— Да от одного укуса ничего не будет. Онемеет нога, захромаешь, но уйти сможешь. Надо часа три просидеть, чтоб скальник тебя второй раз укусил. Они стаей опасны. Если в кольцо взяли, тогда хана, да. А тут они в стаи не сбиваются, змей разогнал.

— А до змея как было?

— Не знаю. Я же тут не жил. Может, кто-то другой гонял. Я тебе уже говорил — мир не таков, как его большинство людей видит. Не скажу, что чудовища на каждом шагу встречаются... но иногда на такую дрянь наткнешься, что волосы дыбом встают.

Яр покосился на двух женщин и маленькую девочку, стоявших у другого окна.

— Люди пропускают мимо ушей все неприятное, — заверил его Вирм. — В самом худшем случае — если услышали, и попытались осмыслить твои слова, сочтут психом. Это правильная защитная реакция. Жить в неведении проще и безопаснее.

— Но ведь у тебя есть заказчики?

— Мои заказчики не разговоры в вагончиках подслушивают. Не с этого начинается.

Яр долго смотрел на лесное море — вагончик уже миновал опору и плыл над пихтами — повернулся и снова удивил Вирма правильными словами:

— Все меняется, и неизвестно к чему переменится. Когда мы с тобой мелкими были, про биоэнерготерапевтов никто и не слыхивал. А теперь центры кругом понатыканы, и в поликлиниках сидят, и с хворцом на инвалидность подать можно. И душегрызов снимают, и прочую дрянь. Раньше ведь такого не было.

— Не было, — согласился Вирм. — Шаг сделали. Вроде как продвинулись. Но, знаешь ли, они там, в центрах, по трое собираются, и делают то, что любая бабка-ведунья в деревне могла. До настоящих перемен еще далеко.

— Поживем — увидим, — пожал плечами Яр.

За разговором путешествие по воздуху закончилось. Они пошли вниз, к выходу в город — свернули с более широкой, но длинной дороги на короткую прямую тропку. Вирм заставлял себя сдерживать шаг, чтобы не загнать, не сбить с дыхания якоря. В далеких облаках невидимые крылья разрезали воздух, свист торопил, как раньше торопил писк мелкого змееныша. Но по тропе шел Вирм, не Вовочка. Он уже давно научился противостоять змеиной воле. Иначе бы наворотил дел...

К вечеру стало ясно — нетерпение, тревога зацепили всех. Змей ли был тому виной, или нервозность передавалась воздушно-капельным путем — непонятно. Но как началось с Пети, который ни с того, ни с сего погнал автомобиль, чтоб поскорее доставить домой, хоть и знал — Вирм любит за окошко поглазеть, так упрямой Фатимой и закончилось. Затеяла выпечку на ночь глядя, а когда Вирм спросил, собирается ли она домой, разворчалась, что тут все молодые и глупые, без присмотра никого оставить нельзя. Вроде и не наорешь, не прогонишь — кто рядом сидел, бульоном с ложки кормил, когда плохо было? А злость берет, как при разговоре с Семеном. Хочется сделать все наперекор, затолкать Яра в машину, самому сесть за руль, и уехать в горы, чтоб выпустить змея без публики. И снова пришлось сдержать порыв. Мало ли кто отследит выезд, воспользуется ситуацией?

— Пойдем, — Вирм вломился к Яру без стука, поднял из кресла. — Сядем на заднем дворе. На всякий случай. Там площадка, специально для змея. Может, захочет навестить.

Сумерки казались гуще из-за ярких фонарей. Небо, плотное, сизое, темнело с каждой минутой. Вирм уселся на плетеный стул, бросил ключи на столик, указал Яру на второй стул и на монету:

— Садись. И вытаскивай меня, если что-то пойдет не так.

Якорь, похоже, хотел спросить, как отличить "так" и "не так", но Вирма уже разорвало надвое. Так ясно, так четко, получалось только с Ириной: тело обмякло, но не полностью утратило чувствительность — лакированная столешница холодила щеку, под пальцами теплела монета с якорем. Вирм, уткнувшийся носом в стол, сейчас лежал тряпкой. Зато второй Вирм, шагнувший на обрыв, смог, наконец, прикоснуться к змею, истосковавшемуся в одиночестве. Пальцы скользили по броне, гладили чешую, не ощущая ни порезов, ни боли — здесь не было места крови, она пятнала монету на столике.

