# Партия

— Ладно, хорошо, — растерявшись от такого напора, киваю я.

Васильев медленно сворачивает ладонь в кулак. Его взгляд скользит по моему лицу и отчего-то скатывается к моим губам, ещё шевелящимся в нелепых извинениях. Я неловко перевожу взгляд на его рот. Секунда — и в глазах мужчины что-то неуловимо меняется. Теперь он смотрит на меня так, точно пытается понять, что у меня внутри. Словно он меня трогает. Ощущение настолько реальное, что я даже сглатываю. Васильев поднимает глаза и ловит мои зрачки в ловушку двух синих сфер. Наклоняется ближе, продолжая внимательно рассматривать меня. Напряжение нарастает, и я ничего не могу поделать с собой — я подаюсь к мужчине, как это бывает, когда ты ждёшь поцелуя.

'Господи, да я же хочу его!' — проносится в моей голове, и я холодею от ужаса, потому что это — правда. Мои глаза в страхе мечутся по мужскому лицу. 'Неужели он догадался?'

Васильев прищуривается, и в его глазах появляется — нет, не желание, а любопытство. От страха и от смущения, что он раскусил меня, мои ноги подгибаются, а ногти скрюченных пальцев ищут опору и, за неимением лучшего, царапают серую стену кабинета.

— Хватит! — не выдержав его взгляда, прошу я.

— Что 'хватит'? — звучит спокойное. — Разве я что-то делаю?

Моя слабость уходит вместе со звуками его голоса.

— Простите, я только хотела извиниться, — пытаюсь вернуть ситуацию под свой контроль, — но вы утром сказали, чтобы я выступила, ну и я...

— Ну и вы выступили.

Бросив на меня холодный, убийственный взгляд, Васильев убирает руку в карман и отходит в сторону, а я вылезаю из угла, в который он загнал меня минуту назад. Одёргиваю блузку и делаю шаг вперёд. Брови Васильева удивлённо скользят вверх. Проследив за направлением его взгляда, я замечаю на стене три белых зигзагообразных бороздки. Это — следы на серой краске, оставленные моими ногтями. Не зная, что сказать и что сделать, смущённо сцепляю в кольцо дрожащие пальцы.

'Чёрт с этим, — крутится в моей голове, — плевать, забудь. Тем более, что он, кажется, был в такой ярости, что вряд ли что-то понял'.

Принимаюсь с преувеличенным вниманием разглядывать свои искалеченные ногти. Васильев бросает на меня короткий задумчивый взгляд. Поднимает ладонь, приглаживает волосы и, обойдя стол, усаживается в своё кресло. Опираюсь на спинку стула, придвинутого к столу-приставке, собираясь последовать примеру начальника, но он меня останавливает.

— В общем так, Наталья... Борисовна, — Васильев обретает привычный усталый тон. — С этого дня всё, что бы вы ни собирались сказать, заявить, сделать, спланировать или... отколоть, вы будете сначала согласовывать со мной.

— 'Отколоть'? — От нового унижения я обретаю голос. — Но я...

— Не перебивайте, — Васильев легко пристукивает ладонью по столу, — хватит, надоело... иначе мы никогда не закончим... Так вот, во-вторых, завтра вы отправляетесь на завод в Калугу вместе со мной и Шевелёвым.

— То есть?! — недоумеваю я.

— И в-третьих, — повышает голос начальник, — по дороге вы расскажете мне всё, что знаете об этой производственной линии. Вы, кстати, где живёте?

— Что? — Я не успеваю угнаться за ходом мыслей Васильева.

— Вы слышали, — неприятно улыбается Александр Владимирович.

— Профсоюзная, дом десять.

Васильев задумчиво барабанит пальцами по столу:

— Там, кажется, недалеко съезд на МКАД и на Калужское шоссе. Так?

— Ну да.

— В таком случае, завтра ровно в восемь мы с Вадимом захватим вас у вашего дома. Номер подъезда?

— Первый, но... В общем, спасибо, конечно, но я могу и сама до Калуги добраться. — Я пытаюсь отстоять хоть какую-то независимость.

