Выживальщик

Пообедав гороховым супом и гречневой кашей с тушёнкой, начинаю мастерить из полипропиленовых труб разного диаметра водопровод и водосток. Сто миллиметровые толстые трубы пилю ножовкой вдоль, чтобы получились желоба. Очень неудобно пилить, но терпение и труд всё перетирают. Из деревянных рогаток делаю подставки для труб. Заодно, заготавливая рогатки, пилю дрова для костра. Ещё с полканистры бензина есть. Потом придётся бензопилу оставить и пилить дрова вручную.

Девчонки, закончив посадку овощей, принимаются потихоньку таскать от скал камни. Выбирая из них плоские, выкладываю площадку, чтобы ставить вёдра, набирая воду. Теперь не надо выходить за водой за ограду.

Вечером, усталые, но довольные своими трудами, сидим у костра. Едим кашу с тушёнкой, на этот раз рисовую. Когда перед сном целую Ларису, Наташа грозит мне пальцем, но ничего не говорит. Только при поцелуе тихо шепчет:

— Полигамный ты наш,— и улыбается. Значит, одобрение на отношения с Ларисой получено.

Следующие два дня проходят под девизом : "Ванны". С утра, позавтракав, отправляюсь к дому. Ломом выковыриваю свою ванну и хорошо сохранившуюся ванну из соседней квартиры. С грохотом стаскиваю ванну по ступенькам подъезда. Привязав её кверху дном на тележку, волоку до нашей поляны. После обеда, заготавливая дрова, выкорчёвываю три огромных пня, подтаскиваю и устанавливаю их у костра. Теперь можно сидеть с удобствами, это не чурбачки, а полноценные сиденья. Кострище хорошо обложил камнями, которых девчонки натаскали огромную кучу.

На второй день устанавливаю обе ванны, вкопав их ножки в землю и сделав ямки для слива воды. Нагреваю воды на костре. Наполняю ванны горячей водой.

— Дамы, пожалуйте принимать ванну,— обращаюсь к девушкам. С радостными воплями они бегут за чистым бельём и полотенцами. Я продолжаю греть воду. Наташа с Ларисой вдвоём залезают в одну ванну, моются и переходят во вторую, ополоснуться чистой водой. Подтаскиваю к ванне вёдра, чтобы девчонки могли ковшиками полить друг дружке вместо душа. Совершенно не стесняясь меня, обе встают в ванне.

— Вова, ты-то будешь мыться?— спрашивает Лариса и хихикает,— а то залезай к нам.

Отворачиваюсь от душераздирающего зрелища, иду к костру. До чего же хороши, прекрасны и соблазнительны! Вот сидят у костра с сияющими чистотой лицами. Я курю и любуюсь ими. Они видят это и обе ласково мне улыбаются. Эдакая вечерняя идиллия.

Глава VII

Прибавление в семействе.

В огороде проклюнулись первые ростки. Наташа занимается поливом и прополкой. На Ларисе по-прежнему готовка еды. А я таскаю из квартиры пакеты, мешки и коробки. По две ходки за день. Крупы, тушёнка, мука, сахар, концентрированное молоко, овощные консервы. Комната с провизией в квартире потихоньку пустеет. Зато на поляне армейская десятиместная палатка заполняется провиантом.

Пока выношу продукты в тележку, у подъезда её сторожит Алексеич, не расстающийся с "Макаровым". После погрузки садимся с ним на лавочку, закуриваем и делимся новостями. Жизнь у стариков в их "пенсионерской коммуне" потихоньку тоже налаживается. Они все перебрались жить на одну лестничную площадку. Вовсю огородничают, расширяя посевную площадь. Остальное население дома балбесничает.

— Пойдут в джунгли, бананов нарвут, и сидят всю ночь у костра, песни орут. Потому, как наладились из бананов самогон гнать. Квартиры пустые все обшарили, наскребли еды. Думаю, ещё на пару недель им запасов хватит. А потом — голодать начнут. К огороду мы их не подпускаем. Я сразу предупредил, что стрелять буду на поражение,— вещал мне Алексеич.

Пожелав старику удачи, направляюсь к нашей поляне вдоль морского берега. Памятуя об морских чудищах, на всякий случай держу море в поле зрения краем глаза.