— Хороший якорь.

Голос, искаженный шипением, наполняло довольство.

— Хороший, — согласился Вирм. — Мы оставим его себе.

Он поплыл в синеве змеиного взгляда, приник лбом ко лбу, погружаясь в чужие мысли. Погружаясь и растворяясь, теряя себя-человека, сливаясь со змеем.

— Летим!

Он заорал от восторга, оказавшись в небе над Красногорском. Город сиял разноцветьем огней: фонари, гостиничные вывески, реклама, яркие гирлянды на колесе обозрения...

Змей полыхнул хищным азартом, расправил крылья, собираясь атаковать медленно движущееся колесо. "Нельзя!" — вопль заставил подскочить Яра — тот завертел головой, пытаясь понять, откуда доносится голос.

Змей изменил курс, облетел колесо обозрения, словно совершая круг почета, и направился к горам. Вирм ошалел от легкой победы — обычно приходилось навязывать свою волю, бороться, пытаться перехватить управление чешуйчатым телом.

"Я принесу ему скальника", — размеренно взмахивая крыльями, сообщил змей.

"Только панцирь пробей".

"Ладно".

Опьянение полетом смешивалось с давно забытым чувством единения — сейчас они со змеем понимали друг друга с полуслова, совпадали в желаниях. Как в той, прерванной автоматной очередью жизни, когда они наперебой старались угодить Ирине, и змей соглашался работать, чтобы Вирм мог купить цветы, серебряную цепочку, заказать столик в кабаке, снять квартиру... Сейчас было похоже, но по-другому. Баловать Яра не собирались ни Вирм, ни змей, а вот скальника подарить, чтоб посмотрел и клешню пощупал — это можно.

Они стремительно спикировали вниз. Змей выдохнул, морозное облако осело на хвое пихт, затрещали мгновенно оледеневшие ветки, упал гнилой ствол. Двое скальников, нежившихся на нагретой каменной площадке, успели удрать. Третий, скованный льдом, сверлил обидчика ненавидящим взглядом. Удар хвоста проломил панцирь, заставил глаза-бусинки вылезти из орбит и повиснуть на жгутах. Змей зашевелился, волной сбросил тело скальника, повисшее на заостренном наконечнике хвоста, сообщил:

"Готово. Полетаем, потом заберем".

"Согласен".

Вирм летел над парком, одновременно ощущая слабые укусы перекиси — Яр и Надя суетились, останавливая кровь, текущую из порезов на руках. Не рассчитал, когда обнимал змеюку на обрыве...

За пару часов налетались от души: погоняли лешака, устроили переполох в спорткомплексе и обвал на закрытой для туристов тропе. Змей удерживался в воздухе, яростно работая крыльями, дробил скалы ударами хвоста, сбрасывая излишек скопившихся сил. Наконец, наигрался, вернулся к полудохлому скальнику, забрал добычу и полетел к дому.

Странно было видеть самого себя, валявшегося мордой в стол — единственного, кто не отреагировал на появление змея и глухой стук упавшего на асфальт скальника. Наденька подобралась, насторожилась. Оно и понятно, прежде змей просто так в дом ничего не приносил. Фатима, высунувшая нос в кухонное окно, неразборчиво запричитала. Хотелось верить, что не скальника жалела. Яр потянулся к монете и замер. Быстро учится отличать "так" от "не так". Змеиное зрение позволило хорошенько рассмотреть хворца. Гадость серая, раздувшаяся, на огромную вошь похожа. Как Яр еще жив? Ведь ворочается, грызет, изнутри ребра ломает...

"Я сейчас сниму?"

Это было предложение, Вирм расслышал вопросительный оттенок.

"Не сейчас. Завтра. Я устал. Заморозь, чтобы он боли не чувствовал".

Змей заколебался — почуял ложь. Не заспорил, просто вытянул шею, чуть дохнул на Яра. Тот удивленно потрогал захрустевшую от мороза футболку.