— Судя по тому, что я уже видел, вы у нас всё можете, — складывает губы в язвительную ухмылку Васильев. — Но пока главный тут я, вы будете делать так, как удобно мне. А мне удобно действовать так... Да, кстати, я выделил вам кабинет. Номер четыреста один, он за этой стенкой... с вашими отметинами, — Васильев кивает вправо. Скрипнув зубами, сворачиваю пальцы с испорченным маникюром в кулак. — Что касается компьютера, то нужное вам возьмёте у Алтухова.

— Спасибо. Но у меня есть свой собственный ноутбук, и я привыкла...

— Да, чуть не забыл: офис — это не то место, где можно разгуливать в кедах, а понятие 'casual ' в моём офисном словарном запасе пока отсутствует.

— У меня туфли в машине. — Я чувствую, как от очередного укорота у меня по-детски вспыхнуло и пошло краской лицо. — Из-за утреннего совещания я не успела переобуться, и я...

— Это всё. Больше я вас не задерживаю.

Выдав эту высокомерную фразу, Васильев поворачивается к монитору компьютера и с преувеличенным вниманием утыкается в него. Стиснув зубы, киваю и с высоко поднятой головой марширую из кабинета, правда, не забыв, как следует приложить дверь о косяк — да так, чтобы в зеркальной двери задребезжали стёкла.

'Сноб! Придурок! Козёл!'

4.

'Идиотка! Соплячка, думает, я не понял, чего она хотела, когда упиралась в меня взглядом своих ищущих глаз и дышала мне в губы? Ха! Всё я прекрасно понял. И будь на её месте другая, я бы уже воспользовался ситуацией. Но в Павловой воистину собрано всё, что категорически мне не нравится. А может быть, это просто не та ситуация. Или — не та женщина...

Пытаясь утихомирить разбушевавшуюся желчь, тру переносицу. Избавившись от видения 'балерины' (в копилку которой я, кстати, добавил и это демонстративное хлопанье дверьми), откидываюсь в кресле. 'Нет, Ленка, конечно, права, — водя указательным пальцем по губам, мрачно размышлял я. — Нужно что-то делать и делать немедленно, или же всё это плохо закончится. У Павловой что ни день, то по пять новых тузов в рукаве. А у меня против неё по-прежнему всего один козырь'.

Не в силах сосредоточиться на работе, выдвигаю нижний ящик письменного стола, где у меня припрятана спасительная пачка 'Newport'. От поиска благословенного никотина, взращенного на санкционной почве, меня отвлекает стук в дверь.

— Да, — выглядывая из-под столешницы, отзываюсь я. Дверь распахивается и между ней и косяком возникает белобрысая шевелюра Вадима:

— Можно?

— М-м, входи. — Указываю подбородком на стул. Шевелёв опускается в удобное полукресло.

— Ну и ахтунг вы учинили! — по-свойски ухмыляется он.

— В смысле? — выныриваю из ящика с пачкой сигарет.

— Да народ гудит после совещания: шеф, говорят, у нас просто полон сюрпризов. Мало того, что нашёл себе в заместители даму, которая удружила нам с тендером, так вместе с ней ещё и откопал подходящий заводик в Калуге.

— Правда?

Не замечая моей иронии, Вадим улыбается:

— Правда, правда. А знаете, когда вы утром привезли Павлову в Контору, я так и понял, что это неспроста... а потом это совещание — и бам, всё встало на свои места. А она вообще умная, эта Павлова. И внешне тоже ничего.

— Она что, тебе нравится? — от души поразился я.

— Да. Если честно, она мне очень понравилась, — серьёзно кивает Вадим и замолкает, изумлённо косясь на стену, изукрашенную ногтями Павловой. Я делаю невозмутимое лицо. Вадим, подумав, делает вид, что ничего не заметил.

— Наташа народу приглянулась, — старательно отводя глаза от стены, продолжает он бодро. — Кстати, наша 'шестёрка' под управлением Алтухова сейчас пойдёт к ней знакомиться. А заодно и технику ей принесёт... Вот сейчас... Слышите? — Вадим поднимает вверх палец, кивает в сторону стены, из-за которой раздаётся стук двери, неясные голоса и дружный взрыв смеха.

— Похоже, срослось, — жизнерадостно улыбается Вадим. — Это они её на обед приглашают, — заметив моё недоумение, любезно поясняет он.

Моё настроение, и до этого бывшее на нуле, стремительно опускается до критически-низкой отметки. Ставлю локти на стол, опираюсь подбородком о кулак, разглядываю Вадима, который, не ведая о моих сложностях, продолжает вбивать в крышку моего гроба всё новые и новые гвозди:

— А вы с нами на обед пойдёте? Или вы как обычно?

