Всё могут короли

— А вот так, мистер Бонапарт. Кто вы, собственно, такой? В данный момент вы не более чем бывший император.

— Почему же "бывший"?

— Потому что вы низложены. И если назад во Францию вы... не рвётесь — стало быть, вы не более чем частное лицо, эмигрант по фамилии "Бонапарт". Причём эмигрант нелегальный — в Британию вас никто не звал.

— Но ведь она сама...

— Что "она сама"? — несколько ехидным тоном переспросил Скотт. — У вас есть доказательства, мистер Бонапарт? Вы прибыли сюда с официальным визитом?

— Не пытайтесь меня запугать! — попробовал вновь собраться с силами Наполеон. — Если я расскажу обо всех обстоятельствах...

— Так-таки и обо всех? — усмехнулся Скотт.

"Да, тут мне их шантажировать нечем, скорее наоборот. Ведь это ударит не только по "Ми-5", но и по Мэгги".

— Ничего вы никому не расскажете, мистер Бонапарт, — продолжил Скотт. — И будете прозябать в тюрьме для нелегалов — а там ещё, глядишь, мы вас и депортируем. Вот только не знаю, куда. Что будет из себя представлять ваша родная Франция, пока ведь не ясно. Вы же так упорно отказываетесь помочь мистеру Бориэлю окончательно победить узурпатора и его приспешников...

"Господи, что же происходит? Почему же Мэгги не вмешивается в этот кошмар? Ладно, здесь мне к ней всё равно не пробиться".

— Хорошо. Я согласен. Я полечу.

— Вот так-то лучше, ваше величество. Зайдите в ванную комнату, приведите себя в порядок. Хотя, впрочем, усталый и измождённый вид вам как раз будет к лицу.

— Я готов, — махнул рукой Наполеон, вставая со стула. — А где, кстати, Пьер?

— Ах, Пьер... — протянул Скотт. — Видите ли, сир, ваш секретарь Пьер Фуше пока останется здесь.

— Это ещё зачем? — возмущённо нахмурил брови император.

— Видите ли, ваше величество, мы не хотим, чтобы вы изволили сделать какую-нибудь... глупость. Скажем, выпрыгнули раньше времени из самолёта. Или снова начали что-то там... требовать. Или нарушили секретность, связанную с вашим... неофициальным визитом.

— Я никуда без Пьера не полечу... — начал было Наполеон, но тут же осёкся.

— Вы опять пытаетесь угрожать? — усмехнулся Скотт.

Вместо ответа император лишь бессильно опустился обратно на стул.

* * *

Сходя с трапа самолёта, Наполеон невольно зажмурился. Его ослепили лампы телекамер и вспышки фотоаппаратов. В лицо императору уставились десятки микрофонов:

— Ваше величество, верили ли вы в победу?

— Сир, расскажите нам об обстоятельствах своего удачного побега!

— Ваше величество, ощущаете ли вы себя триумфатором?

По правде говоря, никаким триумфатором Наполеон себя не ощущал. Такого мрачного настроения он не испытывал давно. Но не говорить же об этом журналистам!

— Господа, как вам не стыдно!

Удивлённо подняв взгляд, император увидел доброе крестьянское лицо Жака Бориэля. Парижский префект уверенно продирался через толпу к своему монарху, расталкивая в стороны корреспондентов и телеоператоров:

— Господа, оставьте же его величество в покое! Неужели вы не понимаете, что ему и так сегодня пришлось очень многое перенести?

Журналисты расступились — и префект заключил императора в жаркие объятия.

— Я счастлив доложнить вашему величеству, — торжественно заявил Бориэль, выпустив из объятий Наполеона, — что мятеж полностью подавлен. Марешаль арестован, Арманьяк застрелился в своём кабинете, Леблан бежал, министр обороны подал в отставку, а маршал Клеман застрелен при попытке к бегству. Узурпатор Бурбон так и не долетел до Франции, развернув в воздухе самолёт и отправившись назад в Буэнос-Айрес. Уже идут аресты депутатов-неороялистов. Возмущённая толпа громит здание "Секюрите" в порыве народного гнева!