Лариса помогает мне разгружать тележку с радостными восклицаниями:

— Ух, ты, компотик вишнёвый!

— Открою вам вечером баночку.

Размещением продуктов в палатке командует Лариса. Ей, как повару, решать, что должно быть под рукой, а что можно задвинуть пока и подальше.

На следующий день, когда перед дальней дорогой я курю с Алексеичем на лавочке, к нам подходит женщина, ведущая за руки двух девочек близнецов. Годика по три каждой. Девочки грязные и замурзанные. Женщина нетрезвая.

— Забери себе девок моих,— обращается она ко мне,— всю дорогу ведь жрать просят, а бананы уже есть не хотят. А что я им ещё дам? У тебя вон, жратвы полная тележка. За пару банок консервов отдам девок. Бери, не пожалеешь. Они тихие, спокойные. Только плачут, когда голодные.

— Пойдёте со мной?— спрашиваю девочек,— тётя Лариса вас супом покормит и кашей.

Они обе согласно кивают с серьёзными лицами. Я достаю из коробки четыре банки рыбных консервов и отдаю женщине. Прижав банки к груди руками, она молча поворачивается, пошатываясь идёт к костру, горящему за рекой.

— Мама,— пискнула одна из девочек.

— Никакая она вам не мама,— вздыхает Алексеич,— даже слова на прощанье не сказала. Вы идите, Даша и Маша, с этим дядей. Он добрый. С ним не пропадёте.

Попросив Алексеича ещё посидеть на лавочке, взлетаю пулей на свой пятый этаж. Беру из квартиры бутылку с минеральной водой, кружку. Из коробки достаю пару плиток шоколада. Запираю квартиру, сбегаю вниз. Получив по плитке шоколада, девочки немеют от восторга, потом, немедля принимаются шуршать фольгой.

Прощаюсь с Алексеичем и, толкая тележку, иду к берегу. Девочки покорно идут за мной, доедая на ходу шоколадки.

Обратный путь намного дольше обычного. Через каждые пару километров устраиваю небольшой привал. Близнецы грызут галеты, по очереди прикладываясь к кружке с минералкой. Но идут, не жалуясь на усталость, довольно бодро. Вот, наконец, и поляна.

Лариса колдует у котелков с едой, Наташа пропалывает грядки. Оглядываются только тогда, когда я открываю ограду.

— Ты чего так долго?— спрашивает Лариса,— ой, а это кто?— из-за моей спины показываются две маленькие фигурки. Запахи еды завораживают девочек.

— Принимайте пополнение. Это Маша и Даша. Правда, пока не знаю, кто из них Маша, а кто — Даша.

— Мамочки мои, до чего ж чумазые,— ахает подошедшая Наташа,— хорошо, что я воды нагрела, как чувствовала. Первым делом надо их в ванну засунуть. Давай, Володя, ещё воду ставь, потом тележку разгрузите.

Через час нелёгкий Наташин труд увенчался успехом. Розовощёкие близнецы, закутанные в Ларисины футболки, усердно брякают ложками в мисках, поглощая суп. На второе их ждут мои любимые макароны по-флотски. Грязная одежонка девочек откисает в тазу. Наташа и Лариса не обедают, а смотрят, как насыщаются Даша и Маша. После обеда Лариса собирается их обстричь наголо.

— Ничего, потом обрастут. Главное, чтобы вшей не было.

— А есть?— пугаюсь я.

— Не знаю. Бережёного бог бережёт. Опять же без волос не так жарко. Мы с Наташей довольны, что подстриглись.

— Вы мне с короткими стрижками больше нравитесь.

— Мы так и поняли.

Наташа объявляет девочкам, что сегодня тихого часа у них не будет, но с завтрашнего дня, после обеда, она уложит их поспать.

— А тебе, Лариса, хлопот добавится, надо будет им полдник после сна устраивать.

— Да не проблема, чай с печеньем сделать или оладушек со сгущёнкой.

— Сегодня компота банку открою и печенья по пачке выделю,— решаю я.

Лариса стрижёт девочек, Наташа опять загоняет их в ванну и поливает из ковшика, чтобы смыть остатки стриженых волос. Потом, чтобы головы не напекло солнцем, повязывает беленькие косыночки. В этих косынках и футболках до пят, Даша с Машей похожи на древнерусских деревенских детей. Различать их, оказывается, очень просто: у Даши на щеке маленький звездчатый шрамик. Он не обезображивает личико девочки, зато позволяет отличаться от Маши.

