| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-Да брось ты ленту-то свою поганую. Вот ведь придумали — зеленую любовь какую-то. В прежнее-то время, если курица петухом кричала или наоборот — считалось, что к беде... — ворчала женщина, неспешно возвращаясь к своему домику. Но парень будто не слышал, шагал, как пьяный и ленточку сжимал в руке как нечаянно найденное сокровище.
Когда серый фургон королевской стражи подъехал к месту загадочного происшествия, блюстители порядка увидели только, как в лужах краснеют намокающие бумажные розы, а на рябине с наполовину ободранными кистями трепещет занесенная ветром в крону зеленая лента. Насмешливо каркнула ворона с кривоватой березы.
Луч солнца в последний раз пробежал по черной глади лужи и умер, задушенный пухлыми жирными тучами. Пожав плечами и не обнаружив ничего достойного внимания, стражники вернулись в свое транспортное средство и убрались восвояси.
-Ах, Лезе, — говорила травница своей старинной подружке за вечерним чаем, — эти хранители традиций еще ругают нынешнего короля. А ведь все министры при его дедушке ставились из их рядов, а казна тогда столь опустела, что жалование воинам платили через раз. Право же, сейчас хоть столицу привели в божеский вид.
Лезе, как обычно, не возражала, она служила младшей помощницей в лечебнице при магическом управлении, где как-то никогда не поощрялись разговоры о политике, и ждала, что ей поведают дальше.
— Нет, ты послушай, что сегодня-то приключилось. Они какую-то заварушку хотели устроить, а огненная стена как поднимется! Ох и бежали они, даже палку мне оставили. Не иначе, это гнев бога Перемен. Да, вот парень у меня тут, пострадавший, не говорит ничего, похоже, магический шок. Ты там скажи, в лечебнице своей, пусть приедут, заберут, мне с этим не справиться.
Лезе исправно выполнила свой долг, не преминув, однако, передать рассказ травницы о гневе бога Перемен булочнице, мяснику и торговке овощами. Не часто ей, до крайности любившей сплетни, удавалось так себя побаловать, ведь заклятие молчания о делах служебных налагалось на каждого, кто со стороны работал в управлении магии.
Король был доволен. Еще бы, орден бога Перемен за негласное содействие в получении Лирийской обители подарил лично в его собственность малоизвестное Нехтайское урочище:
— А ведь они понятия не имеют о том, что там богатейшие залежи цветных металлов. Если бы они только знали... Но куда им, при всей их хваленой открытости миру они не сумели бы ни наладить добычу, ни продать выгодно.
На столе оранжевым светом мигнул один из кристаллов дальней связи:
— Ваше величество, — раздался голос распорядителя аудиенций, — Здесь глава ордена традиционалистов, умоляет принять его.
— Ну что ж, проси, — вскоре тяжелая дверь кабинета распахнулась, и перед королем, в небрежной позе развалившемся в кресле возле внушительного письменного стола, уставленного разнообразными техномагическими приспособлениями, большей части южного происхождения, предстал глава ордена, с давних пор считавшегося одной из важнейших опор трона.
— Ваше величество, оплот справедливости и мудрости, смиреннейше припадаю к Вашим стопам, дабы поведать о наших малозначительных нуждах, ибо только Вашими усилиями живы мы, Ваши рабы и подданные, — опустившись на колени, вошедший чеканным голосом выводил стародавнюю формулу просителя, которой по обычаю предварялось любое обращение к королю, будь то устное или письменное.
Король терпеливо ждал окончания, и лишь когда прозвучали слова: К Вашей королевской милости прибегаю... , — произнес:
— Встаньте, Ваше всеорденское, — однако сесть не предложил, — итак, в чем Ваша просьба?
— Ваше величество! Помогите вернуть Лирийскую обитель, это наши намоленные древние стены, наша единственная магическая защита. И они теперь в руках этих, адептов бога смуты!
— Спокойствие, только спокойствие! Как это Вы сказали? Бога смуты? Кого Вы имеете в виду? — Король отлично знал, кого его собеседник имеет в виду, однако считал лучшим способом смутить нежеланного посетителя прием, который бы заставил его по нескольку раз на разные лады повторять сказанное.
— Простите меня, Ваше величество, я не сдержался, я хотел сказать — бога Перемен. Их презрение к дедовским обычаям, их низкопоклонство перед Югом...
— Хватит!— оборвал король, — Здесь не площадь и не храм традиционалистов. Я не позволю при мне поносить орден бога Перемен, они законопослушные подданные, а ваши идеологические споры меня не интересуют. Ближе к делу.
— Ваше величество, Лирийская обитель... сбился с заготовленной речи традиционалист... Да, Вы.... В вашей мудрости, конечно же, все знаете...
— Ничего не знаю. У меня достаточно дел и без того, чтобы следить за вашими. Изложите просьбу связно, внятно, а если не в состоянии — подайте письмо через начальника отдела прошений, и оно будет рассмотрено. Так что там случилось? Летучие призраки? Оборотни?
— Ваше величество, умоляю, в отделе прошений дело пролежит несколько месяцев. Только Вы можете... Суд отдал обитель во владение ордена бога Перемен за долги пятилетней давности. И судебные исполнители уже выполнили решение.