Как и следовало ожидать, доклад Бориэля вызвал бурю энтузиазма — от приветственных криков и аплодисментов у Наполеона заложило уши. Самому императору, впрочем, было почти всё равно.

Тем временем Бориэль подвёл Наполеона к заранее подготовленному лимузину и торжественно открыл перед императором заднюю дверцу. Войдя в автомобиль, император равнодушно опустился на одно из сидений. Бориэль скромно примостился рядом с ним:

— В Лувр! Его величеству необходимо отдохнуть!

И лимузин помчался по ликующему Парижу. Несмотря на поздний вечер, на улицах было светло как днём. Весь город шумно праздновал победу, заслуженно одержанную французским народом над мятежниками и узурпатором. Крики "Долой Бурбонов!" и "Ура Жаку Бориэлю!" раздавались на каждом углу.

Впрочем, Наполеон на всё это не реагировал. Ему хотелось только одного — поскорее уединиться и позвонить Мэгги.

Но не успел лимузин доехать до Лувра, как император заснул.

* * *

Проснувшись следующим утром, Наполеон немедленно потянулся к "прямому телефону".

Но вместо Мэгги трубку поднял её секретарь.

— Доброе утро, Хью, — поздоровался Наполеон. — Я хотел бы поговорить с премьер-министром.

— К сожалению, сир, — ответил Хью, — она в данный момент занята.

— А когда она будет свободна? — недоумённо спросил император.

— Я бы рекомендовал вашему величеству позвонить попозже, часа через два.

Прождав два часа, Наполеон позвонил снова.

— Премьер-министр только что уехала на аудиенцию в Букингемский дворец, — любезно сообщил Хью.

— А когда она вернётся?

— Через несколько часов, сир.

Наполеон снова принялся ждать, сидя в своём кабинете и рассеянно листая роман "Гаргантюа и Пантагрюэль". Увы, и юмор, и сюжет любимой книги от него ускользали. Думать император мог только об одном...

— Ваше величество! — отвлёк Наполеона от печальных мыслей знакомый голос.

Это в кабинет вошёл Бориэль.

— Прошу прощения, что я без стука, сир, — поклонился префект императору. — Как вы провели ночь, ваше величество? Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, дорогой Бориэль, я чувствую себя прекрасно, — солгал Наполеон.

— Я очень извиняюсь, сир, что отрываю вас от важных дел, — скромно потупил глаза Бориэль, — но я должен попросить вас подписать несколько важных документов...

И с этими словами префект положил на стол императора небольшую папку с бумагами. Почти не читая, Наполеон рассеянно подписал всё — и приказ о суде над мятежниками, и распоряжение об изгнании из парламента присягнувших Бурбонам депутатов, и указание начать люстрацию в рядах "Секюрите", и список нового кабинета министров — во главе с...

— Так вы теперь, — слабо усмехнулся император, — мой новый первый министр?

— Если вам так будет угодно, сир, — покраснел от смущения Бориэль. — Во всяком случае, такое желание изъявили парламент и народ Франции.

Наполеон лишь пожал плечами. В конце концов, разве не полагается герою награда? И разве Бориэль её не заслужил?

Поблагодарив императора, Бориэль удалился, после чего Наполеон снова потянулся к телефону.

— Ваше величество, премьер-министр просит её не беспокоить, — сухо ответил Хью. — Извольте позвонить завтра.

"Да что же это такое?"

* * *

Так прошло несколько дней. Каждые два-три часа Наполеон звонил Мэгги — и каждый раз Хью объяснял ему, почему премьер-министр не может в данный момент подойти к телефону.

