-Именно так, — Бенедикт подался вперед, глаза его гневно сверкнули. — Если вам так угодно, я скажу это вслух. Я желаю...нет, пожалуй, не так. Я планирую вырезать дом Вайтль до последнего человека.
1986 г.
В телефонную будку Хит протиснулся не без труда — усилий больших стоило только заставить старенький автомат заработать. Когда же это, наконец, удалось, и по ту сторону сняли трубку, он выждал несколько секунд, прежде чем заговорить и попросить перевести его звонок в номер — вряд ли маг бы захотел спускаться в холл отеля и разговаривать при свидетелях.
-Я начинаю терять терпение, — прорычали вместо приветственных слов с той стороны. — Что у вас?
-Имя и город, — коротко ответил Вешатель. — Можем собираться хоть завтра.
-Завтра будет поздно, — фыркнул Кальдервуд. — Достаньте билеты. Такие, чтобы мы смогли выехать сегодня же вечером.
-Вы уверены? В такую пургу...
-Плевать я хотел на пургу, — огрызнулись по ту сторону. — Я плачу и я решаю. Больше вы ничего из того олуха не выудили?
-У нас образовался конкурент, — задумчиво протянул Хит. — Как там он сказал...археолог из Британского музея?
Снег, кружась, сыпался вниз рыхлыми хлопьями, снова и снова — там, наверху, его видимо, были совершенно бесконечные запасы. Земли давно уже не осталось — лишь бесконечное белое полотно, то тут, то там уродуемое серыми кляксами столбов с натянутыми на них проводами, да еще этой отскобленной до все той же тоскливой серости полосой пустынного шоссе.
Кроме все тех же несчастных столбов, которые вскоре должны были превратиться, наверное, в высокие, массивные сугробы, на многие километры вокруг не виднелось никаких следов цивилизации — стоя тут, в неприветливых объятьях метели, вполне можно было решить, что она и вовсе вымерла. Оставалось, правда, еще шоссе — кто-то все же не поленился его расчистить с утра пораньше, и хозяин остановившегося у обочины мотоцикла этому был несказанно рад.
Это было настоящее чудовище — безупречно гладкое, начищенное до блеска и омытое вдобавок растаявшим снегом, сплошь выкрашенное алым. На дорогах ничего подобного не встретишь — разве что на гоночной трассе. Чудовище уже долгое время оставалось безмолвным: заглушив двигатель, его владелец склонился над помятой картой, к которой была пришпилена нечеткая фотография какого-то бледного молодого человека. Музыка из натужно хрипящего приемника его от дела нисколько не отвлекала:
Living easy, living free
Season ticket on a one-way ride
Asking nothing, leave me be
Taking everything in my stride...
Не отвлекла его, как выяснилось спустя несколько минут, и противная трель полицейских сирен — старенькая, похоже, не единожды бывшая уже в ремонте патрульная машина, остановилась на таком расстоянии от мотоциклиста, которое уж точно нельзя было назвать почтительным — да еще сделала это с такими звуками, что в ее сторону обернулся бы и мертвый. Владелец алого мотоцикла и бровью не повел — наверное: в конце концов, лицо его скрывал черный шлем, и что творилось под ним, оставалось для всех тайной.
Don't need reason, don't need rhyme
Ain't nothing I would rather do...
Шаги заспанного и злого обладателя полицейской униформы не произвели на занятого картой человека никакого впечатления, равно как и обращенные к нему слова — под шлем, говоря откровенно, пробилось лишь самое окончание фразы.
-...превышение скорости на...
Голова в шлеме, наконец, повернулась на шум, а его источник запнулся, чувствуя, что не знает, как было бы лучше завершить начатое: не говорить же, в самом деле, что его прибор попросту не справился с подсчетом.
Никакого ответа не последовало — на полицейского безмолвно смотрело затемненное стекло шлема, безмолвно и безучастно, словно за ним самим скрывалась какая-то машина.
Going down, party time
My friends are gonna be there too...