Наташа стирает близнецам их бельишко. На жаре к вечеру высохнет. Я иду к опушке леса с топором и ломом, выкорчёвываю пару пеньков. Устанавливаю их у кострища — теперь девочкам есть на чём сидеть. Открываю банку ананасов кусочками и накладываю две полных кружки. Достаю из палатки-склада пару пачек печенья. Девочки чайными ложками достают из кружек кубики ананаса, грызут печенье. На лицах написано блаженство.

— Какая вкусняшка,— не выдерживает Даша.

— Вкуснотища,— поддерживает её Маша.

— Нравится вам у нас?— спрашивает их Лариса, готовя на костре ужин. Близнецы дружно кивают.

— Мама у нас хорошая была, пока нас в джунгли не закинуло. Она воспитательницей в детском саду работала, мы к ней в группу ходили,— объясняет Даша. Разговаривают девочки очень чисто, не картавят, не шепелявят, все звуки выговаривают правильно.— А когда мы здесь очутились, она заплакала: "Как же мы без нашего папы жить будем?". И стала с разрисованным дядей водку пить, что от папы в холодильнике оставалась. Потом дядя Володя разрисованного дядьку убил, а мама всё равно водку пить не перестала. Принесёт нам бананов связку, а весь сахар и хлеб унесла, чтобы водку делать. Дедушка Алексеевич нас по чуть-чуть подкармливал. Редиски дал по две штучки...

— Редиска у нас скоро своя вырастет. И лучок, и морковка,— подошла к костру Наташа,— Володя, я завтра утром с тобой пойду. Надо девочкам одежду принести, игрушки. Дома у меня книжек детских полно осталось, если на растопку не пустили.

— Да, уж, как-то я про это не подумал, второпях. Растерялся, что таким приданым наградили.

— Замечательное приданое,— обняла девочек Наташа, и они прильнули к ней со счастливыми лицами. Наталья взяла их за руки и повела по нашему участку, показывая, где что расположено.

Накормили девочек ужином пораньше. Мы привыкли ужинать уже впотьмах, при свете костра. А близнецов надо было укладывать спать. После сытного ужина они "клевали носами". И, едва солнце опустилось за деревья, Наташа уложила девочек в свою палатку. Даша и Маша вежливо пожелали всем спокойной ночи и почти мгновенно уснули. Напевавшая им колыбельную, Наташа вылезла из палатки и прижала палец к губам. Мы перешли на шёпот.

— Спят ангелочки, умаялись за день,— вздохнула Наташа, улыбаясь.

— Не тесно вам в палатке будет?— спросил я у неё.

— Палатка-то четырёхместная, а нас в ней только трое.

— Хочешь сказать, что Маша и Даша за одного взрослого сойдут?

— Нет, хочу сказать, что Ларисёнок к тебе переселится. Надеюсь, не обидишь малолетку?

— Вау!— шёпотом выкрикнула Лариса и запрыгала у костра,— я сама его обижу. Сбылась мечта идиотки!

— Ты учти, мечтательница, тут ни акушеров, ни гинекологов нет,— одёрнула Ларису Наталья.

— Ты что, Наташа. Да у повара гигиена на первом месте. Я, как девочек подстригла, сразу мыться пошла. И дни у меня сейчас самые безопасные, только вчера месячные закончились.

— Меня упрекала, что я тороплюсь в постель к Володе, а сама...

— Что же, я рядом с ним, как полешко, лежать буду?

— Ладно, будем считать, что появление Даши и Маши принесло тебе удачу в личной жизни.

— Ага. За что я им безмерно благодарна. У меня, как раз, комплект чистого постельного белья есть.

— Кровь на простыне будешь демонстрировать после первой брачной ночи?— ехидно прошептала Наташа.

— Да, ну тебя,— смущённо шепнула Лариса, но радостно улыбаться не перестала.

Глава VIII

Женщины мои.