"Что же это делается?" — снова и снова в отчаянии думал император. — "Может, связаться с ней как-нибудь по-другому? Скажем, через "Ми-5"? А заодно выяснить, где же Пьер? Но как, собственно, войти с "Ми-5" в контакт? Разве что через "Секюрите"... но там сейчас такие дела творятся, что им явно будет не до этого..."

В один из дней однообразие несколько нарушила поздравительная телеграмма из Лондона. Однако поздравляла императора с подавлением мятежа не Мэгги, а... английская королева. Что же до Мэгги, то она тоже прислала подобную телеграмму. Но не Наполеону, а... Бориэлю.

С одной стороны, свой резон в этом был — один монарх поздравляет другого, а британский премьер-министр — своего французского коллегу. Однако настроение императора от подобных рассуждений отнюдь не улучшилось.

А через неделю Наполеона ждал новый удар. Однажды вечером в его кабинет вошла дюжина гвардейцев под командованием неизвестного ему офицера.

— Добрый день, ваше величество, — поклонился императору офицер. — Меня зовут лейтенант Жиро. Мне поружено препроводить вас в вашу резиденцию в Фонтенбло.

— То есть как в Фонтенбло? — не понял Наполеон. — Зачем?

— Затем, сир, что вы, будучи явно нездоровым, нуждаетесь в длительном отдыхе.

По правде говоря, император действительно чувствовал себя неважно.

— Но... как же я буду руководить оттуда государством?

— Не извольте беспокоиться, сир, — поспешил успокоить его Жиро. — Согласно новому постановлению парламента, ваши обязанности будет исполнять господин первый министр.

И лейтенант протянул Наполеону текст постановления. Прочитав с изумлением эту бумагу, император понял, что согласно данному постановлению его, императорские, полномочия несколько изменились. По сути, теперь его реальная власть стала примерно такой же, как у английской королевы.

Возразить? Не поддаться? Устроить скандал?

Ну и на чьей стороне будут гвардейцы? Парламент? Народ? На стороне Бориэля, геройски подавившего мятеж — или на стороне жалкого низложенного императора, которого сам же Бориэль от низложения и спас?

— Хорошо, — опустил голову Наполеон. — Идём.

И потянулся за "прямым телефоном".

— А вот телефон вам следует оставить здесь, сир, — мягко заметил Жиро. — В Фонтенбло он вам не понадобится. Ведь он предназначен для контактов между главами правительств.

"Ну и чёрт с ним!" — с неожиданной злобой подумал император.

"Всё равно ведь никак не дозвонюсь, так что нечего и унижаться!"

* * *

Прошло несколько месяцев.

Наполеон безвылазно сидел в Фонтенбло. Теперь связаться с Мэгги он не мог, да и не желал. Вот с Пьером он связался бы с куда большим удовольствием — но не мог сделать и этого.

А жизнь во Франции текла своим чередом. Парламент принимал всё новые постановления, а Жак Бориэль успешно продолжал начатую императором миротворческую деятельность.

Французские войска ушли из России, Польши, Пруссии, Австрии.

— Не может быть свободен народ, угнетающий другие народы! — важно изрёк Бориэль с парламентской трибуны.

После этого на окраинах самой Империи окончательно обнаглели сепаратисты. В Голландии возникла партия "Новые Гёзы", в Италии вышел из подполья "Союз Гарибальди". А в Испании уже начались столкновения между басками и кастильцами.

Впрочем, Наполеона политические новости волновали всё меньше и меньше. За эти месяцы он заметно постарел — и стал выглядеть не моложе, как раньше, а старше своих пятидесяти двух лет. Куда-то делась вся его былая неуёмная энергия. Только сейчас император понял, что его элементарно обманули.

Действительно, и зачем Британии дружба, союз, альянс с Францией? Разве для того они вели с ней борьбу столетиями, чтобы сжать заклятого врага в дружеских объятиях? О нет, врага в обьятиях не сжимают. Его душат, давят, уничтожают.

