это тот самый, подаренный насмешливой красавице в маленьком селе, на границе владений Стародубских и Медведевых, не было никакого сомнения. И в словах собственноручно написанных его соседом князем Медведевым тоже не приходилось сомневаться. И дело тут было даже не в фактах, которые легко проверялись. Письмо было составлено так, чтобы никто не мог уличить Медведева в том, что тот не поставил Стародубского в известность, но никак не влияло на решение самого князя. Даже написано было на официальном бланке княжества. Да и приписка, что Горыня уже принят в Перунову дружину, тоже говорила о многом. Перуновы сотни комплектовались самыми лучшими и отчаянными воинами, исполнявшими роль летучих боевых отрядов в мирное время, а в военное, занимавшихся разведкой и особо важными поручениями. Желающих попасть в Перунову сотню всегда было предостаточно, а мест было ограничено, так что очередь из дворянских и боярских сынков стояла от дверей и до вечера. И связи тут играли последнюю роль, так как воевала сотня серьёзно, и даже в мирное время, бывало, хоронила воинов. Но честь дороже жизни, и молодые воины рвались в Сотню изо всех сил.

— Никон! — Князь оперся тяжёлым подбородком о скрещённые руки, и встретив взглядом вошедшего кивнул на стул. — Садись, Никон Петрович. Будем думу думать. Вот тебе раз. — Князь подал письмо от Медведева. — Вот тебе два. — Он вручил помощнику оберег.

Читал Никон бегло и скользнув по тексту ещё раз глазами поднял взгляд на князя.

— Так что же это получается. Прижила девка сыночка от вас, Григорий Николаевич? И оберег фамильный он же только вашу кровь охраняет. Ни на ком боле не работает оберег-то. Покойный Арефий свет Осипович, дело своё туго знал. До сих пор его обереги как новенькие.

— Значит, так. Поезжай в Сосновку, да в Медведевск. Расспроси людей, денежку кому надо дай, но всё мне про этого молодца вызнай до донышка. Что за человек, с кем знается, с кем гуляет, да как вообще...

— Ясно, Григорий Николаевич. — Старый слуга встал и вытянулся во фрунт. — Всё исполню в лучшем виде. Не извольте сомневаться.