"Пора. Улетай. Встретимся завтра".

С плоской поверхности змей взлетал потешно — судорожно рассекал воздух крыльями, извивался, как червяк, отталкивался от асфальта хвостом. После некоторых усилий они поднялись в небо. Вирм повторил: "Пора". Яр забрал и сжал в кулаке монету. Взмах крыльями, и змей переместился между мирами. Огни города пропали, внизу расстелилась безжизненная лесистая долина. Обрыв приблизился. Вирм упал на растрескавшуюся глину, крепко ударившись коленом, кое-как встал и нос к носу столкнулся со странно прозрачным Яром. Якорь протянул руку, коснулся его запястья. Змей хлопнул крыльями, прошипел: "Возвращайся". Вирм не успел ответить — его, разорванного надвое, слепило воедино, будто комки глины превратились в статуэтку под руками скульптора.

Он открыл глаза в своем теле, сел, охнув от боли в разбитом колене. Яр убрал пальцы с его запястья, спросил:

— Получилось?

— Отлично получилось! — признал Вирм. — Гляди, змей тебе скальника принес, чтоб ты понял — я тебе голову не морочу. Прикольный гад, правда?

Яр стряхнул иней с футболки, азартно подтвердил:

— Прикольный. А он живой еще?

— Ну!

— А можно его... того... потыкать чем-нибудь, чтоб он клешнями пошевелил?

— Запросто, — Вирм тоже хотелось развлечься. — Сейчас швабру в кладовке возьмем...

Нет, швабру они все-таки взяли. Из рук никто не вырвал, знали, кто в доме хозяин. Но воплей было, как на базаре, когда менты дань собирают. Наденька забыла про нейтралитет, накинулась на пару с Фатей единым фронтом:

— Владимир Петрович! Я бы еще поняла — осудила, но поняла — если бы вы скальника кому-то на заказ поймали.

— Шайтан такой, управы на тибя нет!

— А вы что творите? Принесли опасную магическую тварь, чтоб шваброй в нее потыкать?

— Бензин неси давай, жечь нада! Куда пошел, бензин неси!

— Владимир Петрович, честное слово, это неадекватное поведение. Я сейчас Семену Алексеевичу позвоню!

— Звони, — согласился Вирм, расправляя безвольную клешню. — Только скажи, чтоб швабру с собой вез, у нас в кладовке больше нету.

— Уголь для камин и бензин! Вода набрала уже!

Фатима была права — скальников уничтожали переменой температур. Если находили в горах объевшуюся и оцепеневшую, или прихваченную морозом каменную тушу, раскладывали вокруг нее костер, поджигали, а потом лили на панцирь воду. Тварюка трескалась, и приходил ей конец через острые колья. Все правильно. Но сейчас зачем торопиться? Змей скальника хорошо приложил, через пару часов сам загнется.

Они с Яром натешились вволю: фотографировались на фоне внушительного каменного краба, размером с тракторную шину, перевернули на спину, рассмотрели и истыкали шваброй относительно мягкое, укрытое пластинами брюхо. Перед тем как сдохнуть, скальник засучил клешнями, пытаясь ухватить живое тепло, и они предусмотрительно отошли в сторону, оставив на растерзание деревяшки.

После, накрыв дохлого скальника брезентом, пили чай и ели горячие осетинские пироги — Фатя ругаться-то ругалась, а вкусноты напекла. Только перца переложила. Наверное, от нервов.

— Владимир Петрович! Надо руку перебинтовать.

Наденька потащила его в ванную, открыла аптечку, сняла грязный бинт. По морщинке на лбу Вирм понял — все еще сердится. Или волнуется.

— Надя, ты чего? Скальник-то при издыхании был. Ничего опасного.

— Вы какой-то сам не свой, Владимир Петрович. И это... — Надя коснулась иссеченной порезами ладони. — Лежали, а кровь ни с того, ни с сего закапала. Такого раньше не было.

— Было, — заверил ее Вирм и потер разбитое колено — тоже бы надо перекисью промыть. — Это нормально все, это я змея на обрыве погладил.

— Не было такого! — заупрямилась Надя. — Я при вас три года уже, и никогда у вас ни царапины, ни порезы не появлялись, если вы без сознания лежите. Как этот Яр рядом сел, так все накось и пошло.