— А я вам с Павловой не помешаю? — всё-таки не удержался я.

Вадим растерянно моргнул. Я, пряча от него глаза, поднимаюсь из кресла. Сую в рот сигарету, бросаю на стол пачку. Хлопаю себя по карманам в поисках зажигалки. Вадим услужливо протягивает мне жёлтый 'Крикет'.

— Спасибо. — Делаю затяжку и вытягиваю лист из стопки бумаги. Свернув его кульком для импровизированной пепельницы, бросаю на стол. Шевелёв, косясь на кулёк, начинает хлопать себя по карманам.

— Бери мои, — киваю на пачку 'Newport', — и давай вернёмся к нашим насущным проблемам. Значит, так... во-первых, к шести вечера я хочу получить информацию по серверам для центра компетенции. Во-вторых, к завтрашнему утру у меня должны быть все наши сертификаты с курсов. В-третьих, уйми, наконец, своих обормотов, я тебе в последний раз говорю.

— Каких обормотов? — пугается Шевелёв.

— А я про ту парочку, что сегодня на совещании, на втором ряду красовались. Алтухов и Фёдоров. Кстати, твои дружки... Спасибо Ленке, которая за вами присматривает, дай Бог ей здоровья, — язвительно продолжаю я, и Вадим краснеет, как школьник. — Разберись наконец со своими друзьями, я тебе серьёзно говорю. Что хочешь делай, можешь даже 'скворечники' им самолично позабивать, но, чтобы я больше не слышал ни про 'вдуть', ни прочие... гадости.

— Простите, — Вадим неловко прячет глаза.

— 'Простите'? Не департамент, а сборище похотливых муда... гм, идиотов, — злюсь я. — И эта ещё туда же: 'Я буду ими руководить, я знаю, как с ними управиться', — передразниваю я Павлову. Перехватив ошарашенный взгляд Шевелёва, чертыхаюсь. — Записывай порядок дел, а то опять забудешь... В-четвёртых, завтра ровно в семь утра ты вместе с сертификатами подъезжаешь к моему дому. За полчаса мы обговариваем, что делаем на заводе. В-пятых...

Сообразив, что обед в компании Павловой ему сегодня не светит, Шевелёв перестаёт улыбается. Быстро тушит окурок в импровизированной пепельнице, тянет к себе лист бумаги, достаёт из кармана 'Паркер' и, тяжело вздохнув, начинает записывать за мной.

— В-пятых: в восемь утра мы с тобой забираем Павлову у её дома. Едем в Калугу втроём. Ты, я и она. На мне.

— Что? — ошарашенно выдыхает Шевелёв.

Прищуриваюсь:

— Ты слышал.

Через пятнадцать минут Вадим аккуратно складывает исписанный лист, прячет его в карман и встаёт. Подумав, придвигает к столешнице стул. Косится на стену с царапинами, из-за которой больше не слышно радостных голосов.

— Ну ладно, я пойду, — неловко прощается он.

— М-м. Когда с делами управишься, позвони мне. Вместе пообедать сходим.

Лицо мальчишки моментально светлеет.

— Да, — кивает он.

Повеселевший Шевелёв буквально выпархивает из кабинета. 'Вот и всё. Господи, как же всё просто: терпение, поощрение, и этот парень мой, — размышляю я, попутно разглядывая царапины, оставленные на стене Павловой. — Может, вызвать завхоза? Пусть здесь покрасит ... только разговоров потом не оберёшься. А, может, просто вешалку передвинуть, чтобы закрыть отметины?' И я, прикинув варианты, берусь за вешалку и закрываю ею ущерб, причинённый стене 'балериной'. 'Когда-то в этом углу точно также пищал и прятался от меня Вадим. А теперь он мой с потрохами. А ведь Шевелёв всего на два года моложе Павловой... Так может, не стоит следовать советам Ленки и ломать себя, а применить к соплячке ту же самую тактику? Вдруг сработает? А если нет?.. А если нет, то попробовать всё равно стоит: я ничего не теряю!'

От этой мысли я веселею. Сажусь за стол, включаю компьютер и забываю о Павловой'.

Глава 3

— Прежним тебе не быть.