С первыми лучами утреннего солнца, лежащая в моих объятиях обнажённая Лариса, открыла глаза. И улыбнулась мне ласково и счастливо. Гордо прошептала:

— Вот и стала я твоей женщиной. Если не считать, что сначала было чуть больно, то всё остальное — прекрасно. А в конце чуть с ума не сошла. Как от крика удержалась, не знаю. Так орать хотелось от наслаждения.

— Мне тоже пришлось сдерживаться.

— Но немножко порычал всё-таки. Хорошо тебе было, я же видела.

— Ещё бы!— и поцеловал торчащий сосок на белоснежной груди.

— Век бы с тобой рядом пролежала, но плита зовёт,— вздохнула Лариса,— ничего, дотерплю до следующей ночи. Ты теперь мой. А я — твоя.

Встала на четвереньки и поползла к выходу из палатки, с футболкой и трусиками в руках. Я не удержался и легонько шлёпнул по белой округлой попке. И поцеловал место шлепка.

Наташа тоже встала сегодня рано. Потому, как надо было поскорее сходить к дому. Умывшись, Наташа подошла к костру позавтракать. Не говоря ни слова, вопросительно посмотрела на Ларису и та показала ей большой палец, поднятый кверху.

— Ясно,— вздохнула Наташа и принялась есть. Через полчаса мы уже шли по берегу, покурить я решил на ходу. Наталья надела на ремень шортов кобуру с газовым "Браунингом". Девчонки привыкли к оружию, я для практики дал им пострелять и из помповика, и из пистолета. Патронов от "Сайги" пожалел.

Шли мы быстро. К дому подошли, когда на моих наручных часах не было ещё и девяти часов утра. Но Алексеич уже бодрствовал. Пока я таскал в тележку коробки с продуктами, он вызвался привести к нам мать Даши и Маши. Она явилась с опухшим лицом, нечёсаными волосами, заспанная.

— Одежду для Маши и Даши отдай,— потребовала Наталья.

— Консервов дадите, будет одежда.

— Ну, квартиру-то твою нам покажут, сами возьмём. А вот консервы покойникам ни к чему,— спокойно отрезала Наташа, доставая из кобуры "Браунинг". Клацнула затвором.

— Пойдёмте, всё отдам,— испуганно забормотала пьянчужка.

Наташа набила сумку летней одеждой и обувью близнецов. В другую сумку положила их игрушки. Часть игрушек достала из чулана в своей квартире. Набрала кучу книжек: и Чуковский, и Маршак, и сказки Пушкина. Взяла пару альбомов, цветные карандаши и фломастеры. И даже коробку пластилина разыскала.

— Будет чем моих девочек занять,— радовалась она. И прихватила из своей квартиры покрывало. Я не стал спрашивать, зачем. Тележку набили доверху. Как всегда, перекурил с Алексеичем. Но Наташа торопила в обратную дорогу, поэтому беседа со стариком была короткой.

Мы прошли примерно половину пути, когда Наталья вдруг пошла от берега через пляж в сторону леса. При этом взяла из тележки лежавшее сверху покрывало. В джунглях находилась небольшая поляна, которую я ранее отверг из-за её малой величины. Вот на этой поляне Наташа и расстелила покрывало. Я шел за ней, оставив тележку на берегу — что ей сделается. Сняв кроссовки, Наташа расстегнула ремень шортов и стянула их с себя вместе с кобурой. В мгновение ока скинула футболку и осталась в одних трусиках. Лифчики они с Ларисой теперь совсем не одевали.

— Тебе надо что-то подробно объяснять?— спросила меня Наташа и я расстегнул ремень на джинсах. Через минуту мы лежали на покрывале нагишом и я покрывал нежными поцелуями прекрасное девичье тело. Прошло ещё полчаса и, дрожащая от возбуждения Наташа, выгибаясь дугой, задыхаясь, выкрикнула:

— Возьми меня, Володенька, не могу больше!..

Рядом никого не было и Наташины крики, и стоны заглушали пение птиц. Содрогаясь от оргазма, она простонала:

— Мой, мой! Любимый! Ах, как сладко!!!

— Наташенька моя,— прорычал я ей на ушко. Стиснув друг друга в объятиях, мы рухнули в пропасть.

Пришли в себя через сколько-то минут. Продолжая ласкать Наташу, я ощущал, как вздрагивает её тело, но дыхание уже успокаивалось.