— А что, долги действительно наличествовали?
— Да, но можно было бы как-то иначе решить вопрос, не трогать нашу главную святыню... Вы своим королевским словом могли бы...
— Что?! — в голосе короля начали прорезаться визгливые нотки, что служило признаком нешуточного гнева, — И это Вы — ревнитель древнего благочестия и уважения к старине смеете предложить мне... пойти наперекор закону! Указывать суду! Да как вы смеете! Суд у нас в Артее независим в течение нескольких веков! В последнее время вы стали забываться! Вчера мне доложили, что ваш орден чуть не устроил побоище в моей столице, пытаясь напасть на мирное шествие итовцев! И это накануне важнейшего дружественного визита!
-Ваше Величество, итовцы — позор столицы, они аморальны, низки!
-Что? Это говорите мне вы, вы, только что предложившие мне нарушить независимость суда, вы, способные с палками напасть на подданных короны, которых я освободил от преследований! Сомневаетесь в правильности моих указов? Вон! И скажите спасибо, что гнев бога Перемен, пославшего огненный вал, предотвратил готовимую вами бойню!
Дверь за оторопевшим главой ордена гулко захлопнулась, а король вызывал начальника тайной канцелярии, специально для которого заранее открыл канал связи.
— Ну что, слышал? — спросил король, ухмыляясь, будто и не кипел только что от гнева, подобно перегретому чайнику.
— Ваше величество, прикажете наказать за дерзость?
— Нет, зачем же. Они никогда не пойдут против королевской воли. Традиции, знаешь ли, вещь неплохая. Лучше — без огласки, как это ты умеешь, вручи разумные суммы некоторым из ордена, имеющим влияние, и напомни, что преданность короне будет и дальше должным образом оцениваться.
-Повинуюсь. А итовцы? История с огненным валом?
-Итовцы? Пустяки. С итовцами проблем не будет, у этой публики всегда найдется что-нибудь, за что их можно прижать: растление малолетних, недозволенные зелья. Впрочем, вызови барона Адре и намекни, что тайной канцелярии кое-что известно. Это нужный человек, у него неплохие связи за границей, и держать его на коротком поводке стоит. А расследование прекратить, слухам про гнев бога Перемен не препятствовать. Хотя, ясное дело, какие тут боги, это какие-нибудь магические штучки, — его величество, в облике которого ничто не напоминало о пронесшейся буре гнева, спокойно кивнул покидающему кабинет начальнику тайной канцелярии. Ему он доверял, как самому себе... почти.
Сегодня в зале "Зеленого попугая" собрались очень важные персоны. Неведомо как сюда удалось заманить многих богатых ценителей песенного искусства, которые прежде ни за что не решились бы посетить столь скандальное заведение.
Плюща трудно было смутить даже и такой публикой, но, разглядывая в перерывах между песнями жующую знать, он решил, что в конце выступления непременно устроит какую-нибудь хулиганскую выходку.
Я улитка в расколотом домике,
Влажный бок подставляю ветрам,
Приходите, попробуйте ломиком,
Повод вам к нападенью дам.
Что мне ваши мораль и обычаи,
Нынче плесень в основе основ,
Отвергая пути привычные,
Вниз ползу по ступенькам снов.
Я — тупик мировой эволюции,
Мне потомок в глаза не глядит,
А судьба преподносит на блюдце,
Знак упадочный — руну Ит.
Вы пришли любоваться экзотикой,
Черной грязи отраву пить,
Только вы — как и я — уродики,
Вместе нам на помойке гнить.
В последний раз рванув струны, бард смачно плюнул на пол, и застыл, широко расставив ноги и презрительно глядя сразу на всех и ни на кого конкретно.
Зал притих, не зная, как реагировать. За столиками, похоже, даже перестали жевать. За те две недели, что Плющ регулярно выступал в "Зеленом попугае", его успели оценить за нежные и страстные песни о любви, под которые завсегдатаям так хорошо мечталось о своем, за крутые интерпретации лихих куплетов, вроде пресловутой "Красотки". Ее, несмотря на пошлое содержание, входящий в моду бард исполнял с непередаваемой серьезностью, что создавало совершенно непредвиденный комический эффект. Но такой песни не ждали ни надменные аристократы, явившиеся поглядеть на новоявленный талант, ни старые поклонники, для которых ему случалось петь в узком кругу давным-давно.
С первого ряда поднялся солидный господин с окладистой черной бородой и протянул певцу белую розу. И тут аплодисменты взорвали начавшую подкисать тишину. А барон Адре, не удостаивая происходящее вниманием, повел из зала оторопевшего Плюща, который едва успел кивнуть Лейту, вскочившему с места и бросившему на своего партнера жалобный взгляд.
-Вы сегодня в ударе, мой друг, — ласково пробасил барон, приобнимая парня за плечи, — это надо отметить.
— Хм, — думал певец, неспешно поднимаясь по лестнице, — а барон-то — законодатель мод. Я только что в лицо им не плюнул, а они... Да только если бы не баронская роза, еще бы долго, видно, соображали, свистеть или рукоплескать.