— Нет. Но если я всё равно останусь лучшим, то это не так важно.

Джордж Мартин, 'Игра престолов'

7 сентября 2016 года.

1.

'Моё утро в среду начинается ровно в семь, когда я, стоя у зеркала, судорожно вспоминаю, как делать смоки айз , и держу у уха телефонную трубку.

— Наташа, в воскресенье у папы и тёти Риты круглая дата. Ты должна быть, — безапелляционно заявляет мама.

— Мам, сейчас семь утра. Мне не до тёти Риты. Я глаза крашу.

— Но у тёти Риты... Ты глаза красишь? — Такое ощущение, что моя мама переживает культурный шок.

— Да, — скриплю я в трубку. — Да, иногда я крашу глаза. Ну и что?

— Ты что, с кем-то встречаешься? — В голосе мамы появляются подозрительные нотки. — А как же Олег?

— А Олег здесь вообще ни при чём. И к твоему сведению, я ни с кем не встречаюсь. Я просто хочу по-человечески выглядеть.

— А-а... А что ты наденешь?

— О господи, — мысленно закатила глаза. — Ну, костюм какой-нибудь. Серый, наверное.

— А почему именно серый? — Иногда у моей мамы просто нечеловеческий нюх.

'Потому что это цвет очень подходит к 'БМВ'!' — очень хочется сострить мне.

— Потому что с макияжем будет смотреться.

— Костюм. Опять этот твой вечный костюм, — жалуется мама. — Ну сколько раз тебе повторять, что в этих своих костюмах ты выглядишь, как надзиратель Аушвица.

— Как кто? — фыркаю я.

— Как надзиратель. Ну, не знаю... Слушай, а ты не хочешь надеть то серое платьице, которое я привезла тебе из Италии? Оно очень женственное.

— Мам, оно вызывающее, — поморщилась я, сообразив, какое 'платьице' имеет в виду мама.

— Ничего оно не вызывающее! — яростно гремит из трубки. — Я никогда не дарила тебе плохие вещи. К тому же, у этого платья очень скромный вырез на груди и подол чуть выше колена.

— М-м. А ещё у него рукавов нет. — 'И оно больше похоже на комбинашку'. — Сентябрь на дворе. Я замерзну, — я ищу в 'косметичке' помаду.

— Раз тебе холодно, то жакет прихвати, — резонно замечает мама. — Только не от костюма, а тот, короткий, из замши. С кнопочками.

— Мам, а это не очень? — Я разглядываю себя в зеркале.

— Не очень! — В голосе мамы прорезаются рык и сталь.

— Но...

— Знаешь, тебя не переспоришь. У тебя характер, как у отца.

Вы уже догадались, кто моя мама? Домашний тиран и мой персональный стилист, Тамара Васильевна Павлова работает в Доме моды на Кузнецком мосту. Но её настоящее призвание — это заваливать меня советами и претензиями. Уже пять лет, как мама хочет, чтобы я 'по-человечески выглядела'. Я же не то, что 'выглядеть' сегодня хочу — я желаю, чтобы Васильев навсегда заткнулся насчёт моего внешнего вида и больше никогда не смел стучать на меня кулаком.

— И про мешок этот свой жёлтый забудь! Возьми приличную сумку, — доносится до меня очередное наставление мамы. — И подушись. Я тебе 'Шанель' покупала, а ты...

— Всё, мама. Спасибо.

— Но...

— До вечера.

Отрубаю связь, возвращаю трубку на базу. Надеваю блузку и юбку-карандаш. Сверху пристраиваю жакет и снова подбираюсь к зеркалу. Как ни странно, но мне нравится, как я сегодня выгляжу. Достойно, женственно... одним словом, хорошо. Мысленно оценив ущерб пятки, нанесённый вчера туфлями, со вздохом забываю про кеды и осторожно вставляю ноги в узенькие 'балетки'. Кошусь на стрелки Микки-Мауса: без пяти минут восемь. В обычный день я бы уже стояла на улице и ожидала явления начальника, как постовой на часах. Но сегодня иной расклад, и я преспокойно усаживаюсь на пуфик в прихожей. Вытягиваю ноги, подтягиваю чулок и, столкнув ступни носками, бездумно царапаю каблуками 'балеток' узорчатые плитки пола. Жду, когда большая стрелка переползёт на нужное мне деление.