Вот англичане и добились того, чего добились. Он, Наполеон, думал использовать неороялистский мятеж в своих интересах — а вместо этого отдал Францию Бориэлю. Его, императора, просто-напросто переиграли. И Мэгги, что ужаснее всего, сыграла в этой подлой игре решающую роль. Делая вид, что тревожится за безопасность возлюбленного...

"Чёрт возьми, а любила ли она меня хоть когда-то? Или всё это было с самого начала не более чем игрой? Ведь всем известно, что женщины — мастера притворяться...

Может, всё-таки найти способ с ней поговорить?

Да нет уж, нечего унижаться.

Надо сохранить хотя бы остатки гордости."

* * *

Однажды утром Наполеона впервые за долгое время посетил гость — лейтенант мушкетёров.

— Как, простите, ваша фамилия? — переспросил император, пожимая лейтенанту руку. — Даву? Не потомок ли вы...

— Так точно, ваше величество, — гордо отдал честь лейтенант Даву. — Мой дальний предок, маршал Даву, возглавил гвардию и нанёс решающий удар в битве при Бородино, после чего Кутузов был разбит наголову. Мой прадед, генерал Даву, руководил взятием Смольного в Петербурге, после чего большевики были окончательно перебиты. Мой дед, полковник Даву, участвовал в штурме Берлина, где укрылись главари нацистов во главе с этим бесноватым художником. Мой отец, капитан Даву, десять лет провоевал в Африке. Я же, сир, вступил в ряды мушкетёров — и недавно, после подавления мятежа, капитан Оливье сделал меня лейтенантом.

— Да, да, теперь припоминаю, — закивал Наполеон. — Кажется, я вас видел на Бель-Иле. В коридоре у той комнаты, где у нас был военный совет...

— Так точно, сир! Сколько в вас тогда было решимости, энергии, воли к победе!

"...Не то, что сейчас," — понял император недосказанное лейтенантом окончание фразы.

— Тогда, лейтенант, обстоятельства были иными, — сухо ответил Наполеон.

— Ваше величество, — твёрдо сказал Даву, — сейчас обстоятельства ещё более тревожны! Этот выскочка Бориэль превращает могущество нашей Империи в пшик! Сама Империя, того и гляди, не сегодня-завтра развалится на части! Разве об этом мечтал Наполеон Первый, основатель нашего государства?

И лейтенант с укором посмотрел на Наполеона Восьмого.

— Вы думаете, мне самому всё это по душе? — пожал плечами император, отводя взгляд. — Но что же делать?

— Как "что делать", ваше величество? Да ведь мы, мушкетёры, все как один пойдём за вами в огонь и в воду! Будьте уверены, сир, мы не забыли наш старинный девиз: один за всех — и все за одного! Капитан Оливье так и просил меня вам передать: стоит вам дать сигнал — и вся наша рота завтра же будет в Париже! Мы побросаем в Сену всех депутатов, повесим всех министров, а Бориэля гильотинируем! И вручим вашему величеству всю полноту власти, каковая была у вашего великого предка!

— И всё это вы планируете сделать силами одной роты мушкетёров?

— Ваше величество, да как же вы не понимаете? Расшатав государство, нарушив устои, посеяв смятение в умах, Бориэль и его шайка сами же себя и ослабили! Кто защитит их от нас, мушкетёров? Обезглавленная армия? Прореженное "Секюрите"? Полиция, которая уже показала свою неспособность подавить что бы то ни было? Да и почему, собственно, они встанут на сторону Бориэля, а не на вашу?

— Нет, — покачал головой Наполеон. — Я больше не играю в эти игры. И вам, лейтенант, не советую. В этой стране всё далеко не так просто, как кажется.

— Хорошо, сир, — сухо ответил Даву. — Если вы изволите передумать, то знаете, где меня найти. Надеюсь, дорогу на Бель-Иль вы ещё не забыли.