В эту самую секунду офицер защитной полиции — фамилия его была Фосс — решил проявить инициативу, и, пока сия светлая мысль не успела покинуть его голову, тут же приступил к ее реализации. Шагнув вперед, он было затянул заученную речь, но на той ее части, на которой обычно полагалось затребовать права, снова запнулся — и виной тому была вовсе не мешающая сосредоточиться музыка.
-Постойте...это что, меч? — последнее слово свое Фосс почти выкрикнул.
Рука скользнула к шлему, темное стекло со щелчком рванулось вверх.
И на Фосса уставились два темно-красных огонька с оранжевым отливом посреди.
-Я не превышала скорости, — донеслась из-под шлема раздраженная речь на ломаном немецком.
-Вы не превышали скорости...
Почему он это вдруг пролепетал, Фосс и сам толком не понимал — равно как и того, почему рука его, от страха потянувшаяся было к табельному оружию, теперь висела безвольно вдоль тела. Фосс не понимал, но чувствовал — все было правильно. Правильно и хорошо — даже былой страх куда-то испарился.
-Это не тот мотоцикл, что вы ищите, — обтянутая каким-то странным материалом рука звонко щелкнула пальцами.
-Это не тот мотоцикл, что мы ищем... — по губам ошалевшего Фосса почему-то потекла слюна.
-Брось это скучное патрулирование, езжай домой и напейся в хлам, — ехидно продолжал голос.
-Поеду домой...брошу...брошу...
Ноги Фосса заплетались всю дорогу до машины, но он не обращал на то никакого внимания — как и на что-либо еще, включая треск собственной рации. Фоссу было не до того. У его жизни только что появилась великая цель.
Карта перекочевала в карман белых меховых одежд, из-под которых проглядывало нечто темное, облегающее. Алое чудовище задрожало, пробуждаясь. По асфальту потек едкий дымок.
No stop signs, speed limit
Nobody's gonna slow me down
Like a wheel, gonna spin it
Nobody's gonna mess me around...
Холодные пальцы поднесли к глазам фотографию.
-Сыскать, забрать и скрыться... — человек в шлеме устало вздохнул, но наружу не вышло ни облачка пара. — Лучше бы тебе стоить всей этой возни, богатенький мальчик...
Стекло шлема рухнуло вниз с прежним звонким щелчком. Алое чудовище сорвалось с места, оставляя позади лишь клубы быстро таявшего дыма.
And I'm going down
All the way
I'm on the highway to hell...
3. Слово мага
Родная, я весь на грани провала
На явках засада, в квартире завал...
(Зимовье Зверей — Судьба резидента).
Морозное утро постучалось в окно привычным уже порядком — заунывный вой ветра и целые комья снега, пытающиеся найти себе местечко на подоконнике — но просыпаться не хотелось отчаянно, даже когда отцовские — нет, теперь уже его — карманные часы заиграли свою тихую мелодию. Старые привычки побороть было чрезвычайно тяжело: едва разлепив глаза, Юст тут же начинал слепо и сонно шарить по воздуху в поисках прикроватного столика, которого здесь, конечно, не было, и быть не могло. Разум почти отказывался верить в происходящее, и чтобы его подстегнуть, приходилось прикладывать определенные усилия — но, в конце концов, он, как и всегда, смирялся с тем, что давно уже не дома и что все дела, о которых раньше вовсе не приходилось думать, теперь висят тяжким грузом на его собственной спине. К стольким вещам пришлось привыкать!