Кожаная дверь кабинета мягко захлопнулась, и они вошли в изысканно убранный кабинет, где на столе красовались разноцветные вещицы. В них бывший королевский разведчик без труда признал заграничные кристаллы связи и устройства памяти.
— Ну что ты смотришь мороженым судаком? Это мальчишке твоему немудрено вскинуться. — ухмыльнулся барон. — Небось думаешь, хочу тебя поиметь? Зря, у меня для этого есть другие. Совсем потерял квалификацию, разведчик... кстати, а как тебя выгнали?
— Можно подумать, Вы не знаете, чей сын Лейт, — процедил Плющ, напряженно усаживаясь в кресле и стараясь не показать вида, что его задели слова о потере квалификации.
— Прекрасно знаю, и знаю, собственно, за что, мне интересно другое — как это было обставлено...
— Да очень просто, я два раза не прошел внеочередную проверку, и надо полагать, дело не обошлось без магии. А при этом — обычное увольнение, даже с небольшой пенсией.
— Так, значит никакого урона чести? Это неплохо. Видишь ли, нам теперь нужны люди мыслящие, имеющие возможность бывать в обществе, а не просто, так сказать.... Зачем? Пришли новые времена, нужны новые силы...
— Так Вы полагаете сделать из братства политическую организацию? — с особым упором на "Вы" произнес Плющ, которому надоело молча слушать барона и совсем не нравилось его тыканье.
— Ну, зачем же так. Нет, конечно, однако, мы можем иметь влияние. Умный человек, с артистическими дарованиями, мог бы, выступая не только здесь, но и в других местах, и частным образом, — собирать информацию, для использования ее... к вящей пользе нашего братства.
Плющ молчал, ему не хотелось ни принимать это паскудное предложение, ни спорить.
— Ну что Вы, мой друг, неужели это Вас смущает. Вас, о котором я знаю очень много лестного. Вы же не будете отрицать, что змеиное кольцо, — барон неожиданно перешел на Вы, и почти нежно взял в свои руку своего гостя, — Вы получили после одной очень и очень своевременной смерти известного врага короны, сбежавшего в Риам? Не спешите отвечать, давайте пока выпьем за Ваш сегодняшний успех. А успехи еще будут, я в Вас верю. Ваш плевок — это что-то! Этим скотам только и нужно, чтобы с ними вели себя таким образом.
Плющ молча слушал, отпив из бокала совсем чуть-чуть.
— Ах, я и забыл, что Вы не пьете. Какой-то давний зарок? Ладно, ладно, можете не говорить. Впрочем, это придаст Вам особое очарование, пьющих бардов в нашей столице и так больше, чем крыс в подвале. Так Вы согласны?
— Да, — ответил Плющ, — который отлично понимал, что ответить нет, — значило покончить со своим так неожиданно случившимся взлетом в качестве артиста. От его внимания не ускользнуло, ни как зародилась волна аплодисментов, ее начали один-два человека, явно люди барона, ни тень азарта на лице его собеседника, которая ясно указывала, что тот не отступится.
— Ну и отлично, я подберу человека, который будет организовывать выступления, помогать с финансовой стороной, — а Ваше дело — песни, и информация, впрочем, последнее — по мере возможности, по мере возможности. Не думайте, мы ценим таланты, каждый — достояние нашего братства. А теперь, в знак моего большого уважения, позвольте преподнести вам этот перстень. И — до завтра, я вижу, Вы устали, да и мальчишка Ваш заждался... А хорош парнишка, а? — весело подмигнул барон, качнулась в его ухе длинная серьга с аметистом, когда он встал, чтобы самому открыть дверь кабинета и проводить гостя.
— Послушай, Лейт, — говорил Плющ мальчишке, уютно строившемуся у стенки, — и как же ты собираешься жить дальше?
— Ну, ведь ты меня не прогонишь, — капризно растягивал слова его юный любовник, нежно проводя пальцем по щеке своего друга.
-Да нет, речь не об этом. Просто тебе же нужно какое-то занятие. Это женщины выходят замуж и занимаются домом и детьми, да и то среди них есть магички, лекарки, и школьные учительницы. А ведь ты — мужчина. Остался бы дома, так учился бы имением управлять.
— Нет, отец хотел, чтобы я поступил в гвардию. А мне не нравится это. Парады, смотры, паркет. Я хотел заниматься торговлей. Все эти южные штучки, ты не думай, я в них разбираюсь. Ездил бы по разным странам, продавал и покупал.
— Эх, нет у нас денег, тебя бы в большую школу торговли в Риам...
— Нет.. я хочу быть с тобой. И почему ты не хочешь...
— Чего?
— Чтобы я разделил твой знак...
— Глупыш, это невозможно.
— Ну почему?
— Потому что жив человек, с которым я разделил знак Ит. И не жди, что буду рассказывать о нем. И хватит, наконец, об этом.
Мальчишка обиженно замолчал, потому что помнил, что такие его выходки чаще всего кончались одним и тем же. Его обожаемый друг злился и в сто первый раз сердито заявлял:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