— Глупости. Он правильный якорь. Я давно так хорошо не летал. А это... — Вирм натряс перекиси на ладонь. — Раньше так и было. Я когда при Ирине летал, со змеем договаривался с полуслова. И шишки-царапины каждый раз зарабатывал — видно, плата такая. Как-то мы с ним на прощанье заигрались, и он мне плечо прокусил. Кровищи было!.. Ирка завизжала, змей с перепуга в канал нырнул — не в настоящий, в фальшивку в своем мире — а мне потом в травмпункте пришлось врать, что со служебной собакой сцепился. А зажило быстро, за три дня. От этого к утру следов не останется.

Надя недоверчиво покачала головой.

— Что я тебе врать буду? — Вирм даже обиделся. — Мне поначалу и змеиных шишек перепадало. Он тогда только на крыло становился, мотало, как пьяного. И мы с размаху в пятиэтажку врезались. Два балкона обвалили, хорошо, ночью дело было, никто не курил, белье не вешал. Ему ничего — он же бронированный, а у меня полморды в бифштекс и нижняя челюсть сломана. За неделю до днюхи Иркиной мамаши. Так меня с фингалом с порога и выгнали. Хоть я был в костюме и при цветах.

— Вы... вы никогда...

— Что? — не понял Вирм.

— Вы никогда о прошлом так спокойно не вспоминали, — Надя не выговорила, прошептала.

— Отпускает. И знаешь, это тоже из-за Яра. Похоже, часть горя не моя была, а змеиная. Ни Игорь, ни Кристина его успокоить не могли, а сейчас попустило.

— Хорошо, если так.

— Надя, — Вирм дотянулся, плотно прикрыл дверь ванной комнаты. — Яр тут не останется. Если хворца сниму — сбежит. Надо его удержать. Ты мне поможешь?

— Помогу, — без раздумий, мгновенно. — Сделаю все, что скажете.

Глава 5

Яр проснулся с хорошим настроением, давно забытым предвкушением праздника — как в детстве, перед днем рождения или Новым годом. И ведь знал, что не встретит за дверью комнаты ни елку, ни праздничный стол, а все одно радостно на душе было — сегодня змей обещал хворца снять. Яр после встречи наяву утратил последние сомнения. Змей пугал своим видом и одновременно вызывал доверие. Вирм — наоборот. Чутье на подозрительные сделки, удерживавшее от покупки "рыжья" без пробы и расплывчатых долларов, предлагавшихся на ступеньках казино, орало: "Опасность!"

"Я здесь надолго не задержусь", — пообещал себе Яр.

Он уже оценил дом не как постоялец, а как пленник, готовящий побег. Перемахнуть через забор и раствориться в лесу — задний двор вплотную смыкался с деревьями — будет несложно. Труднее незаметно выехать из города. Мимо вокзала они проезжали. Маленький, на три платформы, пассажиры, поезда и электрички как на ладони. Наверняка и автовокзал такой же, с чего бы ему больше быть?

"Придется выбираться на трассу, попутку ловить".

От составления детального плана отвлек телефонный звонок — Дрон забеспокоился. Прежде чем нажать на зеленую клавишу, Яр — на миг — представил себе, как он начинает рассказывать другу чистую правду. О змеях, скальниках, обрывах... И получает диагноз: "Да ты рехнулся!" Мир Дрона вмещал в себя только одобренное и дозволенное. Вот хворцы и душегрызы бывают, иначе бы биоэнерготерапевтам в поликлиниках зарплату не платили. А обрывы в подпространстве — это завихрение психики. Это Яр с горя умом тронулся и надо его насильно в поликлинику сводить, чтоб таблеток прописали. И следить, чтоб пил.

Пришлось врать. Яр не скрыл, что уехал в Красногорск с Вирмом. Выдумал целителя, к которому очередь за год надо занимать, а пообещали пропихнуть в ближайшие дни по блату, и услышал резонный вопрос.

— А чем ты ему платить собираешься, если хворца снять пообещает? Хату продашь?

— Рано еще о деньгах думать, на прием попасть надо.