Взять, например, то же утро. Верхнюю одежду можно свалить в беспорядке на стул — и, проснувшись, обнаружить, что никто ее не отгладил и не развесил в шкафу. Обувь можно устало сбросить и загнать под кровать — там она и останется, а потом придется лезть и выковыривать ее из всей этой пыли. Только лишившись прислуги, маг начал понимать, из скольких деталей состояло одно только обычное для него утро — и какого труда оно стоило. Вместе с пониманием приходило и другое, вполне очевидное чувство. Горькое раздражение. Кое-как одевшись, маг — зевая так, что существовала весьма существенная угроза его челюсти — прошествовал в ванную комнату, чтобы ополоснуть лицо холодной водой. Там его ждало зрелище однозначно душераздирающее, а именно — какой-то бледный, пошатывающийся тип в одежде измятой так, словно по ней потоптались слоны и проехала танковая рота. Мерзавец томно взирал на него, по всей видимости, желая что-то сказать — вот только язык заплетался. Не в силах более терпеть этот ужас, маг отошел от зеркала, и, скосив глаза, не без удивления обнаружил на раковине мятую записку, корявый почерк на которой со снайперской точностью выдавал автора. Содержание оной записки понравилось Юсту даже меньше, чем стиль и манера письма: черным по белому в ней сообщалось, что распроклятый старик отправился в город по каким-то своим делам. Юст мрачно подумал о безраздельно царящей снаружи пурге. О прямом ее следствии — то есть о том, что часовщик затеряется в городе, быть может, до самого вечера, пережидая этот белый, обжигающий своим холодом хаос.
О том, что на кухне...
Нет. Пожалуйста, нет.
Дверь на кухню он в нетерпении толкнул, вваливаясь внутрь и жадно пожирая глазами стол, небольшую газовую плиту, холодильник...
Пусто. Пусто. Набито до половины, но что толку? Словно бы он умел готовить.
Этот старик. Как он смел уйти, не приготовив завтрака? Неужели чары уже настолько ослабли? Неужели ему ждать его возвращения до самого вечера?
Маг в раздумьях остановился у открытого холодильника. Существовали, разумеется, различные варианты, например, он мог бы...
Нет, нет. Совершенно исключено. Эта нахалка, что приехала вчера, наверняка еще спит, и пусть лучше уж спит подольше. Сунувшись в холодильник, маг вытащил оттуда какие-то странные свертки и кинул на стол один за другим.
Ладно, это не может быть слишком сложно. Прислуга же как-то справлялась с этим делом, даром, что состояла из кукол — а если что-то под силу прислуге...в конце концов, не хочет же он слишком многого. Все, чего он хочет — небольшой, скромный завтрак. Что может пойти не так?
Первым делом потомок прославленного рода Вайтль решил провести то, что можно было бы назвать смотром войск. Вытянув из стола ящик, он без труда разобрался в инструментах, благо их было совсем немного: ножи, ложки с вилками, да еще какие-то странные железки: одна что скрученное сверло, другая...и зачем в ней столько дырок? Ладно, не так уж оно и важно. В конце концов, он не хочет многого. Все, чего он хочет — небольшой, скромный завтрак.
Развернув один из свертков, маг обнаружил там мерзкий на вид шмат мяса — и поспешил отложить подальше. В другом нашлись какие-то длинные, холодные тростинки — противные на вкус и чрезвычайно ломкие, если начать сгибать в пальцах. Третий сверток был уже ближе к тому, что хотел маг, во всяком случае, он узнал, что было в той упаковке. Ага, яйца — он не раз видел, как их варил старик, и если уж с этим справился часовщик, то он справится и подавно. Найдя среди кастрюль самую большую — она выглядела чем-то привлекательнее, чем остальные — маг плеснул туда воды из стоявшего на столе графина, после чего, достав из кармана и натянув перчатки, бросил следом три яйца. Недолго подумав, опустил следом четвертое, и застыл, мучительно пытаясь вспомнить, что делал старик дальше. Кажется, он их солил — во всяком случае, делал так, когда они уже были готовы, но поступал ли он так и до того? Последнее показалось магу разумным и он раскрыл шкафчик, скользя усталым взглядом по этикеткам на коробках и банках. Ага, вот и соль. Сколько ее нужно добавлять, маг представления не имел — единственная цифра, которая крутилась в его голове, когда речь шла о соли, была летальной ее дозой для человека — он сам уже с трудом помнил, где это услышал. Что ж, этого вполне достаточно, чтобы не допустить ошибки — решив так, маг щедро ссыпал в воду три ложки, и, недолго подумав, добавил и четвертую, по числу опущенных в воду продуктов. Водрузив кастрюлю на стол, он, недолго подумав, решил заодно набрать и воды для чая — уж в этот-то раз никто не спасет его от необходимости готовить его самому. Отыскав чайник и залив водой по самое горлышко, маг не без труда водрузил его рядом с кастрюлей, после чего остановился, пытаясь припомнить, как старик пользовался плитой. Устройство было несложным — оно просто не могло быть таковым — и, скоро разобравшись с тем, какие из ручек и рычажков за что отвечают, а также найдя пару спичек, маг запалил огонь...
...который тут же взметнулся вверх, едва не лизнув его лицо и не перекинувшись на волосы. И как старик с этим справляется каждый день, не получая ожогов? Воистину, такими вещами должна заниматься только и исключительно прислуга. Держа вначале кастрюлю — а потом и чайник — на вытянутых до предела руках, Юст как мог аккуратно поставил их на бушующее пламя, перекрывая ему дорогу вверх, и тяжело выдохнул. С задачей он справился так быстро и справно, что в сердце зашевелилась гордость. Быть может, он сможет найти что-то еще?
Стащив с полки огромную буханку — какое-то булочное изделие, обильно присыпанное маком — маг содрал с нее упаковку и, недолго подумав, потянулся за ножом, взяв самый острый на вид. Дело, однако, почему-то пошло совсем не так, как он задумал — распроклятый инструмент наотрез отказывался выполнять свою задачу и только попусту утопал в буханке, словно в трясине. Сменив еще два ножа и добившись того же результата, маг завернул изуродованную, измочаленную буханку в остатки упаковки, после чего задвинул подальше на полку — уж больно она его раздражала. За спиной что-то бурлило и трещало, но маг не придал этому значения — слишком был занят поиском чего-то попроще. Вот, наконец, и оно — обычный черный хлеб, с которым он наверняка сможет сделать себе хотя бы пару бутербродов. С хлебом дело и правда пошло лучше — удалось обойтись лишь одним крохотным порезом на указательном пальце. Стянув перчатку и сунув палец под холодную воду, Юст погрузился в тягостные мысли — неужели те, кто готовят себе завтрак, обед и ужин сами, всегда так страдают? В этом деле умение, похоже, приходит только с годами, как и в магическом искусстве — вот только люди лишены Меток и каждый вынужден учить все с нуля...на краткий миг ему стало бесконечно жаль весь человеческий род.
Жалости, впрочем, маг предавался недолго — едва только кровь из пореза прекратила идти, он тут же начал очередную атаку на холодильник, обнаружив там, среди всего прочего, здоровенный батон колбасы. Попытка отрезать дольку-другую привела к тому, что маг отхватил целый ломоть, изуродовав, к тому же, весь батон, но это было допустимой жертвой за бутерброд. Последний, правда, имел на удивление странный вкус — словно он жевал вместо мяса какой-то ссохшийся пергамент. За спиной шипело и булькало уже куда сильнее, чем прежде, но магу было не до того — колбаса, похоже, оказалась уже испорченной, и холодильник подвергся третьему по счету штурму...
Очередным трофеем стали несколько банок консервов. Маг прекрасно знал, что это такое, знал, что изобрели их, кажется, сравнительно недавно — во времена Наполеона — а значит, ничего сложного быть тут также не могло. Обрадованный тем, что наконец отыскалась еда, которую даже готовить не нужно — вот бы вся она обладала этим наиполезнейшим свойством — Юст вытянул из стола ящик, начиная искать подходящий для банки инструмент. Ножи и перекрученных уродцев он отверг сразу же, и, почти безошибочно найдя то, что должно было помочь, принялся трудиться над банкой. Дело оказалось сложным — его руки, привыкшие к осторожной работе с тонкими материалами и мелкими деталями подобный грубый труд сносили едва-едва, портя все дело. Расковырять банку оказалось сложнее, чем правильно провести все необходимые эфирные канальчики в дорогостоящем протезе, и когда он, обливаясь потом, закончил, наконец, эту унылую, недостойную мага возню, то был вознагражден лишь каким-то гадким запахом. И кто, скажите на милость, это вообще будет есть?
